То, что когда-то было мячом

Если посмотреть внимательно, то становится понятно, что это мяч. Когда-то был мячом. Возможно красным, с синей полоской. Или, может, наоборот. След от полоски еще был заметен. Цвет его сейчас то ли серый, то ли коричневый, мяч весь в трещинах и каких-то пупырышках, внутри что-то стучит. Резина жесткая, впрочем, подпрыгнуть на столе он еще был способен. Многие, кто нашел бы такой, разбирая вещи умершей родственницы, одинокой старушки, не задумываясь отправили бы бывший мяч на помойку.

Тут было другое. К мячу прилагалась записка. Тетя, очень дотошная в некоторых вопросах, оставляла вещи с подобными памятками. Для себя ли? Для тех, кто однажды будет эти вещи разбирать?

Записка гласила: «Мяч с шариком внутри есть мой детский мяч. Он поехал с нами в эвакуацию. Там в Чувашии в Порецком этот мяч Глеб перед армией летом 1943 года „кидал в небо“ для меня. Мяч в небе превращался в маленькую точку. А потом мяч опять вернулся на Воронцовскую улицу, и я им еще играла. В конце концов он, как воспоминание, приехал в Чертаново. Сейчас ему уже более 80 лет».

Я сижу в квартире тети в Чертаново и читаю эту записку. И после прочтения грязно-серый мяч вдруг становится совсем другим. Я представляю белокурую тетю в ее 8 лет, ее любимого старшего брата, их моложавую хрупкую маму. В эвакуации Глебу исполнилось 18. Он ушел на войну и погиб в первом же бою где-то в Польше. А его мать моментально превратилась в старуху, будто на довоенных и послевоенных фото — разные люди.

Они вернулись из эвакуации в Москву, вернулся со службы отец, жизнь продолжилась, мяч скакал, но все уже было не таким, как раньше. И будто бы все свое горе от потери сына родители перенесли в заботу о дочери. В такую заботу, что выйти замуж при жизни родителей ей не довелось: ухажеры были недостаточно хороши, по мнению отца. А единственную дочь надо было беречь.

Тетя все же нашла любовь. Когда ей было немногим за 50, с мужчиной-вдовцом ее познакомила старая подруга. С мужей им довелось прожить 20 непростых, но счастливых лет вместе.

Ирония судьбы: этой подругой была соседка с Воронцовской, изначально — подруга детства Глеба. Они не встречались — это были юношеские чистые отношения живущих по соседству молодых людей. В письме, которое сослуживцы нашли у погибшего брата, он адресовал этой девочке свои последние строки.

Письмо сохранилось. Как и этот старый мяч. И теперь он, весь в трещинку, пупырышку и историческом контексте, лежит у меня в столе. Мяч решительно невозможно выбросить. Лишь только доставать иногда, катать по столу, слышать, как что-то стучит внутри, и думать, что мяч помнит времена, когда все были юны и счастливы. А он летел в небо, превращаясь в маленькую точку.