1. Спектакли, погружающие в атмосферу того или иного периода истории Норвегии, сотрудники музея разыгрывают вместе с посетителями. В этой сцене из постановки «Фермерский дом в коммуне Вердал округа Нур-Трёнделаг» все аутентично, включая наряд хозяйки дома
2. Регналд Минтевик — профессиональная актриса, работает «женой фермера» три раза в неделю. На работу ей запрещено приходить с макияжем или накрашенными ногтями
Музей народного быта в Осло рассказывает об очень простых и очень важных вещах, о том, как люди жили изо дня в день, в городе и деревне, от рождения до смерти, и так на протяжении веков.
Полуостров Бюгдёй в Осло-фьорде — важнейшее для страны и столицы место. Его можно было бы сравнить с московской Рублевкой, но язык не поворачивается. Местные финансовые и нефтяные магнаты живут в таких домах, где иной российский олигарх и прислугу не поселит. Тем не менее всем известно, что самые завидные женихи Норвегии водятся именно здесь. И тут же, на сравнительно небольшой территории, находятся шесть музеев, в которых представлено все, что составляет и национальную гордость, и национальный позор. Здесь живет Большая История, ее герои и злодеи. На этом фоне Музей народного быта на первый взгляд выглядит скромно: темные избы, тесные пригородные дома и квартиры — обиталища обычных людей. Зайдешь, к примеру, в дом рабочего 1910–1920-х годов в предместье Осло Энерхауген, увидишь крошечную комнату, в которой все горизонтальные поверхности — разобранные постели, и кажется, что ты сам провел ночь в этой тесноте, отпечаток именно твоего тела остался на смятых подушках и простынях.
Страна и дом
В музее, собравшем со всей Норвегии 230 000 экспонатов, происходит смычка норвежского города и норвежской деревни. На площади 140 000 м2 разбросаны небольшие хутора с деревянными постройками, представляющие разные исторические области Норвегии — Нумедал, Телемарк, Хордаллан и другие. Сельская часть, которую начали собирать еще в конце XIX века, огромна, поэтому ограничимся тем, что произвело самое сильное впечатление.
Впечатление первое: крыши, на которых растут трава и полевые цветы. Когда-то крыши на севере покрывали берестой, а чтобы ее не срывало ветром, сверху клали обычный дерн. Выглядит дом так, будто вырос из земли, как гриб, а дерн на его шляпке остался. Сегодня в Норвегии можно увидеть современные особняки, покрытые дерном. Теперь это уже не необходимость, а экологический дизайн. Считается, что «живая крыша» — нечто вроде компенсации за прореху, образовавшуюся на земле при строительстве нового дома.
1. Скученность в фабричном предместье Осло первой четверти ХХ века была чудовищной. Музейная реконструкция заставляет почти физически ее почувствовать. Но также и ощутить своеобразный уют жилища рабочего
2. «Цветущие кровли» — фирменный знак скандинавской сельской архитектуры. Теперь крыши покрывают дерном из соображений не столько практических, сколько экологических
1. На фермерском подворье вся техника на ходу — и старенький колесный трактор 1950-х годов, и совсем старая телега для перевозки скота
2. По музейным улицам бродишь, как по настоящим. Заглянув в окно, увидишь обычную, только не современную жизнь. Можно зайти в гости — радушно встретят и усадят за стол
Сара Санделл, студентка исторического факультета, знает все об истории костюма, может часами рассказывать гостям «своего» хутора о народных ремеслах
Впечатление второе: русемалинг — традиционная роспись, основанная на цветочных мотивах. Узор чем-то напоминает русскую хохлому: наивный и очень праздничный. Цветами расписаны все поверхности в избах — стены, потолки, наличники, спинки кроватей, сундуки, посуда. Традиционно русемалингом зарабатывал себе на жизнь кто-то из младших сыновей в семье, поскольку старший наследовал ферму.
Впечатление третье: деревенский дом из области Нумедал, вход в который напоминает портал античного храма. Над дверью, украшенной деревянными колоннами и резными виноградными лозами в романском стиле, руническим шрифтом написано: «Меня сделал Торгаут Фивил». Начертание рун и построение фразы позволили лингвистам датировать надпись 1250–1300 годами. Мало того, что дом прожил больше 700 лет, мы еще и точно знаем имя строителя и, скорее всего, хозяина. Вообще, биографии обитателей большого дома под названием Норвегия для Музея народного быта не менее важны, чем артефакты и раритеты.
Впечатление четвертое: деревянная столбовая церковь из местечка Гуль в исторической области Халлингдал. Изящное и эффектное сооружение, судя по дендрохронологическим исследованиям, было возведено в XII веке. За свою историю церковь несколько раз перестраивалась, а в 1880 году ее едва не снесли, поскольку для разросшегося прихода она стала тесна. Спас памятник король Оскар II, купивший церковь и оплативший реставрацию и перенос на полуостров Бюгдёй. Она до сих пор формально принадлежит действующему норвежскому монарху.
Впечатление пятое: реконструкция хутора из губернии Нур-Трёнделаг, в 1950-е годы процветающего сельскохозяйственного района Норвегии. Небольшую площадку окружают хозяйственные постройки и двухэтажный жилой дом. У газона стоит колесный трактор. Все очень обыденно. Среда обитания воспроизведена так тщательно и убедительно, что возникает полное ощущение погружения в чужую жизнь. Заходишь в дом, где нет ни одной подделки, где все стоит на своих местах, и — щелк! Будто происходит мгновенный скачок, и ты уже в другом времени. А поскольку речь идет об очень близком прошлом, происходит то, что в музеях принято называть «активированием памяти». Считается, что каждый человек хранит в своем «историческом подсознании» опыт нескольких поколений. Если удается этот опыт оживить, посетитель испытывает необыкновенно сильное чувство узнавания давно забытого или обретения чего-то потерянного. «Вспомнить все» помогают сотрудники музея, которые «живут» внутри домов — готовят, убирают, работают в саду. Они же увлекательно рассказывают посетителям о тех, кто здесь жил или мог бы жить.
На ферме роль такого аборигена, хозяйки хутора, играла молодая женщина в клетчатом халате и сатиновом переднике. Она потчевала гостей кофе и только что приготовленными плюшками. Все в этой просторной кухне-столовой было так странно и так знакомо — допотопный холодильник Electrolux, похожий на ЗИС, мухи, прилипшие к сладкой ленте, стиральная машина, опутанная резиновыми трубками, герань на окнах, коврики с лебедями на стене, мыло в проволочной мыльнице над раковиной с недомытой посудой, на полочке под зеркалом помазок для бритья — точно такой, каким пользовались наши отцы и деды.
Из развешанных по стенам аннотаций отменного качества узнаем, что на хуторе сейчас 1959 год. И живет здесь (не жила, а именно живет) семья Хауг — мать, отец и четверо детей. Десять лет назад они унаследовали двухсотлетний фермерский дом, приспособили его к современной жизни и недавно переехали окончательно. Семью Хауг придумали музейные кураторы. Люди с этой фамилией никогда не жили в доме, перевезенном на Бюгдёй из Трёнделага. Но кто-то ведь должен кормить птицу и скот в хлеву? Кто-то же повесил шляпу на вешалку и кофту на плечики? Кто-то сидел недавно в этом кресле и накрывался этим пледом?
1. Древняя столбовая церковь из местечка Гуль внутри украшена росписями XVII века и деревянными колоннами, имитирующими мраморные
2. С ХIII по ХХ век дом норвежского крестьянина практически не менялся — высокие подклеты или столбы, украшенные резьбой наличники и полотенца, прочность и основательность
3. Маттиас Слеттхолм уже пятое лето подряд работает в музее. В среднем к нему в избу заходят по 500 человек в день. Уходя с работы, Маттиас несет свой айфон, бумажник, футляр от очков и ключи от избы в крошечном деревянном сундучке
Магазин колониальных товаров конца XIX столетия. В Норвегии во все времена покупателя встречали улыбкой. Студентка исторического факультета Анникен Морк, работающая продавщицей, особенно рекомендует посетителям фиолетовые карамельки «Датский король» со вкусом лакрицы
Будни старого города
В 1624 году король Дании и Норвегии Христиан IV, правивший почти 60 лет (уникальный срок в мировой истории), перенес уничтоженный пожаром деревянный город Осло поближе к крепости Акерсхус и дал ему в свою честь новое имя — Христиания (историческое название столица вновь обрела только в 1924 году). Так началась новая городская история Норвегии, представленная в музейном «Старом городе». Горожанам было предписано строить только из камня, а при нехватке средств — из камня и дерева. На место традиционных бревенчатых домов пришла типичная городская архитектура Северной Европы. В Музее народного быта воссоздали квартал реальной улицы старого Осло — Толлбюгаты. Сюда перенесли дом № 15, построенный в первой трети XVII века, окружили его похожими зданиями и замостили булыжником часть мостовой. Получился убедительный образ города, каким он просуществовал почти без изменений около двух с половиной веков, до начала индустриального бума 1850-х. Здания демонстрируют разные лики норвежского города. Это и особняки XVIII–XIX веков, принадлежавшие богатым негоциантам и аристократам, и дом книготорговца, и отделение банка с симпатичной коллекцией копилок— в нем также развернута экспозиция, рассказывающая о том, как проходил визит в банк в 1897-м, 1953-м и 2008 годах. И лавка колониальных товаров середины XIX века, где обаятельные продавщицы, одетые в костюмы того времени, продают сласти и пряности в «исторических» упаковках. Здесь же расположившийся в генеральском особняке середины XVIII века Музей фармацевтики с живописным огородом лекарственных растений. И даже городская тюрьма, стоявшая в самом центре Христиании с начала XIX века до 1918 года. Однако интереснее всего бродить по реконструированным узким переулкам предместья Энерхауген — рабочей окраины Осло, облик и уклад которой почти не менялся на протяжении полутора веков, до середины уже 1900-х. Шесть крошечных одноэтажных и даже однокомнатных домиков, построенных в 1840-е годы, налезают друг на друга, да и внутри ужасная теснота. Удобства, понятное дело, на улице, они такая же часть музейной коллекции, как и домики. Люди здесь жили трудно, но, когда заходишь в эти дома или, заглянув в окно, видишь герань на подоконнике и дешевые фарфоровые статуэтки, возникает ощущение уюта и тепла. Если повезет, «хозяин» — сотрудник музея — угостит свежеиспеченным хлебом, маслом и кофе, расскажет о «своей семье».
Музейщикам удалось установить, кто и когда жил в каждом из шести домов. Например, № 14 по улице Йоханнесгате в 1891 году занимала семья подмастерья плотника: хозяин — Йоханнес Эриксен (44 года), его жена Аллетте (41 год) и семеро детей. Все они помещались в двух комнатушках.
Мы привыкли к тому, что главные герои музейных собраний — боги, герои, шедевры искусства. Но, оказывается, не меньше эмоций вызывает рассказ о буднях обычной, часто трудной жизни.
1. Герань на окнах, керосиновая лампа под низким потолком — так жили некогда и в предместьях Осло, и на окраинах Москвы. Уют — главный результат исследовательской и экспозиционной работы кураторов музея
2. Такие двухэтажные туалеты стояли во дворах Осло вплоть до 50-х годов прошлого века
Путешествия на машине времени
Дом и быт — главные коды времени. Создавая экспозицию, кураторы музея исходили из того, что считывание этих кодов не только помогает понять прошлое, но и активизирует эмпатию — способность к сочувствию и сопереживанию, и рефлексию — умение осмысливать и оценивать собственные действия и ощущения. В полной мере этой концепции отвечает главный музейный проект последних лет под названием «Жилой дом по адресу: Wessels gate, 15».
Трехэтажный дом на девять квартир вырос в центре Осло в 1865 году. С него начал застраиваться квартал, который позже назвали «бастионом среднего класса». Здесь и в соседних домах жили в основном владельцы лавочек, магазинов и мастерских, чиновники и банковские клерки, а также квалифицированные рабочие и бизнесмены средней руки. В 1970-е, когда в Норвегии начался экономический бум и жизнь резко переменилась, в доме появились представители богемы — дизайнеры, архитекторы, артисты. В конце 1998 года Объединение кооперативного жилья Осло (OBOS), владевшее зданием, решило его снести и предложило Музею народного быта перенести этот довольно известный дом на полуостров Бюгдёй. Была проведена сложнейшая инженерно-архитектурная работа по описанию элементов здания со всеми его коммуникациями и технологическими особенностями. Дом разобрали, перевезли в пяти огромных контейнерах на территорию музея и к 2001 году собрали заново. Здесь все подлинное: материалы, коммуникации. Увлекательные и эффектные экспозиции рассказывают, например, об эволюции малярно-отделочного ремесла или истории городской канализации, тепло- и энергоснабжения.
Разумеется, люди, жившие на Wessels gate, 15, интересовали музей не меньше, чем технологии. Музейщикам известны судьбы практически всех жильцов, и от стенда «Симпатичные и хорошие люди» просто невозможно оторваться. Рассказ о никому не известной вдове Каспаре Ульсен и ее дочери Ингеборге, вселившихся в дом в 1905 году, увлекает не меньше, чем о жившем здесь с 1891 года студенте Олафе Брохе, впоследствии профессоре славистики и генеральном секретаре Академии наук. Но главная заслуга кураторов — воссоздание восьми квартир разных времен. По сути, это новый язык описания истории страны (а получается — всей Европы) конца ХIХ — начала XXI века. Выбрано восемь временных отрезков и для каждого реконструирована среда обитания человека. Если удается найти подходящих персонажей в домовых книгах Wessels gate, 15, квартиры «населяют» реальными людьми. Если нет — создают не только среду, но и героя, который наверняка жил бы в этом доме в означенное время.
1. Все, чем мы пользуемся, есть памятник культуры, включая представленные на выставке «Домашние технологии: 1865–1999» телефоны, стиральные машины, холодильники, электрические лампочки, канализационные и водопроводные трубы
2. Реконструкция спальни 1960-х в музейном «Доме на Wessel gate, 15»
В 1930-е годы европейцы стали обустраивать свои жилища в соответствии с рекомендациями архитектурно-дизайнерских журналов. Так, например, обставлена эта квартира, принадлежавшая придуманному музейщиками врачу Эвелине Берг
Экспозиция первая — «1879 год. Кукольный дом». «Нора и Торвальд Хельмер въехали в почти новый, построенный в 1865 году дом и заняли самую большую квартиру на третьем этаже. Только с ее балкона виден королевский дворец» — гласит экспликация. Квартира точно соответствует описанию жилища четы Хельмер из «Кукольного дома» Генрика Ибсена (или «Норы», как принято называть эту пьесу в России) — «...уютная комната обставлена со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино». Ибсен живописал ханжество и лицемерие буржуазного «мужского» общества конца XIX века. Музей показывает, как жили герои драматурга. В меблировке, дизайне и планировке огромной, занимающей пол-этажа, шестикомнатной квартиры отражается мужской мир, притом что душой и истинной хозяйкой дома оказывается бесправная женщина. В этом мире есть авансцена, которую занимают господа, и кулисы, за которыми обитают слуги и куда отсылают детей, когда приходят гости. В театре мы видим только авансцену, музей же дает возможность заглянуть за кулисы буржуазности. Все стили представленных здесь мебели и элементов декора обязательно с приставками «нео» или «псевдо»: неоготика, псевдорококо, неоренессанс, необарокко. Ибсен говорит об имитации чувств и отношений, невыносимых для его Норы, — музей показывает имитацию стилей. Квартира Хельмеров — это как бы другое измерение ибсеновской пьесы. Конец 1870-х для музея важен потому, что это рубеж, когда буржуазный, городской образ жизни одержал полную и окончательную победу в небогатой, по преимуществу сельскохозяйственной стране, и обитатели «Кукольного дома» — провозвестники этой победы.
Следующая важная точка — 1905 год. Норвегия вот-вот станет независимой. Это начало нового периода в истории страны, которому отвечает новый стиль жизни и в котором действуют новые люди. Для них главное — ощущать себя норвежцами. В скромной квартире придуманных музейщиками персонажей, молодой четы Одегард — Уле, Марии и их дочери Анны, — можно найти множество свидетельств тому: норвежский флаг над непременным «буржуазным» пианино, ковры с традиционным норвежским узором, мебель в «драконьем» стиле а-ля викинги, чрезвычайно популярном в Норвегии на рубеже XIX и XX веков. Супруги — учителя, приехавшие в столицу из сельской восточной Норвегии. Уле — сын фермера, Мария — дочь деревенского викария. Известны и политические взгляды хозяев дома: они участники движения, боровшегося против всего шведского (в политике, языке, культуре), и члены Либеральной партии, которая черпала идеи из шведских социальных реформ начала ХХ века. Кстати, удобства у этих либерал-патриотов были во дворе — там красуется двухэтажный деревянный сортир на восемь посадочных мест. Такие отхожие места функционировали в Осло до 50-х годов прошлого века.
Эмансипе и уборщица
Еще одна веха — 1935 год, время господства одновременно мистики и рационализма, подъема норвежской социал-демократии и распространения идей фашизма, массовой безработицы и ожидания перемен. Для такого непростого периода и персонаж придуман непростой. В изысканных апартаментах в стиле европейского функционализма (школа «Баухауз») живет молодая женщина по имени Эвелин Берг. Она — врач, в студенческие годы вышла замуж, но скоро развелась. Эвелин — фигура противоречивая, эмансипе с неудавшейся личной жизнью. Она предпочитает простую обстановку, но читает модные женские журналы, придерживается радикальных взглядов, хотя происходит из традиционной буржуазной семьи. Ее квартира спланирована и обставлена по книге популярного в те годы архитектора Бернта Хейберга «Как бы нам хотелось жить» и журналу «Дом и сад». Это все любимое чтение норвежских женщин 1930-х.
В изысканном пространстве квартиры вымышленной Эвелин Берг живет предчувствие катастрофы, которая вот-вот взорвет и уничтожит эту гармонию — до начала «конца Европы» осталось каких-то четыре года. Метафора послевоенного периода — квартира представительницы рабочего класса. Время действия — 1950-е годы, персонаж реальный — это Гунда Эриксен (1887–1959), вдова, потерявшая в 1930 году мужа и зарабатывающая уборкой квартир. В Осло она жила по другому адресу. Обстановка ее квартиры со всеми вещами (у Гунды не оказалось наследников) была перенесена в дом № 15, почти в такую же квартиру, когда-то принадлежавшую рабочей семье. Одна из комнат, с диваном, столом и креслом, ночью использовалась как спальня, а днем как гостиная, вторая, парадная с большим обеденным столом, называлась столовой, но в этом качестве ее использовали только в особых случаях.
Невольно приходит на ум сравнение: вплоть до конца 1950-х основная масса советских людей (не только рабочих) ютилась в бараках и коммуналках. В музее они тоже присутствуют, но там, где рассказывается о жизни рабочих 1890-х.
Десятилетия надежд и оптимизма
Совершенно иные чувства вызывает мир 1960-х, представленный квартирой вымышленного, но сверхтипичного семейства Дал. Арне (1923 г. р.) встретил Сольвейг (1927 г. р.) на танцах. Он из Осло, она уроженка города Хортен, поженились в 1949 году. В 1950-м у них родился сын Йен, в 1957-м — дочь Тоне. Арне и Сольвейг — члены Норвежской трудовой партии (ныне правящей). Он работает инженером на городской электростанции. Она — дипломированная секретарша, но, пока дети маленькие, не работает. Их первое жилье — 40-метровая квартира в полуподвале на окраине Осло. В 1954 году семья переехала в дом № 15 по Wessel gate, в 80-метровую четырехкомнатную квартиру с туалетом на черной лестнице. Они платят за квартиру 75 крон в месяц (зарплата Арне — 3000 крон).
1960-е годы в Норвегии — «десятилетие оптимизма», у нас — хрущевская оттепель. И в Норвегии, и в СССР — строительный бум. Правда, стандарты и качество жизни несколько отличаются. Восьмидесятиметровые квартиры — только у советских академиков и больших начальников. Да и вышли из «десятилетия надежд и оптимизма» эти страны по-разному. В Норвегии находят нефть, и страна начинает стремительное движение к одному из самых высоких в мире на сегодняшний день уровней жизни, а у СССР впереди стагнация, проеденные нефтяные доходы и крушение империи. Но даже того немногого, что роднило в тот период обе страны, достаточно, чтобы увидеть в квартире среднего норвежского инженера до боли знакомые приметы времени наших отцов и дедов. Торшер, кресла на тонких ножках, черно-белый телевизор, сменивший пианино в качестве символической доминанты жилища, книжные полки с рядами однотипных корешков собраний сочинений (подписные, наверное, как в СССР). Глядя на все это, думаешь: «Мы жили так похоже, отчего же сейчас все так по-разному?»
1, 2, 3. Квартира пакистанского иммигранта начала 2000-х — результат скрупулезной работы кураторов: общения с иммигрантами, командировок в Лахор, походов на блошиные рынки и в пакистанские лавочки
Пакистанцы в Норвегии
«Машина времени из кирпича», как назвали дом на Wessel gate музейные кураторы, переносит нас не только в отдаленные, но и в совсем близкие времена. Реконструкция среды, которая еще не совсем ушла в историю, — задача невероятной сложности. Тут заметна каждая фальшивая деталь. В этом отношении две квартиры из 1980-х безукоризненны. Первая представляет 1979 год. Ее интерьер создали для себя архитекторы Ола Ульсет и Тове Кальстад, и он в точности отвечает вкусам того периода. Проект оказался настолько удачным, что, после того как он был опубликован в популярном интерьерном журнале Bonytt, эта квартира долгое время оставалась образцом для подражания. Новый облик квартиры есть прямое отражение невероятно сложных, во многом болезненных, но в то же время благотворных, как считают сейчас норвежцы, процессов, протекавших в стране. В 1979-м началось освоение (а с ним и нефтяной бум) знаменитого комплекса месторождений Статфьорд, и течение времени в традиционно неспешной Норвегии многократно ускорилось. В одно десятилетие уместились — категорический отказ норвежцев вступать в ЕЭС, успехи движения за равноправие женщин и национальную эмансипацию саамов, появление в стране большого числа иммигрантов и бесконечные протестные выступления: против роста налогов, бюрократии, загрязнения окружающей среды. Этой энергией обновления заряжены планировка, обстановка, цветовая гамма и лапидарный дизайн «квартиры архитектора».
Студенчество — одно из главных действующих лиц европейской истории. Поэтому музею было важно создать еще один образ 1980-х — студенческое жилье. В крошечной 10-метровой студии на Wessel gate, где с трудом помещаются кровать (на антресолях), стол и пара стульев, с 1979 по 1982 год жила студентка Национального колледжа искусств и дизайна Алвхильд Ульсет. (Холодильник и электрическая плита в прихожей, в туалете — только холодная вода.)
Одна из главных удач музея — квартира из совсем недавнего прошлого, по сути, она представляет собой музеефицированное настоящее. В подобной на рубеже XXI века жили пакистанские иммигранты. Пакистанцев в Норвегии очень много. Только в Осло около 20 000. После кровопролитной гражданской войны 1971 года, закончившейся провозглашением независимости Бангладеш, в Северную Европу хлынул поток беженцев. Норвегия открыла квоту для пакистанцев, поскольку для стремительно растущей нефтепромышленности требовалось все больше неквалифицированных рабочих.
По мнению экспертов, выходцы из Пакистана практически не ассимилируются. Они образовали в Норвегии замкнутое сообщество и создали свою собственную субкультуру. Ее отважные музейщики также отразили в экспозиции. Это никакая не политкорректность, а просто исследовательская честность, профессионализм и уважение к чужой культуре, не часто встречающиеся в нашем отечестве. Попробовал бы кто-нибудь в Музее современной истории России рассказать, например, о быте и нравах среднеазиатских гастарбайтеров или о феномене Черкизона... А тут огромная работа по сбору информации в самой пакистанской среде, поиски аутентичных предметов на блошиных рынках, в специальных отделах мебельных магазинов, экспедиции в Лахор за тканями и обоями. Результат — еще один очень важный образ Норвегии и новой Европы. Большая, переливающаяся золотом люстра-вентилятор под потолком, тяжелая кожаная мебель, сервант с хрусталем, настенные коврики с сурами Корана, по телевизору — индо-пакистанский боевик, на мониторе компьютера — пакистанский сайт. А в спальне — огромная полированная кровать, инкрустированная золотом, заветная мечта каждой пакистанской женщины.
В Музее народного быта на полуострове Бюгдёй на первый взгляд нет ничего эффектного или очевидно эпохального, словом, того, из-за чего сюда следовало бы приезжать издалека. Просто очень много судеб, много реальности, множество деталей и бытовых мелочей. Но они неожиданно создают совершенно особое ощущение истории как непрерывного процесса, который есть не что иное, как сумма ежедневных усилий миллионов так называемых обычных людей. И каждый, кто пересекает Осло-фьорд на кораблике и попадает в этот мир, где «живут» фермеры, рабочие, служащие, банковские клерки, дизайнеры, студенты и гастарбайтеры, начинает чувствовать себя не объектом , а субъектом истории.
Один из залов Музея кораблей викингов на полуострове Бюгдёй
Полуостров сокровищ
Музей кораблей викингов
Здесь выставлены драккары — три большие лодки IX века. Эти суда развивали скорость до 9–10 узлов. На них викинги доплыли до берегов Северной Америки. На точной копии одного из драккаров члены организованной в 1983 году экспедиции благополучно пересекли Атлантику и добрались до Чикаго, где проходила выставка, посвященная Колумбу. Для корабля «Фрам» построили дом-музей. Норвежцы гордятся и самим судном — шедевром инженерной мысли, который не смогли раздавить арктические и антарктические льды, и плававшими на нем великими исследователями Фритьофом Нансеном и Руалем Амундсеном. Музей «Фрам» — это и их музей. Он посвящен не только экспедициям Нансена к Северному полюсу (1893–1896) и Амундсе на к Южному (1910–1912), но и частной жизни полярных путешественников.
Музей «Кон-Тики»
Здесь можно увидеть легендарные плавсредства — бальзовый плот «Кон-Тики» и папирусную лодку «Ра-2». А заодно познакомиться с плававшим на них великим норвежцем — антропологом и путешественником Туром Хейердалом. Он не уставал доказывать, что океан служил для людей прошлого не преградой, а, напротив, своего рода мостом, соединяющим весьма далеко отстоящие друг от друга участки суши. Целый зал в музее посвящен проекту знаменитого британского продюсера Джереми Томаса, работавшего с Бернардо Бертолуччи, Терри Гиллиамом, Такэси Китано , Дэвидом Кроненбергом и Вимом Вендерсом. В 2012 году он собирается выпустить игровой фильм «Кон-Тики», посвященный великой экспедиции Хейердала 1947 года.
Норвежский Морской музей
Это дом-корабль. О его прозрачные стены-борта плещутся воды Осло-фьорда. Внутри — снасти, карты, макеты кораблей, скрупулезно воссозданные интерьеры кают-компаний, кубриков, камбузов. Искусство мореплавания здесь предъявлено как национальная ценность. В одном из залов свалена в кучу сушеная треска — главная пища моряков. Она благоухает на весь музей, что только добавляет морских ощущений.
Центр изучения холокоста и религиозных меньшинств
Открылся в 2006 году в бывшей резиденции Видкуна Квислинга. Он занимал пост премьер-министра оккупированной Норвегии в 1942–1945 годах, был фюрером фашистской партии «Национальное объединение». По его инициативе с октября 1942 по февраль 1943 года в стране была проведена депортация евреев. Несмотря на то что норвежскому Сопротивлению удалось переправить больше половины еврейского населения в Швецию, 743 человека были отправлены в Освенцим. Ответственность за эти жертвы лежит на Квислинге. Поэтому музей и открыли в его доме. Примечательно, что ни в одном из музеев полуострова Бюгдёй нет ничего, что напоминало бы о нефтяном буме, благодаря которому Норвегия за 40 лет превратилась в одну из самых передовых и процветающих стран Европы. Норвежцы относятся к нефти сдержанно, понимая, что слишком полагаться на свалившееся с небес богатство опасно.
Фото Варвары Лозенко
