Писательница Даша Благова: «В каком-то смысле существуют миллионы Кавминвод, которые каждый увидел и прожил по-своему»

Осколки

«Ты должна уехать из Минвод, иначе ничего не добьешься», — эту фразу я слышала с детства. Я была отличницей и побеждала в детских творческих конкурсах. Будущее всех умных детей рисовали в других городах — в Ставрополе, Краснодаре и Ростове-на-Дону. Мои перспективы определяли как самые блестящие — я могла уехать в Москву.

Никто из взрослых не собирался взращивать во мне презрение к родному месту — они хотели лучшего, а счастье считалось возможным только за пределами маленького жаркого города. Я старалась учиться и побеждать, а легкое высокомерие по отношению к Кавминводам стало побочным эффектом. Мне хотелось скорее уехать и начать называть всю Россию провинцией.

На первом курсе все развалилось и смешалось в унылую пустую кашу. Москва оказалась холодной, чужой и жестокой. Осень я проболела в пятиместной комнате студенческой общаги. Температуря, смотрела в потолок и видела осколки прошлой жизни. Как папа катает меня на лошади во дворе пятиэтажки. Как мы с мамой обдираем ничейный тутовник и улыбаемся черными зубами. Как забираемся с другими детьми пожарных в тренировочную башню и смотрим на большую скалистую гору.

С годами я все дальше отстранялась от дома, и благодаря этому осколки начали ложиться на карту Кавминвод. Я ходила в офис, платила ипотеку, толкалась в метро, и параллельно в голове все полнее и ярче проступала картина любимых родных мест. Я захотела обратно. Прожив в Москве десять лет, вернулась домой — с новой, крепкой, все видящей и принимающей любовью.

А теперь меня все чаще просят рассказать, чем же хороши Кавминводы? Что в них такого особенного, что ты бросила успешную жизнь и, прихватив мужа и собаку, уехала жить под гору? Раз за разом мне приходится приближаться к сложившейся картине, доставать осколки и рассматривать их.

Природа

Жить под горой — значит каждый день заглядывать в вечность. Видеть, насколько малы повседневные тревоги, и ощущать покой. Гора никогда не повторяет сама себя, и если всматриваться в нее регулярно, можно заметить, как меняется ее покров. Гора напоминает экран, на котором природа демонстрирует все свои возможности.

Живя в Москве, я боялась, что лето кончится, а я ничего не успею. Теперь я люблю ноябрь, потому что утром моя гора покрывается градиентом — от белой макушки к желтым холмам. Еще люблю конец февраля, когда жирную черную землю расталкивает первая трава. И начало апреля — ведь я могу доехать на горном велосипеде до предгорья и напиться воды из источника.

Отдыхающие на Кавминводах быстро начинают чувствовать близость природы. Рано встают, чтобы пройтись по терренкуру. Смело рвут ягоды и фрукты с деревьев у дороги (однажды моя знакомая вышла из гостиницы «Интурист» и никак не могла поверить, что перед ней висит черешня). Чувствуют прилив сил и в конце концов залезают на какую-нибудь гору.

Литература

С первого класса нам без конца говорили о Михаиле Юрьевиче Лермонтове. Я читала «Героя нашего времени» несколько раз и всерьез называла его своей любимой книгой. Одержимость Лермонтовым подтянула за собой любовь к литературе. Сначала я сдала ЕГЭ на 100 баллов, потом поступила на журфак, затем стала писательницей — и начала сильно прохладнее относиться к канону русской литературы. «Мы — минераловодчане, и мы гордимся, что у нас умер Лермонтов», — шутила я.

И все же — он здесь есть. В названиях улиц, галерей и терренкуров. Везде стоит по памятнику. Свадебные кортежи приезжают к месту дуэли, чтобы сфотографировать там молодоженов. Это красивое, ухоженное место под горой Машук. Свадебные снимки на том месте есть и у моей сестры — на тех фотографиях мы все выглядим счастливыми.

Где лучше всего можно почувствовать поэта? На мой взгляд, возле грота Лермонтова в Пятигорске. Это тесная пещерка в боку горы, обрамленная камнем. Под ней — обрыв и лучший вид на город. В ясную погоду можно рассмотреть Кавказский хребет и Эльбрус. Когда стоишь там, чувствуешь какое-то поэтизированное одиночество — судя по всему, что-то подобное испытывал и Лермонтов.

Но больше всего мне нравится не выделять Лермонтова и прочих известных людей, которые переносили здесь свои тела от источника к источнику, а ловить призраки вымышленных героев, которые до сих пор живут в книгах. Для меня нет никакой разницы между давно умершими авторами и их персонажами: в мире теней они равноправно бродят по курортным местам.

Детство

Я много раз видела, как люди, приезжающие отдыхать на Кавминводы, снимают с себя ограничители и начинают наслаждаться. Мне нравится представлять, как работники госучреждений и офисов, начальники и менеджеры, раз в год сбрасывают с себя тесные юбки и брюки, жаркие пиджаки, чтобы на три недели укатить в сказочные зеленые дали.

Здесь можно ходить в ярких костюмах из трикотажа и скакать по горным дорожкам в удобных кроссовках. Залезть куда-нибудь без осуждения, а особенно — к орлу, который сидит в каждом городе на груде камней. К нему карабкаются все без разбора, чтобы ощутить легкий прилив адреналина и сделать пару фотографий.

Вместе с гостями из других городов я люблю заходить в ларьки с надписью «Пятигорское мороженое» и угощать их пломбиром в брикетах или стаканах, фирменными эскимо «Тоффи» или «Хрусталик». У нас правда самое вкусное мороженое. «Лучше, чем джелато!» — не раз слышала я. Еще есть «Зеленокумская груша» — неповторимый лимонад в стекле, вкус которого, насколько я могу судить, не меняется уже тридцать лет.

В общем, видите большое дерево? Залезайте! Никто здесь вас не осудит.

Тело

Современные писатели, и особенно писательницы, все чаще поднимают тему телесности. На это есть много причин. Одна из них кроется в ненадежности мира, который достался нам зыбким, странным и разрушающимся. Иногда кажется, что мир облетает слой за слоем, но тут же обрастает новыми явлениями. Опасные технологии, стихийные феномены, меняющийся климат — нет никакой возможности контролировать этот хаос, и хочется все чаще и чаще обращаться к самому близкому, то есть к телу.

Литература проблематизирует тело, особенно женское, и это правильно. Но мне кажется, что через тело можно также противостоять хаосу. Заботиться о нем, гладить, натирать, греть, помещать в приятное. В Кавминводах для этого есть множество возможностей. Можно натрудить ноги на терренкуре и затем опустить их в сероводородную воду, бьющую из склона горы. Померзнуть на улице и приехать в Суворовские источники, чтобы поплавать в горячей минералке под открытым небом. Записаться на грязевые ванны и массаж. Поплавать в теплых озерах.

Искусство

Когда говорят о Кавминводах, часто упускают из виду очень важную составляющую — изобразительное искусство. Многие художники приезжали сюда, чтобы написать удивительные кавказские горы, но главным для меня всегда будет передвижник Николай Александрович Ярошенко.

Военный по образованию и профессии, днем он служил на патронном заводе, а вечером писал тех, кого государство считало врагами: анархистов, политзеков, вольнодумцев. Он приехал на Кавминводы в свадебное путешествие с Марией Павловной и навсегда влюбился в эти места. Они возвращались с женой сюда каждое лето, а в конце концов купили дачу и назвали ее Белой виллой.

Сейчас можно прийти на Белую виллу в Кисловодске и походить по ее флигелям. Там висят работы Ярошенко, а также других передвижников — Касаткина, Нестерова, Дубовского, Куинджи. Ярошенко рано умер: писал этюд на горе Верхнее Седло, как вдруг пошел ливень, и ему пришлось бежать 10 километров вниз к дому. Наутро Ярошенко сел за мольберт, и его сердце остановилось.

Ярошенко, вероятно, был первым, кто привез в столицу изображение Эльбруса. В центре полотна «Шат-гора» — белая вершина, освещенная рассветным солнцем. Она поднимается над облаками и синей полосой горного хребта. На выставке в Петербурге нашлись те, кто посчитали Эльбрус выдумкой автора — настолько фантастическим казался пейзаж.

Тишина

Увидев впервые картину «Шат-гора», я узнала плато, с которого художник писал этюд. Мы ездили туда однажды всей семьей. Тряслись по страшной дороге в старой «буханке» посреди ночи. Когда мы вышли из машины, то в темноте ничего не увидели, а воздух был ледяным и мокрым. Я уже пожалела, что притащилась туда. Вдруг пространство дрогнуло — и на макушку Эльбруса прыгнул первый красный луч.

Было ощущение, что мы стали свидетелями истинно божественной красоты. Мне даже стало немного неловко — разве человек может видеть такое? А самое удивительное — безмолвие. Было так тихо, что я слышала, как сердце качает кровь по телу. Будто бы не было ни запахов, ни кожи. Лишь потрясающая тишина, которую можно ощутить только высоко в горах.

Поездка на плато случилась летом 2020 года: мы с мужем приехали на Кавминводы только пару месяцев назад. И кажется, после того восхитительного рассвета стали говорить, что хотим остаться здесь навсегда. Уже осенью мы перевезли из Москвы все свои вещи и сдали нашу квартиру.

Встречи

На последнем курсе университета я попала в больницу. Вдруг вошел врач — высокий, с красивой седой гривой. «Кто тут из Минвод?» — вдруг спросил он. Я отозвалась, и врач подошел к моей кровати. Он спросил, как я себя чувствую, и потом сказал, что тоже родился и вырос в Минводах, а теперь приезжает только на могилы. «Все мои сны в декорациях Минвод», — поделился врач. «Мои тоже», — ответила я и не соврала. Тогда, мне кажется, осколки окончательно сложились в мозаику.

Любое пространство открывается разным людям по-своему — все зависит от времени, оптики смотрящего, текущей ситуации в стране и мире. В каком-то смысле существуют миллионы Кавминвод, которые каждый увидел и прожил по-своему. Недавно мне встретилась фраза Говарда Лавкрафта: «Мы видим вещи так или иначе в силу тонких индивидуальных физических и ментальных средств, через которые мы познаем мир».

Мои Кавминводы — не ваши Кавминводы. Но у нас есть речь, литература, тексты, которые позволяют описать осколки жизни и продемонстрировать друг другу, чтобы, может быть, в этих маленьких кусочках наши пространства соединились, и мы могли сказать: «Ух ты, со мной было то же самое!» И конечно, я буду рада, если кто-то из вас приедет на мою родину и встретится с литературой или детством, познакомится с телом или искусством, почувствует настоящую тишину.