Старая земля с обломками чьих-то воспоминаний, перепаханная вдоль и поперек, разбитая динамитными шашками атеистов, покалеченная авиабомбами фашистских изуверов. Земля с курганами над безвестными богатырями, горами опалой листвы в безнадежно мелеющих реках и речушках, с черными от времени кособокими избами. Такое ощущение, что история ушла с этого плацдарма, ход времени остановился, остались только самые стойкие артефакты былого.
Картину эту можно увидеть в любом месте страны, кроме, пожалуй, двух стремительно толстеющих мегаполисов. Такой она будет везде — в Костроме ли, в Рязани или Туле . И город Луга не исключение, хоть и находится в двух с половиной часах езды от Петербурга .
Что же касается летописей — то здесь одна сплошная загадка. Некоторые старинные источники указывают на 1478 год как дату основания Череменецкого монастыря. В переписной книге Водской пятины он впервые упоминается в 1500-м, однако археологи не согласны ни с той, ни с другой датировкой. По их данным, обитель на острове была основана гораздо раньше.
Как бы то ни было, но уже в XVI веке посреди острова стояли две церкви, вокруг, у подножия, расположились келейные корпуса, хозяйственные постройки, митрополичий домик и гостевой особнячок. От здания к зданию шла невысокая кирпичная стена, ограждавшая братию от мирской суеты и ненужных треволнений.
Напротив монастыря на берегу озера располагалось обширное поместье, жалованное в 1616 году первым царем из династии Романовых
Чуть позднее граф приобрел небольшой колесный пароход и по праздникам стал собирать крестьян из окрестных деревень и свозить их на службу в монастырь. Это была первая в окрестностях Петербурга паровая машина . Правда, позже к острову проложили небольшую дамбу, озеро обмелело, и он постепенно превратился в полуостров.
Потом наступила эпоха большой нелюбви. Нелюбви к самодержавию, к религии, а вкупе с ними — и ко всему давнему и недавнему прошлому. Но Череменецкий монастырь выстоял. И продержался до 1930 года, когда в его храмы и кельи вселилась артель «Красный Октябрь», а вслед за ней школа садоводства и турбаза. Монастырские постройки обретали унылый рабоче-крестьянский облик, ветшали и рушились. Там, где раньше звучала молитва, теперь тарахтел убогий железный трактор. Древнее село Рапти было стерто с карт: вместо него в реестре населенных пунктов числился поселок имени Дзержинского.
Усадьбу графа Половцева ждала более почетная судьба: в громадном особняке разместили дом отдыха НКВД. По-прежнему здесь бывали самые высокие гости — среди постояльцев неоднократно были замечены
Словно небеса разверзлись, и грянул гром. Первым прекратил свое существование дворец Половцева. Во время войны немцы взяли поселок имени Дзержинского без боя, местных жителей не трогали, покуда их не трогали партизаны. А в усадьбе разместился немецкий штаб и небольшой санаторий для высших армейских чинов. Немцы усадьбу не громили — берегли красивейшее сооружение с огромной двухвсходной лестницей перед парадным входом. Военные хроники, впрочем, сохранили историю о том, как сам граф Половцев помог советским партизанам. Как только фашисты заняли старинную усадьбу, в Ленинграде вспомнили, что в подвалах «северного Версаля» остались некие важные документы, которые никак не должны были попасть в руки оккупантов. В одну из хмурых осенних ночей 1941 года в подземелья дворца проникла группа партизан во главе с офицером НКВД. Прямо под носом у немцев бумаги были уничтожены, однако и диверсантов заметили. Спас положение древний подземный ход, по которому партизаны ушли от погони. А в 1944 году очередь уходить настала и самим фашистам. Покидая Рапти, гитлеровцы заложили во дворце две бомбы. От усадьбы не осталось почти ничего — если не считать той самой гранитной лестницы. Да еще фотографии, где довольные, улыбающиеся фашисты позируют на фоне изящного полуовального дворца — за несколько дней до ее уничтожения.
Кстати, местные жители упорно отрицают официальную версию гибели дворца: старожилы твердят, что дворянский особняк взлетел на воздух при загадочных обстоятельствах уже после того, как его покинули захватчики. Сомневающимся в этой версии могут показать старинную резную мебель, которая якобы уже после войны перекочевала из усадьбы в местные избы. Как бы то ни было, но о былой славной истории после 1944 года напоминал только облупившийся столб колокольни собора Иоанна Богослова.
Недолго высилась стройная звонница над окрестными лесами: в 1960 году печальная участь постигла и Череменецкий монастырь. Только теперь мстили уже не фашисты и уже не врагу. Давно ушедшему в небытие самодержавию мстили власти, заложившие в величественном соборе Иоанна Богослова с высокой колокольней динамит . Совхозам нужен был кирпич.
Вскоре все начало безудержно и стремительно зарастать травой и забвением. Витиеватые контуры системы прудов перед дворцом графа Половцева превратились в болотистое футбольное поле, уцелевшая гранитная лестница отправилась на облицовку партийных дач. Монастырь на острове с дамбой опустел, среди руин выросли огромные тополя и дубы.
Как и в тысячах маленьких российских святынь, в монастыре сегодня живет немногочисленная братия. Выращивает в пруду карпов, холит небольшой огород и пытается как-то восстановить обитель. Помогают, чем могут, опомнившиеся власти: кто списанный автобус подарит, кто рабочих пришлет, кто дорогу по дамбе в асфальт закатает. Вместе с настоятелем митрополитом Митрофаном мы поднимаемся на вершину холма, туда, где среди буйствующей растительности высится уцелевшая алтарная стена храма Иоанна Богослова. Под ногами — гранитные ступени, просевшие и растрескавшиеся — словно по ним разом прошлись все миллионы паломников, приезжавших сюда на протяжении пятисот с лихвой лет. Рядом с руинами — восстановленная маленькая Преображенская церквушка; в ней в приснопамятные времена был клуб, а под полом — десятки невесть откуда взявшихся человеческих останков. Еще на вершине холма стоит серый склеп резного камня, давно опустошенный, разграбленный и поруганный. В восстановленной церкви, под бархатным балдахином — древняя икона Иоанна Богослова, явившаяся на этих берегах простому крестьянину. Послушник Виктор — он же смотритель храма — рассказывает, что возле этой иконы лампадки все время движутся, как маятники, никогда не останавливаются. «Дышит икона, — говорит Виктор, — живет, значит».
Руины храма Иоанна Богослова неминуемо наводят на мысль об Умберто Эко (
Еду в поселок имени Дзержинского. Уже ранние сумерки, те самые, в которых все очертания, все предметы становятся не то чтобы расплывчатыми, нет, они становятся какими-то другими, словно не из этого мира, не из этой реальности. И среди них — кособокая кирпичная арка за похожим на угольное болото двором. Вокруг — горы битого кирпича, поросшего бурой травой, гранитные блоки, покореженные железные балки. Все, что осталось от «Лужского Версаля» — великолепного и дерзкого дворца Графа Половцева. Рядом — мрачное серое строение, на задворках которого угольная куча и полусгнившие штабеля бревен. Сейчас здесь расположено хиреющее общежитие, а когда-то в доме располагалась дворцовая кухня, с усадьбой ее соединял подземный ход. Так было принято: по потерне можно было проносить блюда прямо к барскому столу, избавляясь таким образом от нужды выходить на улицу. Теперь же мрачное подземелье населяют призраки и духи, которых регулярно видят деревенские пацаны и потом с удовольствием рассказывают о своих мистических встречах с давно ушедшими в небытие хозяевами величественной усадьбы.
Если внимательно присмотреться к поселковым постройкам, можно найти еще несколько интересных объектов: к примеру, сельская библиотека вместе с администрацией деревни занимает любопытное кирпичное здание с круглыми окнами — это бывшая оранжерея графа Половцева. По соседству еще один старинный дом, в котором сейчас несколько жилых квартир — в XIX веке здесь жил управляющий имением.
Чуть дальше — белесый скелет парадной лестницы, нисходящий к убогому футбольному полю c воротами из неотесанных еловых поленьев. В провалах под бывшими лестничными маршами — горы мусора, в которых утонешь по пояс, ненароком свалившись. И — сумерки. Бесконечные северные сумерки, стыдливые, крадущиеся, словно стремящиеся как можно незаметнее скрыть картину человеческого недомыслия, позора и варварства.
Все это можно восстановить, можно построить заново дворец — благо, что сохранились многочисленные обмеры и данные фотофиксации начала XX века. Однако же с послевоенных лет здесь так и не ступала нога архитектора, что уж говорить и о потенциальных инвесторах. О Рапти вспомнили лишь один раз — в начале двухтысячных, когда в Москве на Лубянской площади демонтировали памятник Феликсу Дзержинскому и подыскивали ему новое место. Тогда и ткнули пальцем столичные чиновники на точку на карте Ленинградской области , которая до сих пор носит имя железного Феликса. Однако монумент до поселка так пока и не доехал.
Несмотря ни на что в череменецкой обители и ее окрестностях — удивительное, почти сверхъестественное спокойствие. Из тех, что происходит от мудрости и непередаваемого житейского опыта. Вселенная концентрируется там как плотный, теплый, осязаемый комок в ладони. Тысячи энергий, вихревым следом тянущиеся за всеми войнами, революциями и потрясениями, там замирают, сплетаются в одну нить и становятся могучим столпом, на который можно опереться, постоять, подумать, подышать этим воздухом из других времен и другой реальности. Что было, то было. Что выпало, то выпало.