Рождение новой Европы: как Нидерланды сражались за свою независимость и превратились в великую державу

В 1567 году испанский король Филипп II отправил в Нидерланды армию герцога Альбы с целью навести порядок и покарать протестантов. Однако эффект оказался прямо противоположным — разразилась Нидерландская буржуазная революция, известная также как Восьмидесятилетняя война. В ходе этого конфликта Испания утратила свою гегемонию в Европе, а ее бывшая колония стала могущественным государством, первой европейской буржуазной республикой Нового времени. Несмотря на то что Голландия была великой державой совсем недолго, она сыграла важнейшую роль в истории, став колыбелью западного либерализма.

День, который изменил всё

На эшафот, воздвигнутый на центральной площади Брюсселя, 5 июня 1568 года молчаливо и с достоинством взошли двое осужденных. Жители города были привычны к казням — не далее как 1 июня по приказу герцога Альбы, испанского наместника, были казнены сразу 22 дворянина. И все же эта казнь обратила на себя всеобщее внимание.

Под одним венцом

Что же привело к политике террора герцога Альбы, и как Нидерланды, или Нижние Земли, вообще оказались под властью Испании?

В XIV–XV вв. земли между Священной Римской империей и Францией стали понемногу объединять под своей властью бургундские герцоги, желавшие контролировать один из центров ремесла и торговли в Европе. Самой богатой из нидерландских провинций была Фландрия, и поэтому иностранцы долго называли всех нидерландцев фламандцами. Будем для простоты употреблять этот термин и мы.

После смерти знаменитого бургундского герцога Карла Смелого его дочь и наследница вышла замуж за императора Максимилиана I Габсбурга, а сын от этого брака, Филипп Красивый, женился на испанской королеве. Так Голландия и Испания оказались «под одним венцом».

Отпрыск короля Филиппа, Карл V Габсбург, которому предстояло стать, пожалуй, самым могущественным монархом за все Новое время, родился и провел юность как раз в Нидерландах, в городе Генте, и когда в 1516 году он унаследовал испанский престол, это известие весьма обрадовало его земляков. Им казалось логичным рассчитывать на благосклонность «своего» государя, который через три года стал еще и императором Священной Римской империи. И в какой-то степени эти надежды оправдались.

Проведший всю жизнь в разъездах, Карл неизменно находил время, чтобы заняться делами малой родины. В частности, он заставил французского короля отказаться от всех прав на Фландрию, подчинил еще несколько областей на севере и подписал в 1549 году указ, по которому 17 провинций объявлялись единым целым и должны были наследоваться монархами только вместе.

Хотя общие для всех Нидерландов Генеральные штаты собирались к этому времени уже почти 80 лет, впервые эти земли были объединены юридически, а Карл V добавил к своим многочисленным титулам звание Heer der Nederlanden — «владетеля Нижних Земель».

С этих пор каждой из провинций управлял специальный представитель короля — статхаудер (или, в старой русской традиции, штатгальтер — «держатель государства»), но Генеральные штаты при этом продолжали регулярно собираться и, обладая весьма широкими полномочиями, утверждали новые налоги, королевские объявления войны и заключение мирных договоров. Неудивительно, что их участники мало-помалу начинали чувствовать общность интересов. Короче говоря, управлять централизованным районом оказалось, конечно, легче, но вместе с тем мудрый Карл, сам того не осознавая, заложил под испанской властью бомбу замедленного действия.

До поры до времени никаких серьезных проблем не возникало, хотя бы потому, что под властью Габсбургов Нидерланды вполне процветали. Достаточно сказать, что они в виде налогов приносили империи вдвое больше, чем все золотые и серебряные рудники Америки вместе взятые, и при этом не разорялись, оставаясь самой богатой областью Западной Европы.

Главным товаром и залогом благосостояния всех 17 провинций были ткани. И тут, конечно, нахождение в составе одного государства с Испанией и Германией играло нидерландцам только на руку. Поступавшая с Иберийского полуострова шерсть не облагалась пошлинами, и сотканные из нее ткани оказывались довольно дешевыми, а следовательно, рентабельными. Кстати, именно конкуренция фламандских производителей свела на нет испанское сукноделие, так и не дав ему развиться.

Широта общеимперских просторов играла на руку и нидерландским купцам: их в ту эпоху можно было во множестве встретить в Испании, Германии, Австрии, причем везде они законно претендовали на «домашние» торговые привилегии. А главный порт Фландрии Антверпен, весьма удачно расположенный недалеко от устья реки Шельды, превратился в XVI веке вовсе в главный порт континента, центр всей морской коммерции.

Через него шел мощный поток шелка и пряностей из Азии, хлеба из Польши, овчины из Англии. На местных биржах — первых биржах современного типа — ежедневно собирались тысячи финансистов, коммерсантов и менял самых разных национальностей. В гавани скапливалось до 2000 судов. Население Антверпена росло с огромной скоростью — к 1568 году оно составляло уже 104 000 человек, а другие фламандские города тянулись следом. Как раз в это время возвысился Амстердам как главный рыболовецкий порт и центр судостроения.

Король Карл не хотел резать курицу, несущую золотые яйца, и старался не обременять непосильными сборами своих любимых северных подданных. Вместе с тем он постоянно вел войны, которые стоили дорого. И нидерландцы неизменно чувствовали это на себе — не меньше остальных своих сограждан по «великой федерации». К тому же, когда Габсбурги сражались, например, с французами и немецкими протестантскими князьями или турками, фламандцы не только платили за кампании, но и теряли ценных торговых партнеров, то есть несли двойные убытки. Вдобавок однажды, в 1557-м, королевская казна обанкротилась, что разорило множество антверпенских негоциантов — кредиторов короля…

В общем, раздражение против центральной и далекой королевской власти все же накапливалось и даже время от времени выходило наружу — в 1539-м восставал Гент, родной город Карла V (тем не менее это обстоятельство не спасло мятежников от жестокого наказания). Но бури вроде бы ничто не предвещало. Резким толчком к ней стали религиозные споры.

На волнах реформации

Германия была рядом, так что протестантская «зараза» перекинулась на Нидерланды очень рано: уже в 1520-х. Как и в других частях Европы, тут, конечно, существовала масса претензий к католической церкви.

Но вскоре оказалось, что для императора все протестанты одним миром мазаны. Он весьма агрессивно отреагировал и на следующую волну реформации — на распространение в его землях кальвинизма.

Учение женевского пастора Жана Кальвина, настаивавшего на скромной и умеренной жизни и не осуждавшего ведение дел ради прибыли, пришлось очень по вкусу нидерландцам. Оно имело куда более широкий успех, чем пламенный анабаптизм.

В ответ в сентябре 1550 года из правительственной канцелярии исходит знаковый эдикт, прозванный потом в народе «кровавым». Теперь суровая кара ждет всякого, кто станет даже просто хранить и читать труды Лютера, Кальвина, других протестантских проповедников. Категорически запрещается чтение Библии на родном языке, а также обсуждение темных мест Писания. «Мужчины наказываются мечом, а женщины зарытием заживо в землю, если не будут упорствовать в своих убеждениях; если упорствуют, то предаются огню, собственность же в обоих случаях конфискуется в пользу казны». По таким же правилам должны были судить и каждого, кто предоставлял еретику кров и еду или просто не доносил на него.

Последняя опора императора

Впрочем, даже такие указы не смогли сломить сопротивление протестантов. И хотя Испания вышла победительницей из всех войн, которые она вела, Карл V чувствовал себя усталым и сломленным. В 1555 году он отрекся от престола, разделив свои владения между сыном и братом. Сын, Филипп II, получил Испанию, итальянские владения, американские колонии и Нидерланды. Мучаясь от подагры, Карл в момент отречения опирался на плечо 22-летнего Вильгельма Оранского. В этот момент никто и не догадывался, какую роль предстояло сыграть этому молодому военачальнику.

Филипп был уже знаком со своими новыми владениями — в 1549 году он посетил их в качестве наследника престола. И, в отличие от отца, никаких сентиментальных чувств по отношению к Нижним Землям не питал. Напротив, молодой принц, выросший в Испании, чуждый местным обычаям и не владеющий нидерландским и французским, ощущал себя здесь лишним. Прок в нидерландских владениях он видел только один — снабжать Испанию деньгами.

Однако как раз в конце 1550-х годов на Нидерланды обрушился экономический кризис, вызванный банкротством Испании. С точки зрения Филиппа, в нем были виноваты происки еретиков. В результате террор против протестантов усилился, а всеобщее недовольство стало еще очевиднее. Когда в 1559 году Филипп потребовал от Генеральных штатов ссудить ему единовременно три миллиона флоринов, дворяне немедленно выдвинули ответное требование: отменить инквизицию и вывести из страны испанские войска. Король был крайне недоволен «дерзостью» вассалов и ничего определенного им так и не пообещал.

Спустя шесть лет был подписан «Компромисс», объединивший порядка 500 дворян. Участники союза обязались вести борьбу со злоупотреблениями испанской короны до победного конца, поддерживать друг друга, но не допустить бунта — у всех на памяти было восстание анабаптистов. Движение сопротивления возглавили трое: граф Эгмонт, граф Горн и Вильгельм Оранский, прозванный Молчаливым, поскольку умел ловко уходить в сторону от щекотливых разговоров.

В апреле 1566-го королевская наместница Маргарита Пармская приняла делегацию «Компромисса» в своем дворце. Она испугалась, увидев толпу людей, пришедших с петицией, но один из придворных, смеясь над бедной одеждой провинциальных дворян, заметил, что не нужно бояться нищих. Слово «нищие» (по-французски «гёзы») было сразу же подхвачено самими дворянами, не устававшими заявлять о своем бедственном положении. В скором времени ему предстояло стать символом сопротивления испанцам.

В 1566 году по всем Нидерландам прокатилась волна погромов церквей. Уничтожали статуи и образы святых, в которых кальвинисты видели идолов. Вожди дворянской оппозиции выступили решительно против реформатов и даже начали их уничтожать. Но было уже поздно. Подначиваемый папой римским Филипп II решил навести в стране порядок и послал в Нидерланды армию под командованием герцога Альбы.

Правосудие герцога Альбы

Европу 1560—1570-х годов можно без преувеличения назвать царством террора. Во Франции религиозные войны дошли тогда до своей жесточайшей кульминации — Варфоломеевской ночи, а в России бушевала опричнина. Так что герцог Альба на этом фоне не особенно выделялся.

Прибыв летом 1567 года в северные владения Габсбургов и разместив свои войска в ключевых нидерландских городах, он учредил Совет по делу о мятежах, красноречиво прозванный «кровавым». Все замешанные или подозреваемые в иконоборчестве и бунте должны были явиться пред Советом и взамен на это им были обещаны справедливость и милосердие.

Ослушников же ждала конфискация всего имущества и объявление вне закона. Эгмонт и Горн решили предстать перед судом, Вильгельм Оранский же предпочел рискнуть имуществом, а не жизнью. Легенда гласит, что, прощаясь в последний раз, Эгмонт и Вильгельм обменялись пророчествами. «Прощайте, принц без земли», — сказал Эгмонт. — «Прощайте, граф без головы», — ответил ему Вильгельм.

Оба пророчества сбылись очень быстро. Как наместник поступил с теми, кто ему доверился, мы уже видели. Вильгельм же был вынужден покинуть страну.

Теперь даже католики начали опасаться правосудия герцога Альбы и его венценосного руководителя. Многих казнили по малейшему подозрению, а доносчики были рады добыть улики против кого угодно, потому что получали часть конфискованного имущества. За шесть лет своего наместничества герцог Альба казнил не менее 2000 человек.

Последней, роковой, ошибкой наместника стало решение о введении новых налогов: пятипроцентного — на дарение и наследование недвижимости и так называемой алькабалы — десятипроцентного налога на все заключаемые торговые сделки.

Желание короля ввести эти налоги понятно. С одной стороны, несмотря на все конфискации, казна была пуста, а деньги на поддержание порядка требовались. С другой — алькабала хорошо функционировала в Испании. Но Нидерланды, в отличие от своей метрополии, были в большей степени страной посреднической торговли, поэтому новый налог, будь он введен, наносил смертельный удар экономике страны. Поэтому Генеральные штаты в 1569 году заблокировали этот закон.

Тем не менее в 1571 году Альба ввел новый налог, несмотря на всеобщее сопротивление. На следующий день лавки и мастерские закрылись. Ремесленники и торговцы отказались принимать новый налог. Многие из них, мирные буржуа, которым не дали заниматься своим делом, присоединились к гёзам — так теперь называли всех, кто вел войну против испанцев. А таковых, в результате политики королевского наместника, становилось все больше и больше. Нидерландцы, вначале не желавшие войны, понимали, что у них нет другого выхода, если они хотят свободно молиться и торговать.

Война гёзов

В первые годы правления Альбы против него решился выступить в открытую только Вильгельм Оранский. С трудом собрав деньги на наемную армию из немецких протестантов, он вторгся в Нидерланды. Однако его план, предполагавший нападение на страну сразу с трех сторон, провалился. Две армии были разгромлены, а его собственные наемники разбежались, так и не дождавшись сражения с врагом. Хоть Альба и не сумел захватить принца, он уверил короля в том, что «Вильгельма Оранского можно считать мертвецом».

Как показали будущие события, герцог поторопился с выводами: Вильгельм собирал новые наемные армии, но постоянно терпел поражения. Альба же был никудышным политиком, но очень талантливым полководцем. И все-таки по мере того как политика наместника разоряла все большее количество народа, росло и ширилось движение гёзов.

Лесные гёзы нападали на небольшие части королевских войск, захватывали испанские обозы, грабили церкви и монастыри. Но больше всего прославились морские гёзы — бесстрашные пираты, топившие испанские корабли и высаживавшиеся на берег для грабежа и разбоя. Хотя голландцы вспоминают их как рыцарей без страха и упрека, на самом деле они часто проявляли бесчеловечную жестокость, преследуя не только испанцев и друживших с ними соотечественников, но и всех, кто был связан с католической религией. Особенно прославились своими убийствами и насилием люди адмирала гёзов Виллема де ла Марка.

Морским гёзам требовалась база на суше — порты, где они могли бы передохнуть от своих походов, залечить раны, отремонтировать корабли. В первые годы партизанской войны такое убежище им предоставила Елизавета Английская, опасавшаяся испанского господства в Нидерландах и по этой причине готовая поддерживать любых противников Испании. Однако в 1572 году Елизавета, перед лицом настоятельных требований «своего возлюбленного брата Филиппа II» и опасаясь за себя (в Англии была значительная католическая оппозиция, которая возвела бы на трон Марию Стюарт, если бы испанцы обеспечили достаточную поддержку), вынуждена была отказать гёзам в пристанище. Впрочем, она не перестала платить субсидии повстанцам.

Дальнейшая судьба партизанской войны висела на волоске. Но даже это пошло на пользу нидерландцам.

Так, лишенные удобной базы, гонимые сильнейшим ветром, весной 1572 года гёзы оказались в устье Мааса. И, к своему удивлению, обнаружили, что находившийся там город Брилле был оставлен испанским гарнизоном, отправившимся в очередную карательную экспедицию. Город был немедленно захвачен и разграблен, однако, вместо того чтобы уйти обратно в море, гёзы объявили Брилле своей новой базой и подняли над крепостью флаг Вильгельма Оранского.

Вслед за Брилле были заняты еще несколько городов. Завидев гёзов, горожане сами поднимали восстания, громя испанские гарнизоны. Не прошло и двух месяцев, а Голландия, Фрисландия и некоторые другие провинции уже полыхали.

В июне того же года Провинциальные штаты Голландии провозгласили принца Оранского статхаудером Голландии, Зеландии, Западной Фрисландии и Утрехта. Это был открытый вызов испанскому королю, который в 1568 году лишил Вильгельма полномочий и объявил его вне закона. Представитель принца на собрании сообщил, что его патрон согласен принять предложение и от его лица пообещал вернуть городам привилегии, отнятые Альбой, а католикам и протестантам — свободу вероисповедания. Вильгельм также получил 100 000 гульденов в качестве субсидии на формирование армии.

Это было начало конца испанского владычества в Северных Нидерландах.

Впрочем, вначале так не казалось. Герцог Альба отправился в поход на север, и, как и раньше, ему сопутствовала удача. Один за другим он захватывал нидерландские города, истребляя всех, кто ему сопротивлялся. В городе Наарден было перебито все население, в том числе женщины и дети.

Война, впрочем, шла с переменным успехом, и в конце 1572 года могло даже показаться, что восстание вот-вот окончится очередным провалом. Вильгельм Оранский очень надеялся на помощь французских гугенотов, но их поход во Фландрию так и не состоялся. Это развязало руки Альбе, и он смог сосредоточиться на разгроме восставших в северных землях.

В начале следующего года он осадил крайне важный для восставших Харлем. Но помощь нидерландцам пришла откуда не ждали. Харлем, а возможно, и все восстание спасли турки. Они как раз в это время начали против Испании кампанию в Средиземном море и отвоевали Алжир. Филипп предпочел потратиться на войну с османами, которая ему казалась более важной, в результате чего войска Альбы остались без денег.

В итоге у брошенного на произвол судьбы герцога Альбы кончились силы. Он подал в отставку, и в самом конце 1573 года просьба Альбы была удовлетворена. На его место назначили Луиса Рекесенса-и-Суньигу, опытного дипломата. По-видимому, король выбрал его в надежде умиротворить нидерландцев, поскольку он обладал гораздо более мягким нравом, чем Альба.

Новый наместник предложил королю простить всех протестантов при условии, что они вернутся в лоно католической церкви, и облегчить эмиграцию для других. Эти меры были неприемлемы как для Филиппа II, так и для гёзов. Однако что-то у Рекесенса все же получилось: в 1574 году он, с согласия короля, упразднил Совет по делу о мятежах и алькабалу. Военные действия продолжались, но осада Лейдена сорвалась — жители города разрушили дамбы и затопили все окрестности. А вот с деньгами стало совсем плохо: в 1575-м Испания вновь объявила о своем банкротстве. А в марте 1576-го Рекесенс умер, так и не сумев переломить ситуацию.

Вечный эдикт

Потеряв командира, испанские войска окончательно взбунтовались. Им надоело воевать с превосходящими силами противника, охраняя богатые города и не получая при этом оплаты, они решили вознаградить себя, разграбив Антверпен. В этом бесславном походе было убито более 6000 горожан.

Генеральные штаты, заседавшие в этот момент в Генте, немедленно опубликовали текст «Гентского умиротворения». Провозглашались единство Нидерландов, свобода передвижения и торговли, отмена всех законов, направленных против кальвинистов, а вышедшие из-под контроля испанские войска объявлялись вне закона. Признавались власть Филиппа II и католическая вера, но непосредственный контроль, по крайней мере в Северных Нидерландах, доставался Вильгельму Оранскому.

Как видно, продолжения войны большинство по-прежнему не хотело, как и преобладания протестантов. Хоть кальвинисты и были самыми активными участниками тогдашней политической борьбы, но составляли не более 10% всего населения страны. Вместе с тем, несмотря на отмену алькабалы, население Нидерландов явно желало обезопасить себя от произвола испанских властей.

Прибывший в феврале 1577 года в Нижние Земли наместник дон Хуан Австрийский вступил в переговоры с Генеральными штатами, в результате которых был заключен «Вечный эдикт», повторявший текст «Гентского умиротворения», но с одной оговоркой: наместником дон Хуан объявлял не Вильгельма Оранского, а самого себя. Этого в скором времени оказалось достаточно для начала новой войны.

Дело в том, что планы дона Хуана этим не ограничивались. Он решил вторгнуться в Англию, освободить из заточения Марию Стюарт и, женившись на ней, стать королем Англии, восстановив в ней католицизм. Но жители Нидерландов не желали участвовать в его планах, а Голландия и Зеландия, верные кальвинизму и Вильгельму Оранскому, вообще саботировали исполнение «Вечного эдикта». Дон Хуан бежал в крепость Намюр, заперся там и начал военные действия против Генеральных штатов.

Власть в городах, в том числе в южных, стали захватывать кальвинистские общины. Новые хозяева городов тоже не отличались большой терпимостью, разница была лишь в том, что гонения обрушились на католиков, то есть на большинство. Добившись власти, нидерландские протестанты сделали то, что многие десятилетия не могли сделать испанцы — качнули маятник симпатий умеренных на сторону Испании. Смена ролей пошла на пользу испанской короне. И этим сумел воспользоваться новый наместник — герцог Пармский Александр Фарнезе.

Тот умело играл на противоречиях во вверенных ему землях и 6 января 1579 года добился подписания представителями южных католических провинций Аррасской унии, подтвердившей неприкосновенность католицизма и власти Филиппа при условии вывода испанских войск.

Ответом Севера стала уния Утрехтская. Через две недели после отделения южан, 23 января, ее подписали семь северных провинций, объявивших о намерении до конца бороться за независимость и свободу вероисповедания. Филипп тем временем объявил Вильгельма Оранского своим личным врагом, а тот в ответ назвал испанского короля тираном и отрекся от него.

В 1581 году Генеральные штаты северных провинций официально низложили Филиппа. Поскольку устанавливать республику было слишком смелой мыслью, сразу встал вопрос: кто будет новым королем? Елизавета Английская решительно отказалась, и тогда Вильгельм пригласил герцога Анжуйского Франсуа, младшего брата Генриха III. Но тот за короткое время успел вызвать всеобщую неприязнь и покинул страну.

На самого принца Оранского не прекращалась охота. За его голову была назначена солидная сумма, к тому же католические священники не уставали повторять, что убийцу «тирана» ждет божественное вознаграждение. 10 июля 1584-го вождь Нидерландской революции был убит фанатиком. К слову, он стал первым главой государства в истории, застреленным из пистолета.

Разные судьбы

Тем временем Александр Фарнезе продолжал наступление и в 1585 году сумел покорить Антверпен. Теперь граница между Северными и Южными Нидерландами четко обозначилась. И хотя война длилась еще 60 лет (с перерывом на 12-летнее перемирие в 1609–1621 годы), изменения этой границы будут уже незначительными.

Раздел свершился. На Севере появилась Республика Соединенных провинций (короля для нее найти так и не удалось), которую для простоты стали называть Голландией, как некогда все Нидерланды называли Фландрией. На Юге же сформировались Испанские Нидерланды, впоследствии ставшие Австрийскими — будущая Бельгия.

Последняя попытка объединить Нижние Земли была предпринята уже в XIX веке, после Наполеоновских войн, но из нее ничего не вышло. Во-первых, на Севере и Юге утвердились разные религии. Во-вторых, были причины экономические. После того как испанцы вновь взяли Антверпен, голландцы успокоились на том, что захватили устье реки Шельды, запирающее выход из города, а сам город освобождать не стали. Так амстердамские купцы перекрыли воздух своим антверпенским братьям, в результате чего Амстердам быстро стал новой столицей мировой торговли.

Такое горожане Антверпена — а вместе с ними и все обитатели Южных Нидерландов — простить не могли. Не случайно Шарль де Костер в своем эпическом произведении «Легенда об Уленшпигеле», высказывая сожаление о неудавшемся союзе Бельгии и Голландии, говорит: «И было б так, когда б не Шельда…»

Золотой век Голландии

Тем временем Республика Соединенных провинций стала самой могущественной в мире морской державой. Купцы-мореплаватели, поставленные в условия постоянной войны, оказались и способными дипломатами, и хорошими солдатами.

В 1628 году адмирал Пит Питерсон Хейн захватил испанский серебряный флот — все серебро было потрачено на финансирование войны против бывшей метрополии. Голландцы взяли в свои руки посредническую торговлю между европейскими государствами, а в Индийском и Тихом океанах их интересы обеспечивала созданная в 1602-м Нидерландская Ост-Индская компания, которую принято считать первой транснациональной корпорацией в истории.

На два с лишним столетия жители Северных Нидерландов сумели стать единственными европейцами, имеющими право появляться в Японии, а европейские штудии в Японии приобрели название «рангаку», или «голландская наука». В 1609 году была основана Амстердамская биржа — старейшая в мире и по-прежнему остающаяся одной из главных.

И все же главным достоянием Республики стала свобода. После произвола со стороны испанского короля свобода — свобода веры, свобода торговли — стала многими восприниматься как высшая ценность. И хотя вначале эта свобода не распространялась на католиков, в которых по понятным причинам видели угрозу, именно в Голландии вероисповедание постепенно стало вопросом частной жизни человека, а веротерпимость обязательной. Так Голландия стала матерью западного либерализма. И именно он подарил ей самый настоящий золотой век.

Именно здесь Левенгук изобрел микроскоп, Гуго Гроций заложил основы международного права, здесь писал философские труды Спиноза и творили Рембрандт, Вермеер, Франс Халс и еще многие другие. Дух свободы притягивал сюда иностранцев: Рене Декарт 20 лет прожил в Лейдене. Кроме того, в Голландию потянулись португальские евреи-сефарды и французские гугеноты, тоже немало способствовавшие ее развитию.

Испания согласилась признать независимость своей мятежной провинции лишь в 1648 году — и уже через четыре года, с первой англо-голландской войной, начнется закат Голландии. Впрочем, утратив свое военно-морское и торговое господство, страна по-прежнему осталась в авангарде Европы. Голландцы были примером для первой Английской революции и помогли в организации славной революции 1688 года, а значит, и в оформлении английской конституционной монархии.

Петр I в своих реформах во многом ориентировался на голландский опыт, о чем свидетельствуют такие слова, как «брандспойт», «верфь», «якорь» и многие другие, позаимствованные из нидерландского языка. На протяжении всего XVIII века именно в Нидерландах печатались книги, запрещенные к изданию в других странах Европы. Здесь выходили сочинения Вольтера, Дидро и Гольбаха, здесь издавались и произведения, запрещенные за границей из-за их чрезмерной фривольности, например «Манон Леско» аббата Прево.

Наверное, именно этот дух свободы и частной инициативы и можно считать главным завоеванием Нидерландской революции. Англичане, американцы, французы бунтовали против своих властей, опираясь на опыт людей, которые первыми в новой истории обрели свободу.

_{Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 1, январь 2009, частично обновлен в январе 2024}