Судьба частенько не балует изобретателей, стремящихся двигать вперед технический прогресс. Даже самые известные из них порой жили в бедности, терпели насмешки современников, которые считали их чудаками. Что уж говорить об энтузиастах, мечтавших внести свою лепту в технический прогресс, но так и не снискавших славы и признания. К последним определенно относится мастеровой Федор Борзов, который в конце XVIII века безуспешно попытался обеспечить паровыми машинами забайкальские заводы.
«К повышению чина достоин»
Федор Прокопьевич Борзов родился в 1751 году в семье мастерового Кронштадтского канала. С младенчества он слышал названия механизмов, деталей, видел, как трудятся отец и его коллеги, а в возрасте 12 лет уже был зачислен на службу и обучался черчению, осваивал грамоту.
В то время инженеры огромное внимание уделяли теплотехнике, наиболее прогрессивные умы видели в паровых двигателях большой потенциал. Наверняка Федор Борзов во время обучения слышал о паровых машинах Томаса Ньюкомена, Джеймса Уатта и конечно же, русского «механикуса» Ивана Ползунова, которому принадлежит честь изобретения первого двухцилиндрового парового двигателя.
В 1779 году начальство доверило Борзову обслуживание и ремонт паровой машины в Кронштадте, привезенной из Шотландии в 1740-х годах. Похоже, он неплохо проявил себя на этом поприще, раз в августе того же года по определению Государственной адмиралтейской коллегии его направили на стажировку в Англию.
В Лондоне Борзов учился вытачивать винты и различные детали, изучал устройство различных механизмов, кранов для поднятия тяжестей, а также познакомился с конструкцией паровой машины «для довольствия обывателей водою».
На туманном Альбионе он начал делать модель паровой машины «об одном котле», а в 1783-м, вернувшись домой, завершил работу над ней. Стоит заметить, что под моделями тогда понимались не миниатюрные игрушечные копии реальных устройств, а небольшие действующие механизмы. Модель Борзова после испытания была признана рабочей машиной, после чего ему присвоили звание машинного ученика.
В 1791–1792 гг. под надзором Федора Прокопьевича в Кронштадте, возле Петровского канала была построена вторая паровая машина для откачки воды. Успехи и усердие Борзова не не остались без внимания. Например, член Государственной адмиралтейской коллегии адмирал Петр Иванович Пущин так характеризовал Борзова: «читать и писать по-российски и по-английски умеет, арифметику, геометрию, тригонометрию, механику, машинное и бронсбойтовое, також и чертить планы знает. Состояния и поведения доброго, математику и машинную работу по правилу знает и к повышению чина достоин».
Из Кронштадта в Даурию
Шанс упрочить репутацию хорошего мастера и добиться повышения по службе выпал Борзову, когда в конце 1780-х годов начальник Нерчинских заводов Егор Егорович Барбот де Марни задумал установить паровую машину для откачки воды из Благодатского рудника. Эта задумка не увенчалась успехом, о чем узнал сенатор Петр Александрович Соймонов. Чтобы способствовать внедрению технических достижений в далеком от столицы крае, он решил направить туда специалиста. Так, в 1792 году Федор Борзов поехал в Забайкалье.
В пути мастер задержался на Алтае — в Барнауле, столице Колывано-Воскресенских заводов, ему представилась возможность изучить паровую машину Ползунова. Пояснения ему давал ученик великого изобретателя Иван Иванович Черницын, который впоследствии возглавил Нерчинские заводы. Также Борзову довелось осмотреть Салаирский рудник.
Начальник Колывано-Восокресенских заводов Гавриил Симонович Качка прикрепил к Борзову учеников — Михаила Лаулина и Поликарпа Залесова. Летом 1792 года Федор Прокопьевич вместе с ними прибыл в Нерчинский Завод. Здесь он получил от Барбота де Марни поручение: построить две паровых машины. Одна из них должна была откачивать воду из рудника с глубины не менее 60 саженей (около 100 метров) со скоростью 20 кубических футов в минуту (около 0,55 м3). Вторая предназначалась для подачи воздуха в шесть печей, действовавших на Нерчинском заводе.
Вскоре выяснилось, что все необходимые для механизмов чугунные и железные детали возможно было изготовить только на Петровском железоделательном заводе. Поэтому Борзову пришлось ехать туда. Вместе с ним Барбот де Марни командировал иноземца Ренча и унтершихмейстеров штата Нерчинских заводов Чередова и Девяшина.
В Петровском Заводе Федор Прокопьевич получил казенную квартиру, которую он переоборудовал под чертежную. Составляя сметы, работая над чертежами, механик обнаружил, что на заводе нет нужных инструментов и материалов и потребовал от местного управителя Александра Сибирякова кирпичи, веревки, бревна, сукно, олово, медь. Сибиряков в ответ только злился, неоднократно угрожал ему. Между тем сильные проливные дожди разрушили заводскую плотину, без которой предприятие простаивало. Ситуацию осложняли дороговизна продуктов и голод. Ученики Борзова, не имевшие даже свечей и теплой одежды начинали роптать, писать жалобы. Начало работ по сооружению «огненной махины» затягивалось.
Тяготы труда
Несмотря на тяжелое положение, приезжий механик не отчаивался, пытался работать, попросил начальство повысить ученикам жалованье. Барбот де Марни, сочувствуя их тяжелому положению, договорился с Качкой о том, чтобы Колыванские заводы выплачивали команде Борзова дополнительное жалованье.
В 1793 году Борзов приступил к отливке деталей для «огненной махины». Но чугун, по его словам, постоянно получался «грубым». Процесс литья по разным причинам приходилось неоднократно останавливать. Причиной неудач он называл низкую квалификацию литейщиков и постоянное вмешательство Сибирякова и его помощника Быкова, которые запугивали рабочих, подговаривали их к саботажу, издевались над учениками Борзова. Тот жаловался на тиранию управителя в Нерчинский Завод и даже написал о своих злоключениях Качке.
В 1795 году Федор Прокопьевич объявил, что почти сделал две паровые машины. Вес одной из них составлял почти 1200 пудов (около 19 тонн). Оставалось только отлить паровые цилиндры.
Создатель машин стал просить разрешения уехать из Петровского Завода на Алтай, говорил, что теперь осталось перевезти детали до Нерчинского Завода и собрать их, с чем неплохо справятся и ученики. Но Кабинет Ее Императорского Величества уговорил адмирала Пущина продлить срок пребывания Борзова в Нерчинских заводах еще на два года, пока машины не будут полностью собраны.
Однако Барбот де Марни, не был настроен задерживать Федора Прокопьевича, так как сомневался в экономической целесообразности его творений. Ведь для содержания одной паровой машины требовалось не менее 50 тысяч пудов каменного угля в год. А на Горбуновском и Чалбучинском месторождениях, находящихся недалеко от Нерчинского Завода, в течение трех с половиной лет с трудом удалось добыть чуть больше 5,3 тысячи пудов. При этом стоимость одной еще «не отшлифованной» машины составляла 3186 рублей 48 копеек.
Вскоре после этого Борзов за якобы антигосударственные высказывания попал под следствие. Пока шли разбирательства, он продолжал доделывать машины. В 1797 году чугунные детали одной из них весом более 120 пудов крестьяне Читинской волости доставили по Хилку до речки Блудной. Для перевозки груза волоком через Яблоновый хребет горное начальство попыталось нанять вольных возчиков. Добровольцев осуществить такой грандиозный проект не нашлось, так что детали остались лежать на берегу Хилка, в 200 верстах от Читинского острога. Вполне возможно, их остатки по сей день гниют где-нибудь в хилокской глуши.
В 1798 году Федор Прокопьевич Борзов, так и не дождавшись монтажа своих механизмов, уехал из Забайкалья. О его дальнейшей судьбе неизвестно.
Забытое наследие Борзова
Уже после отъезда Борзунова сделанные им модели, а также и сами машины вызвали интерес нового начальника Нерчинских заводов Ивана Черницына, занявшего этот пост в 1796 году. Изучив одну из моделей, он выявил недочеты в устройстве цилиндров и пришел к выводу, что она «намерению не соответственна».
Подробным описанием машин занимался командующий рудниками обергитенфервальтер Афанасий Коллегов и зафиксировал ряд инженерных просчетов Борзова. По мнению Коллегова, «оной Борзов предпринял строение означенной машины без всяких математических и физических правил, доходя единственно всякую часть самою практикою».
Несомненно, Борзов был хорошим техником, о чем свидетельствует послужной список и опыт работы с паровой машиной в Кронштадте. Но и огульно критиковать результаты осмотров Черницына и Коллегова также нет оснований. Наверное, современные инженеры или специалисты по истории техники смогли бы объяснить неудачи Борзова, изучив его механизмы. Увы, это невозможно, поскольку от паровых машины, отлитых на Петровском Заводе в XVIII веке не осталось ни одного фрагмента.
Можно предположить, что Борзову не хватило опыта металлурга. Ему приходилось руководить плавильным процессом, а в этом деле он, похоже, не был специалистом. Создание паровой машины в сибирской глуши стало его первым полностью самостоятельным проектом. Рядом не было других квалифицированных механиков, с которыми он бы мог посоветоваться. Тем не менее работы Борзова стали заметной вехой в истории технического развития Нерчинских заводов. По крайней мере, он выявили недостатки местной материально-технической базы и подготовки кадров.