Пенри Гри — американский журналист, с которым ми путешествовали по Кавказу, рассказал мне о Шангри-Ла — затерянной в горах «Стране вечной молодости».
— Генри, — сказал я в ответ,— зачем нам легенда, когда завтра мы уже будем в такой стране.
В небольшом абхазском селе Члоу, у самого подножия Кавказских гор, Миха Джобуа вспоминал о русско-турецкой войне 1877 года, во время которой он был уже почти тридцатилетним джигитом, о волосатых «лесных людях», о Большом Снеге (небывалый снегопад в 1911 году) и многом-многом другом, что хранилось в недрах его неисчерпаемой памяти. Длинноусые старики за столом одобрительно кивали головами и цокали, ибо память у Михи была превосходной, и в свои 125 лет ему было что вспомнить.
К тому моменту, когда небо над Члоу стало того же цвета, что и вино в наших стаканах, Миха признался, что его двоюродному деду было почти 200 лет.
И тогда я почему-то спросил.
— А очки он носил?
По молчанию за столом я понял никчемность своего вопроса. Не удостоив меня взглядом, старый джигит спокойно ответил:
— Зачем очки. Когда ему поднимали веки, он видел как птица, Но к тому времени он уже устал смотреть на мир...
И длинноусые старики энергично закивали и зацокали, подтверждая истинность и справедливость его слов. Многие из них помнили почтенного старца. И в этом не было ничего удивительного — как нам удалось выяснить позже, в Члоу совсем еще недавно насчитывалось около 40 человек минимум 90-летнего возраста. Я говорю «минимум», так как спустя уже несколько дней после начала путешествия по Абхазии я пришел к глубокому убеждению, что старые апсуа (апсуа — по-абхазски «люди души») любят сбавлять себе и десять, и двадцать лет. Тут тоже нечему удивляться: как любит говорить 106-летний Махти Таркил из Дурипша, настоящий мужчина — мужчина и в 100 лет, а это означает, что он может и посвататься.
...Итак, мы очутились в чудесной стране, где в первый же день уяснили, что главный цвет в природе не зеленый, а пронзительно синий — синее море, синее небо, синие горы. Что дорогу лучше искать самому — первый же встречный, у которого я спросил, как проехать в село Атара, где живет 119-летний Селах Бутба, любезно вызвался проводить нас. И привел... к себе домой, где к концу многолюдного застолья мы уже напрочь забыли об истинной цели и направлении. Еще я понял, как тщетны всякие попытки на глазок угадать возраст голубоглазых седоусых красавцев с осиными талиями и белозубой улыбкой — им с равным успехом могло оказаться вдвое больше. Когда в конце концов мы подъехали к селу Атара, то увидели джигита, который, вскочив на коня, торопливо направил его на крутую горную тропу. И мне, конечно, не могло прийти в голову, что это не кто иной, как сам Селах Бутба, и что он направляется проведать сестру в соседнем селении, километрах в сорока от Атара.
Не суетись, сынок...
Итак, мы сидим в Члоу, и за нашей спиной высится темная громада Кавказских гор.
— Миха, почему вы, абхазцы, так долго живете?
— А куда нам спешить?
— Но и мы хотели бы жить столько, и все другие люди тоже не отказались бы. Скажи, как вам это удается? Что надо нам делать, чтоб угнаться за вами?
— Не суетись, сынок.
Это было уже кое-что. Однако формулы жизни не последовало. Вместо этого Миха во всю мочь затянул песню. Мужчины за столом подхватили ее, и вскоре в ночи раскатилось мощное семиголосое пение, под которое вышел в пляс 99-летний Тандел Джобуа. За ним, подвернув рукава черкески, последовал в круг Туш Шинкуба. Судя по плавности танца, 90-летний Туш исполнял женскую партию. Танец длился минут десять. Ничуть не запыхавшись, лишь поправив серебряный пояс с кинжалом, Тандел залил «изабеллой» пылавшие в нем остатки танца, а мне почему-то пришла в голову картина матча «Мохаммед Али — Тандел Джобуа». Я поделился своим соображением с одним из семнадцати его потомков. Парень этот, хотя и не слыхал ничего об Али, долго не раздумывал:
— Я бы на его месте не стал связываться. Слава богу, дед в жизни ни с кем не ссорился. Он и сейчас свободно уложит двух-трех таких, как мы с тобой...
Сколько еще я встречал в селах Абхазии таких стариков, перед которыми сам чувствовал себя стариком. Невольно возникала мысль, что природа создавала этот народ из какой-то редкой, прочной и ноской плоти.
Во всяком случае, у девятнадцати из двадцати долгожителей, с которыми нам довелось беседовать, родители жили не менее ста лет.
Позже, когда в Киевском институте геронтологии я беседовал с академиком Дмитрием Чеботаревым и его коллегами, выяснилось, что наследственную предрасположенность ученые считают одним из главных факторов долголетия. Геронтологами установлено, что у подавляющего большинства обследованных долгожителей родители также жили 100 и более лет.
Ученые считают, что долгожители являют собой пример оптимальнейшей адаптации, когда процесс так называемого нисходящего развития (после 30—35 лет) протекает настолько благополучно и ровно, что не происходит преждевременного неравномерного изнашивания тех или иных органов или систем. Иными словами, биологически эти люди даже несколько «моложе» своего календарного возраста.
Может быть, действительно в генах абхазцев закодированы определенные свойства, позволяющие им отрывать от календаря жизни гораздо больше листков, чем это дано большинству из нас. По мнению специалистов, одно из этих свойств — очень сильная иммунология, то есть защитные функции организма. Абхазцы заболевают крайне редко. Но, увы, пока что и для ученых остается загадкой, какой именно код определяет долголетие.
А тем временем 125-летний Миха Джобуа, не подозревающий о том, что его долголетие поистине «головная боль» науки, лишь посмеивается да пожимает плечами на все наши попытки выудить из него хоть какой-нибудь секрет:
— Откуда мне знать. Мать моя жила сто один год, отец — сто сорок... И деды и прадеды наши жили долго. А я что — хуже их?
Есть что-то особенное в наших местах...
На Земле есть несколько мест, где люди, словно в силу какого-то экологического феномена, живут дольше обычного. Кавказ — одно из них. Из проживающих на всей территории СССР девятнадцати тысяч человек в возрасте 100 лет и старше почти 5 тысяч — кавказцы.
И, переезжая из селения в селение, спускаясь к самому побережью или добираясь до высокогорных аулов, я все чаще задавал себе вопрос: гены генами, но ведь была и первопричина. В чем тут еще дело? Особые свойства воздуха, воды или почвы, дарующие людям некий «витамин долголетия»? Образ жизни, характер труда, сложившиеся в силу специфических климатических, экономических и социальных условий?
Смог бы ли я, например, удлинить свою жизнь хоть на несколько лет, поселившись в этих местах, среди этих людей, вместо того чтобы укорачивать ее благами цивилизации?
Хрустальная прозрачность воды, ни с чем не сравнимый вкус «коктейля» из морского и горного воздуха, тишина, какая может царить лишь в горах, — все это достояние каждого поколения абхазцев, так же как и определенные биологические черты.
Итак, благодатный климат? Отсутствие факторов, постоянно разрушающих святая святых — нервную систему? Безусловно. Все те долгожители, с которыми я беседовал, утверждали, что никогда, по их словам, не теряли душевного равновесия. Более того, едва увидев их, сразу же понимаешь, что главное в этих людях — доброжелательность, оптимизм, легкий, веселый нрав.
Своего рода «заповедник спокойствия»? Безусловно, нет. Цивилизация давно проникла и сюда — на крыльях, колесах, гусеницах, — принесла новый быт, рассекла горный пейзаж линиями электропередачи, телевизионными мачтами, строительными кранами. И тем не менее...
99-летний Тандел Джобуа полностью игнорирует купленный внуком холодильник, но с удовольствием смотрит телевизор. 120-летний Селах Бутба из Атара садится в седло, чтобы навестить сестру километрах в сорока от дома, но в город, путь куда короче, добирается машиной или автобусом. 106-летний Махти Таркил из Дурипша предпочитает ежедневно купаться в ледяном горном ручье — для этого ему надо проделать путь в три километра, а затем вновь подниматься в гору, — хотя в его двухэтажном доме есть современная ванна, которой он пользуется в зимнее время...
Словом, они вполне сосуществуют с благами цивилизации, но берут от них осторожно и лишь в той степени, в какой эти блага не нарушают устоявшегося образа и ритма жизни.
За свою долгую жизнь они крайне редко покидают родные края, тщательно оберегая принятые здесь и закрепленные в сотнях поколений обычаи. Словно понимают каким-то шестым чувством, что в этом залог их долгой и здоровой жизни.
Но только ли в этом?
И тут вспоминаются слова, сказанные 110-летней Кристиной Адзуба:
— Есть, наверное, что-то особенное в наших местах, в нашей жизни здесь...
Киевские геронтологи Д. Чеботарев, А. Минц, Н. Сачук, бакинские ученые М. Ибрагимов, Ш. Гасанов, ученые из Тбилисского института экспериментальной морфологии Н. Джавахишвили, С. Далакишвили и другие специалисты, с которыми мы беседовали о проблеме долголетия, сходились в мнении, что, помимо генетического фактора, существует ряд и других важнейших условий. Например, продолжительный, приносящий удовлетворение труд; специфическое привычное питание, оптимальное для данной географической зоны: благоприятный климатический комплекс и характер растительности и, безусловно, общественные взаимоотношения, этические и моральные нормы в отношениях между поколениями, проявляющиеся в первую очередь в труде.
— Стареть я начал, — жаловался Тандел Джобуа, — раньше, бывало, каждый день по 100 килограммов чайного листа собирал, а теперь дай бог, если шестьдесят...
Эти сетования почти столетнего человека — вовсе не кокетство, если принять во внимание, что труд и само отношение к нему являются у абхазцев, несомненно, одной из причин долголетия.
Начав трудиться в ранней юности, как это принято, повсюду в сельских местностях, они заняты в основном одним и тем же видом физической деятельности в течение всей своей жизни. В поездках по селам Абхазии я очень часто встречал стариков, работавших на чайных плантациях. И многим из них действительно перевалило за сто. Конечно же, им не устанавливали нормы и не призывали к труду — в этом просто не было необходимости. Напротив, это они чувствовали необходимость выйти в поле. Труд стал как бы одной из функций их организма, способствующей нормальной жизнедеятельности. Нарушить эту функцию — означало бы сломать выработанный многими десятилетиями ритм организма. Поэтому, даже перестав работать в колхозе, старый абхазец не нарушит этого ритма.
Словом, с ними не происходит того, что на языке геронтологов довольно жестоко называется «пенсионным банкротством» — весьма распространенная в городских условиях причина внезапного ухудшения самочувствия многих пожилых людей, прекративших трудовую деятельность и не нашедших для нее посильной замены.
Однажды в начале нашего путешествия Генри сказал мне:
— Наш век породил термин «некоммуникабельность», и он особенно жесток к старикам. Как часто они обречены на забвение и равнодушие даже со стороны собственных детей, которым не хватает времени, а порой и желания отдать немного сердечного тепла своим старикам. Как в древней Спарте, мы сбрасываем их в пропасть — в пропасть нашего равнодушия...
На земле Абхазии эти слова прозвучали бы кощунственно. Здесь не существует ни скрытого, ни тем более явного понятия «человек, слишком зажившийся на свете». И в 100 и в 120 лет абхазцы не чувствуют себя обузой ни в семье, ни в обществе. Напротив, на старца смотрят с глубоким уважением, как на хранителя мудрости и знаний, опыта, традиций и обычаев предков, как на основу и стержень семьи, которая здесь может насчитывать и пятьдесят человек. В его присутствии молодые высказываются в последнюю очередь, к нему обращаются за советом, ему же принадлежит решающее слово в спорных делах. Почти в каждом абхазском селении существует своего рода арбитраж — совет старейшин.
Иными словами, на столетнего смотрят как на создателя современности, а не как на некий анахронизм. Закон древней Спарты сочли бы здесь чудовищным вымыслом.
Что может быть смешнее толстяка в седле
К исходу второй недели мы уже начали изнемогать от непривычной пищи, обильно сдобренной аджикой, красным и черным перцем, ткемали и прочими пряностями. Ночами адский огонь полыхал в желудке. Мы клялись себе, что назавтра не притронемся ни к единому блюду, однако наступало «завтра»... И тогда я заметил одну любопытную деталь: закармливая гостя, сами абхазцы едят очень мало.
«Что может быть смешнее толстяка в седле!» — говорят они, считая переедание просто опасным, а само понятие «толстяк» адекватным «больному».
Собственно, абхазские старики давно уже интуитивно пришли к тому, что сейчас рекомендуют, пожилым людям ученые: уменьшать калорийность пищи примерно на 30 процентов за счет углеводов и животных жиров, оставляя в то же время неизменным количество протеина.
Наиболее отличительная особенность абхазского меню — огромное количество витаминов, которые здесь потребляют круглый год с овощами и фруктами. Обед за абхазским столом немыслим без зеленого лука или чеснока, в изобилии содержащих фитонциды (вещества, уничтожающие болезнетворные микробы в организме). Немыслим он и без помидоров, огурцов, баклажан, всевозможных трав. Мясом здесь не злоупотребляют: едят его умеренно — раз или два в неделю. Главным образом вареную козлятину, говядину, птицу. Бульонов и других мясных отваров (которые, по утверждению специалистов, возбуждают нервную систему) абхазцы практически не едят совсем.
Традиционное блюдо — лобио — красная и белая фасоль, весьма богатая белком. Хотелось бы также отметить благородную роль обыкновенного грецкого ореха, который является здесь основной жировой приправой. Ореховое масло богато кислотой, которая выводит холестерин и тем самым оказывает антисклеротическое действие. Та же миссия «возложена» и на непременную в обед мамалыгу.
Молочнокислые продукты — пахта, мацони — употребляются абхазцами в большом количестве. Буквально все из наших знакомцев-долгожителей отвечали, что, испытывая жажду, пьют не воду, а пахту, которая ее лучше утоляет (а по мнению врачей, еще и губительно действует на болезнетворные микробы кишечника, превосходно его дезинфицируя).
Всегда в изобилии на столе виноград, мандарины, яблоки, хурма, инжир, плоды «конфетного дерева» — фейхоа, гранаты. А гранатовый сок, чрезвычайно богатый витамином С, — непременная приправа для многих блюд. Но полный комплект витаминов абхазец получает, употребляя в пищу пчелиный мед, содержащий много биологически активных веществ. Мед почти полностью вытеснил из их рациона сахар. Может быть, поэтому абхазцы практически никогда не страдают от зубных болей.
Здесь, в стране чая, я не видел, чтобы старики пили чай. Если вы хоть раз бывали в Сухуми, то крепость и аромат знаменитого «турецкого кофе по-сухумски» останется в вашей памяти надолго. Но абхазские долгожители в большинстве своем... не пьют и кофе, предпочитая ему красное сухое вино.
Курят ли долгожители, чья земля вот уже сто лет рождает лучшие в стране сорта табака — «самсун» и «трапезунд»? Не берусь делать обобщений, ибо я не вел такого рода подсчетов. Встречались и те и другие. Из мужчин самым заядлым курильщиком был Миха, пристрастившийся к «зелью» 100—110 лет назад; из женщин — 138-летняя Хфаф Ласурия из селения Кутол. Закурив впервые в год Большого Снега — в 1911 году, Хфаф с той поры не расстается с табаком.
Сколько должен жить человек?
Я покидал абхазскую землю с таким чувством, будто мне показали простейший и в то же время абсолютно непостижимый фокус. На все мои расспросы старые апсуа неизменно пожимали плечами. Секреты? Нет, они их не знают. И все же...
Миха Джобуа: В спокойствии. Гнев и зависть укорачивают жизнь. Я никогда никому не завидовал и держался дальше от тех, кто завидовал мне.
Темур Тарба: Каждый день с восходом солнца садись в седло...
Махти Хагба: В наших горах. Стоит уйти с отарой высоко в горы, и за несколько месяцев сбрасываешь несколько лет. Я, например, до 80 лет только молодел. А сейчас, в 112, видно, пришла пора снова стать чабаном...
Маадан Сакания: В движении. Пока ты занят, тебе некогда думать, сколько ты прожил и сколько тебе еще осталось...
...Ну что ж, каков вопрос, таков и ответ.
А все же — сколько должен жить человек? Есть ли у нас, «средних» людей, шансы когда-либо в будущем приблизиться к норме сегодняшних долгожителей?
Геронтологи отвечают на эти вопросы по-разному. Но сходятся в главном: 130—150 лет вполне могут стать нормой человеческой жизни, но для этого надо исключить ряд вредных факторов.
По мнению академика Чеботарева, говорить сейчас о продлении жизни — значит в первую очередь говорить о путях борьбы с такими заболеваниями, как сердечно-сосудистые, рак. Именно эти болезни стали в наши дни основной причиной раннего старения и быстрой гибели человеческого организма. Победа над ними, по подсчетам статистиков, увеличила бы среднюю продолжительность жизни сразу на 5—7 лет. Примерно такой же прирост дало бы очищение окружающей среды от вредных отходов промышленности. Следовательно, только эти два момента уже увеличили бы жизнь «среднестатистического» человека минимум на 10 лет, то есть до 82—84-летнего возраста.
Борьбу с преждевременным старением ученые рассматривают как тактику геронтологии, направленную на сокращение разрыва между 70 и 100 годами. Здесь большую роль отводят фармакологическому контролю над старением. Ведутся обширные опыты по изучению воздействия на живой организм биологически активных веществ. Некоторые из полученных результатов уже введены в широкую практику, например, витаминотерапия, тканевая терапия, осторожно применяемая гормонотерапия.
Говоря о стратегии геронтологии, ученые в первую очередь связывают свои надежды здесь с воздействием на генетический аппарат.
Разгадка генетического кода, дарующего долголетие, неизбежна. Это лишь вопрос времени. Наука уже умеет вторгаться в клетку, и ученые считают, что не сегодня, так завтра они будут знать, что и как следует перестроить в ней, чтобы запрограммировать ее на 150 лет жизни...
Но пока, смирившись с мыслью, что не выиграли в лотерее наследственности драгоценных генов долголетия, мы еще можем кое-что сделать для самих себя. И если поиски лекарственных средств — дело исключительно медиков, то оздоровление нашего собственного образа жизни во многом в наших руках.
...На заданный уже безнадежным тоном вопрос 70-летнего Генри, существует ли все-таки какой-либо источник молодости, 138-летняя Хфаф Ласурия тотчас ответила:
— Конечно же, юноша. Он внутри каждого из нас. Только не все знают, как им воспользоваться...
Владимир Кючарьянц
