Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Профессия «акушерка смерти»: кто и почему ее выбирает, чем они занимаются

Когда Клэр начинала работать, она, как и многие молодые акушерки, еще не сталкивалась со смертью и не знала точно, как себя вести в этом случае

16 марта 2023Обсудить
Профессия «акушерка смерти»: кто и почему ее выбирает, чем они занимаются
Источник:
Кадр из фильма «Семейка Аддамс»

По дороге в специализированное «траурное» родильное отделение Хартлендской университетской больницы в Бирмингеме я заблудилась. Я вхожу через дверь для матерей и спрашиваю сотрудницу на стойке администратора о том, куда идти дальше.

«Ой, милая, благослови вас Бог!» — говорит та, кладет мне руку на спину и мягко, как будто убаюкивая, ведет в сторону от женщин со старыми журналами на округлившихся животиках. У меня никогда не было детей, я просто выбрала не ту дверь, но, наверное, нетрудно догадаться, зачем женщина спешит узнать, как пройти к главной «акушерке скорби».

Ту, которую я ищу, зовут Клэр Бизли. На ней голубая сестринская униформа с вышитой надписью «АКУШЕР», черные колготки и маленькие, начищенные черные туфельки. Светлые волосы убраны в аккуратный «пчелиный улей», а глаза огромные и полны доброты. С мягким бирмингемским акцентом она предлагает мне чашку чая и вообще напоминает заботливую медсестру из книжки с картинками.

Я волнуюсь из-за опоздания, но в ее присутствии тут же успокаиваюсь и чувствую, что можно поделиться с ней чем угодно, что можно случайно назвать ее Мамочкой, хотя я познакомилась с ней 20 секунд назад.

Вокруг нас все бежевое и фиолетовое. Краски и мебель подобраны здесь самых успокаивающих тонов — больше в обычном здании Национальной системы здравоохранения сделать было бы сложно, — хотя я могу себе представить, как этот лавандовый оттенок навсегда начинает ассоциироваться у кого-то со смертью.

Это отделение еще называют «райским», и двери всех трех палат украшены осенними цветами. Клэр мягко входит во вторую, я следую за ней. По ее словам, в третьей палате сейчас родственники роженицы, но я их не вижу и не слышу.

В отделении тишина: ни паники, ни суматохи. Совсем не так, как в больницах, которые мне доводилось видеть самой, и не как в родильных отделениях на экране. Клэр рассказывает, что им повезло: в других больницах такие пациентки вынуждены входить через обычное материнское крыло, наполненное звуками радости и надеждой новой жизни. Здесь для них есть боковой вход, они не сталкиваются с матерями, беременность которых пошла по плану. Дети рождаются здесь в звенящей тишине.

Мы сидим на пурпурных стульях у большой двуспальной кровати со всеми розетками и кислородными линиями, положенными больничной койке. В углу раковина. Часы, окно. Перед нами стоит кофейный столик, на нем сумка с туалетными принадлежностями туристического размера, какие-то сложенные носки, упаковка мятных драже Polo.

В стандартной записке сказано, что все это предоставлено Sands, той самой благотворительной организацией, которая нас связала, и предназначено для родителей, лишившихся ребенка. Простые знаки внимания могут много дать в это странное, жуткое время. Еще есть миска с печеньем и пирожные в обертке. Это ощущается как что-то среднее между салоном красоты и больничной палатой — как будто палату переодели в салон.

Все техническое оборудование на месте: в конце концов, это медицинское учреждение, и физически роды для матери выглядят так же, жив младенец или нет. Тем не менее здесь стараются смягчить ситуацию, которая привела пациентку в эту палату. Ей предстоит родить своего мертвого или близкого к смерти ребенка, совсем крохотного или уже сформировавшегося.

Но зачем находиться здесь по своей воле?

Когда Клэр начинала работать, она, как и многие молодые акушерки, еще не сталкивалась со смертью и не знала точно, как себя вести в этом случае. Тогда были живы все ее дедушки и бабушки и вообще никто вокруг не умирал, если не считать домашних животных.

Увидев на доске объявлений в родильной палате записку о семье, потерявшей своего ребенка, она страшно перепугалась, что ее пошлют с ними работать. «Я была просто в ужасе от мысли, что ничем им не помогу, — вспоминает она. — Меня это очень подавляло, я ведь совсем недавно сдала экзамены на квалификацию». (Даже сейчас, спустя 20 лет, лишь 12% отделений новорожденных имеет обязательный курс подготовки к таким ситуациям.)

Примерно через год после того, как Клэр начала работать по профессии, к ним поступила женщина, у которой не было шансов родить живого младенца. Она вынашивала его всего 20 недель, и он был слишком маленький. Если судить по графику развития плода, размером с банан: больше кумквата, но меньше баклажана.

Семья была к этому готова и в полной мере осознавала скорую перспективу: попыток реанимации не будет, для малейшего шанса выжить с момента зачатия должно пройти как минимум 22 недели, да и то это отдельные, примечательные случаи. Мать рожала с пониманием, что ребенка у нее не будет. И все же он дышал, когда родился, хотя медицина ему помочь не могла.

«Она видела, что ее дитя шевелится, делает вдохи, это был для нее огромный стресс. Я, как сейчас, это помню и никогда не забуду. Она кричала, звала меня по имени: «Клэр, сделайте хоть что-нибудь! Помогите! Ну пожалуйста… Ну почему его нельзя спасти?..“» Ребенок прожил всего несколько минут.

После смены Клэр села в машину, захлопнула дверь и разрыдалась. «Я до сих пор чувствую эмоции, которые тогда переживала. Я видела искреннее горе и знала, что не в силах что-то исправить. Я училась профессии, которая у всех ассоциируется со счастьем, а не крайним опустошением и печалью». Она замолкает. В тишине отделения кажется, как будто все это произошло с ней только что, и в ее огромных глазах появляются слезы.

«Но если ты акушерка, это твоя работа, — заключает она, явно взяв себя в руки. — Это твой долг». По оценке Tommy’s, крупнейшей благотворительной организации, исследующей смерти в утробе матери и преждевременные роды, каждая четвертая беременность в Великобритании оканчивается таким образом. Один из 250 британских новорожденных появляется на свет мертвым, восемь каждый день.

Через несколько лет одна коллега организовала «траурную бригаду» и предложила Клэр в нее вступить. На занятиях она больше узнала об этой ситуации, и к ней пришло осознание, что чем-то помочь она все-таки может. Да, она не в силах вдохнуть жизнь в ребенка, но она может позаботиться о его близких. Она не может сделать так, чтобы ситуации не было, но может ее чуть-чуть облегчить.

«Я никогда не думала, что буду возглавлять такую службу, — признается она. — Я шла в профессию за радостью, а в итоге бóльшую часть карьеры занимаюсь скорбью. Но когда ты видишь, что нужна родителям, что благодаря тебе меняется их контакт с младенцем, что это может навсегда оставить след в их жизни, понимаешь, что это тоже важный элемент акушерства. Не ты определяешь, как складывается их жизнь, — это вообще не в нашей власти, — но от тебя зависит, какой уход получит семья в самую трудную минуту».

Клэр помогает чужим людям в тяжелых обстоятельствах уже 15 лет. Сюда приходят, чтобы родить нежизнеспособный плод, который уместится на ладони. Сюда приходят, чтобы родить в срок младенцев, сердце которых вскоре перестанет биться, которые долго не протянут вне материнской утробы.

Она видит скрываемые беременности, желанные, обреченные, видит последние попытки смертельно больных женщин родить. Она видит облегчение, если ребенка иметь не хотелось, и видит терзания родителей, мучительные раздумья, стоит ли рожать, если ребенок все равно будет обречен на преждевременную смерть из-за серьезного генетического дефекта.

Она видит, как матери умирают вместе со своим малышом. После каждой смены она садится в машину, но не включает радио, не слушает музыку. Сорок пять минут езды домой к собственным четверым детям она тихо снимает напряжение.

Отрывок из книги Хейли Кэмпбелл «О дивный тленный мир. Когда смерть — дело жизни». М.: Издательство Манн, Иванов и Фербер (МИФ), 2023.

Читайте книгу целиком

Теневая сторона профессии, которая будет востребована всегда. Хейли Кэмпбелл выгребала кости и пепел вместе с работником крематория, одевала мертвеца, проводила вскрытие мозга, посещала центр крионики и работала со следователем, ведущим дела об убийствах.

Три года она ездила по миру, чтобы пообщаться с патологоанатомами, гробовщиками, агентами, распорядителями похорон, бальзамировщиками, студентами и старыми могильщиками, уже выкопавшими себе могилы. И все это для того, чтобы написать книгу о феномене смерти и ответить на вопросы, которые волнуют многих и которые мало кто рискнет задать. Ведь чем больше мы знаем, тем меньше мы боимся.

Читайте книгу целиком
Реклама. www.mann-ivanov-ferber.ru
Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения