«У меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений. У меня есть только нервы».
Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно.
«Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай».
В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить…
«Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы… Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д.»
Для человека, чей родной язык — русский, разговоры о политическом зле столь же естественны, как пищеварение.
«Основная трагедия русской политической и общественной жизни заключается в колоссальном неуважении человека к человеку; если угодно — в презрении».
Потерять независимость много хуже, чем потерять невинность.
«Ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний за преступления против литературы. И среди преступлений этих найболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т. п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое — пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация — она платит за это своей историей».
За равнодушие к культуре общество прежде всего гражданскими свободами расплачивается. Сужение культурного кругозора — мать сужения кругозора политического. Ничто так не мостит дорогу тирании, как культурная самокастрация.
