Хроника большого золота: как Николай Аносов открывал месторождения в амурской тайге

В первой половине XIX века в Сибирь пришла золотая лихорадка. Бесчисленные охотники за удачей устремились за Урал, многие нашли свои россыпи на Енисее. Потоки чистого драгоценного металла отправлялись с приисков на Санкт-Петербургский монетный двор. Но время шло, и, кажется, все меньше в Сибири оставалось мест, где на золото мог набрести любой, добравшийся в эти безбрежные края…

Другой стороны проблемы касался П. Небольсин в «Отечественных записках» 1847 года. Он опросил многих участников открытий, и у него сложилось твердое убеждение, что «…если не скрывать всей истины, то надобно сказать, что большая часть богатейших приисков Енисейских и Канских округов… открыта по наведению тунгусов… Заслуги золотопромышленников нисколько этим не помрачаются. Им честь и слава за пожертвования и траты времени, здоровья, денег, удобств жизни, всего… а без тунгусов они бы до сих пор еще бродили».

Опытный геолог Гофман, европейски образованный, склонный к анализу, собственно, и поехал по сибирским и уральским россыпям для выработки таких рекомендаций. И кое-что подглядел у природы. Он пишет: «Промыслы в Западной Сибири и уральские большей частью залегают на измененных переходных породах (сланцах.—Л. С.) вблизи плутонических (гранит, сиенит.—Л. С.) пород… Эти последние и должны быть приняты за производителей металлов. И, следовательно, только там, где встречаются эти отношения, можно с вероятностью на успех делать поиски на золото…»

Далее Гофман мудро добавляет: «Часто они могут быть безуспешны, ибо, если отношения эти и принимаются за непременные условия существования золота и золотоносных месторождений, то не всегда последние составляют их необходимое следствие…»

Из наблюдений Гофмана следовало — сначала надобно составить геологическую карту района поисков, установить, есть ли в нем области контактов сланцев с гранитами (сиенитами), и только потом начинать шурфовку долин ручьев и речек. Причем многими шурфами, ибо золото не разбросано равномерно повсюду. К нему надобно старательно подбираться.

Аносов, сын Аносова

Один из первых, кому выпало проверить эти простые, казалось бы, рекомендации, требовавшие, однако, и немалых геологических знаний и все тех же упорства, старания, одоления чрезвычайных природных преград, был выдающийся уралец (опять уралец!) Николай Павлович Аносов, сын знаменитого российского горного деятеля Павла Петровича Аносова. Просматривая сегодня жизненный путь Николая Павловича, кажется, что и на свет-то он появился с единственной этой целью.

Николай Аносов родился в 1835 году в городе Златоусте, расположенном в расселинах и скатах самой хребтовины Каменного пояса. С малых лет он ощутил красоту крутых обомшелых скал, очарование, манящее и тревожащее, вечного сумерка ущелий, прелесть березовых рощ и сосновых боров… И еще его окружали камни. Особенные камни. Удивительные камни в кабинете отца: сполохи красок в гранях самоцветов, чеканка рифленых золото-желтых кубов пирита, сноп огней из полированной грани авантюрина…

Так что «кем быть» для Николая вопрос не стоял. Конечно же, рудознатцем. Завистники потом шептались — счастливчик, усмехались — везунчик, вдогон роняли с постною миною — конечно, отец генерал, понимающе судачили в гостиных — ну как же, такая «рука».

У этого дыма был, конечно, свой огонь.

Был, был Николай Аносов удачлив. И действительно, в начале службы своей ощущал поддержку «сильного человека» — самого его величества тенерал-адъютанта Николая Николаевича Муравьева, сиятельного графа Амурского. Однако… ведь только удачливостью не определить и жадный интерес к наукам, и первенство в учебе в Горном институте. А уж до остального…

Но, знать, судьба, сама судьба «организовала» в это время молодому Аносову встречу с человеком, который мог помочь осуществить его предназначение. Студентом Аносовым заинтересовался назначенный в 1847 году генерал-губернатором Восточной Сибири деятельный аристократ Николай Николаевич Муравьев.

Для Муравьева эта встреча тоже не была случайной. Получив в управление полудикий отдаленный край, он вознамерился плотно заселить его, поднять, развить промышленность, торговлю, в общем, сделать процветающим. Для этого нужны были прежде всего энтузиасты — единомышленники. Наезжая по служебным делам в Санкт-Петербург, Муравьев тратил немало времени, отыскивая помощников среди энергичных и ученых молодых людей. Особенно надобны были ему геологи.

С года его вступления в должность общий уровень добычи золота в Русском государстве стал снижаться примерно на сто пудов в год. Для казны это было нерадостно. С золотом шутить нельзя. Надобно увеличивать его добычу. Надобно отыскивать новые залежи. Для всего этого нужны знающие люди.

Осмыслив проблему, Муравьев решил — он с нею справится. С ходу пообещав царю, что удвоит на Нерчинских заводах выход золота, принялся подыскивать помощников. Потому-то в его поле зрения и попадали все сколько-нибудь способные студенты тогдашнего Горного вуза.

Муравьев и Аносов быстро договорились.

Изыскания в Забайкалье и на Амуре

И вот после окончания курса в институте Николай Аносов отправился нести службу не на обжитые Алтайские заводы, где память отца обеспечивала ему и помощь, и карьеру, и успех, а родной дом обогрел бы теплом и заботами матери. Прямо из дортуара студенческого общежития Николай Аносов решился отправиться за своим золотым руном в неуют казенной избы Нерчинского завода.

Муравьев уже ждал. Муравьев уже приготовил юному инженеру сложное и романтическое задание — отыскать скрытые в нерчинских недрах россыпи желтого металла. К ним уже подбирались, приносили отдельные крупинки, но тайга кружила — и никак не удавалось зацепиться поисковикам за богатые пески.

У Николая оказался прирожденный нюх на золото. Не успели проводники вывести его к долине речки Бальджи, как он приказал развернуть здесь обширную шурфовку, хотя до него в этих местах кое-где уже копались. Да не так, видимо, как надо. По руслам притоков этой речки Аносов уже в первые месяцы своей работы отыскал крупные россыпи металла. Открытие подоспело столь вовремя, что молодого — восемнадцатилетнего — горного офицера представили к ордену Святой Анны третьей степени и определили ему ежегодную пенсию в 600 рублей — до выработки открытых им приисков.

Муравьев не ошибся в своих наметках. В 1853 году Нерчинские заводы дали казне вдвое больше золота, нежели в 1847 году, когда он принял генерал-губернаторство. И в этом немалая доля труда его «протеже». Однако это только присказка. Главное у Аносова впереди. Муравьев обдумывает новые дерзкие планы. Затеял он возвратить России левобережье Амура, потерянное еще в XVII веке по Нерчинскому договору. Но, не возвратив еще, серьезно и глубоко размышлял, как обживать эти земли… В реализации своих идей отводил он заметное место и удачливому молодому геологу.

В 1854 году Аносов назначается чиновником по особым поручениям при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Задание новому порученцу Муравьев придумал нешуточное — в составе снаряжаемой им военной экспедиции по Амуру провести геологическое изучение его берегов на всем их протяжении. Высоко, видимо, оценил умение и хватку вчерашнего студента, давая ему дело, требующее и немалой эрудиции, и умения анализировать факты. Основной вопрос, которым должен был заняться геолог экспедиции, — это определить направление поисков золота в Амурском крае.

Так Аносов вышел на главное дело своей жизни.

Изыскания на реках Уде и Зее

Партия начала работу у устья Амура, уже тогда принадлежавшего России. Прокопошившись лето в болотистых долинах речек и не найдя ничего стоящего, Аносов решает совершить бросок на север — к долине реки Уды. Это был смелый, даже рискованный поступок.

Аносову не удалось найти своего Дерсу Узала. Местные жители утверждали, что в те края, куда он отважился отправиться, никто из них никогда не ходил. И не хотели идти с ним ни на каких условиях. Показываться на глаза Муравьеву с пустыми руками Аносову не позволяла гордость. Выход один — он пойдет без проводников, поведет партию по картам. Наверняка потом он не раз клял себя за такую опрометчивость.

Тогдашние карты этого практически не исследованного края были, мягко говоря, весьма приблизительны. Аносов напишет позднее: «Все до настоящего года изданные карты Амурского края не дают верного понятия об общем характере страны… Я часто обращался за советами к картам Амурского края и был за это всегда наказан. Например, я избираю какую-либо систему гор на карте, рассеченную множеством речных долин, и отправляюсь с партией для ее исследования.

Прихожу на место… и… встречаю обширные плоскогорья. Реки текут по чернозему… заросли камышом… Кроме всего этого — ни одного обнажения и даже местами ни одного маленького камешка. А между тем переход сделан и убито много времени. Идти вперед нет возможности, ибо партия была снабжена припасами… до этой только местности…»

Исследовав устье реки Уды, Аносов отправляется в глубь материка: дабы серьезно направить поиски золота, надо изучить геологию всего края. Чтобы увереннее пробираться по южным склонам Станового хребта, Аносов решает освоить в качестве тягловой силы оленей. «Олень, как известно, не требует никаких особенных попечений, он всегда найдет себе прокорм в горах», — так просто пояснил Аносов в отчете, а что он и его спутники впервые, может, оленей тогда увидели, его не смущало.

Зиму 1857-го и лето 1858 года партия Аносова вела работы, изучая, шурфуя северные притоки реки Уды, и, теряя силы, отыскали-таки первую в тех местах приличную россыпь — по реке Кинляжак, притоке Зеи. Будь она в более обжитых местах, ее, может, и стали бы разрабатывать, но здесь, в полумесяце езды от океана, россыпь с полутора золотниками (Золотник — 4,266 грамма.) золота в ста пудах песка — и это наилучшая проба, — Муравьеву не нужна. Хорошо хоть удалось доказать золотоносность берегов Зеи.

После года непрерывных трудов люди крепко устали.

Аносов вынужден возвратиться к устью Уды, чтобы дать отдохнуть партии и подготовить ее к новому маршу. Затеял Аносов ни много ни мало вернуться к верховьям Амура через систему южных отрогов Станового хребта. Тысячу верст без карт, без проводников, по неисследованным дебрям. Почти безумие. Но крайне важно для понимания геологии всего края.

Аносов уже знал, чем сложены берега Амура, изучил юго-восточную часть Станового хребта. Знать строение его южных отрогов — означало получить ключ к осознанному направлению всех поисковых работ в Амурской области. Чем он рисковал? Только жизнью. Для Аносова это не довод. Его партия выступает и благополучно совершает этот гибельно-изнурительный поход. Получены бесценные данные о геологии края.

Муравьева отвлеченная геология не очень заинтересовала, затерянная в отдаленных горах бедная россыпь не обрадовала. Он не дает Аносову толком отдохнуть. Тотчас по прибытии гонит обратно в тайгу и болота. Настаивает — немедленно отыскать россыпь поблизости от Амурского берега. Нетерпение графа велико. Он добавляет Аносову людей — и требует открытий. Видимо, уже что-то пообещал новому царю.

Напал на след

Аносов — дисциплинированный офицер. Он собирает немедленно всех своих людей и двумя партиями выводит их на разведку. Одну посылает обследовать Зею, в верховьях которой он уже отыскал россыпь; другую, меньшую, посылает к месту своего выхода из удского маршрута. Не подвело Аносова чутье. Хотя сам он и провозился все лето на Зее и Селемдже без видимого успеха, в шурфах второй партии, возле речки Ольдой, блеснуло-таки хорошее золото.

Едва установился санный путь, Аносов собирает там всех своих людей.

Шурфовки. Промывки. Опять шурфовки.

К 1 мая 1860 года четко обозначились контуры двух обширных россыпей с содержанием золота до двух золотников на сто пудов песка. Обе россыпи находились в двух днях пути от берега Амура.

Аносов считает — партия выполнила свою задачу. Сам он измотан до предела. «В эти три с половиной года Амурская поисковая партия, — пишет он, — действуя в безлюдной горной стране, не разбирая времен года, конечно, перенесла много лишений и чрезмерных трудов… Под конец путешествия… начались повальные болезни… оленей; лошади, не привыкшие к тайге, особенно зимой, начали падать… Я и команда изнурились душевно и телесно». Но понесенные труды не заставляют его переоценить сделанные открытия.

Аносов вполне представляет — и докладывает об этом начальству, — что найденные россыпи не очень богаты и разработка их при дороговизне рабочих рук и припасов в малонаселенном крае пока невыгодна. Он предлагает: «…выждать время, пока все одешевеет, а до того времени… подробнее исследовать окрестности заявленных россыпей, что может привести к открытию более значительных и более богатых золотых россыпей».

Аносов строит планы на следующий, 1861 год, систематизирует данные по геологии края, размышляет о направлении движения новых поисковых партий. Но судьба… Новому правителю края поиск бедного золота представляется нецелесообразным. Богатое же, как он полагает, здесь давно выгребли китайцы. Да и другие заботы важнее.

Наконец, богатые россыпи

В 1865 году правительство разрешило вести частный золотой промысел на Амуре. Зимой 1865/66 года партия Аносова бьет шурфы на давно намеченных им площадях в верховьях рек Ольдой и Ур, недалеко от открытых, пятью годами раньше, россыпей. Снова переходы на лыжах и оленях. Снова ночлеги под открытым небом. Непрерывное мотание между парами шурфовщиков, разбросанных часто в сутках езды друг от друга. И так — до лета.

Но и успех — по трудам. Богатейшие россыпи были найдены — до двухсот метров шириной, толщиной в один-два метра и длиной в несколько километров. Золота же в среднем было по два золотника на сто пудов песка. Это превосходило ожидания Бенардаки.

Победа? Конечно, победа. И 30 июля 1866 года капитан Николай Павлович Аносов гордо рапортует Горному департаменту вместе с местным начальством, фактически отдавшим этот прииск в частные руки: «Пробыв почти пять лет (почти пять лет — это со времени перехода на службу к Д. Бенардаки, а всего около двенадцати лет беспрерывных скитаний по краю.— Л. С.) в Амурском крае для отыскания различных полезных металлов и в настоящее время заканчивая свою деятельность открытием золотых россыпей, я считаю, что все, что требовалось от меня сделать, — сделано. Прииски дадут толчок развитию горного промысла на Амуре…»

Совесть горного офицера чиста — еще Муравьевым отданный приказ им выполнен. Отечество получило новые месторождения золота. А что касается разработки его, то в создавшихся условиях почему бы и самому Аносову не заняться этим? Есть знания. Денег прикопил. И — главное — есть разумная концепция ведения этих работ. Он пишет в том же рапорте: «несмотря на… желание скорейшего постанова здесь золотого дела, необходимо все-таки вооружиться терпением и ожидать начала добычи золота только с лета 1868 года До этого времени запастить всем нужным, сделать приготовительные работы, постройки склада, подробные разведки и проч. …»

Аносов все правильно рассчитал, и действительно с начала 1868 года начала вести добычу золота Верхне-Амурская компания Бенардаки и Аносова.

Сделавшись капиталистом, совладельцем приисков, Николай Павлович Аносов не утратил свой искательский дух. Многочисленные заботы нового дела держат его отныне в Санкт-Петербурге, не позволяя самому вести поиск. Но геологические карты им уже составлены и новые маршруты определены. Средства компании позволяют, и в поиск отправляется партия, которой руководит его брат — Павел Аносов. Цель — обследовать верховья Зеи и Селемджи.

И хотя места эти в более чем полутысяче верст от приисков на Ольдое, Николай Павлович убежден — будет и там удача. Ведь точно такая же геология: соприкосновение гранитов и сланцев, секущий их хребет и множество ручьев и речушек, берущих на нем начало.

Руководствуясь точными инструкциями брата, Павел Павлович Аносов без задержек следует в указанные места. Он открывает обширную свиту россыпей, на которой с 1873 года уже ведет добычу Среднеамурская компания, основанная теми же Бенардаки и Аносовым. Базовый поселок промыслов был назван Златоустовск — помнили Аносовы родовое гнездо.

Напрасно Аносов убеждал своих компаньонов — нельзя жить только ближайшей перспективой, надо строить жизнь основательнее. Ему говорили: сначала освой то, что есть. Позаботься о синице в руках. А эти журавли в небе — не для серьезных деловых людей. Ему тыкали в нос — смотри, другие вот тоже снаряжали партии, хорохорились, а теперь, ничего не найдя, бегут с Амура. Нет здесь больше ничего хорошего, все доброе уже подмели.

На правлении победили оппоненты Аносова. Денег на продолжение поисков не дали. Но его, если он в чем-либо был убежден, разве так просто остановить?! Он уже не раз это доказывал. Вновь начинает он искать человека, способного поверить его интуиции и удаче.

И находит!

Последние экспедиции и развитие отрасли

В 1875 году Аносов снаряжает-таки партию. Руководить ею приглашается горный инженер В. Н. Набоков. Аносов тщательно разрабатывает его маршрут — на узел гор в Хинганском хребте, в ту же геологическую обстановку, что и в зоне россыпей Средне-Амурской компании, только двумястами верст юго-восточнее.

Разведка шла столь успешно, что на исходе того же года Аносов основывает, совместно с И. Ф. Базилевским, Ниманскую компанию для разработки вновь открытых россыпей. Этим Аносов отметил свое сорокалетие.

Ниманские открытия его последнее дело как разведчика. Вся дальнейшая деятельность Аносова в Амурском крае направлена уже на обжитие этих отдаленных мест. Но поколения геологов, работавших на золото после Аносова, учились у него подлинно научному, профессиональному подходу к поиску, выработке правильной методики и последовательности в исследованиях. В этом непреходящая ценность его трудов. Но не только в этом.

Николай Павлович был убежденным сторонником внедрения передовой техники на золотых промыслах, облегчения труда старателей. Он ездил во Францию и с тамошними инженерами обстоятельно обсуждал новейшие способы разработки россыпей. Лучшие заводы Бельгии, Швеции, Англии изготовляли для Амурских промыслов локомобили, станки, передвижную железную дорогу. Все это немедленно доставлялось морем — из Гамбурга, через Суэц, Индийский океан, по Амуру — до Благовещенска и оттуда на склады Набокова на Селемдже.

Но заказать и доставить новую технику оказалось намного легче, нежели внедрить ее в работу. Заграничные станки и вагоны были поначалу свалены на склады и объявлены неудобными. Только энергия и упорство Аносова смогли заставить запустить приобретенное в работу. И только когда пески с речных долин повезли на фабрику не лошадьми, а железнодорожными вагонами и промывка стала вестись не вручную, а на высокопроизводительных машинах, когда выход золота стал намного больше, а затраты уменьшились, только тогда нововведения Аносова признали местные управители работ.

Нельзя сказать, что правительство не оценило труды горного инженера Аносова. За разведку россыпей Амура он был пожалован орденом Святого Владимира, правда, 4-й степени. И званием камер-юнкера.

Живя в Санкт-Петербурге, Аносов много сделал для обездоленных детей. За большие пожертвования он был удостоен звания почетного члена многих детских приютов, в частности, почетного члена детского приюта принца Ольденбургского, что очень высоко ценила русская общественность. И даже правительство. За приметный вклад в улучшение жизни сирот Аносову пожаловали орден Святой Анны 2-й степени.

Умер Николай Павлович Аносов 17 сентября 1890 года.

Выпестованные Уралом первопроходцы открывали золото не только на Алтае, в Сибири, на Дальнем Востоке, но и в Венгрии, Персии, Египте… Исполать им за их труды.

Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 10, октябрь 1989, частично обновлен в сентябре 2023