В издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла книга британского историка, писателя и журналиста, автора бестселлеров «Первая мировая война» и «Вторая мировая война» Макса Хейстингса «Вьетнам. История трагедии. 1945–1975». «Вокруг света» публикует отрывок из книги.
Накануне Женевской конференции Даллес снова отправился в Европу, на этот раз в сопровождении адмирала Рэдфорда, чтобы попытаться переубедить правительства Черчилля и Четвертой республики. Всему миру постепенно становилось ясно, что без военного вмешательства США судьба Дьенбьенфу была предрешена, и журнал The Spectator с энтузиазмом, присущим части консервативных кругов, написал, что, раз иные средства не работают, «придется применить военную силу, чтобы убедить Хо Ши Мина и китайцев в необходимости мира». 22 апреля Даллес и Бидо снова встретились в Париже, чтобы выработать общую политическую платформу для Женевы. Тем временем Эли и Наварр продолжали требовать еще больше американских самолетов. Когда к переговорам присоединились британцы, Бидо стал проявлять чрезмерную эмоциональность, вероятно под влиянием неумеренных доз алкоголя: позже он утверждал, что в приватной беседе Даллес спросил у него, что он думает по поводу применения ядерного оружия в Дьенбьенфу. То, что американцы не преминули затронуть этот вопрос, по крайней мере в неофициальном порядке, представляется вполне правдоподобным.
По правде говоря, Эйзенхауэр и его госсекретарь устали от европейцев: от французов, которые хотели полномасштабной помощи без всяких условий и ограничений; от британцев, которые упрямо не хотели признавать преимущества «совместного решения» индокитайской проблемы, пока французы не упаковали чемоданы. Было жалко смотреть, как британцы нервничают по поводу китайской угрозы для своей колонии в Гонконге. Престарелый премьер-министр и его министр иностранных дел Энтони Иден уперлись, как ослы. Они отвергли «теорию домино» Эйзенхауэра и отказались поддерживать какие бы то ни было военные действия в преддверии Женевской конференции, на которой Иден сопредседательствовал вместе с советским министром иностранных дел Молотовым. 26 апреля на ужине в загородной резиденции «Чекерс» Рэдфорд использовал все свое красноречие в попытке переубедить Черчилля, но тот спокойно ответил американскому адмиралу: «С потерей крепости придется смириться». Если уж Британия не сумела сохранить Индию для себя, добавил он, маловероятно, что ей удастся сохранить Индокитай для Франции.
29 апреля Даллес телеграфировал в Вашингтон: «Великобритания проявляет все большую слабость. Похоже, британцы считают, что мы готовы пойти на нынешние риски войны с Китаем, и это, вкупе с их страхом перед возможностью применения ядерного оружия с нашей стороны, пугает их до смерти». Таким образом, Британия сыграла в этой — и последующей — Вьетнамской войне роль ключевой сдерживающей силы. Дай Черчилль другой ответ, даже при том что Эйзенхауэр вряд ли бы решился на ядерный сценарий, западные союзники во главе с США, скорее всего, задействовали бы военные силы, чтобы поддержать совершенно безнадежное положение Франции в Индокитае. Телеграммы Эйзенхауэра Даллесу ясно свидетельствуют о том, что, отказавшись задействовать военную мощь США в одностороннем порядке, он был не просто готов, но горел желанием это сделать, если бы Британия обеспечила ему политическое прикрытие, пусть даже с чисто символическим обязательством направить в Индокитай свои бомбардировщики RAF.
С 1940 году британцы демонстрировали чудеса дипломатического лавирования, чтобы избежать ссоры с США. Теперь же, отказываясь поддержать Вашингтон в вопросе, которому тот придавал такое значение, они чувствовали себя не в своей тарелке. Между тем у Лондона были все основания проявлять осторожность. Черчилль не раз справедливо признавал, что в ходе своего премьерства в 1952–1955 гг. он был лишь бледной тенью себя прежнего. Но в этом вопросе он проявил замечательную прозорливость и твердость. Британцы подозревали, что подлинным мотивом для любого шага США в этом регионе было желание наказать Китай. Негодование американской администрации по поводу оказания Китаем военной помощи Вьетминю представлялось по крайней мере странным на фоне куда более щедрых американских поставок военного оборудования и оружия французским войскам. Наученные горьким опытом корейского конфликта, вылившегося в опасно затянувшуюся локальную стычку с коммунистами, британцы опасались, что военное вмешательство в Индокитае может спровоцировать нечто гораздо более серьезное, вплоть до новой большой войны. Черчилль отказался вступать с американцами в сговор, имеющий целью ввести в заблуждение конгресс, и поддерживать военные действия, которые не только не позволят спасти Дьенбьенфу, но и могут привести к непредсказуемым последствиям для всего мира.
Эйзенхауэр, который жаждал «задать коммунистам в Индокитае хорошую трепку», был в ярости от британского «малодушия». Адмирал Рэдфорд тоже. Вероятно, это сыграло не последнюю роль в том, что два года спустя американский президент отказался подержать премьер- министра Идена в ходе Суэцкого кризиса. Как бы то ни было, весной 1954 года никакие действия Запада не могли бы спасти Дьенбьенфу, разве что такие отчаянные меры, как применение непропорциональной огневой мощи вплоть до ядерной бомбардировки. Даже десятилетие спустя военное вмешательство США во Вьетнаме было воспринято большей частью мира как скрытый колониализм — в 1954-м такие действия были бы сочтены его открытым проявлением. В вашингтонских дебатах почти полностью отсутствовало понимание того, что будущее Индокитая должно определяться не военными, а политическими, социальными и культурными силами. Обсуждение было сосредоточено только на том, сколько огневой мощи следует применить. И в 1954 году, и десятилетие спустя в высших политических и военных кругах США считалось само собой разумеющимся, что, если США решат применить свою военную мощь против крестьянской армии в резиновых «вьетнамках», коммунистический режим Хо будет стерт с лица Земли.
То, что французы терпели поражение в Индокитае, рассуждали американцы, объяснялось лишь одним: они были французами. Бернард Фолл вспоминает, с каким презрением один высокопоставленный американский чиновник отозвался о присутствии Франции в Индокитае: «Эта нация выродилась, нам всем следует это признать. Они трусливо капитулировали перед немцами. В Индокитае у них воюют только наемники — в самих французах не осталось ни капли воинского духа». Как бы то ни было, весной 1954 года американцы не пришли на помощь «выродившейся нации», и события в Долине глиняных кувшинов разворачивались своим чередом. В те дни газета Le Figaro опубликовала карикатуру под заголовком «Последний редут», которая изображала министров французского правительства, пускавших себе в лоб последние пули. Если большинство рядовых французов смирилось с падением Дьенбьенфу, то элита — нет: для нее это означало конец Франции как великой державы.
Наварр и Коньи цеплялись за последние соломинки, лелея надежду на то, что усиление муссонных дождей перережет пути снабжения войск Зяпа и остановит их дальнейшее наступление или же что участники Женевской конференции заставят Хо Ши Мина согласиться на прекращение огня. Одновременно они продолжали убеждать Париж в том, что дополнительные подкрепления дадут гарнизону шанс: «Не говоря уже о воинской чести, существует надежда на благоприятный исход, которая оправдывает дополнительные жертвы». Разумеется, это был полный абсурд. Французские летчики, не желая рисковать своими жизнями, теперь сбрасывали грузы с высоты 3 км, из-за чего почти половина попадала в руки солдат Зяпа. Бомбардировки чаще всего велись вслепую, через слой облаков. 28 апреля бомбардировочная группа Франш-Конте доложила, что ее командир, его адъютант и восемь пилотов не допущены к полетам по медицинским показаниям. Полковник французских ВВС дерзко заявил: «Отказ посылать их [в Дьенбьенфу] в дневное время, на малой высоте, почти на верную смерть лежит на моей совести. Я считаю такое жертвоприношение бесполезным». Де Кастри с горечью пожаловался в Ханой, что летчики увиливают от исполнения своего воинского долга, в то время как его солдаты несут тяжкий крест: «Двойные стандарты здесь недопустимы».
Американские пилоты-наемники проявили в небе над Дьенбьенфу куда больше героизма, чем их французские коллеги. Пожалуй, самым знаменитым среди них был добродушный толстяк из авиакомпании CAT Джеймс Макговерн, за свои огромные размеры прозванный друзьями «Макгун-землетрясение». Во время последнего из своих бесчисленных полетов в Дьенбьенфу, когда он приблизился к зоне выброски с грузом боеприпасов, его C-119 попал под зенитный огонь и получил серьезные повреждения. Но «Макгун-землетрясение» не захотел прыгать с парашютом, решив дотянуть до аэродрома на одном двигателе: однажды после аварийной посадки в Китае ему пришлось совершить героический переход по горам, и теперь он наотрез отказался «заниматься подобной ходьбой». Но его надежды не оправдались: самолет рухнул посреди джунглей и взорвался.
Безответственно пренебрегая секретностью, 24 апреля Le Monde опуб- ликовала новость о начале операции «Кондор»: колонна из 3000 человек выдвинулась из Лаоса маршем через джунгли, чтобы прорвать осаду Дьенбьенфу. С самого начала было очевидно, что в таких нереально сложных условиях, против хорошо окопавшихся вьетминевцев у «Кондора» не было никаких шансов. Тем не менее слухи об идущей на помощь колонне поддерживали надежду, все еще теплившуюся у немногих оптимистов. Большинство же защитников гарнизона смирились с мыслью о неизбежной смерти или плене, разве что одни приняли свою судьбу со стоическим мужеством, а другие поддались ярости или отчаянию. Положение солдат также было неодинаково: те, кто защищал позиции ближе к центру оставшегося периметра, продолжали получать пайки и вино, что хоть как-то помогало им заглушить свои печали. Те же, кто оборонял отдаленные форты, иногда по несколько дней не получали съестных припасов, питаясь только сухарями и томатным соусом. В госпитале доктор Гравен успокаивал раненых тем, что личинки, которыми кишели их раны, питаются только отмершей тканью. 26 апреля алжирские стрелки на «Изабель», поддавшись очередному приступу паники, подняли мятеж. Их полковник хотел застрелить зачинщиков, но де Кастри его отговорил. 30 апреля, когда Иностранный легион отмечает свой главный праздник — годовщину героического сражения при Камероне в Мексике в 1863 году, изнуренным, грязным, полуголодным легионерам, сидящим в траншеях под проливным дождем, было не до веселья.
Фото: Getty Images
