Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Из варяг в чукчи

16 октября 2006Обсудить
Из варяг в чукчи

В России можно легко узнать общественное мнение абсолютно по любому вопросу, не проводя никаких научно обоснованных опросов. Достаточно посетить общественные заведения, где сама атмосфера способствует обмену мнениями, — от пивной до курилки Государственной Российской библиотеки и вагона поезда. Здесь достаточно чуть-чуть «прикинуться валенком», и получаешь безграничный доступ к чаше народной мудрости...

Собираясь в российско-шведскую экспедицию «Экология тундры-94» в Русскую Арктику, я решил провести оценку общественного мнения по трем основным объектам: «тундра», «шведы», и «коренное население Севера», используя ту ненаучную методику, с которой начал свое повествование.

Итак, как мне удалось выяснить в подмосковной электричке,— в тундре очень холодно и сыро даже летом, поэтому ехать туда ни в коем случае не надо; кроме того, там много болот и комаров, которые заедают насмерть бедных северных оленей; если в тундру и ехать, то только для рыбалки — в тамошних реках полно рыбы, а также для охоты на оленей; многие еще отмечали, что там радиация, кругом полно военных полигонов, постоянно шастают вездеходы, которые изъездили всю тундру, а их колея, как известно, не зарастает десятки лет. Еще некоторые говорили, что в тундре полно грибов, а те немногие люди, которые знали тундру не понаслышке, а сами там побывали, очень нелестно отзывались о загаженных и неуютных северных поселках.

Представления наших соотечественников о шведах выглядели намного более полными. Во-первых, в Швеции истинный социализм, к которому нам всем надо стремиться, там все богатые, у каждого дом, машина, и это не только из-за социализма, а из-за того еще, что шведы очень экономные и в гости ходят с едой, которую кладут к хозяевам в холодильник (бифштекс съел — бифштекс положил в морозилку). Во-вторых, Швеция — страна сексуальной революции, поэтому там без ущерба для общественной морали каждый может жить с каждым, не взирая на наличие или отсутствие супружеских уз, бани общие, а по телевизору — сплошная порнография. В-третьих, сами шведы — северный немногословный малоэмоциональный народ крупного телосложения, который любит выпить, но выпить ему не дают из-за почти сухого закона в стране. В-четвертых, шведы, как самые что ни есть предстатели Запада, любят комфорт и терпеть не могут неудобств.

Представления о коренном населении Севера — большинство собеседников знало из северных народов только известных всем из анекдотов чукчей — совпали почти на сто процентов; «чукчи» отсталы, пасут оленей, охотятся, рыбачат, никогда не моются, живут в чумах, не любят геологов, (вариант — очень ждут: «экспедиция...»), вымирают от «огненной воды», за бутылку которой они готовы отдать (далее следовали варианты: красную рыбину, оленя, ездовую собаку, жену и т.д.)

Как выяснилось позже, многие представления о тундре, шведах и «чукчах» оказались мифами, в формировании которых принимали участие средства массовой информации. Я взялся за написание это статьи потому, что хочу внести свой вклад в преодоление старых мифов и формирование новых, ибо иллюзий о достижении объективного знания уже давно не имею.

Сначала я немного расскажу об экспедиции — крупнейшей научной единовременной экспедиции в Арктику, потом чуть-чуть коснусь научных исследований, а уже после этого примусь за формирование новых мифов о тундре, шведах и ненцах — ибо мы встречались именно с этим северным народом.

Из варяг в чукчи

Экспедиция

Когда меня, географа-специалиста в области изучения почв и ландшафтов, пригласили участвовать в этой экспедиции, сразу стало понятно, что ее цель совершенно фантастическая: за одну навигацию пройти от Питера до Чукотки и обратно, причем не на ледоколе, и при этом изучить экологию тундры в 18 точках на берегу! Я, конечно, тут же согласился, но внутренне не верил, что она состоится, до самого отхода научно-экспедиционного судна «Академик Федоров» от причала в Санкт-Петербурге. Самому мне никогда раньше не приходилось плавать на экспедиционных судах, а неприглашенные и поэтому несколько обиженные экологи — «специалисты» по Северному морскому пути, как это часто водится у нас, предрекали: «Не-е, мужики, вам сквозь льды не пройти... А если и доехать, то на берег не попасть из-за припая и туманов... Так что проболтаетесь на этой посудине несколько месяцев зря...». Скептицизму добавляло и то, что разрешение на проведение маршрута должны были давать военные, совсем недавно открывшие Арктику для иностранцев. Да и стоимость экспедиции — порядка пяти миллионов долларов — впечатляла, и не очень было понятно, как такая небольшая страна, как Швеция, с населением меньше, чем в Москве, получит со своих налогоплательщиков столь большие деньги, ибо в обещанные российским правительством деньги не верилось с самого начала.

Тем не менее, российско-шведская экспедиция «Экология тундры-94» состоялась. Началась она в конце мая 1994 года в Санкт-Петербурге, когда на только что вернувшееся из Антарктиды судно «Академик Федоров» погрузили свой скарб российские ученые из Москвы, Питера, Екатеринбурга, Барнаула и Якутии. Миновав Балтику, судно зашло в шведский порт Гетеборг, где оно заметно увеличило свою осадку из-за появления на борту шведского научного оборудования, топлива и еды. Оттуда «Федоров» пошел в Мурманск, где на вертолетной палубе корабля появились вертолеты МИ-8 самого отважного не только в России, но и в мире Диксонского авиаотряда. Они тотчас приступили к работе, так как первая точка высадки ученых намечена была в восточной части Кольского полуострова. Всего же с начала июня до начала июля были высадки с судна на берег в девяти местах: Кольский, Канин Нос, остров Колгуев, полуостров Русский Заворот в районе дельты Печоры, Западный Ямал, острова Арктического института, Западный Таймыр, мыс Челюскин, Восточный Таймыр. В начале июля самолет — ледовый разведчик ИЛ-18 — доставил в аэропорт Хатанга на северо-востоке Красноярского края новую группу шведских и российских ученых (в том числе и меня), провел стратегическую ледовую разведку и увез с собой часть специалистов, отработавших в экспедиции в июне. К этому времени «Федоров» с помощью ледоколов оказался в море Лаптевых, и мы, вновь прибывшие, добирались до него на бортовых вертолетах. Попав из 30 градусов жары Хатанги в Северный и очень Ледовитый океан, мы испытали ощущения человека, который в жаркий летний день засунул голову в морозильную камеру. Далее началась борьба замечательных людей — капитана корабля С.Масленникова, опытнейшего полярника Н.Корнилова и ледового разведчика А.Масанова со сложной ледовой обстановкой, и они эту битву выиграли — судно пробилось восточнее Певека, а оттуда на вертолетах ученые добрались до конечных точек экспедиции: Колючинской губы на Чукотке, где зимовал самый известный шведский полярник Норденшельд, и острова Врангеля. Кроме этих районов, исследователи высаживались на Новосибирских островах — Бельковском, Котельном и Фаддеевском, на острове Айоне и на материке недалеко от дельт рек Оленека, Яны, Индигирки и Колымы. В порту Тикси в начале августа произошла опять смена ученых — у шведов многих профессоров сменили студенты и аспиранты, и мы отправились в сторону дома, высаживаясь повторно в тех же точках, что и наши коллеги в июне. В начале сентября мы оказались в Гетеборге и, выгрузив шведское оборудование и образцы, вернулись в Санкт-Петербург, пройдя таким образом «от Питера до Питера, не снимая свитера», или «из варяг в чукчи» и обратно.

Всего в экспедиции приняло участие более 200 ученых, корреспондентов, операторов, фотографов и даже художников, причем не только из России и Швеции, но и из Норвегии, Исландии, Финляндии, Дании, Голландии, США, Великобритании и Австралии. С российской стороны коллектив был весьма удачно подобран при участии руководителя экспедиции академика Е.Е.Сыроечковского совместно с профессором Е.В.Рогачевой. Здесь были представлены почти все направления полевой биологии, и каждое из них, возглавляемое опытным арктическим полевиком в расцвете научных сил, 35-55 лет, включало молодых сотрудников и даже студентов, правда, самых талантливых. Такая комбинация опыта и силы руководителей научных проектов с энтузиазмом и энергией молодежи делала работу в тундре весьма эффективной.

Из варяг в чукчи

Работа

Больше всего среди ученых было орнитологов. Одни специализировались на белых совах, другие на соколах, третьи на куликах. Работа орнитологов нелегкая — наматывай десятки километров по тундре и болотам с биноклем на шее и ищи, выслеживай места птичьих гнезд, как можно меньше при этом тревожа самих птиц. Меня радовало, что современные методы исследования животного мира не предусматривают летального исхода объекта изучения. Некоторые наши и шведские орнитологи, например, могли проводить тончайшие генетические работы, устанавливающие внутривидовое разнообразие птиц на основании проб крови. Птицы после таких исследований, испытав короткий шок, могли продолжать играть свою важную роль в природе тундры. Проводились также бескровные опыты по ориентировке птиц — в стеклянной клетке, установленной в тундре, и по биоэнергетике — оценке потребления и затрат энергии птиц в естественных условиях. Наибольшее же впечатление на меня, неспециалиста в орнитологии, произвела работа по регистрации полетов птичьих стай при помощи радара, которую вели как шведы, так и россияне. Особенно эффективно оказалось применение радара на движущемся «Академике Федорове». Может быть, полученные в экспедиции результаты позволят, наконец, ответить на вопрос, как птицы прокладывают маршруты своих перелетов летом в Арктике в условиях беззвездного неба полярного дня.

Орнитологов было много, но если судить по количеству специалистов на изучаемый биологический вид, то главным объектом экспедиции был массовый тундровый грызун — лемминг. Это не случайно, так как лемминг — основа питания не только многих птиц, но и имеющих большое промысловое значение песцов. Да и вообще, лемминг — главный экологический элемент в жизни тундры, играющей огромную роль не только в жизни животных, но и растительности и почв. Для исследования всех сторон жизни этого симпатичного зверька, который покрупнее мыши, но много меньше крысы, условия экспедиции, охватившей на плавучей лаборатории всю российскую Арктику за один сезон, оказались совершенно уникальны. Дело в том, что численность леммингов сильно колеблется от года к году, а 1994 год был благоприятным, хорошо шел отлов живых зверьков, и это позволило собрать огромный материал — генетические пробы, наблюдения за поведением и так далее. Такой материал в других экспедициях мог бы быть собран за десяток лет. Уже сейчас можно сказать, что экспедиция позволила открыть новый подвид лемминга в Арктике и подтвердила факт полного отсутствия этого грызуна на острове Колгуеве, хотя материалы по разделу «Экология тундры» еще мало обработаны. Работа лемминголовов показала пример самого эффективного взаимодействия российских и шведских специалистов и простой человеческой дружбы между ними.

Хороший контакт существовал и в небольшой группе специалистов, работающих с северным оленем, имеющим колоссальное значение для природы тундры. Здесь, правда, паритета не получилось — шведские зоологи в буквальном смысле смотрели в рот нашим.
Были в экспедиции специалисты и по песцам, и по рыбам, и по насекомым, и по паразитам, и многие другие зоологи.

Мне лично довелось поработать в группе ботаников, где преобладали шведы, но дирижировал ею сотрудник Ботанического института питерец В.Разживин, который мог с ходу определить любое тундровое растение. Кроме собственно ботаников-травоведов, в этой группе работали два небольших коллектива экологов. Это интернациональный датско-шведско-английский коллектив, который мерил интенсивность выделения газов — углекислого газа и метана — из почв тундры, а также из Института географии Российской Академии наук, куда входил и я, и задачей которого было комплексное изучение тундровых ландшафтов и оценка воздействия на них деятельности человека. Исследования этих маленьких групп фокусировались на оценке последствий глобальных изменений для тундр. Глобальные изменения проявляются здесь следующим образом. Во-первых, это глобальное загрязнение, которое атмосферные потоки разносят по всей Земле. Во-вторых, это глобальное изменение климата, вызванное увеличением содержания в атмосфере тех самых углекислого газа и метана, выделение которых мерили наши коллеги. Для определения степени загрязнения ландшафтов тундры мы отобрали множество проб почв, торфов, образцы растений и животных, которые будут проанализированы в лабораториях. Для прогноза последствий глобального потепления нам также удалось собрать многочисленный материал — это описания, измерения и образцы из более холодной арктической и более теплой субарктической подзон тундр. Сравнение их между собой позволит заключить, как будет меняться природа арктических тундр, когда климат их станет субарктическим.

Некоторые участники экспедиции вообще не летали в тундру, а изучали морские экосистемы и условия их существования (качество воды и подводного грунта) прямо на борту судна.
Прилетев из тундры во время перехода корабля от одной точки до другой, береговики обрабатывали полученные материалы в лабораториях «Академика». Временами график, когда между точками была всего одна ночь, был очень напряженным.

Из варяг в чукчи

Тундра

В чем мои подмосковные собеседники оказались правы, так это в том, что в тундре холодно. Особенно достает холодный ветер, да и снег может выпасть практически в любой день. Сыро, правда, было далеко не всегда. Особенно много сухих солнечных дней, хотя ветреных и нежарких, нам досталось в Сибири.

Что касается комаров и болот, то тут мои попутчики из электричек были правы и не правы. Правы в том, что на юге тундровой зоны, действительно, бывают места и времена, когда наши июньские подмосковные и даже более северные, таежные леса и болота кажутся райскими местами по сравнению с тем комариным адом, в который можно попасть в тундре. На западе Чукотки наш энтомолог быстро наловил своим сачком больше килограмма(!) комаров, не выходя из лагеря. Эти создания действительно могут расправиться с северными оленями. Зато в северной части тундры — в арктической зоне — комаров нет или почти нет. Кроме того, нас почти все время сопровождал довольно сильный ветер, который комаров сдувал. Олени поэтому и забираются на обдуваемые вершины сопок и побережья, где выбивают растительность и утрамбовывают почву так, что в нее и лопату не воткнуть, оставляя при этом нетронутыми сочные луга в долинах рек. Что касается заболоченности, то это очень сильно зависит от геологического строения разных районов тундр. Плоские приморские террасы в южной тундре Европейского Севера почти все заболочены, а в горах Чукотки надо бы доплачивать экспедиционным работникам за безводность.

К слову сказать, наши российские тундры вообще очень различаются; в них огромное количество экологических ниш — мест для обитания растений и животных, — созданных в результате многих причин: неодинакового геологического строения, различий в ветровом режиме, сдувании или навевании снега, деятельности мерзлоты, создающей порой удивительные ландшафты, которые с вертолета напоминают то гигантские бородавки (на самом деле это остаточно-мерзлотные бугры — байджерахи), то рисовые чеки Китая. Жизнь в тундре, следуя узору природных условий, создает свой рисунок. Так, например, охотящиеся за леммингами совы и поморники, выбирают самые высокие бугры для своих засидок и, унавоживая почву, помогают появлению здесь высокой зеленой травы. Сетка ярко-зеленых точек хорошо заметна с воздуха. Порою сверху хорошо видно, как оленьи и лемминговые тропы меняют рисунок сети мерзлотных трещин. Тундра — это особый мир, где земля, не покрытая защитным пологом леса, создает неповторимые по красоте узоры, которые подчеркивает приспосабливающаяся к ним и меняющая их жизнь.

Что касается рыбной ловли и охоты на оленей, то, исповедуя экологические идеи и будучи всецело поглощенными работой, мы этим не занимались. Хотя и в этом отношении попутчики в электричке оказались правы. Грибы же, как и комары, есть только в южной, примыкающей к тайге части тундры, но бывают не каждый год.

Особый и довольно сложный вопрос — о влиянии деятельности человека на тундру. Мне приходилось видеть много космических снимков, и должен сказать, что если бы инопланетяне увидели кусок Земли с полярной шапкой и тундрой, а не расположенные, скажем, чуть южнее квадраты вырубленного леса, то они никогда бы не сделали однозначного вывода о существовании разумной жизни на этой планете. Нас могли бы выдать только расплывчатые пятна в районе Никеля на Кольском, Воркуты и Норильска. Не вполне ясна также природа больших площадей развеваемых песков в районе Нарьян-Мара; возможно, что перевыпас оленей внес свой вклад в этот феномен. Все остальные воздействия очень локальны, хотя местами и весьма интенсивны. Вся беда в том, что природа тундры, как справедливо говорили мои подмосковные попутчики, очень ранима. Встроиться в жизнь тундры, по большому счету, не могут даже современные оленеводы и охотники, нарушая хрупкое равновесие перевыпасом и повышенным убоем зверя. А что говорить тогда о нефтедобытчиках, которые не только нарушают природу тундры своими буровыми и нефтепроводами, но и теснят оленеводов? А это приводит к истощению оставшихся оленьих пастбищ. Как обойти молчанием факт сильнейшего разрушения ландшафтов из-за химического загрязнения в районе Никеля и Норильска? Да и про последствия ядерных испытаний в атмосфере для всей тундровой зоны в целом трудно сказать пока что-нибудь определенное. Многое прояснится после того, как будут проанализированы пробы почв, растений и животных, собранные моим коллегой-географом и соседом по палатке и каюте Михаилом Глазовым для определения загрязнения тундровых пищевых цепей тяжелыми металлами, пестицидами, нефтяными углеводородами и радиоактивными веществами. Все-таки можно сказать, что, за исключением районов, действительно, весьма неуютных заполярных поселков и мест локального нарушения добычей полезных ископаемых, природа тундры России еще мало изменена человеком, а уменьшение населения в Арктике и удорожание вертолетов и вездеходов — благоприятные факторы для нее. Влияние же глобальных изменений (повышение уровня загрязнения атмосферы, потепление климата и радиация) на российскую тундру по существу еще только начинает изучаться.

Из варяг в чукчи

Шведы

Первых шведов-участников экспедиции я увидел в аэропорту Шереметьево. Поразил не только средний рост, который для мужчин составляет аж 185 см, но и очень скромный объем и вес рюкзаков людей, собирающихся не просто в страну медведей, а в тот ее район, который населен исключительно их белой разновидностью. Я сразу подумал о своем бауле, почти половину которого занимали болотные сапоги 45 размера под теплые портянки. Позднее, когда уже на судне я увидел шведов, приходящих на праздничные вечера в костюмах и белых рубашках с бабочкой, удивление стало еще большим.

Надо сказать, что в условиях совместной экспедиции контакты со шведами устанавливались поразительно легко. Единственное, что служило небольшим барьером — это шведский и русский языки. Общались мы на английском, а потому не всегда хотелось, например, садиться за обедом в компанию шведов, ибо из-за тебя они должны были говорить между собой не на родном языке, а доставлять им эту маленькую неприятность было неудобно. Но даже представители российской стороны, плохо владеющие английским языком (таких было мало), не испытывали никаких проблем, потому что у шведов был великолепный переводчик Микаел Гранлофф. Он был журналистом и выпускал стенгазету сразу на трех языках — общую часть на английском, потом специально часть на шведском для шведов и на русском. Отрывок русской части из номера, посвященного шведскому национальному «Празднику вонючей салаки», я привожу ниже.

«Федоровяне (пассажиры «Академика Федорова» — С.Г.), объединяйтесь! Будьте начеку! Шведы готовятся к войне с применением оружия массового поражения. Какого оружия? А салака, балтийская, вроде бы безобидная салака. Но тут она с душком, что значит, что она прокисла и пахнет черт знает чем.
Шведы, особенно северные, считающие ее лакомством, с нетерпением ждут «премьеры» салаки с душком, то есть того торжественного дня середины августа, когда впервые можно открыть пузатые банки с серебристым их содержанием, накрыть стол на улице, прикусывать молодой картошкой, мелко резанным луком, помидорами. А потом пить да петь до упада в темную и теплую летнюю шведскую ночь».

Не правда ли, текст напоминает произведения наших отечественных авторов родом из северных областей? А о празднике стоит сказать особо. Этой тухлой салакой шведы хотели нас страшно удивить, ибо вся цивилизованная Европа приходит в ужас от этого варварского праздника. Открыв специально приготовленные консервные банки с небольшими фонтанчиками (куда им до наших банок с кильками!) и выложив действительно густо пахнувшую рыбу на тарелку, шведы, победоносно поглядывая на нас, вопрошали: найдется ли смельчак, который решится испробовать сие блюдо? Потом они, правда, пожалели о своем предложении, ибо русские тотчас же образовали очередь из желающих. Но самым большим удивлением для шведских друзей стало то, что первым оказался академик Сыроечковский. Дело в том, что, как я уже писал, в составе русской стороны были «тертые северные калачи», и все мы когда-либо да пробовали рыбу северного посола, то есть слегка прокисшую, а потом засоленную. Это почти то же самое, что и «шведское оружие». Да и многие жители более южных районов России, посещающие летом отечественные рыбные магазины, не испугались бы этой угрозы.

Думаю, что все сказанное выше полностью развенчивает представление о шведах, как о людях малоэмоциональных. Они просто, как и наши северяне, имеют большее чувство собственного достоинства и не любят выказывать свои слабости и свои бурные эмоции, считая это не совсем приличным.

Что касается шведов и спиртного, то это тема весьма интересна. Весь шведский народ делится на две неравные части — большую на юге и меньшую на севере. Северянам, которых в экспедиции было немного, и обязано представление о высоком потреблении алкоголя шведами. У них на севере в деревнях во всю тайком гонят самогон, так как в редких магазинах, торгующих алкоголем, крепкие напитки очень дороги (бутылка «Абсолюта» — 30 долларов). Южане предпочитают пиво, чем больше похожи на других западноевропейцев. Но надо сказать, и те, и другие пить умеют, веселясь и при этом полностью себя контролируя. В Швеции также многие оригинально потребляют табак. Они не курят, а кладут «снус» под верхнюю губу — так никотин попадает в организм. Одна порция снуса соответствует десяти сигаретам. При этом не портятся легкие и не отравляется атмосфера для окружающих. Что же происходит с другими органами — не знаю.

Есть черты, которые делают похожими наши народы. Многие шведы любят мастерить всякую всячину дома, не полагаясь на обширный выбор вещей в магазинах. Любят также готовить, собирать грибы, ягоды, возиться в огороде. Даже в крупных городах чувствуется близость этого народа к земле. Стремление к комфорту совсем не характерно для шведов. Даже немолодые профессора сами грузили оборудование в вертолеты, спали на мерзлой земле, готовили пищу на примусах и мотались целый день по тундре под дождем. Когда им пытались помочь, они вежливо отстраняли желающих, объясняя, что это их, и только их, работа.

Наиболее же замечательным свойством шведов является чувство здорового патриотизма, которое и делает этот небольшой народ известным всему миру, как народ прекрасных спортсменов, писателей, кинорежиссеров, музыкантов, ученых, путешественников. Шведы любят свою страну, они могут сказать, что там есть недостатки и проблемы, но нет коррупции, организованной преступности, нет очень бедных, а очень богатым приходится платить высокие налоги. Они гордятся своей системой социального обеспечения, когда человек, надеясь на себя, в то же время может чувствовать «уверенность в завтрашнем дне». Когда мне рассказывали об экономическом кризисе в Швеции, я спрашивал: а зачем же тогда страна именно сейчас организовала столь дорогостоящую экспедицию? Ответ был прост — в правительстве понимают, что экономия на образовании и науке — это убийственно для общества и страны.

Еще маленький штрих. Когда мы устраивали русский вечер в честь прибытия новых членов экспедиции, то с трудом вспоминали, какую же можно спеть песню, слова которой все знают. Вспомнили «Катюшу» и «Ой, мороз, мороз». После нашего разрозненного хора шведы нам преподнесли урок — встав и впервые друг друга услышав, они запросто спели четыре народные песни, причем все знали все слова. Я потом спросил, не учат ли их специально в школе. Они ответили, что нет, они поют в семьях.

О богатстве тоже нужно сказать. Уровень жизни высокий, но шведы много и напряженно трудятся. Их крестьяне, несмотря на северный климат, не испугались конкуренции со стороны других стран Европы и проголосовали за вступление страны в состав Европейского Союза. Кроме того, шведы — протестанты, а это значит, что кичиться богатством для них неприлично. По крайней мере, могу сказать, люди в Гетеборге одеты много скромнее, чем в Москве или в Петербурге.

Не очень мне понравилось в шведах их отношение к женщинам. Они им не помогают переносить тяжести, не пропускают вперед, а иногда даже могут попросить жену отнести рюкзак, так как мужу нужно собрать научные бумаги. Шведские мужчины объясняли такое отношение тем, что они потомки викингов, которые непрерывно странствовали, во время как их жены выполняли всякую, в том числе и тяжелую работу. В то же время у них есть закон, обязующий мужей сидеть с ребенком часть трехлетнего младенческого срока. Тоже урок истинного равноправия.

Последнее, о чем хочу сказать, вспоминая моих попутчиков в электричке. Шведы полностью пережили сексуальную революцию и, несмотря на молодой возраст участников экспедиции, вели себя крайне целомудренно и даже не мылись в сауне вместе; когда же по видеосети корабля моряки показывали какой-нибудь этакий фильм, то подданные шведского короля быстро скучнели и говорили, что этот период сексуального всплеска они давно пережили и им теперь совсем неинтересно на все это смотреть.
Вот такие на самом деле эти шведы.

Из варяг в чукчи

Ненцы

Ненцы — это единственный народ Севера, представители которого нам встречались в тундре. Да и то всего три раза. Больше, по крайней мере, наша научная группа вообще никого не встречала — это еще раз к вопросу о воздействии человека на российскую тундру.

Ненцы, если говорить о расселении, занимают самые большие площади среди других северных народов в трех национально-территориальных образованиях: Ненецком, Ямало-Ненецком и Таймырском (Долгано-Ненецком) округах. Их общая численность около 30 тысяч человек. Многие из них живут в тундре, кочуя вместе с домашними оленями на сотни километров с севера на юг. Далеко не все кочевые ненцы оленеводы. Многие живут охотой, имея при этом стадо домашних оленей, которые для ненца и транспорт, и источник пищи и одежды.

Не могу сказать, что наши короткие встречи добавили много нового в знания об обычаях и жизни этого славного народа, но кое-что может быть интересным. Мы узнали, что замужнюю женщину только муж может звать по имени, а остальные ненцы называют, например, «мать Игоря» (Игорь тут — старший или любимый сын). Чум теперь покрывают не только шкурами, но и брезентом. Ему не страшен шторм, который на наших глазах полностью смял палатки шведского производства. Тяга в чуме устроена так, что для кипячения большого чайника нужна всего лишь небольшая охапка карликовой березки. Трудно представить, что в тундре топлива вполне может хватать даже в мороз при умелом использовании карликовых видов ивы и березы. Все ненцы прекрасно владеют русским, но в семье говорят по-ненецки и читают ненецкие газеты. Дети учатся в интернатах, куда их доставляют на вертолетах, но все каникулы проводят с родителями в тундре. Мальчишки с шести лет арканят оленей и помогают взрослым во всем. Всю одежду изготовляют женщины из оленьих шкур. Для условий Севера она подходит больше, чем шведские куртки из знаменитой непромокаемой и одновременно не отпотевающей ткани «гортекс». Однако не во всем ненцы консервативны — они охотно используют легкие надувные лодки для рыбной ловли, возят с собой радиоприемники. Сами делают уколы оленям от заразных болезней.

Вот водка — действительно страшный бич для ненцев. Правда, в первую очередь для тех, кто живет в поселках или кочует где-нибудь неподалеку от «точки». На север Ямала ведь много вина не увезешь. Но, по словам встреченных нами ненцев, много людей погибло на Севере из-за водки.

Как обстоит дело с мытьем и умыванием у ненцев, мне так и не удалось разобраться. Могу сказать только, что дурного запаха в чуме не ощущается, да и детские лица, впрочем, как и женские, весьма симпатичны.

Мне было очень интересно, как поведут себя ненцы при встрече со шведами и шведы при встрече с ненцами. Оба этих северных народа повели себя очень достойно. Ненцы первыми предложили отведать вместе пойманную в их сети рыбу, а шведы достали свои сухие пайки. Больше всего меня поразила воспитанность ненецких детей, которые как бы нехотя соглашались попробовать шведский шоколад, хотя по глазам было видно, как им его хотелось. Шведы же ходили вокруг нарт, чумов, фотографировали. Им все было очень интересно. Их развеселило и порадовало, когда один из ненцев стал нюхать табак — шведы почувствовали близость северного народа — ненцы тоже, не «как все», потребляют никотин. Были и другие курьезные эпизоды. Когда мы первыми с русскими друзьями зашли в чум, я долго рассказывал его обитателям, что это за народ такой — шведы, высокий и белокурый. Надо же было так случиться, что по нашим стопам пошли самые невысокие и самые черноволосые шведы из всего состава нашей группы. Как они там общались, не зная русского, непонятно, но потом шведы мне сказали, что обещали ненцам прислать фотографии. Вот возьмут так северные народы и договорятся, оставив нас в стороне. Не дай Бог, конечно. Россия без Севера — это не Россия. Мы это особенно ясно осознали, проплыв летом 1994 года тысячи верст «из варяг в чукчи».

Сергей Горячкин, кандидат географических наук | Фото Л. Вейсмана и автора

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения