Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Желтый глаз

19 августа 2007
Желтый глаз

Об авторе

В небольшом местечке Клемметсрюд, что в 30 километрах от норвежской столицы, живет молодой симпатичный человек. Зимой и летом, днем и ночью его можно встретить в лесу. Он не охотник, который внимательно высматривает добычу. У него нет при себе ружья, зато всегда висит сбоку фотоаппарат или кинокамера, а в рюкзаке за спиной видавшая виды небольшая палатка. Этого человека знают буквально все — миллионы телезрителей с нетерпением ждут его появления на голубом экране в очередной передаче «Журнал природы», столь же популярной в Скандинавии, как и передача нашего телевидения «В мире животных». Зовут его Сверре Фьельстад, он страстный орнитолог-любитель, писатель-натуралист, один из самых активных в Норвегии поборников охраны природы и окружающей среды. В совершенстве зная всех птиц, которые обитают в Скандинавии, Сверре стремится запечатлеть на пленке и описать на бумаге их особенности и повадки, донести до читателя и зрителя те тайны, которые он сам сумел раскрыть ценой огромного терпения, труда и безотказной выдержки ученого.

С. Фьельстад — автор многих книг о животном мире Норвегии. От его взгляда не укроется ни одно нарушение законов об охране природы, да и сами эти законы принимаются в немалой степени благодаря активной деятельности и творчеству таких энтузиастов, как Фьельстад. Не так давно у нас в стране впервые изучай на русском языке сборник рассказов Фьельстада «Летела птица».

Доктор филологических наук, профессор В. Якуб

В глубинах Стурьшемарка, в стороне от дорог и троп, по которым ходят жители лесных массивов, находится узкое ущелье. По дну его среди камней и бурелома течет ручеек. Многие сотни лет трудился он над тем, чтобы пробить в горах этот путь.

С востока ущелье ограждает почти отвесная стена с небольшими уступами. На скудном слое земли растут низкорослый можжевельник и карликовая березка.

На одном из уступов, в самом центре стены, сидит филин. Это Желтый глаз. В бледно-зеленом мерцании луны птица кажется серебристо-серой. Над ее круглой головой торчат наискосок два длинных пучка перьев, напоминающих рога. Это совиные «уши».

Птица долго сидит неподвижно. Кажется, будто она высечена из камня.

Но вот она резко поворачивает голову, и лунный свет падает прямо в глаза. От яркого света загораются два янтарно-желтых глаза, темные зрачки сужаются. Птица что-то высматривает в тени, на другой стороне ущелья. Наконец она находит то, что искала. Дрожь пробегает по телу филина, он вытягивается и раздувает оперение. Перья, словно колючки, торчат во все стороны.

Какое-то время Желтый глаз сидит в этой позе, затем вытягивает шею и кричит: «Ху-ху-у». Глуховатый, глубокий звук напоминает человеческий крик...

Крикнув еще раз, филин застывает в ожидании ответа. Проходит несколько минут. «Тии-йюкк», — вдруг громко и резко доносится с крутого обрыва по ту сторону ущелья.

Желтый глаз вздрагивает. Внезапно длинные острые когти крепче впиваются в землю, лапы, словно мягкая пружина, отталкиваются от скалы, и сова взлетает с уступа.

Словно гигантская летучая мышь, Желтый глаз летит над долиной, его полет бесшумен, как сама ночь. Попав в тень, которую отбрасывает крутая вершина по другую сторону ущелья, птица вдруг пропадает, и кажется, будто ее поглотил мрак.

А чуть погодя с западной стороны Курпосского ущелья в ночной тишине доносятся удивительные звуки: щелчки и шипение, громкие и резкие «тии-йюкк», перемежаются с мяуканьем: «Ки-э-э-ю», «Ки-э-э-ю».

Это любовный дуэт двух филинов.

Желтый глаз ходит размеренным, важным шагом, поворачивая корпус из стороны в сторону. Крылья раскинуты гигантским полукругом, крайние рулевые перья волочатся по вереску и снежному насту, оставляя позади широкий след. Перья на затылке торчат. Вид у филина зловещий.

Время от времени птица глухо ухает. В ответ Серое ушко щелкает клювом. Обычно она делает это лишь тогда, когда чует опасность. Едва Желтый глаз приближается к ней, как она жеманно отворачивается и мяукает, хотя и занята только своим избранником...

лые проблески занимающейся зари окрашивают небосвод, когда обе птицы поднимаются с обрыва на западной стороне Курпосского ущелья, пересекают долину и садятся на уступе крутого склона.

Этот уступ Желтый глаз облюбовал для гнезда, и теперь он с волнением ожидает, одобрит ли супруга его выбор. Он начинает семенить вокруг нее, как бы желая показать, что места здесь вполне хватит на двоих.

Уступ обращен на юго-запад, и вот уже несколько недель, как на нем стаял снег. Земляной покров на камне очень тонок, и, когда когти филина касаются земли, раздается скрежетание. Самка разгребает когтями небольшую ямку в земле у самой скалы. Иного гнезда ей не надо — ведь скала дает отличную защиту. На следующий день Серое ушко ложится в гнездо.

И вот филины снова гнездятся на Курпосе. Лет десять назад тут пристрелили последних филинов, и с тех пор жители Стурьшедалена не припомнят, чтобы в лесах, к востоку от долины, водились филины...

Через неделю приходит весна.

Мягкие юго-западные ветры с дождем уже смыли почти весь снег, и теперь лишь кое-где на склонах виднеются белые пятна. Всюду журчит вода. Ручей на дне Курпосского ущелья превратился в большой и бурный поток; низвергаясь с камней, он оглушительно грохочет.

На пологом склоне с южной стороны Курпоса снега совсем нет. Последние островки его исчезли давно, и в прошлогодней траве уже пробиваются свежие побеги. Это любимое лакомство зайцев. Каждую весну, в сумерки и на рассвете, здесь всегда можно увидеть нескольких зайчат. А в лунные ночи они и вовсе не спят. Неслышно, словно сероватые тени, прыгают они с места на место. Их легко заметить по весеннему наряду.

Желтый глаз все это знает — не потому, что бывал здесь раньше или кто-нибудь поведал ему об этом, а потому, что может прочитать все по местности, как по открытой книге: пологие, обращенные к югу склоны с мелким кустарником и сочной травой очень хороши весной. Здесь всегда есть чем поживиться.

Вот филин, медленно и беззвучно работая крыльями, вылетает из густого ельника на дне ущелья. Его большие — размах полтора метра — округлые крылья не заденут ни веточки. Трудно даже понять, каким образом птица умудряется так незаметно пролетать сквозь лес. Но у Желтого глаза удивительное зрение — для него лунный свет все равно что для человека свет солнца. Вес его тела по отношению к размерам также не особенно велик, кости полые, а оперение рыхлое и пушистое, весь организм приспособлен к тому, чтобы он мог бесшумно летать.

Желтый глаз мягко опускается на ветку скрюченной сухой сосны и, приведя в порядок оперение, замирает, точно каменное изваяние. Широко раскрыв глаза, он внимательно изучает склон, залитый лунным светом. Желтый кружок вокруг зрачков сужается и как бы отодвигается в уголок глаза.

Несколько минут птица сидит не шелохнувшись, лишь незаметно поворачивает голову. Как у всех сов, глаза у филина неподвижно закреплены в глазницах, и, чтобы посмотреть в сторону, птице приходится поворачивать всю голову.

Но вот филин замирает и опять напоминает изваяние, он что-то обнаружил и должен сосредоточиться — чуть выше в вереске на склоне подозрительно качнулись два серых листка. Желтый глаз проявляет любопытство. Беззвучно взлетев с дерева, он парит на неподвижных крыльях, пока не оказывается над «листьями», и только теперь взмахивает крыльями. И тут же в ответ бурный взрыв на земле — сквозь заросли вереска гигантскими прыжками мчится заяц. Филин, сложив крылья, устремляется вдогонку. Тело его вытягивается — так легче резать воздух, «уши» торчат вверх. Но уже поздно; заяц первым кинулся бежать, и это дало ему преимущество, награда которому — жизнь. Всего на какую-то секунду он опережает птицу, успевая скрыться в буреломе. Желтый глаз резко тормозит своими огромными крыльями. Едва не налетев на поваленные деревья, он отворачивает в сторону, взмывает ввысь и опускается на сухой сучок. Где-то там, под корнями, нашел себе укрытие заяц. Он знает, что опасность ему не грозит, пока он лежит не шелохнувшись. Ноздри у бедняги судорожно ходят, он напряженно вслушивается, сердце гулко стучит, в глазах — ужас.

Проходит час-другой. Луна уже катится вниз к горизонту, а заяц все сидит в укрытии. Правда, теперь он чуть осмелел: поворачивает голову, шевелит ушами. Широко раскрытые ноздри втягивают запахи свежих побегов. Зверек проголодался.

А в нескольких метрах от него, пересев на голую ветку чуть подальше, в стороне, дежурит Желтый глаз. Карауля зайца, он почти все время просидел, опустив вниз голову. Он давно ничего не ел и теперь начинает терять терпение. Желтый глаз привык голодать по два-три дня, но вид живой добычи вызывает у него обостренное чувство голода.

Заяц делает несколько пробных прыжков к выходу — тельце его выгнуто дугой, передние лапы почти касаются груди. Все тихо. Нигде не видно тени широких крыльев.

Осмелевший заяц появляется в дыре. Глаза возбужденно бегают по сторонам, но он по-прежнему не видит ничего для себя подозрительного. Тогда он выходит из укрытия и делает несколько метровых прыжков. Никого. Заяц успокаивается, страх перестает сковывать его тело, и беззаботный зверек начинает прыгать по прошлогодней траве.

В это мгновение в воздух беззвучно взмывает птица, но заяц замечает опасность не раньше, чем его накрывает огромная тень. Закричав от страха, он отчаянно пытается спастись. Но поздно. Длинные, острые, как шило, когти впиваются ему в бока, проникая так глубоко, что едва не сходятся посередине. Заяц несколько раз брыкается задними лапами и вместе с филином катится по земле. Перья летят во все стороны, клочья заячьей шерсти носятся по воздуху. Но силы такие неравные, еще мгновенье — и заяц безжизненно повисает в когтях филина.

Весеннее солнце застает филинов спящими — каждый из них на своем уступе. Оба сидят неподвижно; их серовато-бурые перья сливаются с мхом и камнями.

Вечером в тот же день Серое ушко откладывает последнее яйцо; теперь в мелкой ямке-гнезде надо согревать уже три круглых яйца...

Желтый глаз появляется из своего укрытия лишь после того, как над холмами выкатывается большая круглая луна. Ему, конечно, надо бы подняться в воздух, как только зашло солнце, но после утреннего столкновения с воронами он чувствует себя усталым. Филин потягивается со сна, выпрямляет свои пушистые лапы с длинными когтями — два пальца вперед, два назад, они созданы затем, чтобы хватать и держать накрепко.

Желтый глаз летит на запад. Над Курпосским ущельем его обдувают струи холодного воздуха. По дну, громко журча, течет бурный ручей. Филин не любит громких звуков, но к голосу ручейка он привык.

В тот вечер он случайно залетает дальше, чем обычно, лунный свет манит его к незнакомым местам. Скоро ему и впрямь придется расширять участок для охоты: когда в гнезде появятся птенцы, придется кормить много ртов.

Через некоторое время Желтый глаз замечает, что деревья становятся реже, и вскоре в лесу открывается большая поляна. Филин делает круг и неожиданно встречает взгляд двух огромных глаз, устремленных прямо на него. Вздрогнув, он садится на стройную сосну на опушке поляны. Там, на дереве, он пристально всматривается в огромные немигающие глаза.

Постепенно любопытство его становится столь неудержимым, что он не в силах усидеть на ветке. Дело кончается тем, что птица срывается с дерева и, едва работая крыльями, летит к тому загадочному месту.

Тут он замечает удивительное существо о двух ногах, и по неуловимым признакам догадывается, что лучше держаться от него подальше. Кружа высоко над землей, он замечает еще одно существо. Желтый глаз не может насмотреться на эти странные существа, так непохожие на зверей, которых он привык видеть в лесу.

Филин возвращается на сосну, но по-прежнему не сводит глаз с окон дома в Бьерке.

Желтый глаз отлично видит ночью. Человек никогда бы не заметил в лунном свете кошку, которая вылезла из-под сарая, но Желтый глаз ее тотчас обнаружил и внимательно следит за всеми ее движениями. Вот кошка перебежала лужайку и появилась в зоне, ярко освещенной луной. Филин никак не мог определить, что это за существо — походкой напоминает лису, а тело почти как у куницы, только куница, пожалуй, постройнее. Впрочем, зверек хорошо упитан, и Желтый глаз замечает, как лоснятся при движении его черные бока.

Кот Монс направляется в поле, только что сбросившее снежное покрывало. Весной там много полевок. Полевки строят подснежные гнезда, всю зиму прикрытые спасительной толщей снега. Теперь же гнезда открыты зоркому взгляду ворон и чуткому нюху кошек.

Кот, как и филин, хорошо видит в темноте, но все же он не замечает в воздухе, большую тень, которая приближается со стороны неосвещенной части поляны. Кот находится в полосе яркого лунного света, это ослепляет его и делает хорошо видимым. И лишь когда тень почти накрывает его, кот замечает опасность. Реакция молниеносная — он галопом бросается вперед, видит перед собой большое поле и резко останавливается. Потом неожиданно прыгает в сторону, поворачивается, выгибает спину, ощетинивается и громко шипит. Но при виде огромной тени, которая несется прямо на него, снова поворачивается и бешено мчится вскачь, поднимая на ходу истошный крик.

Ноттов не спеша направлялся к маленькому домику, когда услышал голос Монса. Он даже похолодел — никогда прежде не доводилось ему слышать, чтобы кот так кричал. Резко повернувшись, он едва успел заметить, как огромная птица кинулась на кота. Ноттов бросился на помощь, но не успел он пробежать и несколько шагов, как птица уже поднималась вверх с добычей в когтях. Ноттов только обратил внимание на ее величину и широкие округлые крылья. Неужто филин?

Пролетев немного, Желтый глаз опустился на землю.

Ноттов припустился бегом. Может быть, еще не поздно и ему удастся заставить хищника выпустить добычу? И он бежит так, что лишь комья летят во все стороны, одним прыжком перемахивает через ограду и устремляется в поле.

Но птица снова взмывает в воздух. Мощно работая крыльями, она набирает высоту, медленно приближается к опушке леса и исчезает за высокими елями. Ноттов резко останавливается, прислушиваясь, как после бега бурно стучит сердце. Он дышит часто и коротко. Да, в его возрасте, пожалуй, не следует этого делать...

Тяжело ступая, Ноттов идет к месту сражения. Несколько светлых перьев да темные клочки шерсти — вот и все, что говорит о трагедии, разыгравшейся здесь несколько минут назад. Теперь у Ноттова уже нет сомнений в том, что это был филин, ни одна другая сова не в состоянии взлететь с такой тяжелой добычей в когтях.

Ноттов в бессильной злобе сжимает кулаки, устремляя взгляд в сторону леса, темной стенкой вставшего вдоль поля. Значит, в лесах Стурьшедалена после десятилетнего перерыва снова объявились филины. Помнится, в прошлый раз они устроили гнездо на отвесной скале под Курпосом, но продержались там всего лишь год — обе птицы были застрелены еще до того, как на свет появились птенцы. Толлеф Лисэтра, сосед, получил тогда положенную премию, да еще заработал на птицах, которых продал на чучела. А ведь по справедливости это он, Ноттов, должен был получить деньги, потому как он первый обнаружил гнездо и рассказал Толлефу о птицах...

По пути к дому Ноттов клянется отомстить за Монса, лучшего крысолова в Бьерке. Завтра вечером он отправится на Курпос и осмотрит скалу с западной стороны. Будь он проклят, если филины не обитают на том же месте, что и десять лет назад. Уж на этот раз Толлеф его не обойдет!

...Добыча безжизненно повисла в когтях Желтого глаза. Лететь ему было трудно, и вскоре филин спустился, чтобы немного отдохнуть. Он выбрал поросший вереском холмик и положил добычу перед собой. Несколько раз он пытался добраться до тела кошки острым кривым клювом, но словно бы не мог решить, с какой стороны ему лучше начать, — мешала шерсть. Наконец выбрал голову; обычно филины приступают к добыче с головы. Но голова этого зверя настолько велика, что ее одной вполне хватит на завтрак.

Было уже около полуночи, когда Желтый глаз направился на Курпос, неся в когтях обезглавленную кошку. Филин летит сейчас выше, чем обычно, направляясь кратчайшим путем домой, но и на такой высоте он замечает, что на южном склоне пасутся две косули — самец и самка. При виде летящего хищника косули замирают, но филин пролетает мимо, и животные снова щиплют траву.

Через несколько минут он пролетает над Курпосским ущельем, разворачивается, садится на узкий выступ в скале над гнездом и зовет супругу.

...Ноттов пересек поле и вышел на лесную дорогу восточнее Бьерке. На опушке он обернулся, чтобы полюбоваться местностью, живописно вырисовывающейся на фоне закатного неба.

Сколько раз доводилось ему бывать на этой опушке. За долгие годы здесь, пожалуй, ничего не изменилось. Хутор расположен далеко в лесу, и хозяйство ведется так, как было заведено испокон веку. Люди в здешних местах нетребовательные. Живут они тем, что приносит им лес и небольшое поле, довольствуются малым. Самому Ноттову перевалило за пятьдесят, да и жене его не меньше. Детей судьба им не послала. Кто будет жить в Бьерке, когда их не станет?..

Ноттов отгоняет от себя грустные мысли, поправляет ружье и решительно шагает в глубь леса.

Спустя какое-то время Ноттов доходит до Курпосского ущелья. По другую его сторону виднеется скала, на которой десять лет назад обитали филины. Ноттов убежден, что и в этом году они поселились здесь. Лучшего места для них не сыскать. Филины любят селиться там, куда почти невозможно добраться, где их не могут обнаружить. Но человек оказался сильнее птиц. Ноттов не припомнит, чтоб за последние десять лет ему приходилось слышать о новых филинах в районе Стурьшедалена. Филинов уничтожают, так как за них хорошо платят. К тому же чучела филинов пользуются спросом, и за удачно подстреленную птицу платят в двойном размере.

После долгой, утомительной ходьбы по рыхлому снегу Ноттов выходит наконец на восточную сторону ущелья. Ему осталось преодолеть гряду больших валунов, и он окажется у подножия отвесной скалы — цели похода. Она видна впереди, крутая, слегка нависшая, со множеством уступов.

Ноттов внимательно изучает скалу, всматривается в каждый уступ, каждую расселину. Мрак не позволяет различить на окружающем фоне серовато-коричневую птицу.

Неожиданно в полосе лунного света появляется большая птица. Плавно работая крыльями, она спускается на сосну. Несмотря на расстояние, Ноттов уверен — это филин!

Силуэт сидящей птицы четко вырисовывается на фоне луны. Глаз ее Ноттов не видит, но уверен, что филин смотрит прямо на него. От этого ему становится не по себе.

Видимо, перед ним самец. Значит, решает Ноттов, поблизости должна быть и самка; возможно, на том же месте, что и десять лет назад.

Не спуская глаз с птицы, он делает несколько шагов к уступу, на котором раньше находилось гнездо филинов, и осторожно туда заглядывает. Так оно и есть — на уступе, всего в двух-трех метрах от него, сидит огромная взъерошенная птица. Она громко щелкает клювом, шипит и еще сильнее взъерошивает оперение, так что становится похожей на раздутый шар.

Ноттов срывает с плеча ружье, наводит его на горящие глаза филина, но в последний момент, почти что нажав на спусковой крючок, одумывается. Успеется, он пришел не убивать; надо подождать, пока появятся птенцы и их можно будет взять. Сейчас перед ним огромная, опасная птица, полная решимости сражаться и защищать свое гнездо и будущих птенцов.

Ноттов, по-прежнему с ружьем в руках, не спускает с нее глаз. Но постепенно он догадывается, что сейчас самка вряд ли будет нападать, она сможет только обороняться. Она прижимается к уступу, вплотную к скале, не трогается с места и лишь прикрывает яйца. Потому-то она взъерошила оперение и широко раскинула крылья.

И Ноттов опускает ружье, но, очевидно, делает это слишком резко — птица вздрагивает, опускает оперение и взмывает в воздух. Три-четыре мощных взмаха, и она уже далеко от гнезда. А в ямке на уступе лежат три круглых яйца, бледно-зеленые от лунного света...

С приходом весны Серое ушко начала испытывать смутное беспокойство. К тому времени она уже месяц как сидела на яйцах, и со дня на день ждала появления птенцов. Ей надоело полудремотное состояние и хотелось снова подняться в воздух. От долгого сидения в гнезде мышцы птицы ослабли и стали вялыми. Чтобы размяться, Серое ушко иногда вставала, вытягивала лапы, подходила к краю уступа и, усевшись на землю, принималась взмахивать крыльями.

Как-то ночью Серое ушко почувствовала под собой какое-то движение. Она поднялась, вытянула лапы и, взъерошив оперение на грудке, наклонила голову. И впрямь, одно из яиц слегка шевельнулось. Серое ушко осторожно повернула его клювом, чуть отодвинула в сторону и снова улеглась на яйца. Но тут же поднялась: ей почудился писк. Она прислушалась. Когда писк повторился, Серое ушко вздрогнула всем телом, хотя и ждала этого звука. В это мгновенье крохотный клювик пробил скорлупку, дырка становилась все больше, и вот уже показалась маленькая головка, а затем и сам мокрый, взъерошенный слепой совенок. Мать заботливо прикрыла малыша своим телом.

Первую еду птенец получает лишь следующей ночью. Серое ушко дала ему крохотный кусочек от заячьей тушки, которую принес самец. Чтобы привлечь внимание слепого птенца, мать дотронулась до перышков у основания его клюва; малыш тотчас раскрыл клюв и получил порцию мяса.

Так она делала каждый раз, когда нужно было накормить совенка. Стоило ей промедлить, как малыш вытягивал шею, желая этим показать, что он голоден.

Через три дня семейство Серого ушка увеличилось. За это время первый птенец успел стать вдвое больше. Он очень прожорлив, и матери то и дело приходится его кормить.

Миновала неделя, в гнезде появился третий птенец, а старший покрылся ровным серовато-белым пуховым одеянием и начал походить на маленькую сову. К этому времени у него лопнула перепоночка вокруг глаз, и он впервые увидел мать, других птенцов и огромный удивительный мир вокруг. Теперь матери не приходится дотрагиваться до перышек у основания клюва; при виде еды птенец широко раскрывает клювик. Он, как и птенец, появившийся последним, был самец.

Серое ушко не решалась покидать гнездо и помогать супругу в охоте — птенцы были еще слишком малы. К тому же самый младший оказался слабеньким — он еще не прозрел и требовал особого внимания. Приходилось дотрагиваться до перышек у клюва, чтобы он начинал есть. Но мать делала это все реже — ей хватало хлопот с кормежкой старших птенцов.

А с едой становилось все хуже: в светлые ночи филину трудно охотиться, зверьки стали осторожнее, и им чаще удавалось скрыться. Желтый глаз, прежде такой разборчивый, теперь не брезгует ничем. Он даже довольствуется певчим дроздом, хотя это не то, что ему нужно. Воронов, обитающих на скале, он, как правило, не трогает, но самке и птенцам нужна еда, и тут уж не приходится считаться с тем, что вороны — ближайшие соседи. А кроме того, Желтый глаз презирает этих крикунов, которые не осмеливаются охотиться в одиночку.

В гнезде с каждым днем еды все меньше. Едва самец появляется с добычей, как Серое ушко набрасывается на нее, а самого самца прогоняет прочь. Ест очень мало — в основном отдает все птенцам. Стоит отцу задержаться, как она принимается звать его, ее громкие «кью-итт» разносятся по округе, словно клич ястреба.

Наконец и самый младший птенец раскрыл глаза. Теперь при виде матери он, как и старшие брат с сестрой, жадно раскрывает клювик. Но он слишком слаб и с трудом приподнимает головку, когда мать приносит еду. Первое время Серое ушко еще делала попытки втолкнуть еду в его раскрытый клюв, но вскоре ей надоело с ним возиться, и она перестала его кормить. Постепенно и старшие птенцы перестали с ним считаться, они отбирали у него еду, подминали под себя, бесцеремонна отталкивали.

Как-то ночью, когда Серое ушко отправилась на промысел, малыш настолько ослабел, что почти не мог двигаться. Только слабая судорога пробегала по его тельцу, когда на него наступали.

Старший птенец охрип от голодных криков. Глаза его с жадностью всматривались в темноту — он ждал мать. Внезапно он почувствовал, что под ним что-то шевелится. Посмотрев вниз, он обнаружил, что держит в когтях младшего брата. Хилый совенок делал отчаянные попытки вырваться, но где ему было справиться с крупным птенцом! Опьянев от голода, тот с такой силой сжал когти, что они почти сошлись на тощем тельце. Еще мгновенье — и он вонзил маленький кривой, но острый клюв в жертву...

Серое ушко, вернувшись в гнездо, сразу обнаружила исчезновение птенца. Быть может, она поняла, что он стал достоянием двух оставшихся в живых, но отнеслась к этому спокойно. Возможно, она даже обрадовалась, что одним голодным птенцом стало меньше. А маленькие хищники, сытые и умиротворенные, впервые за долгое время спокойно спят под пышным оперением матери.

Когда птенцам исполнился месяц, внешне они мало чем отличались от взрослых сов. Одеяние, прежде серовато-белое и в основном состоявшее из пуха, приобрело серовато-желтый оттенок, кое-где его украшали черно-коричневые поперечные полоски. Оно стало толстым и теплым; совята уже давно не нуждаются в защитном тепле матери.

Днем они обычно отдыхали каждый в отдельности, а мать устраивалась в полуметре от гнезда. Птенцы время от времени издавали забавные, похожие на скрип несмазанной двери, звуки.

С каждым днем совята становятся все беспокойнее. Они уже научились ночью бродить по уступу. И хотя пройдет не одна неделя, прежде чем они смогут подняться в воздух, уже теперь они начинают тренировать крылья, подолгу взмахивая ими на месте. Благодаря непрерывной ходьбе по уступу ноги становятся крепкими, черные кривые когти тоже растут, но от гранитного уступа тупятся. На голове наискосок вверх торчат два «уха» из перьев, они придают птенцам сердитое и вместе с тем горделивое выражение.

Обычно совята получают еду к вечеру, сразу же после захода солнца, но случается, что родители запаздывают и лишь после полуночи приносят им съестное. Что тогда творится на уступе! Птенцы шипят, щелкают клювами, взъерошивают оперение, совершают быстро, словно атакуя, прыжки, чтобы схватить очередной кусок добычи.

Серое ушко иногда делит добычу на две доли. Что же касается Желтого глаза, то он лишь швыряет принесенное на край уступа и исчезает до того, как птенцы успевают к нему приблизиться. Видно, он до сих пор считает уступ запретной для себя зоной.

Птенцы осмеливаются на дальние прогулки. Как-то ночью старший решается покинуть уступ и направляется вверх по узкому выступу в скале. Он боится сорваться вниз и держится плотнее к скале — ему ведь не приходилось подниматься в воздух. Там, где ему приходится прыгать с выступа на выступ, он помогает себе широкими, но еще короткими крыльями. Молодой самец продвигается вперед весьма энергично, и вскоре он уже сидит на вершине горы, над гнездом. Нельзя сказать, чтобы он чувствовал себя уверенно, — несмотря ни на что, он всего лишь маленький детеныш филина, который впервые отправился изучать мир. Чтобы набраться храбрости, совенок вытягивает широкие сильные лапы, покрытые перьями почти до когтей, сгибает пальцы с толстыми когтями и долго их рассматривает. Это придает ему уверенности, и осмелевший птенец окидывает взглядом местность вокруг себя. Поскольку глаза у него неподвижно сидят в глазницах, ему приходится поворачивать всю голову, которая очень подвижна, — когда он смотрит назад, тело его по-прежнему обращено вперед. Широко раскрыв глаза, он вглядывается в новый, незнакомый для себя мир: здесь нет ни одного дерева или камня, которые он мог бы узнать. И его снова охватывает чувство неуверенности. Ему хочется броситься с обрыва и полететь в гнездо. Там, внизу, он в безопасности, там осталась его сестра, и кто-нибудь из родителей скоро принесет поесть.

Птенец уже собирается в обратный путь, когда вдруг замечает какое-то движение за мшистым пригорком, чуть в стороне. Совенок замирает, плотно прижимает крылья к телу и вытягивает шею. Так инстинктивно принимает он «позу испуга». В этой позе его трудно отличить от пенька.

Из-за холма появляется лисица. На кончике ее пушистого хвоста белая точка, и в лунном свете кажется, будто хвост припорошило снегом.

Птенец не впервые видел лисицу. Однажды, когда сидел на краю уступа у гнезда, далеко внизу, по каменистой гряде пробежал точно такой же зверек.

А лисица, почуяв запах совы, замирает. И хотя она смотрит прямо на птицу, не отличает ее от пня. Она делает несколько нерешительных шагов в том направлении, откуда доносится запах, готовая при малейшей опасности пуститься наутек. Птенец, скованный страхом, по-прежнему сидит неподвижно. Но когда видит, что лисица движется прямо на него, решает ее предупредить: он сипло шипит, разок-другой щелкает клювом, взъерошивает оперение и сразу становится большим и грозным с виду.

Хищница в недоумении. Если судить по запаху, опасаться ей как будто нечего, но с этим большим и злобным пернатым созданием, так неожиданно возникшим вблизи, пожалуй, лучше не шутить.

Птенец переваливается с боку на бок, поднимает вверх лапки и растопыривает пальцы. Он инстинктивно чувствует, что убежать ему не удастся, — если зверь нападет, то мигом его догонит, и потому решает действовать первым, пока есть время. Он внезапно кидается на лисицу, быстро перебирая лапками и не переставая шипеть.

Лисица вздрагивает: этого она не ожидала. Некоторое время она стоит, не зная, как ей поступить, а затем припускается вверх по склону от греха подальше — кто знает, что еще выкинет это создание, оно шипит, как змея, и щелкает почище глухаря.

Совенок опускает оперение, но еще долго не может прийти в себя. И, только когда спускается к гнезду, успокаивается.

На следующую ночь в странствия отправляются уже оба птенца.

Старший взбирается вверх тем же путем, что и прежде, а самочка прыгает с выступа на выступ вниз. Она меньше брата да и развита хуже — сказывается, что он появился на свет первым. (Обычно самки филинов крупнее самцов.) Но она стала красивой молодой птицей; оперение у нее того же светло-серого цвета, что и у матери, и «уши» торчат так же чуть наискосок.

Спускаясь с горы, она не торопится, чувствует себя неуверенно и делает несколько нерешительных шагов назад. Но чутье подсказывает ей, что спуск следует продолжать.

Чуть погодя птица достигает большого уступа, который находится под родным гнездом. Здесь растут можжевельник, береза, и даже небольшая сосенка прижалась к самой скале. Уступ покрыт мхом и вереском. Птица ступает на мягкий ярко-зеленый мох. Идти по нему очень приятно. Неожиданно прямо перед ней выпрыгивает какое-то удивительное серо-коричневое существо.

Птица вздрагивает, вытягивает шею и, распушив оперение на затылке, впивается взглядом в землю. Еще прыжок. И тогда она отталкивается, хлопает крыльями и с такой силой вонзается в прыгающее существо когтями, что вдавливает его в мох.

Когда птица поднимает вверх лапу, в когтях у нее извивается лягушка. Она сдавливает ее еще крепче, лягушка перестает биться, тело ее безжизненно обвисает. Птица с жадностью впивается клювом в лягушку и вскоре проглатывает ее целиком. Насытившись, она взъерошивает оперение и отряхивается, как это делают после еды взрослые птицы.

Через несколько часов над горой взошло солнце. В его ярких лучах показалась молодая птица. Впервые она провела ночь за пределами родного гнезда, в полном одиночестве.

Но мудрая природа дала ей наряд, неотличимый от окружающей местности, поэтому даже самому зоркому хищнику непросто будет обнаружить неподвижно сидящую птицу, плотно прижатую к скале...

Летняя лунная ночь на Фюрюфлаке.

На невысокой пышной сосне отдыхает серовато-коричневая птица. Неожиданно она кидается с ветви, быстро взмахивает крыльями, хватает насекомое, после чего возвращается на дерево и вытягивается, спрятав под оперением короткие лапы.

Своими движениями она удивительно напоминает летучую мышь. Отдыхает в защитной позе. Благодаря серовато-коричневому оперению птицу трудно отличить от ветки, на которой она сидит. Но вот птица заводит песню. «Эрр-рэрр-ррэрр-эрр», — выкрикивает она, почти не раскрывая клюва, и звук этот поразительно напоминает скрип старой прялки.

Ноттов прошел почти весь поросший лесом склон, когда услышал козодоя.

— Ага, козодой сегодня разыгрался, — бормочет он.

Ноттов отирает пот; в частом ельнике жарко, как в печке, — деревья долго хранят тепло.

Преодолев две долины, Ноттов выходит на длинную пологую гряду. Здесь прохладно и дышится легко. Слабый ветерок приятно овевает его разгоряченный лоб. Сам того не подозревая, он спугивает козодоя.

Ноттов следит глазами за полетом птицы, затем поворачивает и направляется на северо-восток, к Курпосу. За спиной у него болтаются два холщовых мешка и торчит ствол старого дробовика.

Через час он уже спускается в Курпосское ущелье, идет осторожно, стараясь не спугнуть филинов. Вскоре он взбирается на уступ с гнездом. Но птенцов в нем нет. Ноттов не может скрыть досады. Он так надеялся заработать на филинах. Надо бы ему прийти сюда раньше, пока птенцы были маленькими и сидели в гнезде!

Он делает попытку найти птенцов, лазит с выступа на выступ. Вскоре он добирается к краю обрыва и, отойдя чуть назад, оказывается как раз над уступом с гнездом. В ту же минуту он замечает на выступе прямо под собой филина.

Ноттов ложится на живот и, свесившись, насколько можно, вниз, разглядывает птицу. В первый момент ему кажется, что перед ним одна из взрослых птиц, и он осторожно снимает ружье с плеча и кладет его рядом с собой. Но вскоре он обнаруживает, что у филина короткие «уши» — значит, это птенец. Но какой большой! Быть может, он и летать умеет?

Филин не сводит с него янтарно-желтых, широко раскрытых глаз; они буквально светятся, хотя птица сидит в тени. Ноттов бросает в него камешек. Камень попадает в спину, раздается мягкий шлепок. Филин вздрагивает, резко дергает головой, а затем взъерошивает оперение, шипит и принимает угрожающий вид.

Ноттов понимает, что спуститься к филину ему не удастся, — по обе стороны от выступа, на котором сидит птица, поднимается крутая гладкая скала, и нет ни одной трещины для опоры. Но ведь в мешке у него веревка! Правда, она потертая и взрослого человека не выдержит. Но если сделать из нее петлю, спустить вниз и попробовать накинуть птице на шею?

Ноттов роется в мешке, находит веревку и делает петлю. При виде длинной «змеи» филин начинает щелкать и угрожающе шипеть. Но передвинуться в другое место он не может — выступ невелик, на нем едва можно повернуться, а внизу камни.

Ноттов нацеливается, рассчитывая накинуть петлю птице на голову, и резко опускает веревку.

В последний момент филин наклоняет голову, и петля проходит мимо. Птица в ужасе смотрит на веревку, но продолжает сидеть, всем своим видом выражая напряжение. Веревка опускается у лап птенца, и тот молниеносно впивается в нее когтями.

Ноттов начинает тянуть веревку вверх. Почувствовав движение, филин цепляется еще крепче. Сильные когти держат веревку железной хваткой.

Ноттов продолжает тянуть — он уже понимает, что подцепил добычу. Но филин и теперь не разжимает когтей.

Все же Ноттов оказывается удачливее: он поднимает птицу с выступа. Повиснув на одних лапах, вниз головой, та несколько раз резко взмахивает крыльями, но затем сдается на милость победителя. Ноттов медленно поднимает ее вверх. Он уже готов набросить на птицу мешок. Но когда наконец она оказывается прямо перед ним, замечает, что не петля затянута вокруг лапы, а сам филин четырьмя острыми когтями вцепился в узел на веревке! Ноттов мгновенно набрасывает на него мешок.

Птица начинает биться, хлопать крыльями, царапаться. Но Ноттов упорно держит мешок. Его голые руки защищены мешковиной, в которую впиваются когти птицы. Филин делает отчаянные попытки освободиться, но в этот момент охотник набрасывает на него второй мешок, и птица перестает сопротивляться.

Тогда Ноттов осторожно завязывает мешок с филином и прикрепляет его к ближайшему пню.

Ноттов почти уверен, что и другой птенец находится поблизости; должно быть, сидит где-нибудь на выступе рядом. Луна светит так ярко, что можно различить каждую трещину и расселину в скале. Он начинает поиски с края обрыва. Но наверху птицы не видно. Тогда Ноттов решает спуститься к уступу, где находится гнездо. Ружье на всякий случай он прихватывает с собой.

Ноттов минует уступ с гнездом. Странно, думает он, ему так и не попались взрослые птицы. Но погода отличная, и сейчас они, видимо, охотятся где-то далеко…

Свесившись, чтобы получше рассмотреть склон под собой, он замечает чуть в стороне, пониже, большой, довольно ровный уступ. Он делает шаг вперед, и в этот момент взгляд его падает на филина. От неожиданности он вздрагивает.

Молодая сова уже давно услышала его шаги, но продолжала сидеть. Когда же человек подошел ближе, она встрепенулась, «ощетинилась» и превратилась в огромный шар из перьев.

Ноттов направляется к птице, но, увидев ее оборонительную позу, не решается приблизиться. Он не сразу понимает, что перед ним птенец: по размеру птица почти не уступает родителям, и лишь короткие «уши» указывают на ее молодость.

Ноттов прислоняет ружье к скале, берет в руки мешок и, держа его перед собой, осторожно приближается к сове. Сейчас он настолько близко от нее, что ее щелчки звучат как удары хлыстом. Янтарно-желтые глаза горят яростным блеском, «уши» торчат в разные стороны. Ноттову не приходилось видеть ничего более устрашающего...

Окончание следует

Сверре Фьельстад, норвежский писатель

Сокращенный перевод с норвежского В. Якуба

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения