Несколько правдивых слов об африканской кухне
Когда сельским жителям Западной Африки показывают какое-нибудь местное растение или животное и спрашивают, как оно называется, они либо говорят название, либо отвечают: «Мы этого не едим». О кафрах (Собирательное название племен южных банту, населяющих территории нынешней ЮАР, Лесото, Ботсваны и Мозамбика. Прим. ред.) один путешественник сказал, что они «едят все, что способны разжевать». При таком положении вещей тема африканской кухни грозит стать неисчерпаемой...
Потому, чтоб держаться в рамках, не будем также говорить о причудливых вкусах отдельных индивидуумов, вроде экс-императора Центральноафриканской империи ныне Республики Бокассы, съевшего единственного в своем отечестве профессора математики. Среди работавших в Африке россиян а я был в их числе ходило немало разговоров о гастрономическом интересе каких-то местных племен к внутренним органам белых людей, особенно к печени, хотя уверен, что печень многих из наших соотечественников не пошла бы им на пользу. (Кстати, некоторые изолированно живущие племена африканцев, в свою очередь, убеждены, что белые поедают чернокожих.) Считая подобное гурманство недопустимым, поговорим о менее экзотической пище.
Возможно, проще будет перечислить, чего африканцы не едят. Мало того, что они не едят хрустящих малосольных огурчиков, лоснящихся соленых помидоров и груздей, не грызут семечек и не пьют кваса, никогда не пробовали настоящей селедки и сухой копченой колбасы, простые бенинцы, живущие на берегу Атлантического океана и издревле занимающиеся рыбной ловлей, не едят крабов, больших восхитительных крабов, которые случайно попадают к ним в сети. Явно не зная, что с ними делать, рыбаки продавали их нам по пятнадцать центов за штуку, хотя двумя такими крабами мог наесться до отвала даже очень голодный и очень толстый человек. Правда, через какое-то время, заметив наш ажиотаж, аборигены спохватились, поняли, что продешевили, и стали требовать за каждого краба аж по тридцать центов, в то время как дрянную рыбу они продавали в несколько раз дороже. Этот дар природы мы уплетали, вооружившись плоскогубцами, так что сервировка стола перед подачей вареных крабов выглядела своеобразно: рядом с каждой тарелкой вместо ножа и вилки лежали здоровенные плоскогубцы, предварительно, конечно, вымытые с мылом. Африканская кухня очень разнообразна и нередко таинственна, поскольку формировалась под сильным влиянием местных верований. Я не буду останавливаться на том, что едят не в меру суеверные африканцы для каких-нибудь приворотов и отворотов, чтобы не испортить впечатление от такой интересной темы, как кухня.
Из ресторанных блюд достойны упоминания анчоусы в масле, присыпанные высушенными и измельченными листиками мяты и мускатным орехом; десертный крем, приготовляемый из спелых бананов, яиц, молока, сахара и лимона; суп по-конголезски (вареное и толченое куриное мясо смешивается с кокосовым молоком, добавляется куриный бульон, специи, обязательно мускатный орех, сметана, все разогревается и выливается на слегка поджаренную, порезанную кубиками мякоть кокосовых орехов). Восхитительный калалу по-дагомейски готовят следующим образом: говядина, баранина и свинина, порезанные крупными кусками, смешиваются с куриным мясом и копчеными креветками. Добавляют помидоры, шпинат, соль, перец, все это обильно поливается пальмовым маслом, доливается водой и варится на медленном огне минимум четыре часа. Курица, приготовленная в толченом арахисе, как в кляре, и обложенная поджаренными бананами, тоже очень недурна. В общем-то, курицу можно жарить и без арахиса с одними бананами, а можно даже и без бананов сама по себе она тоже очень вкусна. На завтрак хороши яйца, смешанные с мозгами из говяжьих косточек и со сметаной, взбитые наподобие омлета и поджаренные на сливочном масле. Уж не знаю, кто это придумал, но попробовал я это впервые в Африке. Очень вкусным находил и салат из авокадо с креветками, особенно под охлажденную русскую водку. Сравниться с ним в этом сочетании могли разве что маринованные белые грибки.
Салат из бананов, ананасов, манго и острого стручкового перца, политый уксусом и подаваемый охлажденным, не очень близок моему сердцу. Фрукты я предпочитаю в натуральном виде. Вот африканское пирожное из тертого кокосового ореха, смешанного со взбитыми яичными белками, сахарной пудрой, и слегка запеченное в духовке пользовалось бы у нас успехом, поскольку напоминает широко разрекламированное «райское наслаждение» под названием «Баунти».
Запомнился мне еще один десерт: хозяин ресторана разложил на огромном блюде очищенные бананы, на наших глазах полил их прямо из бутылок крепким ликером и ромом, поджег на несколько секунд, после чего накрыл салфеткой. Слегка подгоревшие, пропитанные ароматом крепких напитков, они приобрели незабываемый вкус и заметно выросли в цене. Африканскую жажду утоляют иногда следующим способом: у неспелого, обязательно охлажденного кокосового ореха срезают верхушку, в образовавшееся отверстие заливаются в желаемых пропорциях хороший, лучше французский, коньяк, вставляют соломинку, через которую напиток и пьют.
Впрочем, в харчевнях попроще и в обычных сельских домах в Западной Африке в качестве напитков популярны доле и содаби. Доле это слабоалкогольный напиток из местного злака миля, мутно-коричневый, приготовляемый достаточно небрежно, по принципу: если выйдет будет пиво, а не выйдет будет квас. Особого впечатления, как и эффекта, он не производит в отличие от содаби. Этот достойный внимания бенинский напиток, названный именем своего гениального изобретателя из местных, своей забористостью и запахом удивительно похож на классический русский самогон, хотя гонят содаби из ствола африканской масличной пальмы.
Делают это довольно хитрым способом. Спиливают старую неплодоносящую пальму, отрезают крону, полученное бревно с торцов густо обмазывают глиной, а сбоку вбивают, наподобие затычки, толстую заостренную палку. После чего бревно оставляют на несколько дней на солнцепеке. Глина на солнце затвердевает, надежно закупоривая срез, в то время как сердцевина пальмы, напротив, размягчается, разжижается, начинает бродить, и, когда затычку выдергивают, из ствола фонтанирует превосходная брага. А из нее уже получают конечный продукт, блестяще подтверждая известную мысль о том, что самогон можно гнать даже из обыкновенной табуретки. Я любил гулять в так называемых «самогонных рощах», пальмы из которых шли на приготовление первосортного содаби.
В деревнях государства Буркина Фасо основной пищей служит каша из сорго, приготовляемая в горшке с соусом из листьев баобаба. Помимо мяса слонов и бегемотов, обычно браконьерского происхождения, в праздничные дни на столах местных жителей появляются блюда из тех же домашних животных, что выращивают и у нас, к которым, пожалуй, можно добавить цесарок.
На улицах бенинских городов продают комочки белой студенистой массы из кукурузной муки, напоминающие по виду и по вкусу остывшую манную кашу. Они завернуты в зеленые банановые листья и внешне похожи на голубцы. Язвенники клялись, что кушанье это очень полезно для желудка, но есть его только из-за этого не хотелось.
Почти в каждой лавке можно закусить брошеткой миниатюрным шашлычком с зубочисткой (надеюсь, ранее непользованной) в качестве шампура и двумя-тремя нанизанными на нее кусочками мяса неизвестного животного. Какое мясо могло пойти на эти брошетки, вы никогда не догадаетесь, но об этом чуть позже.
На рынках продают крупные темно-розовые орехи кола. Местные жители обожают держать такой орех во рту, утверждая, что он придает бодрость. Однако наши соотечественники предпочитали для бодрости семечки папайи мощное глистогонное средство. На рыночных прилавках среди многочисленных тропических фруктов можно увидеть бледно-зеленые арбузы, больше похожие на кабачки, продолговатые, неполосатые и невкусные. Высятся горы зажаренных целиком тушек агути что-то вроде наших сусликов, только покрупнее. На каждом шагу кучи жареной и сушеной рыбешки, густо облепленной мухами и вызывающей дикую ностальгию по нашей вобле или копченому лещу.
Полуметровые клубни африканского картофеля иняма, похожие на поленья дров, сложены штабелями. Порезанный кружками и жареный в масле иням весьма недурен. Интересно: можно ли его приготовить в мундире? Местный кофе, продаваемый в небольших картонных коробках, производил на меня странный эффект я не мог заснуть, если не выпивал его на ночь. А после большой кружки этого напитка буквально бросало в свинцовый сон без сновидений. И повсюду, повсюду корзинки с красным перцем. Именно о нем я хотел бы рассказать подробнее.
Острый красный перец пользовался большим спросом у наших загранработников: во-первых, он дезинфицировал пищу, а во-вторых, даже самой дешевой и незатейливой баланде придавал весьма пикантный вкус. Жгуч он был до умопомрачения. Рядом с ним наша слезоточивая русская горчица казалась повидлом. При неосторожном обращении с этим чудом природы глаза лезли на лоб, однако от него никто не хотел отказываться.
Сметливые россияне нашли ему еще одно применение. Разжившись медицинским или на худой конец авиационным спиртом, они разбавляли его по вкусу, клали в него маленький стручок перца, и через несколько минут получалась зверски злая перцовка, которую мы между собой ласково называли «косорыловкой». Главное не передержать перец в бутылке, иначе употреблять напиток станет невозможно даже при очень большом желании. А однажды этот африканский перец едва не привел нас к гибели.
Мне и моему коллеге довелось работать в качестве переводчиков с российским экипажем АН-26. Самолет доставлял продукты питания в труднодоступные районы Африки. В то время мы летали вдоль русла реки Убанги, по которой проходит граница между Заиром и Конго-Браззавилем. Места эти настолько дикие и малообжитые, что, по утверждению аборигенов, в расположенном там озере Теле сохранилось даже какое-то доисторическое чудище вроде динозавра. Они называли его мокеле-мбембе, что очень походило на имя и фамилию. В отличие от длинношеей и грациозной шотландки Несси мокеле походил, по рассказам очевидцев, на толстого противного гиппопотама. Хотя, возможно, и наговаривали на динозаврика.
Подлетая к месту посадки, самолет снижался над рекой, пугая плывших в пирогах рыбаков, которые закрывались руками от проносящегося над ними ревущего толстобрюхого чудовища. Взлетная полоса напоминала сверху, по выражению пилотов, «плевок в джунглях», и посадка на большом транспортном самолете меж мощных, опутанных лианами тропических деревьев должна была осуществляться виртуозно.
Пока шла разгрузка, можно было пообедать. Летные пайки, состоявшие из консервированного куриного мяса, смертельно всем надоели, и экипаж направлялся в местный ресторан. Это была обычная тростниковая хижина-пайота, но с соответствующей вывеской на входе. Внутри стояли грубо сколоченные столики и табуретки. Приглядевшись, мы поняли, что сделана мебель из драгоценного красного дерева. Другого материала в окрестностях просто не было.
Ресторанное меню включало в себя только то, что можно было поймать поблизости и тем не менее отличалось разнообразием и даже изысканностью. На фоне всего остального самым близким из здешних кушаний нам показались лягушачьи лапки, хотя ели мы их второй раз в жизни. Собакевича, питавшего, как известно, отвращение ко всякой кулинарной экзотике, хватил бы удар, попади он сюда и подай ему вместо жареного поросенка, скажем, копченого удава, фаршированного болотными пиявками.
Здесь предлагали также жаркое из крокодила, шашлык из обезьяны, рагу из речной черепахи, большой выбор вкусно приготовленных змей, паштеты из жареных термитов и муравьев и вершина кулинарного искусства печеных летающих собак. Для тех, кто не знает: это крупные летучие мыши, похожие на собак лишь мордочкой. Днем эти собаки висят вниз головой на деревьях, словно созревшие плоды, и местные жители сбивают их палками или камешками из рогатки, после чего летающие собаки становятся печеными.
Об их вкусовых достоинствах ничего сказать не могу, поскольку не сумел преодолеть в себе до конца синдром Собакевича. Не хватило мужества отведать и тушеных пальмовых мокриц. По виду они напоминают тех, что нет-нет, да и встретятся в наших ванных комнатах. Но из наших, конечно, по причине их мелкости и малочисленности, ничего путного не приготовишь, в то время как тамошние, не в пример более крупные с маленького черепашонка, вполне годятся для сытного блюда.
Но в целом наш экипаж не отвергал местную кухню. Садясь за стол, мы желали друг другу «приятного гепатита» и приступали к трапезе. Черепаха напоминала бефстроганов, приправленный хрустевшим на зубах речным песком. Крокодил курицу с легким болотным запахом, если такое можно себе представить. Питон тоже был вполне съедобен, когда его подавали без подозрительных начинок из разнообразной мелкой живности. Мы нарезали его, как колбасу, и на всякий случай обильно смазывали соусом все из того же острого стручкового перца, называемого в тех краях пили-пили, поэтому о вкусе трудно было сказать что-либо определенное. Скажем так: что-то, похожее на крокодила.
В человеческом организме, как утверждают медики, присутствует так называемая кишечная флора, и мы старались по максимуму использовать перец пили-пили, чтобы в наших кишечниках не завелась еще и фауна. Повара обещали побаловать нас при случае еще одним деликатесом грифом, приготовленным по особому рецепту, но снабженцы, видимо, подвели, и нам так и не довелось узнать, как же готовят в Африке грифов запекают с яблоками или варят в супе.
На выходе из ресторана мой приятель обычно покупал себе пакет жареных орешков и весь день хрумкал их за обе щеки, но однажды его сильно расстроили, сказав, что это не орешки, а личинки каких-то насекомых хотя и действительно жареные. Не поверив, он специально пошел посмотреть, как их готовят, и убедился, что «орешки» в самом деле шевелятся, когда их жарят.
После обеда мы наблюдали за погрузкой. Самолет набивали дикими животными, которые шли на продажу в лучшие столичные рестораны или просто на рынок. Зрелище довольно печальное. Северное Конго это бесконечный зоопарк без ограждений и клеток. Оттуда вывозят самое разнообразное зверье, включая крупногабаритных гиппопотамов.
Обезьянам, для удобства транспортировки, делают из веревки ошейники, привязывают к ним хвосты и несут их за эти хвосты, будто сумки за ручки. Крокодилам заламывают лапы за; спину, словно пойманным лазутчикам, связывают веревкой, прикрепляют сверху палку в виде ручки и несут в самолет, как обычную ручную кладь. Чтобы крокодил по дороге не хлопал пастью, ее перевязывают тряпкой, отчего создается впечатление, будто у него болят его страшные зубы.
Человеческие крики мешаются со звериными. Охотники тащат лесных козочек со спутанными ногами, удавов в мешках, птиц в клетках, детеныша леопарда, взрослого бородавочника. Самолет становится похож на летающий Ноев ковчег. Проблем хватало. Однажды расползлись змеи, и торговцы, ловившие их по всему самолету, клялись нам, что в это время года они не очень ядовитые.
Во время полета сорвался с привязи крупный шимпанзе. Сначала он с криками метался по грузовому отсеку, потом, словно оголтелый воздушный пират, ворвался в пилотскую кабину, кусаясь и царапаясь, согнал членов экипажа со своих мест и уже стал было хвататься за рычаги управления. Если бы обезьяна умела говорить, она, наверное, потребовала бы повернуть самолет обратно в родные джунгли, но мы так и не услышали ее требований. Подоспевшие африканцы дружно навалились на распоясавшегося террориста и быстро скрутили его по рукам и ногам, или по передним и задним лапам.
Во время одного из таких визитов на север Конго мы набрели на кустарник, усыпанный стручками того самого перца пили-пили. Хотя перец этот продавался на любом рынке и стоил недорого, но в пересчете на рубли все казалось дорого, поэтому мы очень обрадовались находке. Перца здесь можно было набрать на несколько лет вперед. Как назло, ни у кого не оказалось с собой сумки или хотя бы пакета. Выручили французские комбинезоны с многочисленными карманами от шеи до щиколоток. Их-то мы и набили до предела стручками пили-пили.
Счастливые и очень довольные собой, словно средневековые купцы, возвращавшиеся вкругосвет из Индии с бесценным грузом, мы поспешили к самолету. День выдался жаркий, и по дороге все успели изрядно вспотеть. Первым в полете зачесался штурман. За ним второй пилот. «Чесотку подцепили, что ли, в этой гостинице, если чего не хуже?..» недоумевали они, почесываясь, как обезьяны, сразу обеими руками. Через минуту чесались все. Обильный пот, хлюпавший под комбинезонами, быстро насыщался перцем. Жжение становилось все сильнее, распространяясь по всему телу.
Экипаж, побросав все, включая штурвал, отчаянно чесался, запустив руки под одежду. Драгоценный перец был безжалостно вытряхнут из карманов, и весь пол кабины оказался усыпанным красными стручками. Их давили ногами, воздух пропитывался едкими парами, превращаясь в слезоточивый газ. Пилотировать самолет стало невозможно, а сажать его было некуда: под крылом зеленое море джунглей. Выручил автопилот великое достижение технической мысли!
Подобно жене аргонавта Ясона, мы срывали с себя обжигающую одежду, но было уже поздно. От шеи до пяток, все находились под соусом пили-пили, и если бы нам сказали, что самолет падает, вряд ли кто-нибудь был бы в силах что-либо предпринять. Пили-пили оказался совершенно непригоден для наружного употребления. Словно команда тонущего корабля, носились мы по самолету в поисках воды. К счастью, в пассажирском салоне обнаружилась большая коробка с минеральной водой. Ею-то мы и помылись.
Случай с перцем мог вполне стать трагическим. Но бывали случаи и просто удивительные для нас. Однако об этом как-нибудь в другой раз...
Владимир Добрин