Продолжение. Начало см. в № 5/90 , 6/90 .
В сентябре 1960 года в советской газете «Известия» появилась статья о том, как в поместье Гросс-Фридрихсберг под дулами фашистских автоматов работали советские военнопленные. Одного из тех бывших пленных удалось разыскать. Этот человек приехал в Калининград и рассказал, что пленные устанавливали в земле — вертикально — трубы большого диаметра и накрывали их крышками. Он указал место, где шли работы, и там действительно обнаружили эти трубы — к сожалению, пустые.
И еще одно место в окрестностях бывшего Кенигсберга привлекло наше внимание. В километре от Янтарного берега стоял старинный полуразрушенный замок Лохштедт. В тридцатые годы его восстанавливали как памятник немецкой рыцарской архитектуры. С сентября 1944 года сюда свозили библиотеки, архивы Кенигсберга и некоторые произведения искусства, среди которых были и работы из янтаря, поэтому профессор Г. Штраус не исключал возможности, что Янтарную комнату могли вывезти именно сюда. Но, к сожалению, замок уничтожили дотла: нацисты защищались здесь особенно упорно, прикрывая собой драгоценную особу Коха, давая ему возможность спастись на специально зарезервированном корабле.
Итак, мы проверили все показания очевидцев, но не смогли обнаружить в окрестностях Кенигсберга никаких следов Янтарной комнаты. А что, если ее вообще не вывозили из города? Есть и такая версия, которая опирается главным образом на показания трех очевидцев.
Вольфганг Роде, сын директора кенигсбергского музея, в 1955 году сообщал, что отец говорил ему в конце войны, будто не боится прихода русских, ибо совесть его чиста, и он укажет им, где искать похищенные у них ценности — киевские и минские. Но поскольку отец не упомянул о Янтарной комнате, Вольфганг Роде выдвинул такое предположение: доктор Роде, вероятно, спрятал Янтарную комнату в потайных подвалах кенигсбергского замка, так как очень не хотел с ней расставаться.
Заведующий гостиничными номерами в замке Альфред Файерабенд уверял, что в марте 1945 года он был свидетелем того, как Эрих Кох лично установил, что Янтарная комната все еще в замке.
И третий человек — Эрих Кох, собственной персоной. Долгие годы после войны, находясь в заключении в Польше, он не желал давать показаний о судьбе Янтарной комнаты. Лишь в 1965 году он вдруг «вспомнил», что в апреле 1945 года Янтарную комнату спрятали в бункере на окраине города. В 1967 году Кох заявил, что существовал документ, в котором он выражал недовольство тем, что Янтарная комната до сих пор еще не эвакуирована.
Польский писатель Бадовский подробно цитировал некое послание Коха то ли Гитлеру лично, то ли в партийную канцелярию, в котором Кох предлагал спрятать бумаги нацистской партии и рейха, а также особо ценные предметы (включая Янтарную комнату) в специально подготовленных бункерах. По словам Бадовского, в ответ на письмо Коха из Берлина прибыл с личными указаниями Гитлера и Гиммлера обер-штурмбаннфюрер СС Рингель (Вместо настоящей фамилии в книге использован псевдоним, о причинах будет сказано автором позже. Однако в 1988 году, уже после выхода книги, в немецких источниках было раскрыто подлинное имя — Густав Вюст.). Разумеется, мы не могли полагаться на ссылки без указания источников. Впрочем, это отнюдь не уменьшало вероятности того, что Янтарная комната могла быть спрятана в городе, тем более если учесть особенности Кенигсберга.
Кенигсберг был основан как военный пункт и строился как крепость. В XVII веке город был обнесен крепостной стеной со рвом. Воздвигнуты бастионы. Это, правда, не помешало русской армии взять Кенигсберг в 1757 году, а армии Наполеона — в 1807-м. Город рос, и в середине XIX века его окружили новым кольцевым укреплением с могучими бастионами. Потом в радиусе 8—11 километров от центра города начали возводить еще один оборонительный пояс, включавший крепость Фридрихсбург и пятнадцать фортов. Между фортами соорудили более мелкие, но чрезвычайно мощные боевые укрепления. Каждый форт имел свою казарму, окруженную стеной и рвом. В общей сложности в крепостных сооружениях насчитывалось 1242 помещения. Помимо того, в годы нацизма здесь выстроили (так сказать, для полноты картины!) дополнительные бункеры.
Масса возможностей спрятать все, что угодно! Особенно для такого человека, как Альфред Роде.
Альфред Роде переехал из Гамбурга в Кенигсберг в конце двадцатых годов и страстно увлекся историей необычного города-крепости. С архивными документами в руках он изучил подземные сооружения замка, церквей и прочих старинных зданий, а также новые военные подземелья и бункеры. В письме доктор Роде писал «об одном бункере вне замка. Это современное сооружение на большой глубине, с отоплением и вентиляцией, в нем я разместил самые дорогие для меня ценности (Франц Хальс и др.)».
О существовании какого-то бункера вне замка знала и фрау Крюгер, управляющая. Она полагала, что именно сюда после воздушных налетов перенесли ящики с Янтарной комнатой. По ее словам, бункер находился в Ботаническом саду. Но, к сожалению, эти сведения мы получили только в конце семидесятых годов.
Профессор Барсов, который вел поиски вместе с Альфредом Роде с апреля по декабрь 1945 года, рассказывал о каком-то заваленном обломками бункере № 3, где, по словам Роде, были спрятаны ценности (но не картины!). В 1950 году профессор попытался разыскать этот бункер в центре города, но безуспешно. После публикации о судьбе Янтарной комнаты в журнале «Фрайе вельт» (ГДР) некоторые читатели сообщили о своих предположениях, где следует искать этот бункер, однако обнаружить его не удалось.
Янтарную комнату искали и под руинами замка, и во внутригородских подземельях, использовали все новые и новые технические средства, и все — безрезультатно. Надо сказать, что сразу после того, как город заняли советские войска, началась тщательная проверка подземных военных сооружений. Искали взрывчатку, искали оружие, искали и находили всевозможные предметы — только не Янтарную комнату.
Называлось множество конкретных адресов, среди них подозрительная пивоварня в городском районе Понарт. Как выяснилось, из погребов этой старой пивоварни шла железнодорожная колея, выходившая напрямую к стационарной железной дороге Кенигсберг — Берлин! Хозяин пивоварни хранил у себя документы и архивные материалы, вывезенные из оккупированных областей СССР,— скромный пивовар выполнял спецзадания Коха...
А в феврале 1967 года польская печать сообщила, что Кох наконец указал точный адрес, по которому следует искать пропажу: «в Калининграде, в бункере под старой польской римско-католической церковью в районе Понарт». По словам Коха, над бункером были взорваны бомбы, чтобы уничтожить его внешние приметы. Однако в районе Понарт не было такой церкви, здесь находилась церковь евангелическая, не пострадавшая ни от бомб, ни от других взрывов. А старая польская римско-католическая церковь действительно существовала в центре города, правда в другом районе. И ее, по рассказам местных жителей, в начале апреля 1945 года действительно разрушил какой-то необъяснимый взрыв — она рухнула, когда не было ни артобстрела, ни бомбардировки. Мы тщательно проверили указанное место и извлекли из засыпанного подвала две примечательные вещицы: мраморную статую Амура и изысканное старинное кресло. На задней поверхности кресла и на цоколе скульптуры были обнаружены металлические пластинки с номерами и надписью кириллицей: «Музей Пушкина»...
Не этот ли бункер в центре города имел в виду директор Роде в беседе с профессором Барсовым? Много замечательных музейных ценностей из Советского Союза было найдено при поисках Янтарной комнаты, однако само янтарное чудо как в воду кануло.
А что, если правы были те, кто утверждал, что Янтарную комнату нужно искать на дне Балтийского моря?
На дне морском?
Итак, еще в начале апреля 1945 года ящики, в которых, по мнению многих свидетелей, находилась Янтарная комната, оставались в Кенигсбергском замке. В последующие недели из замка один за другим отправлялись караваны грузов. Возможно, некоторые двигались в гавань для отправки морем?
Есть очевидцы, наблюдавшие, как в гавани были затоплены какие-то большие ящики. После войны моряки советского Балтийского флота тщательно обыскали дно гавани и нашли запчасти для всевозможного оборудования, ящики с документами, одеждой — что угодно, кроме произведений искусства.
А если Янтарную комнату погрузили на корабль? Ведь рассказывают же о таинственном грузе, прибывшем под усиленной охраной в Данциг в конце января. Большие деревянные ящики, скрепленные металлическими скобами, были до странности легкими. Их погрузили на корабль «Вильгельм Густлофф». Один свидетель утверждал, будто старший боцман судна Эрих Биттнер сказал ему, что в этих ящиках — вещи из дворца русских царей. И еще: эти ящики якобы в море должны были перегрузить на другой корабль.
По рассказу другого очевидца, загадочный груз прибыл не в январе, а гораздо позднее. И погрузили его на судно без названия — оно было закрашено. (По всей вероятности, имеется в виду корабль «Роберт Лей», который вскоре попал под обстрел в гамбургской гавани и сгорел.)
С этими таинственными корабельными историями перекликается и рассказ бывшего матроса, опубликованный в еженедельнике «Вохенпост» (ГДР). В начале 1945 года этот человек готовил к выходу в море парусник. Небольшое грузовое судно было вооружено и полностью оборудовано для дальнего рейса. Матросу стало известно, что судно пойдет под чужим флагом, что оно должно пересечь Атлантику, но перед тем, у острова Борнхольм, оно примет груз с «Вильгельма Густлоффа» — «какие-то старинные вещи, которые называли еще «Золотом Балтики».
Известно, что нацисты действительно использовали для разного рода спецзаданий парусные суда (обычно их на всякий случай снабжали еще и мощными моторами). Бесшумный ход — большое преимущество во время войны. Матросы окрестили эти суда «призраками». На таких кораблях-«призраках» доставляли агентов в Ирландию, Южную Африку, Бразилию и Аргентину. Иные «призраки» везли за океан столь же призрачные деньги-фальшивки: в Южной Америке скупали землю, поместья и дома, готовя будущие прибежища для крупных нацистских функционеров.
Разрабатывая эту версию, мы вновь столкнулись с деятельностью соучастника многих преступлений Эриха Коха.
В первые годы при допросах он начисто «забывал» все, что связано с Янтарной комнатой. Несколько лет спустя он вдруг «вспомнил», что она спрятана на окраине Кенигсберга. Потом оказалось — в центре города. Прошли еще годы, и Кох заявил, что Янтарная комната была отправлена из Кенигсберга в Данциг и погружена на корабль «Вильгельм Густлофф». Причем он затруднялся вспомнить: по его личному приказу происходила отправка или он просто был об этом осведомлен.
«Вильгельм Густлофф» когда-то был пассажирским судном, а с начала войны служил плавшколой II учебного дивизиона подводников гитлеровского военно-морского флота. Но здесь не только проходили выучку экипажи подводных лодок — корабль использовали для эвакуации крупных партийных боссов и военных чинов из Западной Пруссии. Судно было соответственно оборудовано и вооружено.
При всем том «Вильгельм Густлофф» был замаскирован под госпитальное судно: на бортах и верхней палубе он нес опознавательные знаки Красного Креста. А когда гестапо получило сведения, что в районе Готенхафена (Гдыни) — Данцига действует группа советской разведки (в ее состав входили и бойцы национального комитета «Фрайес Дойчланд»), имеющая прямую радиосвязь с Красной Армией, были приняты еще и дополнительные меры предосторожности: средь бела дня и с большим шумом привезли в Данцигский порт и погрузили на корабль раненых и рожениц из родильного дома. И вот 30 января в 21 час «Вильгельм Густлофф» в сопровождении конвоя боевых кораблей покинул гавань. На судне были погашены огни и затемнены иллюминаторы. Это противоречило правилам, установленным для судов Красного Креста. (Как, впрочем, и использование опознавательных знаков Красного Креста для вспомогательных военных судов!) В ту же ночь корабль поразили три торпеды, и он затонул. Тысячи невинных людей заплатили своей жизнью за неудавшуюся «военную хитрость».
С тех пор на картах Гданьского морского пароходства в двадцати милях от берега значится «навигационное препятствие № 73».
Летом 1973 года польские спортсмены-аквалангисты приступили к обследованию затонувшего корабля. Им помогали польские военные моряки и сотрудники Института судостроения. При первом осмотре ныряльщикам показалось, что на корпусе корабля в некоторых местах видны следы подводной резки. Газеты подняли шум. Исследования продолжались два года, и вот наконец окончательное заключение экспертизы: никаких признаков того, что затонувший корабль был ограблен, не установлено, так же как и не обнаружено на нем никаких следов Янтарной комнаты.
Затем в западногерманских архивах удалось разыскать полную документацию по последнему рейсу «Вильгельма Густлоффа»: поименные списки тех, кто находился на борту, и списки грузов. Янтарной комнаты на борту этого судна не было. Да и зачем в самом деле Коху нужно было тащить ценный груз в Данциг, если рядом была Кенигсбергская гавань и порт Пиллау, а в его личном распоряжении — два прекрасных корабля?..
Курс на запад?
Если Янтарная комната не сгорела, не спрятана в тайниках Восточной Пруссии, не покоится на дне Балтики, то почему не предположить, что ее вывезли на Запад?
Существует аргументация «против», и довольно весомая.
Один из главных аргументов: директор музея А. Роде, отвечавший за ее сохранность, из Кенигсберга не уехал. Не только его сын, но и многие из тех, кто хорошо знал Альфреда Роде, утверждали, что он ни за что бы не расстался с Янтарной комнатой, не выпустил бы ее «из-под крыла» в такое опасное время, и потому ее нужно искать в Кенигсберге.
И все же нельзя упускать из виду конкретную обстановку тех дней! Государственные служащие и мужчины призывного возраста не подлежали эвакуации. Роде был на государственной службе и состоял в «фольксштурме» (территориальном ополчении), куда входили мужчины в возрасте от 16 до 60 лет (Альфреду Роде было 53 года — значит, его могли использовать для военных нужд по месту жительства). В конце января, когда Красная Армия подошла к Кенигсбергу, военнообязанным мужчинам запретили выезд. Альфред Роде был тяжело болен, он страдал болезнью Паркинсона. После бомбежек в августе 1944 года, когда в замке сгорел музей, состояние его здоровья резко ухудшилось: он ходил с палочкой, руки его сильно тряслись. Человеку в таком состоянии вряд ли доверили бы перевозку ценного груза...
Есть еще один важный и загадочный факт.
В мае 1945 года в Кенигсберг приехали советские искусствоведы. Под руководством профессора Барсова они разыскивали похищенные произведения искусства. Как рассказывал профессор Барсов, доктор Роде прилагал все силы, помогая советским коллегам, но о Янтарной комнате он не упомянул ни разу. А однажды ночью в своем кабинете Альфред Роде сжигал какие-то бумаги! И это в военное время, когда по подозрению в диверсии его могли тут же поставить к стенке! Какая необходимость вынудила его на столь отчаянный шаг?
Множество догадок выдвигалось на сей счет, и мы тоже вправе выступить со своей версией.
По нашему убеждению, доктор Роде подготовил Янтарную комнату к отправке, однако лично в ее вывозе не участвовал — из-за приступа болезни или же потому, что был задействован в «фольксштурме». Поэтому ему не было известно, куда была отправлена Янтарная комната. Ничего определенного не знали и его сотрудники, потому некоторые из них и полагают, что ее никуда не вывозили. И если бы доктор Роде согласился дать какие-то показания советским представителям, не сообщая ничего о месте, куда была отправлена Янтарная комната, это выглядело бы подозрительно.
Уверенность некоторых исследователей в том, что на Запад Янтарную комнату вывезти не могли, объясняется недостаточным знанием обстановки: эти люди уверены, что в результате мощного советского наступления путь из Кенигсберга на запад был полностью перекрыт. Рассмотрим эту ситуацию внимательно и конкретно.
22 января 1945 года советские войска заняли Велау (в 40 километрах от Кенигсберга). В ночь на 22 января на вокзале Кенигсберга готовился спецпоезд для начальства, который неожиданно передали для эвакуации гражданских лиц. За ним вышел экспресс. Через несколько часов железнодорожная ветка была перерезана наступавшими советскими частями.
31 января советские танки вышли северо-западнее Кенигсберга к морю и перекрыли сообщение с Пиллау по суше. Морское сообщение между обоими портами тоже прекратилось почти полностью.
19 февраля немецкие части с северо-запада и из Кенигсберга сделали отчаянный рывок навстречу друг другу и восстановили сухопутное сообщение между крепостью и Пиллау. Снова наладилось снабжение Кенигсберга, и возобновилась эвакуация. Затем началось новое советское наступление, и 9 апреля гарнизон крепости капитулировал.
Таким образом, реальная возможность выбраться из Кенигсберга на запад существовала:
1). до 22 января — по железной дороге или автотранспортом;
2). до 31 января — морем, железной дорогой, автотранспортом через Пиллау;
3). с 26 февраля по 6—7 апреля — тем же путем, через Пиллау.
И наконец, есть прямой пример того, что этой возможностью не преминули воспользоваться: коллекция произведений искусства, награбленная Кохом на Украине (он называл ее «моя частная коллекция»), была вывезена из Кенигсберга уже после январского советского наступления. Кох, кстати, несколько лет назад опубликовал мемуары, где преподнес мировой общественности новую «сенсацию». Он писал, что из Кенигсберга вместе с «его частной коллекцией» вывезли... Янтарную комнату. Но куда все это направлялось, автор, к несчастью, снова запамятовал.
Мы почти не сомневались, что Янтарная комната была вывезена на Запад. Кстати, 1 мая 1979 года советская «Литературная газета» сообщала, что один человек из ФРГ располагает твердыми доказательствами в пользу этой версии. А мы пришли к такому убеждению вот почему.
После августовских воздушных налетов на Кенигсберг гауляйтер Кох приказал подыскать надежное укрытие для «своих» сокровищ в центре Германии. С этим поручением директор музея Роде ездил в Саксонию. В бумагах сопровождавшего его человека мы нашли запись от 8 декабря 1944 года о том, что Роде по возвращении в Кенигсберг немедленно займется подготовкой для отправки в дальний путь «Янтарной комнаты и других уникальных произведений искусства». Срочные поручения гауляйтера отвлекли Роде, и он начал упаковку только в начале января. Несколько сотрудников музея, используя одеяла, матрасы и подушки, бережно уложили янтарные панели в ящики — их было 25—30.
12 января 1945 года директор Роде уведомлял городское управление по культуре, что Янтарная комната упаковывается. 15 января в замок приехал Г. Штраус и узнал, что Янтарная комната упакована, но директор не знает, куда ее отправлять. Удивительно! Ведь в Саксонии Роде нашел два подходящих места. Возможно, Кох или партканцелярия не одобрили его выбор? Так или иначе, Роде сказал своему коллеге Штраусу, что ожидает указаний со дня на день.
Сын директора Вольфганг в последний раз был у отца 14 января, и тот сказал ему, что Янтарная комната в безопасности — или «будет в безопасности»: по прошествии многих лет Вольфганг уже не мог поручиться за точность воспоминаний.
Дочь Альфреда Роде Лотти твердо помнила, что Янтарная комната, упакованная в ящики, должна была двинуться на Запад. Она писала:
«...в середине января ящики привезли на главный вокзал, но увезти их (из города) было уже невозможно, так как железнодорожное сообщение прервалось. Вернулись ли ящики в подвалы замка, я не знаю».
Советской комиссии по розыску похищенных ценностей было известно, что «коллекцию Коха» вывезли на грузовиках в последнюю ставку Гитлера. Еще в начале 1944 года главную ставку намечалось перенести в Тюрингию, а в начале ноября там полным ходом шли подготовительные работы. По документам «коллекция Коха» благополучно прибыла в Тюрингию 9 февраля 1945 года. Значит, если Кох присоединил Янтарную комнату к «своим» ценностям, то она покинула Кенигсберг между 18 и 30 января.
Зная это, можно попытаться ответить на вопрос: от кого исходил такой приказ? Кох мог бы распорядиться и раньше, а раз он этого не делал, то, по всей вероятности, ждал распоряжения «сверху». То есть из партийной канцелярии — от Мартина Бормана. Но почему медлил Борман? Оказывается, в начале января Бормана просто не было в Берлине. Все нацистское руководство находилось в те дни — в связи с наступлением в Арденнах — на западе. Затем Борман ездил осматривать подземные сооружения на вилле Гитлера в Берхтесгадене. Но когда началось советское наступление, ставка опять переехала в Берлин, и лишь 21—22 января Борман мог дать распоряжение о вывозе Янтарной комнаты.
Но кому поручили операцию?
Наши многолетние поиски в архивах ГДР и за рубежом не давали ответа.
Лишь несколько лет назад начали появляться новые доказательства правильности нашей версии. В этом огромная заслуга Георга Штайна, фермера (а точнее, садовника — он разводит фруктовые деревья) из ФРГ.
Преодолевая всякого рода политические трудности, которые неизбежно влечет за собой подобное хобби для гражданина ФРГ, Георг Штайн изучал архивы, консультировался с историками, расспрашивал бывших нацистов — не упускал ни единой возможности прояснить судьбу Янтарной комнаты. В начале семидесятых годов его упорство увенчалось знаменательным успехом. Правда, на этот раз он нашел не Янтарную комнату, а другое похищенное из СССР уникальное достояние культуры: сокровищницу Псковско-Печерского монастыря. В мае 1944 года ее увезли «культурграбители» из «Штаба Розенберга».
Много месяцев Г. Штайн осаждал министерство иностранных дел призывами вернуть достояние русской церкви, представляющее почти тысячелетний путь развития русской культуры. Голос историка-любителя и энергичные требования Советского правительства всколыхнули общественное мнение — и правительство ФРГ возвратило «долг». Русская Православная церковь наградила Георга Штайна орденом князя Владимира, он стал первым человеком в Западной Европе, удостоенным этой награды. Его деятельность не прошла не замеченной и на родине: от некоторых своих сограждан он получил письма с ругательствами и угрозами...
Георг Штайн установил, что существует обширная документация о похищенных произведениях искусства, которая находится в мюнхенском финансовом управлении и в министерстве финансов ФРГ. Однако министерство финансов категорически отказалось допустить его к своим архивам.
Итак, по гипотезе Георга Штайна, Янтарная комната спрятана на территории ФРГ. Он называет несколько наиболее вероятных адресов: Нижняя Саксония, Бавария и Тюрингия. Время от времени в этих местах находят все новые «пропажи», что, разумеется, повышает вероятность его гипотезы. Например, весной 1977 года в Геттингене вдруг обнаружили коллекцию янтаря из Кенигсберга, которая 30 лет считалась пропавшей. Эта замечательная коллекция (1100 уникальных изделий, возраст которых насчитывает до пяти тысячелетий) принадлежала геологическому институту, входившему в состав Кенигсбергского университета. В конце 1944 года ее эвакуировали в Геттингенский университет, затем вместе с его имуществом разместили в штольне на руднике Виттекинд. Вскоре после окончания войны на руднике произошел мощный взрыв. Проникнуть внутрь штольни стало невозможно. И вот, представьте себе, часть знаменитой коллекции из Кенигсберга оказывается целой и невредимой в составе коллекций Геттингенского университета.
Как только мы узнали о сенсационной «находке», то сразу обратились к своей картотеке — у нас уже составилось солидное досье фактов и имен, которые имели какую-то связь с нашими поисками,— и нашли кое-что об эвакуации университетов. И о шахте Виттекинд.
Вот какую картину нам удалось воссоздать.
В марте 1944 года Геттингенский университет разместил в этой шахте — в пещере на глубине 660 метров — свою библиотеку. А на оставшейся площади в той же пещере спрятали оборудование из Кенигсбергского университета, «включая особо ценную коллекцию из янтаря, стоимость которой неисчислима, поскольку ее невозможно воссоздать». Шахта Виттекинд с 1938 года использовалась... как военный склад! В ней — в пещере на глубине 540 метров — хранились боеприпасы и взрывчатка. Кроме больших пещер на глубинах 540 и 660 метров, в шахте были еще две: на глубине 595 и 720 метров. Их суммарная площадь составляла около полутора тысяч квадратных метров. А все университетское оборудование заняло около... 600! К тому же рядом, в трех километрах, располагалась другая шахта — по добыче каменной соли. Здесь была еще более глубокая пещера — на глубине 917 метров. В бумагах с грифом «секретно» мы нашли планировку обеих шахт — они были связаны подземными ходами!
Итак, осенью 1945 года шахту Виттекинд разрушил загадочный взрыв. В 1955 году в нее закачали 1000 кубометров бурильного шлама, «забетонировав» таким образом вход до глубины около 400 метров. Нижние помещения оказались под крепкой «пробкой». Когда владельцы старой соляной шахты по соседству (в 1978-м и в 1984 году) предлагали свою помощь, чтобы расчистить взорванную шахту Виттекинд, правительство отнеслось к этому плану более чем прохладно — а ведь там должны находиться ценности стоимостью от 10 до 20 миллионов западногерманских марок!..
Мы со своей стороны тоже обращались с запросами в бундестаг. Госсекретари федерального ведомства внутренних дел вежливо отвечали нам, что правительство ФРГ уже давно прилагает усилия к тому, «чтобы определить местопребывание исчезнувшей в 1945 году Янтарной комнаты. Федеральное правительство будет продолжать поиски Янтарной комнаты». На это заявление правительства откликнулись западногерманские неонацисты. Газета «Дойче Национальцайтунг» 16 марта 1984 года писала: «И что бы там ни случилось с Янтарной комнатой — она никогда не была законной собственностью Советов... Но даже если бы она и принадлежала Советам, то в руках немцев она явилась бы компенсацией за потери, о которых нам еще следует побеседовать при заключении мирного договора».
В поддержку версии Георга Штайна о том, что Янтарная комната находится в Тюрингии, мы тоже получили одно интересное свидетельство.
Альфонс К. из Польши, с которым мы беседовали лично, во время оккупации работал шофером в Познаньском музее (фашисты именовали его «музеем кайзера Фридриха»). Весной 1944 года Альфонс К. отвозил директора музея Зигфрида Рюле в Кенигсберг за ценной нумизматической коллекцией. Тогда он и услышал разговор о том, что директор должен принять на хранение большую янтарную работу. Ее следовало поместить в крепость Варта-Штеллунг (между Познанью и Франкфуртом-на-Одере), где Познаньский музей имел свое хранилище. Коллекцию монет в трех больших чемоданах отправили в крепость сразу же по возвращении, а позднее, зимой (точную дату шофер не помнил), из Кенигсберга прибыло несколько больших военных грузовых машин. Начальник колонны, майор, сел вместе с директором Рюле в его служебный автомобиль, и Альфонс К. повел «мерседес» во главе колонны в Мезеритц. По дороге майор и директор говорили о соляной мине (Здесь, возможно, Альфонс К. что-то недопонял. Речь, вероятно, шла о заминированной соляной шахте.), о ее вентиляции и о хранении янтарной работы. В Мезеритце к колонне присоединились солдаты. Близ железнодорожной станции под названием Парадиз содержимое грузовиков перенесли в два железнодорожных вагона. Это были деревянные ящики длиной до двух метров, пронумерованные и с надписью «Кенигсберг». Пока шла погрузка, Альфонсу К. приказали съездить в крепость, в хранилища, и привезти чемоданы с монетами и два ящика с золотой церковной утварью. Все это погрузили в те же два вагона, майор запер двери, после чего Альфонс К. отвез майора и своего директора в Познань. Некоторые награбленные фашистами ценности, которые в 1944—1945 годах перевозил Рюле, удалось разыскать в трех разных хранилищах на территории ФРГ, другие — в соляной шахте в Альт-Аусзее (Австрия), которая, кстати, имела специальное вентиляционное оборудование.
Альфонс К. убежден, что присутствовал при отправке Янтарной комнаты. К сожалению, мы не можем ни подтвердить эту версию, ни опровергнуть.
С самого первого часа
В сорок пятом году повсюду на немецкой земле, где люди освободились от власти фашизма, параллельно с другими жизненно необходимыми работами начинались поиски спрятанных нацистами культурных ценностей.
На западе Германии и в Тюрингии это не вызывало особых осложнений: во множестве замков, древних крепостей и монастырей с погребами и подземельями существовали вместительные хранилища — в них среди экспонатов из немецких музеев обычно обнаруживали и произведения искусства из оккупированных стран. В конце войны немецкие войска практически не оказывали здесь сопротивления армиям союзников, отсюда не особенно стремились переправлять награбленные ценности в другие места, да и разрушения на Западном фронте были не очень велики.
В восточных областях Германии — иное дело.
На Восточном фронте фанатичное сопротивление продолжалось «до последней капли крови» — до самого дня полной и безоговорочной капитуляции. Это привело к колоссальным разрушениям. Обширные территории превратились в зоны выжженной земли. Если ценности не удавалось переэвакуировать, их взрывали или сжигали. Некоторые хранилища погибли в ходе боев. Множество ценных произведений было разграблено при попытках эвакуации, при бомбежках, после пожаров и т. п.
Как только отодвигался фронт, чрезвычайно активизировался черный рынок. Беззастенчивые дельцы выменивали у местного населения — за продовольствие и одежду — разнообразные произведения искусства по бросовой цене. Все это текло на Запад, в руки международных спекулянтов, и приносило баснословные барыши. С черным рынком начали борьбу советские оккупационные органы.
По приказу Советской военной администрации в Советской оккупационной зоне вскоре возобновили работу немецкие музеи. В них провели инвентаризацию и учет сохранившихся музейных фондов. В то же время провели проверку на право владения тем или иным произведением. Так очень быстро удалось выявить множество произведений искусства, похищенных из Польши и Советского Союза. Вместе с ценнейшими немецкими коллекциями из разрушенных музейных зданий эти ценности были вывезены в СССР на реставрацию (и на временное хранение — в тех случаях, когда не удавалось установить правомочного владельца).
В конце 1945 года в Советской оккупационной зоне было создано немецкое Центральное управление по народному образованию во главе с коммунистом Паулем Ванделем. Руководство отделом изобразительного искусства поручили искусствоведу Герхарду Штраусу.
Теперь перед уже знакомым нам Г. Штраусом встали две важнейшие и взаимосвязанные задачи: координация поисков похищенных нацистами ценностей и предотвращение разграбления правомочных владений немецких музеев. И именно теперь, в начале 1946 года, в Советской оккупационной зоне начались работы по розыску Янтарной комнаты.
Г. Штраус, как мы помним, побывал в Кенигсберге перед тем, как советские войска начали штурм крепости. Ему не удалось повидать заболевшего А. Роде, бывшего директора, однако от кого-то из коллег он узнал, что транспорт с Янтарной комнатой благополучно добрался куда-то восточнее Герлитца. В 1946 году Г. Штраус проверил все транспортировки из Кенигсберга и Восточной Пруссии в Восточную Саксонию; нашли множество вещей из Польши и кое-что из Советского Союза, но никаких подтвержденных фактами следов Янтарной комнаты. Возможно, Герлитц был всего лишь промежуточной станцией?
Вскоре после образования ГДР Герхарда Штрауса пригласили в Калининград. Правительственная комиссия СССР обсуждала здесь возможные пути розыска Янтарной комнаты. Вместе с профессором Барсовым Г. Штраус вел раскопки в руинах Кенигсбергского замка.
Вернувшись из Калининграда, Г. Штраус получил официальное правительственное задание возглавить поиски по всей территории ГДР. И началась гигантская работа: было обследовано 921 крепостное и замковое сооружение, многие тысячи зданий, штольни и подземные сооружения, собраны свидетельские показания массы людей. Результаты поисков в ГДР в 1950 году как будто подтверждали версию о том, что Янтарная комната осталась в Кенигсберге. К сожалению, эти надежды не оправдались.
В июле 1958 года газета «Калининградская правда» опубликовала подробный рассказ об истории Янтарной комнаты и о ее поисках. Затем последовала публикация в журнале «Фрайе вельт» — первая за пределами СССР. Она вызвала множество откликов: в ГДР, в ФРГ и в других странах.
В потоке корреспонденции в редакцию поступили два письма, оказавшиеся особенно важными,— к ним мы вернемся ниже. А пока отметим: именно в тот момент коллеги, объединенные поисками Янтарной комнаты, осознали, что совершают своего рода методологическую ошибку.
Поиски в Калининграде и его окрестностях, на севере Польши, в ГДР и ФРГ основывались исключительно на показаниях очевидцев. Субъективность человеческих оценок, сплав реального и предполагаемого, домыслы и фантазии, не говоря уже о намеренной подтасовке фактов (а с подобным тоже приходилось сталкиваться),— все это толкало исследователей к бесчисленным проверкам и перепроверкам и иногда так запутывало дело, что терялись все концы. Стало ясно: для успеха поисков нужно было прежде всего хорошенько разобраться в системе фашистских грабежей и определить участников тех или иных операций, в первую очередь тех людей, кто держал в руках основные рычаги.
Поскольку странствия Янтарной комнаты начались в конце войны, мы и обратились к этому периоду. И выяснили, что документов катастрофически не хватало. Мы изучили материалы Нюрнбергского процесса, аналогичных судебных процессов, архивы ГДР и других государств, где хранились документы фашистских государственных, хозяйственных и партийных органов, вермахта и некоторых других. Прошли годы, прежде чем нам удалось из множества разрозненных фактов и обрывков создать мозаичную картину, отразившую систему, по которой действовали гитлеровцы, грабя другие народы.
Так, в частности, мы выяснили, что, хотя хранение похищенных произведений искусства и возлагалось на музеи, транспортировкой имущества музеи заниматься не могли: у них не было транспорта. А располагали транспортными средствами — и использовали их по назначению — специальные подразделения «культурграбителей», такие, как спецкоманда СС и «Штаб Розенберга».
В январе 1945 года в подчинение Гиммлера перешла большая группа войск на гигантском участке фронта, включавшем Восточную Пруссию. Поэтому вполне возможно, что Янтарную комнату, для которой в тот момент изыскивались транспортные средства, «прихватили» эсэсовцы Гиммлера.
Неоднократно пытался заполучить Янтарную комнату и начальник «Штаба Розенберга» Г. Утикаль (Герхард Утикаль (род. в 1912 г.) по распоряжению Розенберга руководил «Штабом рейхсляйтера Розенберга». С 1940 года занимался систематическим разграблением оккупированных областей под предлогом необходимости использовать данные предметы культуры и искусства в идеологических целях. Принимал участие в создании золотого запаса и хранилища для него: золото предназначалось для восстановления нацизма после войны. Под начальством Утикаля «Штаб» стал крупнейшей организацией «культурграбителей», подмяв многих конкурентов. После 1945 года Г. Утикаль живет в ФРГ.). (Когда американские следственные органы допрашивали Утикаля, он сказал, что попытки его «Штаба» получить Янтарную комнату натолкнулись на категорический отказ Коха. Однако гамбургский еженедельник «Цайт» утверждал, будто располагает документом из архивов «Штаба», датированным маем 1945 года, на котором есть собственноручная запись Розенберга о том, что он спрятал Янтарную комнату, чтобы использовать ее в послевоенных переговорах для нажима на СССР. Если такой документ действительно существует (и если это не фальшивка), то в архивах Розенберга и его «Штаба» могут быть сведения и о том, где она спрятана.
Сведения об эвакуации Янтарной комнаты могли быть и в архивах учреждения, которому подчинялся Кенигсбергский музей,— Управления замков и парков. Мы старательно искали архивы этого управления, но никак не могли найти. Пока наконец не выяснили следующее.
Управление во главе с директором Галлем оставалось в Берлине, когда город заняли советские войска. Перед директором была поставлена задача навести порядок в своем хозяйстве и доложить, какие произведения сохранились. Однако 20 февраля 1946 года директор Галль бежал на Запад, прихватив с собой все архивные материалы управления. Известно, что он вскоре стал директором Баварского государственного управления замков, садов и озер, потом профессором в Мюнхенском университете. Умер он в 1958 году, спрятав или уничтожив документы, которые могли пролить свет на судьбу многих замечательных произведений.
Еще один адрес, где след Янтарной комнаты можно найти с вероятностью в сто процентов: архив партийной канцелярии. К огромному сожалению, мы до сих пор располагаем лишь малой частью документов, связанных с деятельностью Бормана,— это документы, «проходящие по другим инстанциям». Весь архив гитлеровской партканцелярии продолжает числиться исчезнувшим, несмотря на веские доказательства того, что он уцелел...
Продолжают оставаться закрытыми крупные архивы нацистов, которые хранятся в Александрии под Вашингтоном, в Лондоне и Кобленце. Они закрыты для ученых на том основании, что это, дескать, необходимо для защиты еще живущих... Обоснование говорит само за себя! Было бы, разумеется, нелепо сидеть сложа руки в ожидании, пока нам разрешат проникнуть в государственные тайны. Оставалось одно: идти открытыми путями.
По следу Коха
Гауляйтер и рейхскомиссар обороны Восточной Пруссии Эрих Кох долго противился эвакуации ценностей из Кенигсберга и других подвластных ему городов. «Пруссия была и остается немецкой!» — провозгласил Кох. По его приказу гестапо пристально следило за настроениями военных и штатских. Уличив кого-нибудь из подчиненных в подготовке к отъезду, Кох с большим шумом отдавал «паникеров» под трибунал. Себя он, естественно, к паникерам не относил. У храброго гауляйтера было отличное, благоустроенное бомбоубежище в местечке Нойтиф, под Пиллау, в гавани Пиллау стояли в полной готовности два корабля, а еще — на всякий случай — поджидали два самолета, предоставленные лично Гитлером.
Кох, разумеется, заблаговременно побеспокоился и о «своем» имуществе. Еще летом 1944 года часть награбленных сокровищ вывезли, как мы знаем, в Центральную Германию. В октябре того же года Кох обратился к гауляйтеру Саксонии Мартину Мучману (Мартин Мучман (род. в 1879 г.) — гауляйтер нацистской партии в Саксонии, рейхскомиссар обороны Саксонии и пр. Лично участвовал в размещении культурных ценностей в хранилищах, лично отдал приказ об их уничтожении при наступлении союзников. Непосредственно участвовал в сокрытии ценностей, награбленных в СССР. Через неделю после капитуляции был схвачен антифашистами при попытке к бегству. Умер в тюрьме в 1946 году.) с письмом, где просил разрешения разместить наиболее ценные произведения искусства из Восточной Пруссии в Саксонии. Мучман дал согласие, и 4 декабря в Дрезден приехал директор Кенигсбергского музея Альфред Роде.
Прежде всего Роде отправился в местечко Вексельбург, где был старинный графский замок и монастырская церковь. Он нашел, что замок можно переоборудовать под хранилище, и попросил освободить его от жильцов. 11 декабря к местному начальству была отправлена бумага с требованием «обеспечить конфискацию помещений в Вексельбурге в пользу государственных коллекций из Кенигсберга».
Этот документ представлял для нас большой интерес. Помните рассказ профессора Барсова о том, как доктор Роде ночью сжигал у себя в кабинете какие-то бумаги? В остатках уничтоженной переписки было обнаружено его сообщение о том, что Янтарная комната упаковывается и подготавливается к отправке в Саксонию — дальше шла приписка: «В Вексельбург».
Приехав с этими сведениями из Калининграда, профессор Штраус (в 1950 г.) немедленно организовал поиск в Вексельбурге. Как выяснилось, в замке действительно принимали транспорты из Восточной Пруссии. Однако в конце войны — и даже после войны! — отсюда что-то вывозили на Запад. Тщательные поиски и специальные обследования не обнаружили тайников, где могла бы быть спрятана Янтарная комната.
Местный церковный служка Готфрид Фусси рассказал нам следующее: «В декабре сорок четвертого приезжал доктор Роде из Кенигсберга. Он искал, куда бы спрятать кенигсбергские ценные вещи. Осмотрев замок и церковь, он остался доволен. Замок и церковь подлежали конфискации для размещения этих ценностей. Впрочем, ящики из Восточной Пруссии поступали к нам и раньше. Но длинных ящиков не было. Из других мест к нам ничего не привозили, уж во всяком случае никакого янтаря. В окрестностях тоже ни о чем таком не слышали. А незадолго до капитуляции был проездом один, чиновник из дрезденского министерства народного образования. Он рассказывал, что транспорт из Кенигсберга не смог к нам пробиться, потому что уже перекрыли железную дорогу. А когда пришли американцы, они просматривали ящики, но никакого янтаря не нашли. Да и других особо ценных вещей тоже».
По всей вероятности, Янтарная комната, вопреки намерению А. Роде, так и не попала в Вексельбург...
Тогда, в декабре 1944 года, Альфред Роде осмотрел не только Вексельбург, но и побывал еще и в Крибштайне. Это укрепленный замок XIII—XIV веков, один из наиболее сохранившихся памятников средневековья в нашей стране. Он возвышается над долиной, как бы вырастая из скал, и имеет грозный и неприступный вид. У дрезденских музеев в замке были свои хранилища, размещенные в надвратной постройке — единственном участке древних стен, где имелось отопление.
Еще в сентябре ценности дрезденских музеев по приказу неизвестного (от кого исходил приказ, мы установить не смогли) перенесли из отапливаемого помещения в другие, то есть к приезду Роде лучшие помещения были свободны. В одном из найденных нами документов говорится: «В замке Крибштайн для государственных коллекций из Кенигсберга можно предоставить четыре помещения в надвратной постройке, которые недавно освободили от дрезденских госсобраний... Господин доктор Роде 8 декабря выехал обратно в Кенигсберг, чтобы распорядиться об отправке коллекций».
Итак, если 8 декабря Роде выехал в Кенигсберг, чтобы «распорядиться об отправке», то «коллекции» должны были отправить из Кенигсберга задолго до начала январского наступления советских войск. И действительно, 19 декабря управляющий замка Крибштайн получил извещение имперской железной дороги о том, что из Кенигсберга к нему направляются два вагона с грузом, разгрузку которых он должен обеспечить.
Оба вагона в сопровождении спецкоманды СС благополучно прибыли на место. Их разгрузили, содержимое на лошадях перевезли в замок и разместили «согласно приказу».
В начале апреля 1945 года замок Крибштайн был без боя занят советскими войсками. Вскоре содержимое хранилищ осмотрели сотрудники советской комиссии по охране памятников и отметили, что там хранилась коллекция скульптуры из Дрездена и целый ряд привезенных из Восточной Пруссии и похищенных в СССР ценных произведений искусства. В начале 1946 года в хранилище приехали специалисты из Дрезденской государственной галереи, отметили, что вещи в хорошей сохранности, и перевезли их в Дрезден. Ни те, ни другие не обнаружили ни самой Янтарной комнаты, ни каких-либо ее следов.
В путешествии А. Роде по дрезденским окрестностям нас смутило довольно странное обстоятельство: длительность его командировки. Роде провел в Саксонии четыре дня, хотя на осмотр обоих замков не требуется более суток. Даже если какое-то время понадобилось на обсуждения, уговоры и увязки, тем не менее поездка чересчур затянулась. Не побывал ли Роде и в других замках по соседству?
Пауль Энке, историк
Сокращенный перевод с немецкого Г. Леоновой
Окончание следует
