Длинное детство людей — это одновременно и слабость, и дар природы, эволюционное преимущество. Оно нужно для эффективного развития большого и сложного человеческого мозга. В том числе потому, что значительную часть времени он растет вместе со всем организмом за пределами материнской утробы, иначе людям с их прямохождением практически невозможно было бы рожать и рождаться.
Опровергнутые теории
Однако в суровых условиях каменного века выносить дитя, произвести на свет, а потом растить его несколько лет, пока оно не станет относительно самостоятельным, было очень непростой задачей. Младенческая смертность была огромной; в принципе, эффективно снижать ее человечество научилось всего пару столетий назад.
Из-за этого распространена точка зрения, что в древности люди в целом относились к своим маленьким детям прохладнее, нежели современные родители. Малыши часто рождались и часто умирали, первые годы ребенок как бы пребывал между жизнью и смертью, и к нему старались не привязываться.
Однако ученые находят примеры из разных эпох, свидетельствующие об искренней любви родителей к детям, самоотверженной заботе о них и скорби в случае их утраты. В Израиле в пещере Кафзех обнаружено, возможно, древнейшее парное погребение представителей вида Homo sapiens: около 90–100 тысяч лет назад кто-то бережно похоронил молодого взрослого (по поводу пола продолжаются дискуссии) вместе с маленьким ребенком, уложив тела в прямоугольной яме перпендикулярно.
Там же найдены останки подростка с инвалидностью, который просто не смог бы существовать без постоянной помощи других людей. В раннем детстве он получил тяжелое увечье, травму черепа с повреждением мозга, но дожил до 12–13 лет. В палеолите жизнь даже здорового человека была борьбой, но соплеменники заботились о ребенке-инвалиде, а когда он умер, похоронили его, положив на грудь олений череп и ритуально посыпав охрой.
И в каменном веке детство не обходилось без игрушек. Правда, в случае столь древних находок почти невозможно точно определить, какие использовались в ребяческих забавах, а какие, например, были культовыми предметами. Уменьшенные версии ручных рубил и копий, обнаруженные на некоторых археологических памятниках, возможно, предназначались для детей, например, для обучения их в игровой форме.
В Чехии на стоянках в Пршедмости, Павлове и Дольни-Вестонице возрастом более 30 000 лет найдены глиняные фигурки людей и животных с отпечатками детских пальцев и вылепленные менее умело, чем артефакты, изготовленные взрослыми. Их создатели то ли изучали ремесло, то ли сами делали себе игрушки.
По мнению археолога, профессора Университета Виктории Эйприл Ноуэлл, с большой вероятностью детской игрушкой можно считать тауматроп из пещеры Ложери-Бас во Франции — костяной диск с изображениями серны на обеих сторонах, различающимися положением ног. Если в отверстие посередине продеть веревки и раскрутить этот диск, серна «поскачет». Артефакту от 11 000 до 18 000 лет — так что, возможно, уже в те времена мальчики и девочки смотрели своеобразные «мультфильмы».
Возрастная шкала
Античный мир подарил европейской цивилизации привычку делить человеческую жизнь на универсальные этапы. По мнению разных греческих и римских мудрецов, таких периодов, обычно равных по длительности, было от трех-четырех до десяти.
Солон, древнегреческий мыслитель и законодатель, живший в VII–VI веках до н. э., делил людской век на 10 стадий по семь лет каждая, первые две «седмицы» — детство и отрочество. Римский писатель Варрон — на пять, а детство и отрочество объединял в период с рождения до 14 лет.
Появление ребенка на свет как в Греции, так и в Риме сопровождалось разнообразными обрядами. Сразу после рождения отец должен был ритуально признать младенца как члена семьи, в противном случае судьба ребенка могла быть самой печальной. В следующие несколько дней после признания греческого новорожденного обносили вокруг семейного очага и вручали ему первые игрушки, а затем зажиточная семья устраивала пир в честь наречения имени.
Примерно до семи лет девочки и мальчики воспитывались на женской половине и играли вместе. Для забав у них, судя по изобразительным и археологическим источникам, чего только не было: волчки, мячи, йо-йо, погремушки, фигурки животных на колесах и терракотовые, деревянные или костяные куклы с подвижными конечностями на шарнирах.
Для девочек игрушки были важным элементом ритуала перехода из детства во взрослую жизнь: в 14–15 лет, собираясь замуж, юные гречанки жертвовали их богам. Мальчика же с семи лет забирали в мир мужских занятий: он получал образование, посещая школу или занимаясь частным образом, а его детство заканчивалось лет в 16–18, когда он вливался в жизнь полиса как полноправный гражданин.
В Риме, если мальчик рождался в семье свободных граждан, ему дарили буллу — амулет, обозначающий этот статус. Другим символом этого статуса была детская тога, toga praetexta, белая с пурпурной полосой по краю, — формальная одежда, которую носили поверх туники.
По достижении 14–17 лет в праздник Либералий мальчики совершали ритуал вступления во взрослую жизнь: снимали претексту и буллу, посвящая их домашним божествам — ларам, и переодевались в чисто белую тогу римского гражданина, toga virilis. Девочки тоже могли носить toga praetexta по торжественным случаям, пока не войдут в возраст невесты, наступавший, как считалось, с 12 лет.
Как Европа научилась умиляться детям
В раннее Средневековье о детях и детстве западная цивилизация как будто забыла. По крайней мере, если верить изобразительным источникам: ребенок старше младенца в пеленках показан как часть взрослого мира с его занятиями и сам выглядит как взрослый, только меньшего размера, не отличаясь ни пропорциями, ни одеждой.
Французский медиевист Филипп Арьес, автор основополагающих трудов по истории семьи, отмечал, что в Средневековье детство не рассматривалось как самоценный период жизни, со своими важными особенностями и потребностями. Это не значит, что его границы не пытались обозначить: носители книжной культуры помнили об античных представлениях о возрастах человека, а юристы рассуждали, со скольких лет начинается полная судебная ответственность.
Однако период детства не считался чем-то достойным внимания и особого отношения. Едва ребенок выходил из младенческого возраста, как он, одетый так же, как его родители, включался во взрослую жизнь и ее занятия. Лет с семи детей отдавали «в люди»: мальчики из знатных семей становились пажами в домах представителей того же сословия; ремесленники отправляли сыновей к другим мастерам в ученики; будущие клирики учились грамоте при монастырях и в приходских школах.
Крестьянских детей привлекали к сельскохозяйственным работам. Девочки же всех сословий осваивали домоводство и разные виды рукоделия, готовясь к замужеству: брачный возраст для женщин начинался лет с 12.
Поворот в восприятии детства, прежде всего младенчества, обозначился примерно с XII века, когда по Европе широко распространился культ Богоматери.
«Мария была объектом почитания с раннего Средневековья, в том числе и в Каролингскую эпоху, но только в XI веке почитание Святой Девы занимает центральное место среди верований и религиозных практик христианского Запада. […] Святая Дева — важнейшая участница Воплощения Христа, и она начинает играть все более существенную роль в отношениях между людьми и Христом», — писал медиевист Жак Ле Гофф.
«По общему мнению, расцвет культа Девы Марии совпал с превращением брака в таинство, с повышением статуса ребенка и собственно супружеских отношений, прообраз которых стал задаваться рождественскими сюжетами, и поэтому, на мой взгляд, именно Святой Деве женщины обязаны заметным облегчением своей земной участи», — добавлял историк.
В религиозном искусстве начали множиться изображения Мадонны с младенцем, и маленький Иисус на них становился все более похожим на реального ребенка пропорциями и жестами. Рос интерес к сюжетам, связанным с рождением и воспитанием Христа и самой Девы Марии.
В эпоху Возрождения Иисусу на картинах составляют компанию и другие дети — Иоанн Креститель и ангелы, которых стали изображать не только в виде юношей, но и в виде пухлых путти. В живописи Ренессанса сквозит умиление младенцами и на картинах на мифологические темы.
Наконец, на исходе Средних веков появляются и входят в моду жанровые картины, изображающие реальных детей с их играми и забавами. В рассуждениях богословов и светских авторов XIV–XV столетий все настойчивее звучит идея, что взрослые обязаны не просто обучить детей своим навыкам, но позаботиться о нравственном воспитании их нежных и незрелых душ.
В христианской доктрине, отмечал медиевист Юрий Бессмертный, «усиливается акцент на ответственности самой церкви, общества в целом и особенно родителей ребенка за его земную судьбу». В следующие столетия эта тенденция запустит значительные изменения в области образования, и в жизни человека обозначится особый период, который Филипп Арьес назвал «долгим детством».
Классные превращения
Понимание границ школьного возраста формируется на протяжении XVII столетия. Средневековая Европа пришла к тому, что образование нужно не только представителям духовного сословия.
Однако способы получить хотя бы базовые знания; возраст, в каком человек проходит ту или иную ступень обучения; условия и критерии оставались очень разнообразными, а весь процесс хаотичным. Можно было несколько лет прошататься школяром по университетским городам, но толком не выучиться чтению и письму, а можно — найти хорошего преподавателя и за пару месяцев преуспеть в латыни.
В раннее Новое время в городах множатся школы, а моралисты все чаще рассуждают, что семья и общество должны дать ребенку достойное воспитание.
«Устанавливается мнение, — писал Арьес, — что ребенок не готов к взрослой жизни, еще не созрел для нее, и ему надо пройти через специальную образовательную программу, прежде чем присоединиться к взрослым. Эта новая забота об образовании детей понемногу овладеет умами и произведет революцию в обществе».
Школы посещали и принцы, и дети ремесленников. Если поначалу каждый ученик осваивал программу в своем темпе, а группы могли быть очень разновозрастными, то постепенно школьная система регламентируется, распорядок и дисциплина начинают играть все более важную роль.
В XVI веке преподаватель классических языков Иоганнес Штурм одним из первых ввел в обиход классно-урочную систему, которую переняли иезуитские колледжи, а в следующем столетии чешский гуманист Ян Амос Коменский дал ей развернутое теоретическое обоснование.
Классы становятся более однородными по составу, а взрослые следят за дисциплиной в них и в интернатах, где живут многие учащиеся; от родителей тех, кто посещает школу из дома, ждут такой же заботы о воспитании.
Несколько лет жизни ребенок теперь проводит в обособленной среде сверстников, со своими законами и распорядком. «Долгое детство» наконец-то получает признание взрослого мира как важный период со своими особыми нуждами. Но дети поплатились за это свободой: они все чаще попадают в школьную систему с ее суровой дисциплиной.
Все эти нововведения снова касались почти исключительно мальчиков; для подавляющего большинства девочек средневековый подход с ранним включением во взрослую жизнь не изменился. Некоторые родители считали необходимым давать образование и дочерям, но это не было распространенным обычаем, а школы для девочек, известные как минимум с XVI века, — и вовсе были редкостью.
Знаменитым стало начинание маркизы Франсуазы де Ментенон — Королевский дом Святого Людовика в Сен-Сире. Эта закрытая школа для девочек из бедных дворянских семей была основана в 1686 году. Мадам де Ментенон хорошо понимала, как женщинам может пригодиться образование.
В прошлом невеста-бесприданница, а затем воспитательница детей Людовика XIV от фаворитки, она по себе знала, как девушке даже благородного происхождения порой трудно пробиться в жизни.
Сама же Франсуаза, внучка одного известного поэта и вдова другого, была приятной и эрудированной собеседницей и потому смогла увлечь короля и стать его женой, пусть и морганатической, то есть из-за неравного происхождения лишенной высокого положения супруга.
По образцу ее школы впоследствии были организованы другие женские учебные заведения, в том числе Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге.
Книжная революция
О том, что литература для детей должна учитывать их возрастные особенности, также задумались в XVII веке.
В Средневековье и раннее Новое время были популярны дидактические сочинения, авторы которых учили молодое поколение благочестию или тому, как вести себя в обществе. Эти труды были адресованы, как правило, одновременно и малым детям, и молодым людям. Произведения развлекательных жанров — сборники рассказов о чудесах, басни, притчи и т. д. — предназначались читателям и слушателям всех возрастов. Те же сказки еще в конце XVII века не считались специфически детской литературой.
В то же время философ Джон Локк, известный влиятельной педагогической концепцией, что разум ребенка с рождения — это tabula rasa, «чистая доска», и за то, чем она будет заполнена, отвечают взрослые, рассуждал о пользе обучения детей чтению в приятной, игровой форме.
И первые тексты в жизни малыша, по его мнению, не должны быть трудными для восприятия: «Дайте ему в руки какую-нибудь легкую и занимательную книгу, доступную его пониманию, содержание которой могло бы увлечь его и вознаградить за труд, потраченный на чтение».
Из известных произведений Локк рекомендовал басни Эзопа, добавляя: «Если его Эзоп снабжен картинками, он еще более его заинтересует и поощрит к чтению, расширяя вместе с тем его знания».
Старший современник Локка, уже упоминавшийся выше гуманист Ян Коменский, создал такую детскую книжку с картинками, одну из первых в своем роде, сам. Она называлась Orbis pictus, или «Наблюдаемый мир в картинках». В сущности, это был учебник по устройству окружающего мира, легко написанный и пестревший многочисленными иллюстрациями.
«Ведь известно, — отмечал Коменский, — что дети (почти с самого младенчества) любят рисунки и охотно рассматривают их. А изгнать из садов мудрости все, что пугает, есть дело в высшей степени полезное».
Книгу, изначально изданную на двух языках, немецком и латыни, перевели на многие европейские языки. Однако только с середины XVIII столетия появляется первая по-настоящему развлекательная детская литература и начинают складываться разные ее жанры.
Так, в 1744 году английский издатель Джон Ньюбери опубликовал «Маленькую миленькую карманную книжицу», богато иллюстрированную, забавно написанную, с рифмованными описаниями игр, азбукой и даже письмом к ребенку от сказочного персонажа; она стала предтечей викторианских книжек-игрушек. Тогда же его соотечественница Мэри Купер издала «Песенник Томми Мальчика-с-пальчик», первый напечатанный сборник детских песенок на английском языке.
Эволюция детской одежды
Если средневековая одежда маленьких европейцев, переросших пеленки, в целом повторяла костюм их родителей, то с XVI века она начинает разительно отличаться от взрослой — но только в случае мальчиков в возрасте до 4–7 лет, когда они еще растут на женской половине, отпрысков дворян или буржуа. Их наряжали в платьица, напоминавшие девичьи (1); эта мода продолжалась до начала XX столетия.
Когда этот ранний период детства заканчивался, мальчик получал штаны и прочие элементы костюма, соответствовавшие одежде взрослого мужчины (2 и 3).
Американский социальный историк Карин Калверт усматривает в этом обычае символический смысл: маленький, еще беспомощный ребенок любого пола считался принадлежавшим к той части семьи, которая, в представлениях традиционного общества, зависит от ее главы и других родственников-мужчин и носит менее удобную для активной деятельности, чем штаны, одежду. В случае девочек, их с самого нежного возраста еще долго одевали наподобие взрослых дам (4).
В конце XVIII века детская мода реагировала на призывы мыслителей эпохи Просвещения дать ребенку больше свободы движений. Мальчиков 3–9 лет стали одевать в «костюм-скелет» (5), названный так за то, что повторяет очертания тела.
Дальний предок современных детских комбинезонов, он состоял из жакета и пристегивающихся к нему длинных штанов более свободного кроя, чем короткие узкие кюлоты, какие носили юноши и мужчины. Шили его из хлопка или льна, которые было удобно стирать. Таким образом, «костюм-скелет» не копировал ни мужской наряд дворянина или буржуа, ни женский.
Девочки до 10 лет носили муслиновые платья (6) более свободного и простого кроя, чем одежда их матерей и старших сестер. И только три десятка лет спустя уже мода взрослых становится похожей на эти новые детские одеяния.
А в XIX веке появляется новая вариация костюма для детей 3–7 лет: укороченные платья в сочетании с длинными панталонами (7 и 8). В моде тогда были одинаковые простые прически для детей обоего пола, и мальчики и девочки раннего возраста снова стали выглядеть одинаково.
По мнению Калверт, такой образ бесполого ребенка-ангела стал популярным под влиянием романтизма с его идеализацией младенческой невинности.
Одежда детей старшего возраста оставалась упрощенной версией женского и мужского костюма соответственно. Также в XIX веке в учебных заведениях массово внедряется школьная форма (9), которая, как считается, впервые появилась в Англии в XVI столетии.
* * *
В конце XIX века в США и Европе возникла ориентированная на междисциплинарный подход наука о ребенке, педология, основателем которой считается американский психолог Гренвилл Стэнли Холл.
На рубеже XIX и XX столетий Зигмунд Фрейд, создавший теорию психоанализа, сформулировал концепцию, согласно которой первые пять лет — решающие в жизни, именно тогда формируется основа личности. Это дало мощный импульс для развития детской психологии как отдельного направления. Вероятно, с тех пор детство получило то повышенное внимание общества, которого, несомненно, заслуживает.
Материал опубликован в июне 2025