Пионер отечественной генетики, Вавилов стал жертвой идеологизации науки. Стойко преодолевавший и научные трудности, и сложнейшие экспедиции в самые дикие уголки Земли, ученый не смог ничего противопоставить напору циничного демагога-конъюнктурщика Трофима Лысенко. Победа «босоногого ученого» отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред.
Ко дню рождения Николая Вавилова публикуем текст о начале рокового противостояния ученых.
- Источник:
- Wikimedia Commons
Итак, вернувшись в 1927 году из заграничной поездки домой, Николай Вавилов был убежден, что его мировая коллекция семян культурных растений поможет побороть грозящий стране голод. Ему было что рассказать про свои увлекательные экспедиции. Но на этот раз за исследования он не получил медалей и почестей.
Только что собранный в стране урожай опять был недостаточным. Вавиловский план использования растительных ресурсов земного шара стали ставить под сомнение. Одновременно с этим в центр внимания партийного руководства попал новый советский феномен: «босоногие ученые».
Роковая заметка в «Правде»
До лета 1927 года Николай Иванович не обращал на Трофима Денисовича Лысенко внимания: никаких оснований для этого не было. Лысенко работал младшим специалистом на селекционно-опытной станции в Гандже (ныне — Гянджа) в Азербайджане. Его задача состояла в том, чтобы сажать горох и наблюдать, как он будет расти зимой в мягком климате, чтобы использовать засеянные поля под пастбища для крупного рогатого скота и как «зеленый» навоз, то есть насыщенный природный компост к весеннему севу.
Совершенно неожиданно 7 августа 1927 года главная партийная газета «Правда» опубликовала хвалебную статью о Лысенко. Молодому человеку, которому исполнилось двадцать девять лет, очень повезло с первой попытки. Его посевы гороха пережили зиму и взошли пышным зеленым ковром: это был одновременно и хороший корм для скота, и навоз для удобрения почвы, и политический фураж для читателей «Правды».
Герой очерка — «босоногий ученый», исследователь-практик, который (в более позднем пересказе очерка) не томился в лаборатории вдали от полей, «университетов не проходил… мохнатых ножек у мушек не изучал, а смотрел в корень». В лирических тонах автор описывал триумф Лысенко в решении задачи «обзеленения пустующих полей Закавказья зимой, чтобы не погибал скот от скудной пищи, а крестьянин-тюрк жил зимой без дрожи за завтрашний день».
В статье говорилось, что благодаря Лысенко «перед человеком Закавказья лежит совершенно новая полоса жизни». Дифирамбы молодому Лысенко были не просто цветистой заметкой о сельских буднях. Это был камень в огород академической элиты — обитателей «башни из слоновой кости» — и косвенный выпад в сторону Вавилова, его мировой коллекции семян и его коллег-исследователей в ВИПБ и НК в Ленинграде.
Намек был недвусмысленный. Читателю предлагался яркий пример того, как могло бы выглядеть социалистическое сельское хозяйство с такими молодыми, преданными делу земледельцами с их практическим опытом, не обремененными научной теорией, которые работают в поле, как Лысенко. Они-то и добиваются результатов уже сегодня, а не через десять лет. Вот каким образом великое советское государство могло бы двигаться вперед в будущее.
- Источник:
- Sovfoto/Universal Images Group via Getty Images
Даже внешний вид Лысенко соответствовал портрету нового советского крестьянина. Он был худ, неулыбчив, с острыми скулами, в простецкой кепке и с папиросой. «Если судить о человеке по первому впечатлению, то от этого Лысенко остается ощущение зубной боли, — дай бог ему здоровья, унылого он вида человек, — писал журналист. — И на слово скупой, и лицом незначительный, — только и помнится угрюмый глаз его, ползающий по земле с таким видом, будто, по крайней мере, собрался он кого-нибудь укокать».
При всем потоке восхвалений в адрес Лысенко корреспондент уловил темную сторону его характера. Лысенко был человеком безрадостным. «Один раз всего и улыбнулся этот босоногий ученый: это было при упоминании о полтавских вишневых варениках с сахаром и сметаной».
В то время еще никто не мог предвидеть, что этот простой крестьянин, разводящий горох, в скором времени превратится в чудовище, в одержимого конъюнктурного приспешника, готового фальсифицировать собственные научные опыты в угоду политическим хозяевам; что он будет злобно нападать на своих же коллег, клеймя их врагами народа, наблюдать, как их подвергают публичным преследованиям, арестам, вплоть до расстрелов, и сыграет главную зловещую роль в атаке на биологическую науку в Советском Союзе.
Класический ребрендинг на службе у конъюктурщика
Ставя Лысенко в пример, корреспондент «Правды» писал то, чего от него ждали редакторы. Лысенко и впрямь был подходящим персонажем для пропаганды в партийной газете. В отличие от Мичурина, он получил некоторое образование в садоводстве.
Лысенко родился в 1898 году в крестьянской семье в селе Карловка Полтавской губернии. Обычно вместо учебы в школе здешние дети работали в поле. Но Лысенко был способным и более трудолюбивым, чем его сверстники, и его отец, Денис Лысенко, дал Трофиму проучиться два года в сельской школе. Там в тринадцать лет он обучился чтению и письму.
Как подающий надежды ученик с хорошей памятью, он поступил в начальное училище садоводства, откуда легко было попасть в садовники в крупном поместье. Но Лысенко был слишком честолюбив, чтобы безвестно гнуть спину на вымирающее русское дворянство, и сдал вступительный экзамен в Уманское среднее училище садоводства.
- Источник:
- Bettmann / Contributor / Getty Images
Столетнее учреждение размещалось в дворянском имении и было одной из ведущих школ этого профиля в стране. Первый раз в 1916 году Лысенко провалил вступительный экзамен, получив низкий балл по Закону Божию. В следующем году он попытался еще раз и прошел.
Закончив учебу, он стал практикантом опытной станции и опубликовал две короткие работы: одну о выведении томатов (к этому занятию он потом пристрастился), а вторую, в соавторстве, о новом способе размножения сортов сахарной свеклы методом прививки отдельных глазков вместо традиционной прививки побегов. В научном отношении публикации были толковые, хоть и заурядные, и были написаны понятным языком.
«Правда» преподнесла зеленый горошек как сенсационный агрономический прием — зимний посев, — который уже пользовался популярностью у сельчан. После публикации в «Правде» в Гандже побывали несколько посетителей, и Лысенко в полной мере воспользовался их вниманием, вознеся свою простую идею до уровня научной теории о роли температуры в развитии растения.
Требовалось, чтобы посеянный горох поспевал до наступления заморозков, поэтому Лысенко сажал раннеспелый сорт с Украины. Но, к его удивлению, в более мягком климате Азербайджана этот раннеспелый украинский горох поспевал медленно. Другие сорта, которые поздно созревали на Украине, рано всходили в Азербайджане. Лысенко предположил, что самый важный внешний фактор в развитии растения — температура, и в стремлении подобрать оптимальный сорт для Азербайджана изучал влияние сроков посева и, соответственно, температур.
В течение года это привело его к «открытию» процесса, который он назвал яровизацией (от украинского слова «ярь», весна). В английском языке используется слово «вернализация» (от vernal, «вешний»). Лысенко провел классический ребрендинг.
Слово было новым, но сам процесс отнюдь не являлся научным открытием. Русские источники писали об этом явлении еще в 1858 году. Немецкий физиолог Густав Гасснер исследовал этот феномен в своей лаборатории в конце Первой мировой вой ны. Американцы проводили полевые опыты с озимыми сортами ржи или пшеницы, установив, что озимые сорта урожайнее яровых. Трудность состояла в том, что посевы озимых культур могли погибнуть в слишком суровые зимы; если вода на полях замерзала, растения могли «задохнуться» под ледяной коркой.
Зимой 1927/28 года вымерзли 90% посевов озимой пшеницы в части районов Украины. Это был сильнейший неурожай почти за сорок лет. Затем Лысенко начал изучать влияние температур на озимые и яровые сорта.
Весенним сортам требовалось большее общее количество (сумма) тепла на ранних стадиях прорастания, чем зимним, и Лысенко утверждал, что, изменяя температуру начальных фаз роста, яровой сорт можно превратить в озимый, и наоборот. Но все это было лишь интересным предположением. Его опыты не предназначались для практического применения за недостатком данных. В лучшем случае можно было сказать, что он стремился освоить общепринятые методы научных исследований.
Ворованное открытие
В 1928 году Лысенко разъяснил явление яровизации в монографии, которая называлась «Влияние термического фактора на продолжительность фаз развития растений». При продолжавшейся поддержке «Правды» он культивировал свою псевдорепутацию первооткрывателя процесса яровизации.
- Источник:
- Pictorial Press Ltd / Alamy via Legion Media
В монографии он высказал предположение, что растениям требуется определенное количество тепла, чтобы пройти через каждую стадию развития, и что это хорошо проявлялось экспериментально как сумма температур.
Вавилов был знаком с яровизацией благодаря учебе в «Петровке», хотя такого термина тогда еще не было. Он также изучал влияние температур на развитие растений. Разведение раннеспелых сортов занимало важное место в повестке дня Института: он искал сорта, которые выживали бы на севере страны.
В 1922 году Вавилов организовал отдел физиологии растений для изучения влияния тепла и света на их рост. Отдел возглавлял один из ведущих сотрудников, Николай Александрович Максимов, опытный агроном, семью годами старше Вавилова.
Лаборатория Максимова находилась на опытной станции под Ленинградом в Пушкине. Другой, еще более заслуженный специалист по физиологии растений, Владимир Николаевич Любименко, вел исследования в Ботаническом саду в Ленинграде и особенно интересовался реакцией растений на свет. Идея суммы тепла уже была к тому времени общепринятой.
Еще один сотрудник Вавилова, Гавриил Семенович Зайцев, специалист по хлопчатнику, изучал влияние температур на развитие хлопка. На эту тему он написал книгу, изданную в 1927 году. После статьи в «Правде» у Лысенко побывал профессор Николай Максимович Тулайков, коллега Вавилова. Они с Лысенко обсудили работу Зайцева по хлопчатнику, которую Лысенко четырежды упоминал в своей монографии 1928 года. Он даже сравнивал свои выводы с заключениями Зайцева и отмечал, насколько они совпадали.
Тем не менее Лысенко вносил вполне приемлемый вклад в текущие полевые исследования. Ему можно было простить (и ему простили) и беззастенчивую саморекламу с подачи «Правды», и использование работ Зайцева, которое помогло попасть в научные круги без обычно необходимого для этого формального образования. Но для него это стало началом карьеры приспособленца, эксплуатирующего «политически верную» марксистскую науку не для того, чтобы формировать свои идеи (с этим он справлялся самостоятельно), а ради того, чтобы пробиться на высший уровень управления советским сельским хозяйством.
Вавилов — жертва своей философии
У советской власти были два специальных названия для тех рабочих и крестьян, кого быстро продвигали вперед по службе. Первые — это ударники, передовики труда, перевыполнявшие план; за это их поощряли.
Вторыми были выдвиженцы, которых «подталкивали вперед» или «выдвигали» из числа рабочих-коммунистов для учебы, чтобы после ускоренной версии серьезной академической подготовки поскорее заменить ими политически неблагонадежных буржуазных специалистов. Не будучи членом партии, Лысенко на своем пути наверх побывал одновременно и ударником (его усердная работа в поле была отмечена в «Правде»), и выдвиженцем.
Местные товарищи продвинули его далеко вперед за пределы его способностей. Нет никаких дополнительных свидетельств того, что он видел себя ударником и выдвиженцем или что он стремился выделиться, занимаясь посевами озимого гороха в Азербайджане. Но как только ему представилась такая возможность, он ее мгновенно распознал. Его честолюбие не знало границ, и, подобно его политическим покровителям, ему было все равно, какими средствами идти к своим целям. Корреспондент «Правды» с первого взгляда верно определил его характер.
Реклама, которую сделал Лысенко официальный партийный печатный орган, была проблемой для Вавилова: как иметь дело с человеком, который, похоже, получил признание за работу, проделанную другими? И как в целом взаимодействовать с пополнением из крестьян и рабочих, которых проталкивают снизу наверх?
Николай Иванович был пуристом, он никогда не отвергал идею до тех пор, пока ее ошибочность не была доказана. Как исследователь, он всегда искал новые способы изучения семян своей мировой коллекции.
- Источник:
- Pictorial Press Ltd / Alamy via Legion Media
Возможно, откровенная самореклама Лысенко должна была заставить его задуматься. Но для него было не слишком существенно, кому принадлежало первенство открытия, — главное, чтобы в ВИПБ и НК сосредоточились все лучшие и новейшие исследования. Он относился к любой научной работе без предубеждения. Считая, что в основе растениеводства должна лежать менделевская генетика, он тем не менее не отвергал вклад «художников» и опытных садоводов, таких как русский Иван Мичурин и американец Лютер Бёрбанк.
Он был готов поддержать новое поколение советских растениеводов, таких как Лысенко, от которых, по его мнению, была польза делу, но которым не хватало знаний. Они были малообразованны. Они не понимали генетику. Они не владели языками международной науки, английским или немецким, и поэтому полагались на упрощенные теории.
Вавилов ценил умение выбрать полезное растение на основании зрительных наблюдений, например, за реакцией на температуру и свет, а не путем теоретических расчетов поведения скрытых генов. Исследователей вроде Лысенко нужно поощрять, утверждал он.
Объективность была частью его философии. Вавилов нередко удивлял своих коллег, с которыми только что познакомился, вопросом: «Какова ваша философия?» Он имел в виду философию науки. Вавилов считал, что науку следует использовать как прогрессивную общественную силу.
Научные исследования и открытия следовало постоянно перепроверять и подтверждать доказательствами и настойчиво ставить на службу человечеству. Каким образом его философия будет стыковаться с марксистской теорией, как она будет соотноситься с требованиями все более и более замыкавшегося в себе общества — с этими проблемами Вавилов столкнется во второе десятилетие после победы революции.
Из книги Питера Прингла «Николай Вавилов: Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода». М.: Альпина Паблишер, 2022
Читайте подробнее о невероятной жизни и открытиях Николая Вавилова
Книга о пионере отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, который стал жертвой идеологизации сталинской науки.
