Помимо динозавров Корея известна и другими древностями, например, разбросанными по всей стране дольменами
Южная Корея — это страна восточного этикета, изобретательного кинематографа, древнего искусства, неоновых вывесок и супа из собачьего мяса. Об этом сообщают все путеводители, забывая сказать об одном: Южная Корея — это еще и страна динозавров. Концентрация окаменелых следов древних ящеров здесь одна из самых высоких в мире. Впрочем, каждый, кто захочет что-либо узнать о корейских динозаврах, должен вначале пройти через все оговоренные путеводителями пункты.
Как это и положено, двумя руками господин Лим подал мне свою визитку: «заместитель директора». Двумя руками, как это и положено, я принял визитку господина Лима и, чтобы не оскорбить его, вглядывался в карточку не менее трех секунд. Потом, также следуя коду вежливости, я перевернул визитку и, внимательно изучив ее оборотную сторону, убрал в карман. Господин Лим выжидательно посмотрел на меня, приготовив свои руки. Но визитки у меня не было. Я похлопал себя по карманам и соврал: «Забыл». Ритуал не состоялся. На мгновение на лице господина Лима мелькнуло разочарование. «Мне сказали, что вы собираетесь писать про динозавров», — сказал он. Я кивнул. «Думаю, в этом случае наша организация не сможет вам помочь, — сказал господин Лим. — Мы не занимаемся динозаврами». Я уже знал, что он сейчас скажет: дворцы. И господин Лим сказал: «Лучше напишите про наши древние дворцы». Я промолчал. За окном шумела нагретая московская улица. Тихий корейский кондиционер монотонно охлаждал раскаленный воздух. До вылета оставалось меньше недели. «Сожалею, но если вы собираетесь писать про динозавров, мы не сможем оказать вам поддержку. А если вы будете писать про дворцы, то мы поможем вам, в том числе с отелем». Я помотал головой. Про дворцы я писать не собирался. «Сожалею», — снова сказал господин Лим. «Сожалею», — сказал я. Разговор уперся в тупик. Можно было прощаться. Туристическая организация, которую представлял господин Лим, была явно не готова поддержать путешествие к останкам вымерших ящеров. На неэмоциональном лице господина Лима едва заметно светилось что-то вроде жалости и непонимания. Наверное, точно так в начале восьмидесятых могли посмотреть в Интуристе на зарубежного фотографа, которому предложили тур по Золотому кольцу, но который в ответ сказал: «Знаете, а я бы лучше взглянул, как живут ваши бомжи». Мы пожали друг другу руки. В следующую секунду под мышкой у меня оказался пакет, доверху набитый туристскими картами и путеводителями по памятникам Кореи — храмам и дворцам. Как это и положено, я поблагодарил господина Лима коротким поклоном. Как это и положено, он лично проводил меня до двери. «Наша организация, — сказал он на прощание, — проводит конкурс на лучшее эссе о Корее. Вы не хотите принять участие? Приз достаточно большой». Это был удар под дых. «Но я не собираюсь писать о дворцах, — сказал я. «Ну и прекрасно», — сказал господин Лим, но, наверное, мне это просто послышалось.
Дождь никогда не является в Корее помехой для похода в ресторан — каждый кореец обязательно носит с собой зонт, и в ливень улицы так же многолюдны, как и в сухую погоду. Впрочем, вне зависимости от погоды веселье заканчивается довольно рано — к полуночи большинство заведений закрывается
Изобретательный кинематограф
Я вышел из самолета Москва — Сеул и понял: динозавров тут нет. Огромные цветные плакаты, развешанные в сеульском аэропорту, обещали все что угодно, но только не динозавров. Со всех сторон на меня смотрели фотографии кореянок в национальной одежде на фоне гор и дворцов. В моем кармане лежал путеводитель, где были точно такие же фотографии. Только макияж кореянок там был немного ярче. Но это можно было отнести на счет более качественной полиграфии. И тут ко мне подошел господин Лим — последний, кого я ожидал здесь увидеть. Я вздрогнул. Господин Лим сделал испуганный шаг назад: «Я просто хотел предложить помощь». Мне сделалось неловко: я испугал человека, который искренне хотел помочь рассеянному туристу в чужом городе. Конечно же, это был не господин Лим. Только общие черты, самые общие. Кажется, начинал сказываться длинный перелет. И предыдущая ночь, которую я потратил на просмотр «Вторжения динозавра» — самого дорогого фильма в истории корейского кино. Картину надо было посмотреть по двум причинам: во-первых, Тарантино включил ее в двадцатку самых значимых фильмов, снятых за последние два десятилетия, а во-вторых, динозавр там действительно был. По сюжету, гигантский ящер поднимается со дна реки Ханган, делящей Сеул на две части, и, убив множество праздных людей, похищает маленькую девочку. Если быть честным, то на моменте похищения я заснул…
Я сел в бесшумный, как вакуум, экспресс. Почти не касаясь рельсов, он быстро-быстро ехал вдоль пустынного морского берега в сторону Сеула. Берег был песчаный и плоский, почти балтийский. Но динозавров на нем не было: все окаменевшие следы находились в противоположном конце страны. Узкой полосой места раскопок вытянулись вдоль всего южного побережья Кореи — от провинциального Косона до крупного портового Мокпхо. Там, на сравнительно небольшой территории, древних окаменелостей было обнаружено так много, что местные власти даже послали запрос в с просьбой включить зону в Список Всемирного природного наследия. Но туда, к окаменелостям, еще надо было добраться. Пока бесшумный поезд только подъезжал к столице. И то, что я наверняка знал про Сеул, звучало неутешительно: ни в одном из многочисленных музеев города нет ни одной доисторической кости.
Восточный этикет
Может показаться, что настойчивость, с которой корейцы спешат дать любому собеседнику свою визитную карточку, объясняется особым видом гордости за бурный экономический рост, обеспечивший большинство населения высокооплачиваемой работой. Эта гордость вполне понятна: еще 50 лет назад весь транспорт в стране был гужевым и безработица достигала 40%. Сегодня ВВП Кореи намного превосходит ВВП таких государств, как Канада или Австралия. Но на деле все это не имеет ничего общего с культом визиток. Искоренив нищету и превратив отсталую аграрную страну в индустриальный центр, власти так и не смогли подступиться к проблеме адресов. Найти в современной Корее дом, имея на руках просто адрес, практически невозможно. Часть улиц даже в крупных городах не имеет названий вообще, а если название все же существует, о нем не всегда знают даже постоянные обитатели. Правда, все дома имеют номера, но и это не помогает сориентироваться, так как номера присваиваются по принципу очередности постройки: то есть после дома № 30 может идти дом № 240, если именно на этом месте был построен 240-й по счету дом.
Все это выглядит забавным для туристов, но представляет серьезную проблему для самих корейцев. Поэтому в городах получили распространение двусторонние визитные карточки: на лицевой стороне указывается имя владельца, а на обороте — карта с расположением его дома или офиса и близлежащих ориентиров — кафе, магазинов или мотелей. Получая такую карточку, нужно помнить, что это определенный ритуал, нарушив который можно очень обидеть собеседника. Принимать карточку, так же как и подавать ее, следует двумя руками: это самая вежливая форма. Допускается также подавать/принимать карточку правой рукой, но при этом необходимо поддерживать ее у запястья левой. Использование при передаче визитки одной правой руки крайне нежелательно, использование левой — оскорбительно.
Встреченный на улице человек в национальной корейской одежде почти наверняка окажется либо монахом, либо актером
Древнее искусство
Выкрашенный в цвет хаки военный джип вышел на встречную полосу и, подрезав автобус, быстро встроился перед ним. Наверное, водитель автобуса должен был выругаться и нажать на сигнал, но вместо этого он улыбнулся. Вскоре с ним поравнялся армейский грузовик. Здесь, на острове Канхва, который соединен с материком мостом и до которого из Сеула всего 40 минут езды, армейская техника была везде. Напротив, через неширокий пролив, располагались северокорейские территории, а сам остров прикрывал подход к устью стратегически важной реки Ханган — той самой, из которой вышел динозавр из фильма. И той, по которой северокорейские подлодки могли бы прокрасться в сердце Сеула и развязать третью мировую войну. Все это обязывало к осторожности, и сидевшие в кузове грузовика солдаты были в полном боевом снаряжении. Проехав еще немного, автобус остановился посреди пустынной дороги.
Справа стоял невысокий коричневый знак. На нем был изображен мультипликационный неандерталец — он был завернут в шкуру, улыбался и неловко опирался на дубину. Под ним было написано: «Парк дольменов острова Канхва». Водитель удивленно посмотрел на меня. Видно было, что туристы выходили на этой остановке нечасто. Я быстро пошел вперед. Оставшийся за спиной автобус не спешил тронуться: водитель — ответственный, как и все корейцы — пытался удостовериться, что я не совершаю ошибки. Туристы действительно приезжают на Канхву всего раз в год — в августе. К этому времени прогревается вода на местных пляжах, и тогда уставшие от осмотра столичных дворцов люди едут сюда затем, чтобы поваляться на пляже и покупаться в море — в непосредственной близости от северокорейской границы. Спиной я ощутил, что автобус наконец тронулся. Воздух колыхнулся, запахло дизелем. Я чувствовал, что поступаю правильно. Динозавры были далеко, дольмены — близко. Здесь, в окрестностях Сеула, они были чем-то вроде компромисса. Как и динозавры, они относились к другой Корее. Той, которой нет в путеводителях.
В парке дольменов не оказалось ни одного посетителя. Даже билетера. Зато здесь были гипсовые копии статуй с острова Пасхи и гипсовые копии дольменов со всего мира. Все настоящие гоиндол — так корейцы называют дольмены — находились в горах. А парк острова Канхва был построен вокруг лишь одного из них. Он стоял посередине аккуратно постриженного поля, и у его подножия под сорокаградусным солнцем две женщины подравнивали и без того идеальный газон. Солнце было в самом зените, и тень от единственного дольмена в парке дольменов была размером с сигаретную пачку. Пот заливал глаза, но я подошел ближе. Продолжая ровнять газон, женщины смотрели на меня, как на галлюцинацию. Ни на самом дольмене, ни рядом с ним не было ни одной соринки: корейцы тщательно охраняют любое древнее наследие. Возможно, мне показалось, но сам камень был покрыт тонким слоем бесцветного лака.
Потом я ехал назад в Сеул. Было жарко. Кондиционер не справлялся с раскаленным воздухом. Все, что я хотел — это приехать на автовокзал, добраться до ближайшего ресторана и напиться зеленого чая. Но я заранее знал, что это невозможно: как и во всех корейских ресторанах, вместо чая мне принесли холодную питьевую воду. Когда-то давно, во времена жестоких гонений на буддистов, люди перестали пить ассоциировавшийся с ними зеленый чай. Корейцы действительно тщательно охраняют любое наследие.
«Поддерживаемые камни»
Как бы странно это ни звучало, но одна из самых больших сенсаций от возможного объединения двух Корей может случиться в области археологии. На сегодняшний день на территории обеих стран находится свыше 40% всех мировых дольменов — каменных сооружений, относящихся к I тысячелетию до н. э. Ученые оценивают количество корейских дольменов в 30 000, но это число является очень приблизительным, так как открытия регулярно случаются даже в южной части полуострова, не говоря о Севере, где археология развита очень слабо. Долгое время местные власти не придавали значения этим памятникам, так что абсолютное большинство южнокорейских дольменов было обнаружено и описано лишь в середине 1990-х.
Однако уже к 2000 году три группы памятников — дольмены Кочхана, дольмены Хвасуна и дольмены острова Канхва — были включены в Список Всемирного культурного наследия ЮНЕСКО и быстро превратились в подобие национальных парков. Но того, кто ждет от них второго Стоунхенджа, скорее всего, постигнет разочарование. Корейские дольмены, или гоиндол («поддерживаемый камень»), в целом сильно уступают английским по размеру и в отличие от них не сконцентрированы в одном живописном месте. Впрочем, предназначение их является не меньшей загадкой. Тогда как одни ученые видят в них обычные погребальные камни, другие связывают их происхождение с религиозными обрядами.
Неоновые вывески
Час назад прошел дождь. Мокрый асфальт сиял свежим серебряным блеском. В автобусе, следующем по маршруту Сеул — Пусан , ехали полдюжины человек, и никто из них не смотрел в окно. Там, в окне, были зеленые рисовые поля и немного серых машин. Корейцы любят пестрые цвета только в рекламе. Корейская машина должна быть практичного строгого цвета: в основном серая, чуть реже белая, очень редко черная. Поднимая с дороги облака брызг, практичные серые машины обгоняли небыстрый автобус. До Пусана — главного порта страны — оставалось еще пять часов езды. Оттуда исследовать побережье динозавров было удобнее всего.
Автоматы, предлагающие попытать счастья и вытащить мягкую игрушку, можно встретить в любом корейском городе, причем тратят деньги на них не только влюбленные школьники, но и скучающие в середине рабочего дня таксисты
Автобус качнуло. Водитель в наглаженной белой рубашке дернул вверх рычаг тормоза, резко поднялся с места, открыл дверь и жадно закурил. Это была остановка для междугородного транспорта — особый терминал, где можно было залить в машину дорогой корейский бензин и забросить в себя дешевой корейской еды . Водитель в наглаженной белой рубашке схватил меня за рукав и, ткнув пальцем в стрелку часов, показал — 15 минут. Я кивнул: вполне достаточно для придорожного обеда. Я подошел к стойке и заказал странное транснациональное блюдо — японскую лапшу удон, сваренную с корейской капустой кимчи. Огромная тарелка оказалась передо мной уже через минуту. Рядом с ней легли тонкие металлические палочки — настолько тонкие, что ими можно было связать лыжную шапку. Но чтобы подцепить ими лапшу, несомненно, надо было родиться корейцем. Я огляделся по сторонам в поисках деревянных палочек, но везде лежали точно такие же — тонкие металлические. Стараясь не опускаться до поедания лапши руками, я довольно долго пытался зафиксировать скользкие палочки в руке, и тут передо мной возник водитель в наглаженной белой рубашке. Молча показал на часы. До истечения отведенных им 15 минут оставалось несколько секунд. Как и весь пассажирский транспорт в Корее, автобус должен был отойти без опоздания. Я встал из-за стола и скучно, по-арестантски, поплелся за водителем на выход.
Через несколько часов автобус въехал в Пусан. Я вошел в метро и от находившегося на окраине терминала долго-долго ехал в центр. Когда я поднялся на поверхность, все вокруг было залито пронзительным светом рекламных вывесок. Был вечер пятницы, конец рабочей недели, лихорадка отдыха. Окна ресторанов были распахнуты, и отовсюду пахло жареным мясом, маринадами и алкоголем. Улицы располагали к веселому безумию. Прямо напротив меня ярким неоновым цветом горел огромный 11-этажный дом. Все 11 этажей занимали увеселительные заведения: рестораны внизу, караоке — ближе к середине, бары — на самом верху. Внизу гудели стоящие в пробке машины. На их крышах отражалось пестрое неоновое свечение; их водители нервничали, спеша рассесться по барам. Я долго бродил среди вывесок. А потом увидел закрытый антикварный магазин. В пыльной витрине была выставлена всевозможная корейская старина: древние навесные замки в виде рыб, бронзовые статуи Будды и немыслимые латунные звери. Я уже собирался идти дальше, когда увидел в глубине витрины небольшого пластмассового динозавра — кажется, велоцираптора. Он был красный и очень пыльный, но это был динозавр…
Настоящее кимчи
Дождь никогда не является в Корее помехой для похода в ресторан — каждый кореец обязательно носит с собой зонт, и в ливень улицы так же многолюдны, как и в сухую погоду. Впрочем, вне зависимости от погоды веселье заканчивается довольно рано — к полуночи большинство заведений закрывается Одним из самых больших сюрпризов для любого выходца из Советского Союза будет, скорее всего, то, что так называемая корейская морковь не является блюдом корейской кухни. Считается, что салат из моркови возник в СССР как вынужденная замена главному местному блюду — кимчи. Будучи не в состоянии достать пекинскую капусту, необходимую для приготовления настоящего кимчи, советские корейцы использовали разные заменители, и в конце концов остановились на моркови и чесноке. В современной Корее кимчи — это прежде всего особым образом сквашенная капуста, приправленная молотым красным перцем. Придуманный когда-то нищими крестьянами способ консервирования быстро распространился среди всех сословий — древние тексты указывают на то, что кимчи подавался при королевском дворе еще в XV веке. Для того чтобы попробовать это блюдо сегодня, не нужно специально заказывать его в ресторане, тем более что в меню его просто нет. Популярность кимчи настолько высока, что во всех пунктах общественного питания, исключая, пожалуй, «Макдоналдс», он подается на стол раньше, чем посетитель успевает сделать заказ. При этом кимчи никогда не включается в счет, а в тот момент, когда посетитель доест последний капустный лист, сквашенный в красном перце, перед ним тут же поставят новую порцию.
Собачье мясо
Я ехал в вагоне пусанского метро уже 15 минут, и прямо передо мной сидел парень в глупой модной шляпе с полями. Из его поддельного луи виттона торчала маленькая собачья голова — кажется, хин. Вывалив от жары свой крошечный розовый язык, хин пускал парню на колени липкие слюни. Тот неловко вытирал их платком и пытался поглубже запихнуть хина в луи виттон. Но хин не хотел в темноту и духоту. Он сопротивлялся и пучил свои маленькие глаза. Потом парень вышел. Взмахнул сумкой с хином и исчез в толпе.
Практически любой продукт, купленный на рыбном рынке, можно попробовать на месте. Достаточно отнести покупку в один из расположенных тут же ресторанов. При этом блюдо вам, скорее всего, подадут сырым, сервировав его соусами и мелкими закусками — именно такой способ приготовления считается наиболее здоровым
Собачье мясо продлевает жизнь и дает силы. В основном так считают те, кому за 50. Молодежь редко ест посинтхан — суп из собачьего мяса, очень редко. К тому же это мясо не продается в супермаркетах. Для него существуют рынки — как правило, на окраинах. Несколько раз правительство пыталось инициировать кампании по отказу от собачьего мяса, но они заканчивались ничем. Собачье мясо продлевает жизнь и спасает от полового бессилия — в этом уверено слишком много людей.
Я вышел через пару остановок — на станции «Чагальхи». Здесь находится крупнейший в стране рыбный рынок. И здесь точно не продают собак. Завтра я отправляюсь к динозаврам, и перед этим стоило получить дозу фосфора и витамина D. Я вышел из метро и свернул в первый же переулок, ведущий к морю. Меня окружали рыбные лотки. Торговки сплошными рядами стояли вдоль бетонного причала. В огромных аквариумах и ваннах плавал живой товар. К причалу были пришвартованы сотни рыбацких судов, от них шел приятный, чуть гниловатый морской запах.
Одетая в резиновые сапоги и плащ женщина-продавец запустила руки в большой голубой аквариум. Она отделила еще одного некрупного осьминога от других и выбросила его на бледное эмалированное блюдо, служившее чем-то вроде витрины. Осьминог взвился. Разбросав щупальца и раздувая тело, он искал воду. Потом осьминог умер. Женщина-продавец вытянула его в струну и обдала пригоршней воды. Товар должен сохранять товарный вид. Я посмотрел на часы. Был час дня или около того. Начало обеденного времени. Осьминог не пролежит долго. Кто-то, проходя мимо, ткнет в него пальцем, и уже через несколько минут осьминога — скорее всего, в сыром виде — подадут на стол, обставив тарелку несложными соусами и мелкими закусками вроде маринованной редьки. Я еще раз взглянул на осьминога и спросил у женщины трепангов. Огромные, длиной в ладонь беспозвоночные, которых в Корее считают чем-то вроде морского женьшеня, бешено прогоняли через себя аквариумную воду, надеясь впитать из нее хоть что-то съедобное. Женщина запустила в аквариум руки и выложила на пластиковую тарелку восемь трепангов . Отступать было некуда. Трепанги были нарезаны на куски, и многие из них еще шевелились, пытаясь впитать из воздуха что-то съедобное. Женщина-продавец внимательно посмотрела на меня. Я обмакнул розовую шевелящуюся плоть трепанга в красный соус и принялся жевать, стараясь ни о чем не думать. Это оказалось легко.
Орудие еды
Католические миссионеры впервые оказались здесь в 1794 году, протестантские проповедники — 100 лет спустя. Однако, по последним данным, христианами себя считает почти треть населения. Буддистов чуть меньше — около 25%. Свыше 46% корейцев не причисляют себя ни к какой религии Любой путешествующий по Азии человек сталкивается с тем, что его навыки поедания пищи при помощи деревянных палочек не стоят в Корее ровным счетом ничего. Такие палочки встречаются здесь лишь внутри упаковок с лапшой быстрого приготовления. Во всех прочих случаях корейцы используют плоские и тонкие стальные палочки, больше похожие на вязальные спицы.
При помощи этих узких и скользких чук-га-рак едят абсолютно все — начиная с риса и заканчивая тонкой лапшой. Ловкость, которую они показывают при этом, поразительна: у тех, кто привык пользоваться деревянными палочками, редко получается поднять что-либо с тарелки при помощи скользкого металла. Несмотря на то что металлические палочки являются настоящим корейским феноменом, до сих пор нет единого взгляда на происхождение этой традиции. Одни считают, что она возникла благодаря странствующим монахам, которые использовали металлические палочки как колющее оружие против грабителей. Однако наиболее широкое распространение получила версия, относящая их изобретение к ранней династии Чосон. Тогда, в XV веке, правители очень боялись отравлений. Будучи уверенными, что серебро мгновенно потемнеет от любого яда, короли пользовались лишь серебряными приборами — мисками, ложками и палочками.
Считается, что именно от правящей верхушки привычка использовать серебряную посуду распространилась на тех, кто так или иначе был приближен ко двору, а потом и на все остальное население, заменившее серебро на простой металл. Серебряные палочки, впрочем, можно купить и сегодня — любой ювелирный магазин предложит на выбор несколько типов с разной резьбой и даже инкрустацией. Однако стоит помнить, что металл этот темнеет далеко не от всех ядов, так что даже использование палочек из чистейшего серебра не гарантирует защиту от отравлений.
Берег ископаемых
В 2008 году правительство Кореи подало в ЮНЕСКО запрос на то, чтобы в Список Всемирного природного наследия было внесено ее южное побережье — из-за концентрации следов динозавров. Инициатором кампании выступил директор Корейского центра по исследованию динозавров профессор Хух Мин. В своем заявлении он подчеркнул, что статус «природного наследия» важнее статуса «культурного наследия», которое представлено в Корее восемью объектами, включая старинные дворцы. «Если в первом случае объект ценен просто тем, что представляет определенную культуру, то во втором он должен иметь мировое значение, то есть с научной, культурной и прочих точек зрения он должен быть лучшим в мире». Главным корейским аргументом было то, что концентрация окаменевших следов мелового периода на юге страны — одна из самых высоких в мире (более 10 000 следовых дорожек). Среди них особенно много следов разнообразных доисторических птиц — кореанорниса, игноторниса и прочих, — а также самый длинный в мире след птерозавра, свидетельствующий о том, что эти животные могли весьма успешно передвигаться и по земле. Не случайно в последние годы именно в этом регионе проходит Dinosaur World Expo — своеобразная выставка палеонтологических достижений. Она включает в себя показ экспонатов со всего мира, парк роботов и научный симпозиум. На этой же волне корейский образовательный канал выпустил документально-анимационный фильм Koreanosaurus. «Кореанозавр» рассказывает о доисторических животных, населявших эту территорию около 100 миллионов лет назад, когда Корея, Япония и Китай были частью одного материка. Правда, съемки натуры проходили в Новой Зеландии, которая в большей степени сохранила атмосферу того периода. Выпуск фильма в 2008 году был приурочен к подаче запроса в ЮНЕСКО. Тем более неожиданным стало решение правительства Кореи в последний момент отозвать свой запрос на включение «Корейского побережья динозавров мелового периода» в Список Всемирного природного наследия ЮНЕСКО.
Страна динозавров
Автобус замер на остановке, и в окно посмотрел огромный бетонный динозавр. Подмяв под себя второго — тоже бетонного, — он стоял на высоком постаменте. До Косона — небольшого городка, в окрестностях которого расположен крупнейший в стране музей динозавров, оставалось что-то около 15 километров. Здесь, на тихом южном побережье Южной Кореи, останки ископаемых ящеров находили повсюду. И повсюду стояли огромные скульптуры, изображающие их в гипсе, бетоне, железе и даже пластмассе. На каждой крупной дорожной развязке огромные бетонные велоцирапторы затаптывали небольших робких гипсилофодонов. Каждую загородную остановку обнимал стилизованный диплодок из листового железа. На фонарных столбах бились пестрые флаги с мультипликационными трицератопсами, обнимающими таких же археоптериксов.
Еще совсем недавно здесь никто не знал о динозаврах. Раскопки начались в 1970-х годах с пары случайных находок. Спустя несколько лет стало понятно, что южное побережье представляет собой огромный заповедник. В меловом периоде его практически полностью покрывали теплые озера — это был рай для ископаемых ящеров. Все что осталось от них — это окаменелые яйца, кости и отпечатки тысяч ног.
В окне мелькнули два бронзовых динозавра, они возились на зеленом газоне перед крупным административным зданием — мы въехали в Косон. Именно здесь был открыт первый в стране музей динозавров. И именно здесь в этом году проходила выставка Dinosaur World Expo, «Мир динозавров», — странная смесь палеонтологической конференции и обычного парка аттракционов с моделями ящеров. Я остановил черное такси с желтым динозавром на борту. Мы довольно долго ехали по горам, а потом внизу блеснуло море. На вершине соседней горы стоял огромный облицованный плиткой бетонный диплодок и тянул свою длинную шею в сторону здания музея, похожего на гигантского доисторического моллюска. Такси остановилось на огромной безлюдной площади. Я вышел в горячий, похожий на печной воздух. Где-то высоко над головой маячила длинная бетонная шея. Наверх, прямо по склону горы, вел замерший пыльный эскалатор. Все это напоминало сцену из фантастического фильма про гибель человечества и случайно выжившую кучку героев. Я занес ногу над ступенью, в механизме что-то стукнуло, и эскалатор нехотя тронулся с места. Потом я увидел людей. Молодая семья с двумя детьми неспешно покупала билеты у разморенного жарой билетера. Дети лизали тающее, как снег на сковородке, мороженое, взрослые обмахивались купленными в кассе веерами. Они быстро сфотографировались на фоне бетонного диплодока и вошли в пустынный музей.
За те 30 лет, которые прошли с момента обнаружения на полуострове древних останков, в Корее так и не был найден хорошо сохранившийся скелет. Лишь многочисленные окаменелые яйца, следы и разрозненные кости. Это принято объяснять просто: полуостров никогда не переживал масштабных катастроф, которые могли бы похоронить под породой тушу динозавра целиком. Поэтому все скелеты в музее были гипсовыми. Растерянные дети бродили среди гипсовых костей. Потом замерли у небольшой диорамы, рассказывающей о жизни тех, кто здесь, на берегу Корейского пролива, занимался поиском ископаемых. Похоже, диорама откровенно лгала: рабочие, одетые в брезентовые робы, стояли на коленях и не спеша обкапывали огромный скелет древнего ящера — такой, каких в Корее не находили никогда. Я вышел из музея через запасной выход. Отсюда дорога спускалась к берегу. Но еле слышимый запах моря был заглушен запахом попкорна. Он шел от небольшой палатки, рядом с которой стояли бетонные ящеры. Пара десятков человек бойко покупали мороженое, шоколад и газировку. Другие сидели с покупками на скамейках или прямо на траве. И тут я почувствовал себя обманутым. Самый большой музей динозавров был обыкновенным местом для пикников. Сюда, в один из центров азиатской палеонтологии, люди приходили только для того, чтобы отдохнуть и устроить на траве сладкий полдник. Повинуясь общему настроению, я купил стаканчик мороженого и, свернув под указатель «Отпечатки динозавров», пошел по тропе к морю. Приятный, ударяющийся о волны ветер задул в лицо. Справа громоздились щербатые слоеные скалы. Впереди берег был плоский, как стол. Вдоль кромки моря бродили десятки человек. Волны не спеша наползали на полированную морем поверхность, оставляя на камне круглые темные подтеки.
Диорама из Музея динозавров в Косоне. На сегодняшний день в Корее так и не был обнаружен полный скелет динозавра. Подав ляющее большинство находок — это отдельные кости, а также множество окаменевших яиц
Я понял не сразу: это и были отпечатки динозавров. Круглые следы, в которых скапливалась набегающая морская вода, покрывали весь берег. Не замечая следов, люди ходили по ним и спотыкались. Небольшая группа детей гоняла щепками попавшего в неглубокий отпечаток краба. Группа взрослых, по-подмосковному разложив на огромном полотенце еду, старательно поддерживала разведенный в отпечатке огонь. Когда-то, 65 миллионов лет назад, ступая по мягкой глине, динозавры приходили на берег доисторического озера, чтобы попить воды. Вряд ли в их чешуйчатых головах были хоть какие-то мысли. Вряд ли они думали о том, чтобы оставить о себе память. Я посмотрел на детей. Они выпустили краба и теперь просто вычерпывали пригоршнями из отпечатка воду. Неподалеку взрослые ставили на огонь прутья с мелким корейским шашлыком. Я подошел к одному из отпечатков и тронул пальцами ног черную неподвижную воду. Она была теплой, почти горячей. Я прошел мимо расположившейся на большом пляжном полотенце семьи, вышел на тропу, ведущую к музею, и, обливаясь потом, пошел вверх.
Вечером следующего дня я был в Сеуле. Я вышел из метро на станции «Чонгак». Здесь деловой центр города сливался с его развлекательным центром. Все вокруг было заполнено молодежью, горело неоном и пахло соджу — некрепкой картофельной водкой. Небольшие зеленые бутылки стояли повсюду. Неэмоциональные с понедельника по пятницу, сегодня, в субботу, корейские лица светились весельем и безумием. Старики, обнимаясь, признавались друг другу в любви, подливали друг другу соджу и заботливо кормили при помощи своих палочек тех, кто уже не мог ничего держать в руках. Офисные работники, убрав концы галстуков в карманы рубашек, чтобы не запачкать в тарелке, молчаливо напивались, склонившись над столом и время от времени лениво разглядывая проходящих мимо женщин. Я немного побродил по веселящемуся центру, а потом вновь спустился в метро. На станции не было ни одного человека. В такое время здесь могли оказаться только яростные противники бушующего наверху веселья, но они давно уже успели разъехаться по домам. Потом пришел полупустой поезд — сверкающий и белый, как объект инопланетного свойства. Я сел на удобное сиденье и оказался один в целом ряду. Прямо напротив меня сидела девушка. Лет 20, не больше. Белая гладкая кожа, длинные черные волосы. Белая сумка и тонкие синие джинсы, под которыми угадывались смешные колени. В руках она держала кожаную Библию с золотым срезом и быстро-быстро водила по строчкам глазами, торопливо перелистывая тонкие папиросные страницы. На ее лице не было эмоций. Редкие пассажиры входили и выходили на остановках, но она даже не поднимала глаз. Потом что-то произошло. Она заложила Библию пальцем, достала из белой сумки белый переливающийся телефон. Блеснул болтающийся на серебряной цепочке серебряный брелок — маленькая собачья голова. «Алло». Сквозь шум поезда я слышал ее так, как будто она сказала мне это в самое ухо. Она говорила и смотрела куда-то в потолок. А потом закрыла телефон и вернулась к Библии — самая красивая девушка в стране, где едят собак.
