- Источник:
- А. Крылов, Институт биологии внутренних вод им. И. Д. Папанина РАН
С каждым годом в России увеличивается число бобров . Благодаря этим трудолюбивым зверькам любой сельский житель однажды утром может проснуться и обнаружить свою кровать плавающей в воде. Стоит ли бить тревогу и называть бобров «новой угрозой России»? Чтобы выяснить это, я отправилась на поиски исследователей, занимающихся «бобровой проблемой».
«Бобры атакуют!», «Нашествие бобров в Эстонии», «Бобры затопили подмосковные дачи», — такими заголовками последние года два пестрят газеты. Говорят, этих крупных грызунов с огромными устрашающими зубами теперь можно запросто встретить даже в столичных районах около Сетуни и в окрестностях Химок .
Складывается ощущение, что достаточно вам оставить свою дачу без присмотра, как орды бобров ринутся подгрызать крыльцо и затапливать огород. Шуточное выражение «убил бобра — спас дерево» настолько вошло в обиход, что некоторые люди всерьез уверовали во «вредоносность» бобра.
А ведь ещё совсем недавно этот симпатичный зверек, занесенный в Красную книгу, находился на грани исчезновения! В начале XX века в России бобров оставалось около девятисот особей, а во многих странах Европы они были полностью истреблены.
Бобровая лихорадка
Издревле на Руси и в Европе густой, красивый мех бобра и «бобровая струя» (секрет железы, который использовали в медицине и парфюмерии) очень ценились, поэтому велся организованный промысел этих грызунов. В княжеских землях бобрами занимались специалисты-«бобровники», они даже выводили отдельные линии бобров — с рыжей, шоколадной и черной шерстью. Только «бобровники» имели право проводить «бобровые ловы», то есть охоту в специально отведенных местах, а браконьеров строго наказывали.
Со временем традиции были утрачены, и на бобров начали охотиться все, кому не лень. Сейчас мех бобра совсем не в моде, на него нет спроса, а раньше он ценился очень высоко и считался символом благополучия и шика.
В Западной Европе бобра уничтожали не только ради меха, но и по неведению — крестьяне и фермеры считали его своим злейшим врагом. Они не могли допустить, чтобы кто-то покушался на деревья и всходы, затапливал поля и плавал в рыболовных угодьях (о том, что бобры рыбу не едят — знали не все). В Германии , Дании , Британии последних бобров добили в XVIII–XX веках.
Но самое большое влияние «бобровая лихорадка» оказала на историю Канады и Северной Америки . До начала XX века охотники, индейцы, путешественники, забросив все свои дела, занимались только добычей бобра. Одна крупная американская компания, торгующая табаком и мехом, даже принимала бобровые шкурки вместо чеков. Особенно обширными и нетронутыми бобровыми угодьями славилась Канада, что послужило одной из причин англо-французской войны 1756–1763 годов за обладание этими землями.
Если сейчас бобр (Castor canadensis) — символ Канады, а сама эта страна известна своими крепкими природоохранными законами, то в XVIII веке здесь царил хаос — любой пройдоха мог сделать деньги буквально из воздуха за счет бобров и индейцев. Предприимчивые захватчики-европейцы спаивали индейцев «огненной водой» и приобретали у них за бесценок дорогие меха. К примеру, обменивали шкурки на ножи стоимостью меньше одного доллара, а затем продавали их в Лондоне по семь долларов за штуку! Если отдельные племена индейцев восставали против такого грабежа, их бунт быстро подавляли с помощью стрелкового оружия, против которого краснокожие были бессильны.
Даже если вы не любили изучать историю в школе, драматические события того периода наверняка известны по многочисленным книжкам про индейцев. Причем в каждой второй книге непременно промелькнет какой-нибудь бобр, а некоторые произведения целиком посвящены этим грызунам.
Так, в рассказе Чарлза Робертса (, 1860–1943) «Домик под водой» подробно расписаны способы ловли бобра, и многие из них весьма жестоки: «Если хочешь наверняка поймать бобра, сделай два-три пролома в плотине и поставь капкан по соседству с проломом, на верхнем наклоне её. Ручаюсь, что бобры попадут в него, когда будут бегать, исправляя плотину». Как известно, плотина для этого животного-труженика важнее всего, и он будет продолжать чинить её, даже если на его глазах вся семья умирает в капканах.
К счастью, одна из самых популярных книг про бобров повествует вовсе не об изощренных способах охоты, а о добре и дружбе. Принадлежит она перу индейца по имени Серая Сова (по-индейски — Вэша Куоннезин), созданного воображением англичанина по рождению Арчибальда Стэсфельда Белани (, 1888–1938) и проделавшего сложный путь от неутомимого охотника на бобров до их защитника. Случайно подобрав и вырастив двух бобрят, он так привязался к ним, что написал трогательную книгу «Саджо и её бобры», а потом занялся разведением бобров в Канадском национальном парке.
Бобры — умны?
Серую Сову можно понять — трудолюбие бобров, умение строить сложные хатки, плотины и каналы, спокойный нрав, умение потешно передвигаться на задних лапах, упершись в землю хвостом, вызывают симпатию и веру в необыкновенный интеллект этих тридцатикилограммовых грызунов. В действительности способность к возведению сложных гидрологических сооружений — не результат «мозгового штурма» и не передаваемый из поколения в поколение опыт отдельной семьи бобров, а инстинкт, что доказал ещё в XIX веке естествоиспытатель Фредерик Кювье (, 1773–1838). Взяв на воспитание крохотных, ещё слепых бобрят, он вырастил их в изоляции и обнаружил, что они умеют строить плотины так же, как и их дикие сородичи.
- Источник:
- А. Крылов, Институт биологии внутренних вод им. И. Д. Папанина РАН
Однако до сих пор остается неясным, как бобры договариваются между собой при строительстве большой плотины или каскада плотин. Как они согласовывают свои действия, как решают — кто тут «прораб», а кто — исполнитель — загадка. Подобные грандиозные сооружения были обнаружены в американском штате Нью-Гэмпшир (длина плотины — 1200 м) и штате Монтана (длина плотины — 700 м).
Немного приблизились к разгадке инженерных способностей бобров шведский этолог Ларс Вилсон (Lars Wilsson) и французский зоолог Ришар (P. B. Richard). Оказалось, что главным стимулом к строительству для бобров был шум воды. Если в плотине происходили даже небольшие поломки, звук журчания менялся, и раздосадованные бобры спешили исправить «неправильную» мелодию, залатав прорехи. Если «плохие» звуки издавал магнитофон ученого, то зверьки пробовали «чинить» и его.
Зачем бобрам такие сложности? Дело в том, что мудреные водные сооружения — идеальное жилье в данных условиях, своего рода вершина приспособленности в мире грызунов. Чтобы враг не проник в домик, вход в него всегда должен быть под водой. А чтобы вода не затопила «прихожую», «столовую» и прочие комнатки, нужно следить за рекой. Вот и приходится регулировать уровень воды «вручную», с помощью возведения плотин и каналов.
Бобры — добры?
Сколько бы я не вчитывалась в заголовки про «атакующих бобров», отыскать этих осторожных животных в Москве мне не удавалось…
Приехав этим летом в наукоград Борок, я услышала от Владимира Вербицкого, руководителя лаборатории экспериментальной экологии, что Ярославскую область оккупировали бобры. «И где же их искать?» — задавала я сама себе вопрос, рассекая безбрежные воды Рыбинского водохранилища на экспедиционном судне «Академик Топчиев», принадлежащем .
В Борке меня поражало не только дружелюбие местных ученых, но и разнообразие исследований — от изучения поведения рыб до причин гибели динозавров и образования алмазов. Если бы меня попросили кратко охарактеризовать Институт биологии внутренних вод, я бы, пожалуй, ответила — здесь найдется все! А уж такие известные звери, как бобры — тем более.
Пробежав взглядом по футболке сотрудницы, которая тоже стояла на палубе судна, я обнаружила таинственную надпись — «Latka river the best for beaver!» (Река Латка — лучшая для бобров). Оказалось, что это великолепие сохранилось после участия в третьем европейском симпозиуме по бобру. Ученые Института биологии внутренних вод давно занимаются исследованием расселения бобров и их влиянием на экосистему, причем в некоторых вопросах им удалось разобраться лучше своих европейских и американских коллег.
Неподалеку от Борка протекает река Латка, на которую я и отправилась полюбоваться бобровыми сооружениями под чутким руководством доктора биологических наук Александра Крылова. Долго искать не пришлось — повсюду виднелись многочисленные плотины… Неудивительно, что жители окрестных деревень и дачники временами жалуются на подтопление и требуют извести грызунов. Но кто сказал, что у человека больше прав на эту землю, чем у бобров?
- Источник:
- Condon, National Park Service
В данном случае бобры — не захватчики, они лишь заново осваивают когда-то отобранные у них территории. Парадокс ситуации заключается в том, что человек сначала истребил почти всех бобров, а потом вдруг резко начал разводить их и расселять повсюду. Но когда численность бобров достигла оптимальной (около 100 000 особей) и они заселили 67 из 87 регионов России, люди вновь забили тревогу.
Отстрел бобров отныне разрешен, лицензия стоит от 60 рублей, но этот мех больше не в моде, а выделка шкурок обходится дорого. Да и поймать грызуна на мушку не так-то просто, хотя он селится даже возле деревень и железнодорожных насыпей. Зверек показывается только в сумерках и вовсе не торопится познакомиться с человеком.
Про любую живность, будь то хоть гусеница, хоть лось, мне почему-то чаще всего задают вопрос: «А он кусается?». В случае с бобром можно смело ответить — да, но только если вам вздумается на него напасть. О способностях бобров прокусывать руки в порядке самозащиты ходят легенды. Один путешественник недавно рассказал мне байку про рьяного фотографа, который загнал бобра в яму и давай его ослеплять вспышкой да щелкать затвором. В такой ситуации и человек покажет зубки, а уж бобру тем более пришлось полоснуть по ноге фотоохотника шестисантиметровыми резцами.
По колено в бобрах
Бобров на реке Латке тоже удается сфотографировать лишь в сумерках, с безопасного расстояния, иначе зверь пугается, громко хлопает по воде хвостом-«веслом», предупреждая сородичей, и ныряет на дно. Поскольку за время отсутствия бобров в экосистеме успели сложиться другие отношения, трудно однозначно сказать — радоваться или нет нашествию грызунов. Но одно сотрудникам Института биологии внутренних вод удалось доказать точно — сооружая свои плотины и меняя среду обитания, бобры способствуют биологическому самоочищению загрязняемых рек. В бобровых запрудах массово развиваются природные фильтраторы — зоопланктон (микроскопические рачки), которые, в свою очередь, служат отличным кормом для рыб.
Чтобы изучить влияние бобров, у нас нужно брать пробы воды, а в Техасе бобры так повлияли на экосистему, что все стало видно невооруженным глазом — в устроенное ими прямо на территории школы болотце заселились змеи, цапли и даже… парочка крокодилов.
В США отношения с бобрами непростые — так, в городе Ноултон штата Нью-Джерси из года в год вели борьбу с этими грызунами, перекрывающими трубы, в результате чего люди передвигались по городу по колено в воде. Дело доходило до того, что разъяренные жители устраивали «день большого взрыва», то есть попросту взрывали бобровые хатки вместе с их жителями. Но трудолюбие и умение бобров за одну ночь отстраивать все заново сводило на нет усилия людей. Измученные, они заключили с бобрами «перемирие», вывесили повсюду плакаты с грызунами и даже начали отмечать 21 июня День бобра.
В Германии, Польше и Бельгии с бобрами не борются — на них зарабатывают деньги с помощью весьма популярного «бобриного» туризма. Туристам устраивают «уик-энды с бобрами» в национальных парках, где можно наблюдать за деятельностью бобров и пить специальное «бобровое» пиво. Валлоны (Бельгия) даже подумывают заменить символ края — петуха, это «глупое похотливое животное», на «трудолюбивого, скромного хранителя семейных ценностей» — бобра.
Если бобров на каком-то участке становится слишком много, то их не отстреливают, а бережно отлавливают особыми ловушками с яблоками в качестве приманки. Затем продают или дарят другим странам, где бобры все ещё в дефиците — к примеру, Британии. Если же грызуны подтопляют дома, то в плотины вмонтируют трубы, пропускающие воду.
Вдоль реки Латки тянутся те самые бескрайние русские просторы, о которых жители Западной Европы могут только мечтать. Однажды вечером я шла по тропинке среди покачивающихся колосков злаков, смотрела на лиловой закат, и мне казалось, будто бы из Москвы я попала в какой-то параллельный мир — тишина, ни души, только коростель скрипит. Чем не новое место для «бобриного» туризма?
