Одиссея океанографа: как Яков Гаккель изучал Северный Ледовитый океан и сделал его ближе

Советский океанограф и гидрограф Яков Яковлевич Гаккель являл собою яркий пример редкого ныне типажа ученого-романтика. Будучи светилом науки, он нарабатывал свой авторитет в опаснейших полярных экспедициях — значительную часть своей жизни Гаккель провел на палубах исследовательских судов и в кабинах самолетов, изучая Северный Ледовитый океан. И он оказался одним из немногих, кому посчастливилось совершить крупные географические открытия в XX веке. В последние годы своей жизни Яков Гаккель всерьез занялся разработкой своей теории об Арктиде — существовавшем в недалеком прошлом северном полярном материке.

Путь в полярную науку

Можно сказать, что родившемуся в 1901 году Якову Гаккелю на роду было написано стать исследователем — он появился на свет в семье известного изобретателя. Яков Модестович Гаккель оставил свой след во многих технических отраслях: в частности, он участвовал в строительстве первой в Российской империи высоковольтной линии электропередачи и прокладывал электрические трамвайные сети. Но чаще всего его вспоминают как создателя первого мощного магистрального тепловоза и одного из пионеров отечественного авиастроения.

Гаккель-старший остался в России после революции 1917 года и счастливым образом избежал репрессий. Однако Гаккелю-младшему потом приходилось в своих автобиографиях подчеркивать одно обстоятельство, которое в глазах партийных чиновников должно были «компенсировать» дворянское происхождение его отца — дело в том, что в молодости Яков Модестович сочувствовал народовольцам и в студенчестве даже был приговорен к пятилетней ссылке.

Первые годы жизни Яков Яковлевич провел в Гатчине — здесь он вырос и окончил реальное училище. Юноша избрал для себя морскую карьеру — в 1917-м он поступил на флот добровольцем и стал матросом небольшого посыльного судна «Горислава», которое числилось в составе военной флотилии Северного Ледовитого океана и было приписано к порту Архангельска. Так Гаккель впервые оказался в краях, где впоследствии прошла значительная часть его жизни.

Возможно, именно тогда он «заболел» Севером и задумался о стезе полярного исследователя. В ту пору это была крайне «модная» специальность: по всему миру гремели имена Фритьофа Нансена, Роберта Пири, Руаля Амундсена — отважные полярники были настоящими «суперзвездами» своего времени. Своя плеяда покорителей высоких широт сложилась и в России: Эдуард Толль, Александр Колчак, Борис Вилькицкий, Георгий Брусилов, Владимир Русанов… Профессия полярника казалась безумно романтичной, но в то же время была страшно опасной.

Впрочем, постреволюционное лихолетье внесло свои коррективы: с декабря 1918-го Яков Гаккель был вольнонаемным служащим 109-го эвакогоспиталя РККА в Петрограде, а в 1920-м стал слушателем на дорожно-строительных курсах Октябрьской железной дороги. Но свою мечту Гаккель-младший не предал — в 1921 году ему удалось поступить на физико-географическое отделение Географического института (с 1925 года — географический факультет Ленинградского университета). Вскоре он стал совмещать учебу с реальной научной деятельностью: с 1923-го Яков участвовал в зимних исследовательских работах на Финском заливе, проводившихся гидрометеорологическим бюро при Центральном управлении морского транспорта. В 1924-м он принимал участие в экспедиции Гидрологического института на Сегозеро в Карелии, а годом позже отправился изучать Верхоянский хребет в составе Якутской экспедиции АН СССР.

Дальнейший путь Гаккеля предопределило то, что с 1926 года ему доверили руководить летней практикой студентов, обучавшихся на кафедре картографии. По окончании университета в 1928 году Яков Яковлевич устроился в Государственный картографический институт, который в ту пору возглавлял выдающийся ученый-географ Юлий Шокальский. Позже Гаккель стал научным сотрудником при Совете по изучению производительных сил АН СССР и участвовал в экспедициях в Каракумскую пустыню и на остров Челекен в Каспийском море.

Поскольку всюду, где он оказывался, Яков Яковлевич показывал незаурядную работоспособность и талант исследователя, его в 31-летнем возрасте назначили главой Картографического кабинета при Всесоюзном арктическом институте. Но именно в кабинете Гаккель никогда подолгу не засиживался, предпочитая лично участвовать в экспедициях по всей стране.

В дрейфующих льдах

Хозяйственно-экономическое освоение Северного морского пути (СМП), о котором сегодня часто можно прочитать в новостях, началось еще в Российской империи — путешествия и грандиозные планы той эпохи навсегда останутся связаны с именами адмирала Степана Макарова, ученого Дмитрия Менделеева, исследователей Андрея и Бориса Вилькицких. Романтико-героическая эпоха «северного фронтира» продолжилась и во времена раннего СССР — академик Отто Шмидт, океанолог Владимир Визе, капитаны Владимир Воронин и Константин Бадигин, летчики Михаил Водопьянов и Иван Черевичный, многие другие… Этот список выдающихся полярных исследователей пополнил и Яков Яковлевич Гаккель, участвовавший в 16-ти северных экспедициях, включая весьма известные.

Так, в 1932 году Гаккель вместе с вышеупомянутыми Шмидтом, Визе и Ворониным отправился в плавание на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков». В ходе этой экспедиции вышедший из Архангельска «Сибиряков» впервые в истории преодолел Северный морской путь за одну навигацию. Немногочисленные суда, что шли этим маршрутом до него, вынуждены были останавливаться на зимовки.

Плавание «Сибирякова» проходило в весьма экстремальных условиях — впервые в истории обогнув с севера архипелаг Северная Земля, пароход в августе достиг Чукотского моря, где был зажат льдами и, потеряв часть гребного вала с винтом, начал дрейфовать. Но «сибиряковцы» не растерялись — смастерили паруса, подняли их на мачтах и сумели-таки вывести судно в свободный от льдин Берингов пролив. Оттуда «Сибирякова» отбуксировали в Петропавловск-Камчатский — беспримерная экспедиция закончилась успешно.

Годом позже Шмидт и Воронин попытались превзойти предыдущее достижение уже на более крупном ледокольном пароходе «Челюскин» — и с ними вновь отправился Гаккель. Однако эта экспедиция закончилась неудачно — «Челюскин» сумел добраться до Чукотского моря и примерно в тех же местах, где годом раньше «Сибиряков» потерял винт, оказался намертво заблокирован льдами. Начался пятимесячный дрейф, и в какой-то момент казалось, что всё закончится хорошо — ледовое поле вместе с вмерзшим в него судном несло к Берингову проливу. Но потом ветер сменился и «Челюскина» повлекло на северо-запад.

13 февраля 1934 года сжатие льдов отправило «Челюскин» на дно — корпус судна оказался недостаточно крепок, чтобы выдержать такой напор. К тому времени 104 члена экспедиции успели перебраться на лед и начать обустройство временного лагеря. Но даже зная, что «Челюскин» может быть уничтожен льдами, они были ошеломлены зрелищем гибели парохода.

Из дневника Якова Гаккеля

«Судно, подаваясь назад, смягчало напор льдов, оказывало еще сопротивление неудержимому натиску. Но как только через 10 минут корма уперлась в прочный лед, судно было мгновенно смято. При давлении льда на подводную часть судна обшивка левого борта не выдержала растяжения, и в надводной части борт разорвало более чем на 30 метров. Длинная брешь прошла по стыку листов, сорвав заклепки. Местами лопнули и сами листы. Вслед за этим был прорван левый борт и в подводной части судна; вскрылись второй трюм, бункер, котельное и машинное отделение. Вода и обломки льда стали быстро заполнять судно. В половине третьего, когда исковерканный „Челюскин“ уже постепенно погружался в воду, наступило новое сжатие, увеличившее уже имеющиеся пробоины и разорвавшее борт у первого трюма. Сделав свое дело, льды остановились. Величина пробоины достигла 45 метров. После этого погружение пошло очень быстро. Стиснутый еще льдами, „Челюскин“ опускался рывками. Наконец в четыре часа, высоко задрав корму, „Челюскин“ стремительно пошел ко дну».

Дальнейшая история «челюскинцев» хорошо известна: ледовый лагерь просуществовал в течение двух месяцев, пока всех «челюскинцев» постепенно не эвакуировали самолетами. Участники спасательной операции, всесторонне освещавшейся советской и мировой прессой, стали национальными героями, а престиж профессии летчика взлетел до небес.

В течение всего времени, пока «челюскинцы» оставались на льду, они не могли чувствовать себя в безопасности — «почва» под их ногами в буквальном смысле ходила ходуном. «Лагерь Шмидта, расположившийся на льду вблизи места гибели „Челюскина“, где лед был сильно разбит и наторошен, естественно, испытывал частые подвижки льдов. За все время существования лагеря он подвергался постоянным разрывам и сжатиям. За день картина становилась неузнаваемой», — констатировал Яков Яковлевич. Сам он, участвуя в работах по строительству лагеря и посадочных площадок для самолетов, умудрялся проводить научные наблюдения: изучал лед, воду, течения, аккуратно записывал полученные данные…

Из дневника Якова Гаккеля

«В ночь на девятое, в половине второго, мы были разбужены сильными толчками. Быстро одевшись, весь лагерь был через несколько минут на ногах. На том месте, где еще вчера был камбуз, выросла гигантская гряда торосов. Движущаяся с грохотом и лязгом, она медленно наступала на палатки. Весь лагерь был под угрозой разгрома. Льдина, на которой стоял барак, громоздилась на льдину, приютившую весь остальной лагерь. В начале двенадцатого ночи сжатие повторилось. Гряда торосов надвинулась ещё ближе на лагерь. От тяжести громадного ледяного барьера и от напора лед растрескался уже по всему лагерю. На наших глазах то тут то там появлялись всё новые и новые, сначала едва заметные тонкие, зигзагообразные трещины, прошедшие под всеми палатками. Из некоторых палаток уже начали выносить спальные мешки и меховую одежду. Еще немного — и пришлось бы срывать с деревянного каркаса полотна палаток и переносить весь лагерь на новое место. Но сжатие окончилось, вознаградив нас последним подарком „Челюскина“: в гряде торосов был найден помятый ящик с мясными консервами».

Горы на дне океана

Эпопея «Челюскина» отнюдь не отбила у Якова Яковлевича вкус к приключениям. Уже на следующий год, в 1935-м он принял участие в первом коммерческом рейсе по трассе Севморпути на пароходе «Ванцетти». В 1936 году Гаккель отправился во Вторую высокоширотную экспедицию на ледокольном пароходе «Садко», а спустя год пароход «Моссовет», на борту которого находился Гаккель, едва не осуществил двойное сквозное плавание по Севморпути за одну навигацию: из Мурманска в Петропавловск-Камчатский и обратно. Но именно что «едва» — на обратном пути судно зажало льдами. Часть людей с «Моссовета» и нескольких судов, зажатых льдами по соседству, забрал пробившийся к ним ледокол «Ермак».

Вообще, северная навигация 1937 года оказалась крайне неудачной: из 64 судов на трассе Севморпути вмерзли и зазимовали 25 транспортных пароходов, два ледокола («Красин» и «Ленин») и один ледорез («Литке»). Один пароход, «Рабочий», был раздавлен льдами и затонул. Разбору этих неудач Гаккель посвятил статью «Ошибки в арктической навигации 1937 года». В ней он пришел к выводу, что причиной вмерзания судов стала некачественная ледовая разведка, которая не позволила штурманам проложить верный курс.

На тот момент, по его оценке, основной объем работ по созданию эффективной ледовой разведки был еще впереди. «Дело ледовых прогнозов находится еще в зачаточном состоянии. Разногласия как в самих прогнозах, так и в принципах их построения слишком велики, чтобы можно было считать, что в деле прогнозов мы создали уже солидную научную базу. Ведут эту работу кустарно, каждый по-своему; материалов для работы прогнозистов мало. Собирается этот материал к тому же неаккуратно, часто случайно. Совершенно не налажена и не организована ледовая служба, которая систематически собирала бы материал, необходимый для прогнозов», — писал Гаккель.

Океанограф предложил максимально задействовать для изучения ледовой обстановки персонал научных станций, а также авиаразведку. К его рекомендациями прислушались — в дальнейшем движение судов по Севморпути осуществлялось куда более гладко.

Итоги своих экспедиций 1930-х годов Гаккель подвел в нескольких работах, а в 1938-м ему была присвоена ученая степень кандидата географических наук (доктором наук Яков Яковлевич стал в 1950 году.) Труд Гаккеля по изучению природы арктического бассейна имел огромное практическое значение — Северный морской путь, несмотря на экстремальные условия, быстро стал для СССР важнейшей транспортной артерией.

Продолжая работать гидрологом, летом 1940 года Гаккель возглавил экспедицию на судне «Академик Шокальский», отправившуюся изучать море Лаптевых. В начале Великой Отечественной войны Гаккель трудился в блокадном Ленинграде в должности начальника отдела морской гидрологии Арктического института, а затем его эвакуировали в Красноярск, где он занял пост главы отдела полярных станций и экспедиций того же института.

В 1947 году Гаккель возглавил экспедицию на ледоколе «Капитан Белоусов», в ходе которой были осуществлены важные исследования по высокоширотной девиации магнитного компаса, которые принесли пользу всем мореплавателям, путешествующим в полярных широтах.

В 1948–1949 гг. и 1954–1955 гг. Яков Яковлевич принимал участие в четырех высокоширотных воздушных экспедициях проекта «Север». Особенно примечательной стала экспедиция «Север-2» 1948 года, в ходе которой Гаккель с коллегами, проводя измерения глубин в одном из районов Центральной Арктики, обнаружили гигантский подводный хребет.

«Прибыв в намеченную точку 18 апреля 1948 года, мы сделали во льду лунку, смонтировали и установили над ней аппаратуру, прикрыли ее палаткой и измерили глубину. Затем, немного отдохнув, опустили первую серию батометров — приборов, посредством которых с разных горизонтов воды берутся пробы для химических анализов. Нижний из этой серии батометров должен был находиться в придонном слое, в 233 метрах от дна океана. Каково же было удивление, когда, подняв этот батометр на поверхность, мы увидели, что он не закрылся: очевидно, он лежал на дне. Действительно, прибор принес даже частицы грунта. Тогда пришлось снова измерить глубину, которая, как оказалось, за несколько часов дрейфа, истекших после первого измерения, уменьшилась почти на 400 метров», — вспоминал Гаккель об этом открытии.

Яков Яковлевич, хотя он уже был признанным ученым, вместе с коллегами активно работал над определением очертаний подводного хребта, лично мотаясь на самолете над ледовой коркой, когда приходилось делать множество посадок, бурить толстый лед и измерять глубину. Хребет, открытый им с коллегами, получил имя Ломоносова. Важность этого открытия налицо — вплоть до середины XX века ученые всего мира считали, что дно центральной части Северного Ледовитого океана представляет собой чашеобразную впадину с преобладающими глубинами свыше 3000 метров.

По стопам отца

В Арктическом научно-исследовательском институте Гаккель трудился до конца жизни, причем в течение 18 лет возглавлял там отдел географии и истории исследования полярных стран. Поскольку от отца Якову Яковлевичу передалась изобретательская жилка, он занимался и чисто прикладной деятельностью — например, участвовал в создании автоматической гидрологической самовсплывающей станции, а также автономно действующего радиобуя, приспособленного для изучения дрейфующих льдов.

Прозрение об Арктиде

В 1950 году Гаккель возглавил первую воздушную океанографическую экспедицию на большой летающей лодке типа КМ-2 под управлением знаменитого полярного летчика Ивана Черевичного. За время экспедиции КМ-2 совершила пять посадок в море Лаптевых, доказав тем самым возможность использования гидросамолета в океанографических исследованиях.

В 1951-м Яков Яковлевич стал руководителем ледовой аэрофотосъемочной экспедиции, осуществлявшей работы в проливе Вилькицкого и в море Лаптевых. В 1956 году он был замначальника по научной части океанографической экспедиции в Гренландское море на дизель-электроходе «Обь».

То, что мы сейчас знаем о дне Северного Ледовитого океана — это в значительной степени заслуга Якова Гаккеля. В 1950-х годах он создал десять дополняющих и развивающих друг друга батиметрических и геоморфологических карт этой обширной акватории, выделив в рельефе морского дна ряд новых хребтов и поднятий. Яков Яковлевич сделал несколько важных открытий, что называется, на кончике пера — анализируя ход течений, он верно предсказал нахождение в указанных им местах некоторых подводных хребтов, один из которых в 1966 году был назван в его честь.

Также его наследием стали свыше 180 работ, связанных с различными аспектами океанологии, гидрологии и ледоведения, палеогеографии, геотектоники, геоморфологии, астрогеологии, земного магнетизма, истории кораблевождения и географических открытий. Одно из наиболее значительных его произведений — вышедшая в 1957 году монография «Материковый склон Северного Ледовитого океана», на страницах которой он подвел итог многолетних трудов по изучению этой интереснейшей зоны. В том же году опубликовали и книгу Гаккеля «Наука и освоение Арктики», в которой ученый обобщил огромный массив работы, проделанной им и его коллегами в течение нескольких десятилетий.

Профессор Гаккель оказался одним из основоположников нового раздела ледоведения — криотектоники. Увлекшись темой пластических деформаций ледяных покровов, он разработал тектоническую концепцию волновой природы складчатых и разрывных дислокаций. С ее помощью Гаккель объяснял закономерности возникновения геоморфологических структур и геохимических систем в полярных областях Северного полушария (так называемые Анабарский и Канадский щиты). Ученый пришел к выводу, что там, где сейчас плещутся волны Северного Ледовитого океана, прежде существовал материк — Арктида, представлявший собой совокупность архипелагов. Впоследствии эта гипотеза отчасти подтвердилась — сегодня нет сомнений, что в прошлом в Северном Ледовитом океане (в частности, на шельфе моря Лаптевых) существовали массивы суши.

Гипотеза об Арктиде больше всего занимала пытливый ум Гаккеля в начале 1960-х годов. Последние строчки, вышедшие из-под его пера, гласят: «В результате последних советских исследований Центральной Арктики, которыми природа ее освещается совсем по-новому, встает вопрос о былом существовании древней суши — Арктиды — в Северном Ледовитом океане… В отличие от Атлантиды, которая исследуется в разных аспектах: геолого-геоморфологическом, археологическом и других, в палеогеографическом изучении Арктиды мы можем рассматривать ее преимущественно только с геоморфологических позиций, которые существенно подкрепляются геоботаническими (флористическими) данными А.И. Толмачева…»

Увы, труд Гаккеля об Арктиде так и остался в набросках. Последний период жизни Якова Яковлевича оказался омрачен раком легких, от последствий которого исследователь скончался 30 декабря 1965 года. Похоронили выдающегося океанографа рядом с отцом, на Литераторских мостках Волковского кладбища в Ленинграде. Смерть его стала огромным ударом для многочисленных коллег, друзей и семьи покойного (кстати, один из сыновей Якова Яковлевича, Всеволод Гаккель впоследствии стал известным музыкантом, играл в классическом составе группы «Аквариум»).

Сегодня имя Гаккеля увековечено в топонимах — знавшие и уважавшие Якова Яковлевича коллеги-полярники назвали в его честь подводный хребет в Северном Ледовитом океане и горный массив антарктической Земли Королевы Мод. В Санкт-Петербурге есть Гаккелевская улица, получившая название в честь обоих Гаккелей. Наконец, имя «Яков Гаккель» носило советское научно-исследовательское судно, спущенное на воду в 1975-м и утилизированное в 2010 году, а сегодня так зовется газовоз ледового класса, построенный в 2019-м для работы на Северном морском пути — океанской трассе, которую открывал и осваивал Яков Гаккель.

_{Автор благодарит Всеволода Гаккеля за помощь в подготовке материала и любезно предоставленные фотографии из семейного архива}