О священных крокодилах Африки мы впервые услышали в гостинице раскаленного солнцем и полузасыпанного песком городка Тамале на севере Ганы. Недалеко отсюда, в деревне Паге, что всего в нескольких милях от границы с Верхней Вольтой, сказали нам, люди и крокодилы издавна живут в большой дружбе, можно сказать, рука об руку. Дети купаются с крокодилами в реке, играют на бережке, а иногда устраивают спортивные соревнования — оседлав крокодилов, скачут наперегонки...
Учтите, говорили нам в гостинице, речь идет не о дрессированных, забывших свою свирепость хищниках, нет, крокодилов и людей объединяет некая магическая связь. За доказательствами далеко ходить не придется: любой чужак, начни он фамильярничать с крокодилами, кончит плохо...
Мы уже знали, что дружественные узы между людьми и зверями в Африке и поныне не редкость: в прошлом году нам довелось наблюдать подобный феномен в Камеруне (См. очерк А. Онгаро «Интервью с леопардами» в № 11 за 1972 год.) , где информацию о союзах между людьми и пантерами, людьми и змеями и т. д. мы получали из первых рук. Но речь в тех случаях шла о контактах индивидуальных, поэтому история о дружбе между целой деревней и стаей свирепых крокодилов нас сразу заинтриговала.
Мы наняли проводника и уже на следующий день ступили на тропу, ведущую через саванну на север. Африка менялась с каждой милей, уводившей нас от Тамале: все больше появлялось на пути людей без какой-либо одежды, все чище становились линии деревенских домов, лишаясь городских «добавок». Наш гид, немного владевший английским, говорил на казин, наиболее распространенном языке среди двух этнических групп — грунши и фрафра, которые заселили границу с Верхней Вольтой после того, как были вытеснены с севера арабами. Деревня Пага, куда мы направляемся, принадлежала грунши.
Через шесть-семь часов марафона нам предстало разморенное полуденным солнцем селение. Холмистая, покрытая кустами и редкими деревьями местность, как оспинами, была изрыта множеством стоячих прудов. Останавливаемся на берегу самого большого из них; наш проводник отправился для передачи самых горячих приветов вождю деревни, а мы осматриваемся. В неподвижной воде не заметно ни единого крокодила. Зато на мягкой, раскисшей от воды земле следы их длинных тел и когтистых лап узнаются безошибочно. На душе становится тревожно...
«Секретарь» исчезает в пруду
Неподалеку группа обнаженных по пояс женщин полощет в пруду разноцветное белье. Чуть дальше дюжина коров под бдительным оком пастуха жует сочную траву.
Из зарослей высокой травы появляется в окружении мальчишек наш проводник. Мальчишки Паги похожи на всех остальных африканских мальчишек — они шумны, неуемны и абсолютно необходимы при установлении контактов со взрослыми. Один из взрослых — маленького роста, босой, в европейской летней рубашке и брюках — движется в нашем направлении, окруженный живописной группой детей. Проводник представляет его: «секретарь по крокодилам». Секретарь? Ну да, подтверждает проводник, этот человек отвечает за проведение всех церемоний со священными крокодилами, переводит на понятный язык пожелания крокодилов и защищает их от врагов. Вождь, добавил проводник, отправился с утра на охоту, но по возвращении, как обещает «секретарь», он непременно примет нас. Чтобы скоротать время, мы можем пока посмотреть, как дети будут играть с крокодилами.
Услышав эти слова, я непроизвольно сделал непонимающий жест в сторону пруда: никаких крокодилов вблизи не было. В ответ проводник рассмеялся — будьте покойны, «секретарь» вызовет их. Тот действительно шепнул что-то мальчишкам, которые опрометью бросились к пруду. «Ньонго, ньонго!» — завопили они; на диалекте казин это означает «крокодил». Ребята разбежались по узким песчаным языкам, тут и там вдававшимся в неподвижное зеркало пруда.
«Секретарь» подал знак, и мальчишки разом засвистели, причем свист был какой-то жалкий, похожий скорее на попискивание насмерть перепуганного цыпленка. Странные звуки.
Наклонившись, ребята пытались высмотреть в непроницаемой воде пруда скрытых крокодилов.
Церемония не произвела на меня особого впечатления; я ждал большего от ритуала и, может поэтому, принялся тоже подсвистывать, внося свою скромную лепту в переполох на птичьем дворе. Однако проводник, дотронувшись до моего плеча, пригласил соблюдать тишину.
Прошло минут десять — никаких крокодилов.
— Они спят, — сообщил по-английски «секретарь», — придется самому их разбудить.
Он быстро разделся и вошел в воду. Нырнув, «секретарь» исчез, как мне почудилось, навечно. Потом на мгновение появился на поверхности и снова исчез... Ребята тем временем продолжали насвистывать, женщины все так же не спеша стирали разноцветное белье, а пастух невозмутимо наблюдал за нами и за коровами. Наконец «секретарь» вынырнул метрах в двадцати от берега и стал подгребать к нам.
— Сейчас идут, — сообщил он.
Вода едва успела успокоиться, как ее гладь в самом центре словно трещиной разрезало нечто похожее на полувсплывшее бревно; сейчас же неподалеку появились похожие обрубки. Крокодилы были на подходе.
Первым на берег вылезло трехметровое чудище — его костяной панцирь лоснился от воды, длинный мощнейший хвост волочился по земле, огромная пасть, украшенная устрашающим набором зубов, была широко открыта. Ковыляя на коротких лапах, чудище приблизилось к человеку, вызвавшему его из пучины, и устроилось у его ног. Мне отчего-то припомнились слова, услышанные несколько лет назад от одного охотника за кайманами во Французской Гвиане: «Нет, крокодилы решительно самые глупые животные на свете».
Немой диалог
Лежавшее рядом с нами чудище и в самом деле производило не лучшее впечатление; на его глупой роже отчетливо читался вопрос: чего вам от меня, собственно, надо? Зачем звали? Внизу так отлично спалось... «Секретарь по крокодилам» нагнулся над ним и что-то тихо, как показалось, даже нежно зашептал; потом он погладил вытянутую крокодилью морду, не страшась пасти, способной в мгновение отхватить руку гладящего. На наших глазах происходил диалог — полунемой, невнятный, — но все-таки диалог. И хотя невозможно было поверить в способность человеке общаться с крокодилом, эти двое общались!
Будто ожидая результатов необычного совещания, прекратили свист и сгрудились вокруг нас мальчишки, вынырнули и покачивались вблизи берега в терпеливом ожидании другие крокодилы. Но вот «секретарь» выпрямился и решительным шагом направился к воде; тотчас же навстречу ему устремилась пара пресмыкающихся — своего рода представительная депутация для продолжения переговоров. По знаку все того же «секретаря» мальчишки вступили с ними в игру: они садились на них верхом, ложились ничком, пускали страшенных животных в рысь, нимало не боясь ни мощных хвостов, ни оскаленных пастей. Возможно, в этой сцене не крылось ничего таинственного, возможно, здешние крокодилы уже давно-давно были приучены к таким номерам, но «переварить» зрелище было нелегко...
Игра затянулась на час с лишним; наконец «секретарь» прервал ее, заявив, что крокодилы утомились и пора подумать о вознаграждении за проявленную любезность и отзывчивость.
Ребята помчались к деревне, и каждый притащил связанного, отчаянно верещавшего цыпленка. При этом цыплята пищали точно таким же образом, каким раньше, вызывая крокодилов, свистели мальчишки. (Обстоятельство это доказывает, что контакт между людьми и крокодилами достигается вовсе не какими-то особыми магическими средствами.)
Крокодилы, проглотив заслуженный обед, естественно, пустили слезу — целый ручей весьма двусмысленных слез проложил русло от глаз по шеям и лапам. Нам пора было идти: из леса возвратился вождь. Два крокодила приподнялись на коротких лапах, проковыляли до озера, плюхнулись в воду и тотчас же погрузились на дно переваривать пищу. Третий предпочел остаться на суше. Приоткрыв пасть, он впал в безмятежный послеобеденный сон.
В деревне нас проводили в дом вождя. Резиденция состояла из ряда маленьких круглых хижин, соединенных между собой открытыми проходами и широкими дворами. Здесь проживала вся семья вождя: старые женщины в одном доме, молодые родственницы во втором, жены в третьем, дети в четвертом. «Жилой комплекс» был прелестен — то ли из-за цвета темной охры, в который окрашивало его стены заходящее солнце, то ли из-за живописно-декоративных домашних животных — декоративных, поскольку собаки, козы, куры бродили по «комнатам» как хозяева. Тут же оказался и специальный дом для гостей, где, как нам сообщили, мы будем ночевать. Рядом с нашим домом стояла силосная башня, с плоской крыши которой бдительный страж еженощно наблюдал за коровами и козами, оставшимися за оградой дома. Впрочем, наблюдал он и за крокодилами.
Вся деревня походила на скопление низких круглых крепостей, каждая из которых была раскрашена на свой манер.
Вождь принял нас благосклонно. Авампага, так звали его, был молод. Вождем он стал года два назад, когда умер его отец. В отличие от ашанти, аквапим и других этнических групп Центральной и Южной Ганы, где верховная власть наследуется по материнской линии, гунши отдают преимущество отцовской.
Разговор с вождем оказался делом нелегким. В процесс беседы пришлось включить еще и «лингвиста». Разговор шел следующим образом: я говорил нашему гиду, гид переводил на язык казин «лингвисту», а тот переводил вождю. После этого все, естественно, повторялось в обратной последовательности. Результат тем не менее превзошел ожидания: мы узнали историю священных крокодилов, почему и как между ними и жителями Паги был заключен пакт о дружбе. Как и во всех иных случаях, когда сталкиваешься с труднообъяснимым африканским феноменом, история начиналась с легенды.
Три сына за трех крокодилов
— Итак, синьоры, вы хотели знать, отчего в Паге крокодилы священны и что соединяет их с жителями. Я расскажу вам, как все это произошло. Пагу несколько веков назад основал охотник, пришедший с севера. Он покинул свои земли и ушел со своими людьми, потому что на их деревни постоянно нападали люди из племени саморов и бабуту, уводили в плен мужчин и женщин, чтобы потом продать в рабство арабам. Охотника, который прибыл сюда вместе с горсткой людей и несколькими животными, звали Наве. Место им понравилось — здесь было спокойно, трава высока, а в озерах всегда достаточно воды, чтобы напоить животных. Жизнь в новой деревне была такой же, как и на родине: утром Наве уходил на охоту и возвращался только к вечеру, а иногда через несколько дней.
В один прекрасный день Наве, выйдя, как всегда, на охоту, забрался дальше обычного. Уже кончился у него запас воды, и Наве очень хотел пить. Однако, сколько он ни искал источника все было бесполезно. Вдруг Наве услышал какой-то шорох. Обернувшись, он увидел крокодила. «Если я пойду за ним, — подумал Наве, — то наверняка наткнусь на какую-нибудь речку, ключ или хотя бы болото». Так он и поступил. Вскоре крокодил действительно вывел его к берегу реки. Наве напился, наполнил бурдюк водой, а потом, достав лук и стрелы, убил крокодила. На обратной дороге он подстрелил еще одного, угодив ему точнехонько стрелой в глаз.
Охотник вернулся домой и тут увидел, что двое его сыновей, которых он оставил в добром здравии, мертвы. Они умерли в тот же час, когда отец убил двух крокодилов.
Наве не бросилось в глаза это совпадение, и через несколько дней, кончив горевать, он зажил прежней жизнью. Однажды — случилось это в самом начале сезона дождей — Наве охотился вдали от деревни. Он пересек на пироге широкую Вольту и углубился в лес. Тут хлынул страшный ливень. Наве бросился было обратно к реке, но лодку уже унесло; река поднялась и грозила вот-вот затопить лес. Наве ничего не оставалось делать, как пережидать непогоду на дереве.
Положение было безвыходным, он понимал, что умрет с голоду прежде, чем река вернется в свое русло. Так бы, верно, и случилось, но тут Наве заметил плывшего к противоположному берегу крокодила. И он решился — разжал руки, выпустил ветку и упал в воду. Ухватившись за хвост крокодила, Наве доплыл до берега.
Своим спасением он был обязан зверю, но все же убил его и съел его мясо — ведь он был так голоден. А вернувшись в Пагу, Наве узнал, что умер его третий сын. Умер в тот самый час, когда он убил крокодила...
Тогда-то и задумался он впервые о том, что между смертью крокодилов и смертью его детей пролегла какая-то связь. Со своими сомнениями Наве отправился к прорицателю. Тот думал очень долго, а потом сказал: да, все верно. Дети умирали из-за смерти животных. Дело в том, что тотемом семьи Наве был крокодил, и глава семейства, убивая крокодила, несомненно, совершал преступление. За каждое он был наказан смертью сына.
Наве поклялся, что отныне ни он, ни кто-либо другой из деревни Пага никогда не поднимет руку на крокодила. Больше того — крокодилы, которые поселятся вблизи их деревни, будут почитаться и охраняться людьми. Он поклялся, что расправится с каждым, замыслившим недоброе по отношению к зверям.
С тех пор и началась эта дружба. Дети Паги растут и играют вместе с крокодилами. Возник и язык, с помощью которого жители деревни общаются с крокодилами. Еще ни разу не случалось, говорит мне вождь, чтобы зверь причинил зло кому-нибудь из деревни, будь то мужчина, или женщина, или ребенок.
— Ну а посторонним? — спрашиваю я вождя.
Авампага в ответ смеется. Я смотрю на «лингвиста» — тот тоже хихикает...
Как крокодил утащил миссионера
— ...Был случай, — продолжал вождь, — лет десять назад к нам явился священник; был он африканец, но христианской веры. Прослышал он, значит, о священных крокодилах и пришел нам объяснить, что крокодилы священными быть не могут, нет у них души, потому как они дикие звери и никаких отношений с ними быть не может. Возможно, сказали мы ему, вполне возможно, господин священник. Может, у других это не так, но мы дружим с крокодилами, сами убедитесь. И показали ему. Посмотрел он, как наши дети играют с крокодилами, но все равно твердил, что этого не может быть и люди не могут стать побратимами с животными. Его ведь учили в Европе...
Прожил он у нас несколько дней и все время вмешивался, лез в наши отношения с крокодилами, не соблюдая никаких правил, которые у нас в деревне известны каждому. Дошел до того, что при всех съел кусок крокодильего мяса, который принесли из другой деревни, — так ему хотелось доказать нам, что с ним ничего не случится. А получилось наоборот: на следующий же день крокодил вылез из воды, схватил миссионера и утащил к себе — все, что осталось от него, до сих пор лежит на дне. Мы не успели вмешаться, так все неожиданно случилось. Я еще был мальчишкой, но до сих пор помню, как кричал бедный священник, когда его тащил крокодил; помню и крики людей, бросившихся ему на помощь. Тогда много говорили об этой истории, к нам даже приезжала полиция из Тамале. Искали виновных, но мы ведь были ни при чем...
Не скрою, что, слушая этот рассказ, я испытал душевную неловкость — ее всегда, по-моему, испытывают европейцы, когда сталкиваются с явлениями, которые не укладываются в привычную логику. Я припомнил слова, которые сказал мне в Камеруне падре Мейнхард Хегба, католик, закончивший факультет социологии одного французского университета, автор пространного труда о загадочных отношениях между людьми и животными: «Мы редко можем устоять против соблазна во всех случаях мерить все привычным европейским метром...» А вождь продолжал говорить: — Есть и другие примеры того, как крокодилы, живущие в наших прудах, обретают былую свирепость, когда им случается иметь дело с чужими. Наша деревня в нескольких милях от границы с Верхней Вольтой, а тамошний народ относится к крокодилам иначе. Они охотятся на них, убивают, едят их мясо и продают кожу. Еще несколько лет назад некоторые охотники оттуда переходили ночью границу и охотились на крокодилов в дальних прудах Паги. По утрам мы нередко находили следы жестокой ночной борьбы. Тогда же мы организовали специальный отряд, который должен был охранять крокодилов и таким образом выполнять клятву, завещанную нам Наве. Но болот и прудов много, да и крокодилов в наших местах много, так что не всегда удавалось помешать охотникам из Верхней Вольты. Все так и тянулось, пока не случилось то, что должно было случиться.
Однажды ночью четверо охотников, добравшись до пруда, разделись и, войдя в воду, принялись копьями выгонять крокодилов. Людей нашли наутро мертвыми и страшно изуродованными рядом с одеждой. Снова приехали полицейские, потому что прошел слух, будто это мы убили четверых охотников. Но это было не так: на них не нашли ран от копий или стрел. Этих людей убили крокодилы.
...Стемнело. Думать о возвращении в Тамале было уже поздно. Ночь мы провели в доме для гостей. Было страшно жарко, и мы никак не могли уснуть. Я встал и взобрался на плоскую крышу силосной башни. В ту ночь дежурил тот же пастух, которого мы видели утром на берегу. Он спал сидя, опершись на копье. С крыши прекрасно было видно озеро и красные парные точки, передвигавшиеся, по его поверхности: глаза священных крокодилов. Похоже, в эту ночь они несли вахту.
Альберто Онгаро, итальянский журналист
Перевел с итальянского С. Ремов
Приписка этнографа
Известный итальянский журналист увлечен тайнами Африки. Недавно мы читали его очерк о живой до сих пор вере африканцев в магическую связь между животными и человеком, о сверхъестественных узах братства с леопардами, о мистическом родстве со змеями... Теперь настала очередь крокодилов. Оказывается, небольшая деревушка в глухом уголке Ганы заключила своеобразный пакт о дружбе с этими зверями. Разве можно было пройти мимо такой экзотики! Когда и почему сложились подобные необычные отношения? В ответ автору рассказывают легенду.
Легенды... Мы часто склонны доверять им, считая, что народная память хранит достоверные воспоминания о былом. Но это далеко не всегда так Во многих случаях легенда отражает лишь народные представления, и верить ей буквально нельзя. Хорошо еще, если в этом замысловатом источнике удастся распознать какие-то крупицы истины. Вот почему записанная А. Онгаро легенда требует пояснений.
Конечно же, все началось не с охотника Наве, а многими тысячелетиями раньше. Даже в самом предании странная смерть сыновей Наве уже предполагает какую-то связь между героем и крокодилами, не так ли? Легенда устами прорицателя подтверждает наше подозрение: охотнику напоминают, что его тотемом является крокодил.
Название «тотем» закрепилось в науке за предметом, с которым группа людей считает себя находящейся в родстве. Чаще всего тотемом выступало животное. Ему нельзя было наносить вред — напротив, следовало заботиться о ere процветании. Видимо, в глубокой древности подобные воззрения были известны всем племенам и народам. Во всяком случае, следы тотемизма обнаружены повсеместно на земном шаре; это одна из самых ранних религиозных концепций человечества. В тотемизм уходит корнями почитание животных, которых в разное время и в разных странах считали или предками, или мифическими покровителями предков и божеств, или излюбленными спутниками божеств и т. п. И если в числе почитаемых животных мы находим и безобидных пташек, и даже навозного жука, то впечатляющий крокодил просто не мог избежать поклонения. Больше всего сведений о священных крокодилах относится к Африке — культ этого животного знал еще Древний Египет. Однако почитание крокодила вовсе не является монополией Африки. Папуасам Новой Гвинеи, например, крокодил внушал не только гастрономические грезы (это был деликатес), но и священный трепет. Н. Н. Миклухо-Маклай описывает деревянную фигуру предка, установленную в мужском доме. У изваяния было тело человека, а голова крокодила. Ну чем не статуя древнеегипетского божества?
Так что почитание крокодилов в ганской деревушке нельзя признать явлением совершенно исключительным и уникальным. Судя по легенде, древние верования, связанные с культом крокодила, успели исчезнуть. Вот почему переселенец с севера (видимо, реальное историческое лицо), основавший деревню, стал изображаться в предании и как зачинатель союза между крокодилами и людьми.
Однако сама форма контакта с крокодилами действительно поражает. Этнографии Африки известны случаи, когда человек умел общаться с этим опасным животным, но увиденные журналистом игры детей с крокодилами еще нигде не описаны. Неизбежно встает вопрос: каким путем община достигла такой покорности крокодилов? И здесь мы не можем не сокрушаться по поводу скудости сведений. Журналист не сумел или просто не догадался расспросить об интереснейшей фигуре «секретаря», рассказ которого, несомненно, позволил бы кое-что прояснить. Мы можем только высказать предположения. Возможно, здесь имеет место небывалый случай дрессировки животных в течение многих поколений (то, что крокодилы поддаются дрессировке для цирковых выступлений, известно). А может быть, дрессировка дополняется и своего рода гипнотическим воздействием человека на животное? Будем ждать, когда в Пагу приедет тщательно подготовленная научная экспедиция.
В. Басилов, кандидат исторических наук
