Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Внимание! Говорит тамтам

11 июля 2007
Внимание! Говорит тамтам

Издавна европейские путешественники и купцы рассказывали о необычных языках, находившихся в употреблении у самых различных народов — от североамериканских индейцев до жителей Полинезии. Здесь и язык свиста пиренейских пастухов и коренных жителей Канарских островов, языки жестов североамериканских индейцев, язык узелков кипу в Южной Америке, многочисленные языки тамтамов и многие другие. До сих пор наука лишь в весьма слабой степени занималась их изучением, поэтому процветали различные фантастические догадки вроде того, что, мол, где-то существуют племена, общающиеся только посредством жестов. Недооценивалась способность таких языков хранить и передавать информацию.

А между тем подобные языки представляют огромный интерес для семиотики {от греческого слова «семейок» — «знак») — специальной науки, которая занимается изучением всех возможных знаковых систем, служащих для передачи информации.

Поражает разнообразие подсобных языков. Некоторые из них похожи па языки животных, например обезьян, у которых ученые обнаружили примерно три-четыре десятка знаков, передающих обобщенные сигналы типа «защищай детей», «предупреждаю об опасности», «зову к пище».

Другие подсобные языки по своему строению напоминают некоторые типы письменности — в частности, иероглифическое или клинописное письмо Древнего Востока. Особенно близок иероглифике язык жестов. Такой язык способен передать огромное количество понятий, зашифровывая их не «побуквенно», а в целостных образах.

При появлении письменности, особенно развитой письменности, роль побочных языков ослабевает. Не следует, однако, считать их достоянием одного только прошлого Примером современных подсобных языков могут служить хотя бы знаковые системы для электронно-вычислительных машин. Без таких систем невозможно создание машинного перевода.

Дм. Сегал, научный сотрудник Института славяноведения и балканистики

Внимание! Говорит тамтам

Как мы и договорились, Австриец разбудил меня рано утром. «Если ты не передумал, — сказал он, — то сейчас самое время. Твой друг уже выехал». И он показал мне следы машины, отпечатавшиеся на прибитой росой пыли, — две колеи, ведущие от нашей хижины через всю деревню и врезающиеся в плотные заросли. Сейчас шесть, и деревня еще спит; лишь один старик, любитель вставать спозаранку, бродит как неприкаянный между хижинами и горками просыхающего кофе. Он кивает приветственно головой и долго, задумчиво смотрит нам вслед.

— А где же ребята, которые должны играть на тамтаме? — спрашиваю я Австрийца.

— Одного захватил твой приятель. А двое ждут нас у подножья вон того холма.

Пока мы продираемся сквозь кустарники, я перебираю в памяти наш вчерашний разговор. Мне захотелось проверить — тем более что появилась такая возможность, — насколько правильно наше привычное представление об «игре на тамтаме». Быть может, правильнее говорить — «обмениваться информацией с помощью тамтама»? Мои новые знакомые; говоря о тамтаме, похоже, имеют в виду именно это... И сегодня мы с моим другом фоторепортером Шанной условились испытать возможности тамтамов.

В Абиджане, столице Берега Слоновой Кости, о нашем будущем эксперименте говорили так: «Конечно, вы поймете друг друга. Почему же нет?! Но, учтите, вам волей-неволей придется пользоваться простейшими словами, как это делают африканцы». Дело в том, пояснили нам, что ограничены возможности самого тамтама...

Наконец мы на месте. Усаживаемся на ствол поваленного дерева. Двое молодых ребят уже ждут нас. Перед ними загадочно-молчаливые, будто таинственные статуи в старом, заброшенном парке, два тамтама. Один — велик, гладок и пузат — напоминает бурдюк, второй изящен, чем-то похож на веретено, по бокам украшен тонкой резьбой.

— Тамтам-мужчина и тамтам-женщина, — комментирует Австриец. — Один для низких звуков, другой — для высоких. Это здесь их так называют; в других местах мужчина тот, что издает высокие звуки, а женщина — низкие.

Наши ребята-тамтамисты говорят только на якуба, так что Австрийцу придется поработать переводчиком. Мой первый вопрос был: верно ли, что эти два куска дерева, до того загадочные и таинственные, что мне порой мерещится, будто они слушают наш разговор, — так вот, могут ли эти две деревяшки понять и передать все то, что мы здесь скажем. Потом я смотрю на часы: Шанна, судя по всему, уже должен быть на месте с минуты на минуту. И действительно, скоро слышатся первые удары тамтама. Они следуют друг за другом плотно — высокая нота, низкая, снова высокая и низкая, и, наконец, еще раз высокая и низкая. Впечатление такое, будто тамтам совсем рядом, а ведь до него примерно десять километров через лес и густые заросли кустарника.

— Нас вызывают, — сообщает мне Австриец.

И верно: оба парня становятся к тамтамам и принимаются выбивать такие же звуки.

— Подают ответный сигнал: дескать, поняли и готовы вас слушать, — продолжает Австриец. — Сейчас надо ждать первое сообщение твоего друга.

Африканцы умолкают и, положив ладони на шкуры барабанов, спокойно ждут. После недолгого перерыва далекий тамтам возобновляет разговор; теперь он говорит по-иному, теперь действительно его звуки напоминают речь.

— Шанна спрашивает, где ты находишься? Что ему ответить?

— Скажи, что мы у холма рядом с деревней, спроси, почему он утром не дождался меня.

Австриец понимающе подмигивает мне, смеется, но честно переводит то, что я просил. Ребята как ни в чем не бывало кивают в ответ и принимаются выбивать сообщение. Я встаю прямо перед ними и, следя за сумасшедшими движениями рук, неожиданно замечаю, что их губы шевелятся.

— Что это они? — в недоумении спрашиваю я у Австрийца.

— Говорят, — отвечает он, — конечно, говорят. Но ты не торопись, позже я тебе все объясню.

Вот так начался мой разговор с Шанной, самый обычный разговор, будто каждый из нас сидел у своего домашнего телефона.

«Ты еще спал, — отвечает мне Шанна. — И мне не хотелось тебя будить».

«Как далеко ты от Бианкумы?»

«В восьми километрах. Машину оставил на обочине».

«Много успел сделать фотографий?

«Пока мало. Когда я вышел, было темно».

Тут наш разговор прерывается, будто что-то случилось с телефоном. Несколько минут мы ждем, потом вновь звучит тамтам:

«К нам пришел один парнишка, приглашает к себе. Я вызову вас позже...»

Тамтам Шанны замолкает, разговор, похоже, закончен, но мои помощники остаются у барабанов, готовые продолжать беседу. Мы с Австрийцем усаживаемся верхом на ствол дерева и затеваем разговор о тамтаме, о его истории, о его функции в африканском обществе, о его языке. Мы познакомились с Австрийцем в Абиджане, и он согласился быть нашим гидом во внутренних районах Берега Слоновой Кости. Он не этнограф и не музыковед, но зато прожил в Африке тридцать лет и перепробовал множество занятий.

Внимание! Говорит тамтам

— Я не ручаюсь, что знаю доподлинную историю тамтама, — говорит он мне, — расскажу просто, что мне известно. Нынешний тамтам, хотя и несколько изменился, немногим отличается от тамтама прошлого. История его загадочна и таинственна. На этот счет есть две хорошие легенды. Вот послушай. Первая гласит, что тамтам — изобретение обезьян; легенда эта местная, а потому совсем странная — ведь обезьяна редкий персонаж здешнего фольклора. Дело происходило следующим образом...

Однажды некое племя услышало в лесу страшный шум. Откуда он шел, кто его издавал, понять было нельзя. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу — ток, ток, потом сильнее — тан, тон. И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый тамтам. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уж с его помощью стали разговаривать...

Вторая легенда приписывает открытие тамтама женщине. Имя ее никому не известно, поскольку это случилось давно. Однажды она бродила по джунглям, собирая хворост для огня, и ей попалось пустое здоровое полено. Она откинула его, и, когда полено упало, лес огласил непонятный крик — вернее, даже не крик, а стон. Удивившись, женщина вновь подняла обрубок и снова бросила его наземь. И снова тот же звук. «Это дерево говорит», — подумала женщина и отнесла его в деревню. Старики, увидев полый, ни на что не пригодный кусок дерева, рассердились: «Зачем ты притащила его?» — «Это говорящее дерево, — отвечает им женщина, — послушайте сами». И она ударила по нему палкой. Раздался крик. Она ударила еще несколько раз, и вдруг из дерева полились веселые звуки, так и звавшие пуститься в пляс! К вечеру уже вся деревня танцевала. Старики смекнули, что дерево и в самом деле полезное, и оставили его для праздников. Так появился музыкальный инструмент тамтам.

Я попросил Австрийца узнать у наших ребят, слышали ли они эти или какие-нибудь другие легенды. Их ответ меня несколько ошарашил. Знают, конечно, знают, но все это пустые байки! На самом деле тамтам подарили племени мертвые предки для того, чтобы мы могли с ними разговаривать. Только потом живые попросили у мертвых разрешения пользоваться тамтамом для переговоров между деревнями, для танцев и различных церемоний. Мертвые разрешили. Нет, при каких обстоятельства был сделан этот подарок, они не знают.

Внимание! Говорит тамтам

Итак, тамтамы как музыкальные инструменты появились, так сказать, естественным путем — люд просто находили в лесу звучащие дуплистые деревья. Позже африканцы стали сами изготавливать говорящие барабаны, те сделались частью их материальной культуры, и начали использоваться не только во время церемоний, но и для переговоров на большие расстояния. Со временем конструкция их все больше совершенствовалась. Взяв кусок ствола африканские мастера обрезали его до нужного размера, потом в стволе делали глубокую продольную щель, похожую на узкий вытянутый рот. «Губы этого рта при ударе издают два разных по высоте звука: один высокий, другой низкий — они напоминают звучание человеческого голоса, причем звучание именно африканских языков. Африканские диалекты состоят из двух фиксированных тонов: высокого и низкого. Со временем в корпусе тамтама кроме продольной щели, начали делать разного размера отверстия — получился настоящий музыкальный ящик. Еще позже родился новый тип тамтама, полностью полый внутри и обтянутый сверху кожей. Такой тип барабана воспроизводит лишь одну ноту, так что для разговоров понадобились уже два тамтама.

— Теперь, — продолжает Австриец, — о том, как африканцы выработали настоящий развитый язык тамтама, позволяющий им вести друг с другом длительные беседы. Хочу подчеркнуть, что это не шифр, не условные звуки, не телеграфный код тип азбуки Морзе, где каждая буква представляет собой сочетание длинных и коротких звуков. Нет язык тамтама — это точное воспроизведение слов. Вот послушай...

Австриец говорит что-то нашим помощникам, те встают у тамтамов. Похоже, их весьма развеселило наше любопытство к таким бесхитростным вещам, как тамтам, они переглядываются и хохочут.

— О'Ку ме! — кричат они разом, пытаясь совладать со смехом. — О'Ку ме! — Потом начинают бить в тамтамы, и тамтамы подхватывают те же слова: «О'Ку ме! О'Ку ме!»

— Хватит, хватит, — прерывает их Австриец, — Понял?

— А что значит «О'Ку ме!»?

— Это призыв, нечто вроде «идите сюда!». Сейчас попросим их сказать еще что-нибудь.

Ребята начинают выбивать новую фразу. На этот раз она более сложная: Австриец попросил их передать первому попавшемуся старику приглашение подойти к нам.

— Ты правильно отметил, — продолжает Австриец, — что они произносят про себя слова, которые выбивают на барабанах. Это облегчает «перевод» на тональный язык тамтама. Правда, некоторые из тамтамистов утверждают, что они таким образом просто передают тамтаму все, что нужно сказать, а уж он произносит все сам... Теперь ясно?

Ясно-то ясно, но не все. Я понял, что язык тамтама имеет ту же основу, что и африканские диалекты. Но, допустим, есть два слова одной и той же тональности, как же тогда различить их?

— Да, такая проблема, конечно же, существует, но тут надо отдать должное смекалке этих людей. Слов, которые легко перепутать, довольно много. Допустим, к таким словам относятся слова «отец» и «луна». В этом случае прибегают к перефразировке: вместо слова «отец» говорят «человек, родивший детей», или вместо «луны» говорят «свет, который появляется на небе ночью», и так далее. Так что ошибки исключены. В конечном итоге смысл слова всегда определяется контекстом. Так случается и у нас, я имею в виду в индоевропейских языках — во французском, немецком, итальянском... Не говоря уж...

Австриец замолкает, будто чем-то пораженный, и вдруг разражается приступом смеха.

— Не говоря... не говоря уж, — заходится он, колотя себя рукой по колену, — об английском... — А сан смотрит куда-то за мою спину.

— В чем дело? — спрашиваю я, оборачиваясь.

Навстречу нам из-за деревьев направляется совершенно черный, как уголь, старик, облаченный в изодранную накидку — бубу. Не доходя до тамтамистов, он останавливается и что-то кричит им. «Услышал наш призыв!» — соображаю я. («Попросите первого встречного старика подойти к нам».) Ребята объясняют ему, в чем дело, и показывают пальцами на меня и Австрийца. Старик в ответ мягко улыбается и, кивнув головой, усаживается под деревом. Наша компания увеличилась.

— Может возникнуть и другая путаница, — продолжает, отсмеявшись, Австриец. — Уже не со словами, а с ситуациями. Допустим, что фраза «он вернулся домой» Может быть легко спутана с какой-то другой. Что в таких случаях делают? А очень просто — заменяют ее другой, где путаницы быть не может: «Он принес свои ноги в семью». Или, к примеру, можно двояко понять фразу: «Всю ночь шел дождь». Тогда ее заменяют на «Утренний дождь такой же, как вчерашний вечерний». Теперь понятно? Фразы эти я придумал для наглядности, но суть дела ясна. В результате язык тамтамов получается длиннее, чем обычный разговорный, но зато поэтичнее.

Тут мы услышали сигналы вызова далекого тамтама группы Шанны. Наши ребята отвечают, начинается разговор. Выясняется, что один из молодых ассистентов Шанны привел его в свой дом. Там Шанна встретил родителей парня и кучу его братьев и сестер. Шанна купил старую кожаную сумку и четыре маски. Он сфотографировал все, что хотел, и теперь направляется к нам. Обмен условными приветствиями — и сеанс связи окончен.

Если уж тамтам способен передавать такое слово, как «фотография»... Я призадумался. Впрочем, и до этого уже тамтам оперировал понятиями «машина» и прочими, если так можно выразиться, «цивилизованными» словами. Спрашиваю у Австрийца, как на местном диалекте звучит слово «фотография». Тот пожимает плечами и указывает ребятам на свой аппарат. Те тоже не знают. Похоже, такого слова в их языке еще нет, как нет, впрочем, и некоторых других, обозначающих вещи, не свойственные их цивилизации. Как же они передают эти слова?

— Хм, — отвечает Австриец, — они вообще-то ни «фотография», ни «фотоаппарат» не передавали. Тут ты прав... Ты спросил у своего приятеля Шанны, сколько фотографий он сделал, верно ведь? А наши ребята передали просто: «Сколько он сделал?» Парень, который колотит в тамтам рядом с Шанной, знает французский. Получив послание, адресованное фотографу, к тому же обвешанному с ног до головы фотоаппаратами, он сразу понял, что «сколько он сделал?» относится к фотографиям. К чему еще это может относиться? То же самое с автомобилем. Шанна сказал: «Я оставил машину на обочине». Слово «машина» не передавалось, но, когда ребята перевели мне услышанную фразу, я сразу понял, о чем идет речь. Что он еще мог оставить на обочине дороги? Тут на помощь приходит контекст, ситуация.

Тем временем старик по-прежнему сидел, прислонившись к дереву. Он устроился уютно и благосклонно наблюдал за нами. «Он якуба?» — спросил я у Австрийца. «Нет, он вобе, — перехватили мой вопрос ребята. — Из деревни Тьени Сибли. Но он торгует с якуба и знает их диалект. Поэтому он понял наше послание». Можно представить себе, что получается, когда два разных тамтама пытаются договориться между собой — сплошная неразбериха. Все равно что включить одновременно две радиостанции, вещающие на разных языках. Но это случается редко: обычно тамтамы используются в границах территории, на которой живет племя. Как далеко передают тамтамы? Километров на восемь, десять. Но если разговор поддерживают «релейные станции», то есть цепочка тамтамов, расстояние может быть любым.

— А можно ли с помощью тамтама называть по имени? Ну, допустим, кого-нибудь зовут, скажем, Мока, как этот Мока поймет, что речь идет о нем, а не о каком-нибудь другом Моке?

— Ага, — оживляется Австриец, — понятно. В самом деле интересная штука, сейчас объясню. У каждого африканца есть второе имя, которое называется «имя для тамтама» или «тамтамное имя» — тут трудно дать точный перевод, у нас таких понятий нет. Это второе имя дается каждому ребенку, когда ему исполняется годика четыре, то есть когда он начинает понимать язык тамтамов, и оно остается за ним на всю жизнь. Теперь слушай внимательно. Это второе имя сложное и очень длинное, обычно оно делится на три части: первая часть — это имя, которое дается ребенку при рождении, вторая — наиболее характерный звук из «тамтамного имени» его отца, третья — название деревни, где он живет. Как видишь, ничем не уступает паспорту. Так что опасности перепутать человека нет.

— Ну а если ребенок, его отец и вся семья переезжают в другую деревню?

Австриец, услышав новый вопрос, только что не рычит:

— Ты, я смотрю, решил довести меня! Откуда я знаю?! Ну, изменят они всей семьей последнюю часть имени, ну, сообщат всем о своем переселении, ну, устроят новоселье... Откуда мне знать? Чего тебе надо от тамтама?

— Ну вот, — смеюсь я. — Ты же сам рвался продемонстрировать свои познания в африканской культуре? А сейчас на попятный? Давай, давай рассказывай, что они делают, когда переезжают?

— Делают то, что я сказал: меняют часть своего второго имени! Еще чего, надоеда?

— Белым тоже дают второе имя?

— Естественно. И причем такое, что рот откроешь! Африканцы всегда попадают в точку. Побудь здесь еще пару дней, и тебе тоже дадут какую-нибудь кличку. Тебя назовут Надоедой!

— А тебя они как прозвали?

— Хм... Ни за что не угадаешь. Когда я жил в Габоне, меня прозвали Шустрым. Они видели, что я всегда все делаю в спешке. Потом перебрался на Берег Слоновой Кости, тут говорят совсем на других языках, и я ожидал, что меня назовут как-нибудь иначе. И вот на тебе! И тут стали звать Шустрым...

Вскоре к нам присоединилась группа Шанны. Я присмотрелся к их тамтаму. В отличие от наших он не был обтянут шкурой, это был ствол с продольной щелью-ртом, способным издавать звуки двух тонов. Поэтому на нем играл один человек. Как рассказал мне работавший на нем «телеграфист», далеко не все в деревне умеют это делать, а только те, кто, обладая определенными способностями, с детства был отобран и обучен старейшинами. А вот понимают речь тамтамов все.

Тамтам, сказал мне еще парень, не принадлежит никому. Точнее, он принадлежит всей деревне. При этом есть тамтамы для сообщений, есть для танцев, а есть для похорон. Есть тамтамы для дня и есть для ночи. Тамтамы, прогоняющие злых духов, и тамтамы, вызывающие добрых. Последние считаются священными, и на них играют только колдуны. Их никогда не переносят с места на место, основание вкопано в землю, и духи поднимаются на поверхность через тело тамтама, чтобы поговорить с колдуном. Но, прежде чем вызвать духа, колдун должен сделать тамтаму подношения — облить его кожу пальмовым соком для очищения. Да и сам колдун для очищения должен выпить пальмового вина. Тамтам считается одним из самых святых и чистых предметов. Ему нельзя лгать. Если кто-нибудь передаст через тамтам ложь, обман, духи будут глубоко обижены и непременно накажут виновных. Потому-то колдун и выпивает пальмовый сок, повторяя при этом слова заклинания: «Я пью вместе с тобой этот напиток, и если я совру, ты можешь убить меня...»

Пока продолжается наш разговор, ребята снова принимаются колотить в барабаны. Австриец смеется. Мне показалось, что тамтамы поначалу снова повторили знакомое «О'Ку ме! О'Ку ме!». Дальше я, естественно, ничего не понял.

— Кого-нибудь вызывают? — спрашиваю я.

— Вызывают, вызывают, — отвечает Австриец. — Чтобы передать любовное послание. Посмотрим, что получится...

Тамтамы не успокаиваются. И вдруг я вижу, как из-за деревьев появляются стройные, облаченные в цветные длинные одеяния девушки. Конечно, что говорят тамтамы, я не понимаю. Но, должно быть, нечто приятное — девушки смеются, обнажая белейшие зубы, и идут навстречу ребятам...

Альберто Онгаро, итальянский журналист

Перевел с итальянского И. Горелов

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения