В 2700 году до нашей эры повелитель Обоих Египтов фараон Нефрикаре отправил своего военачальника Хирхуфа в страну Актин; тот дошел до огромного леса к западу от Лунных гор и увидел там «маленьких людей, живших на деревьях, танцевавших и певших для своего бога». Хирхуф был настолько поражен увиденным, что срочно описал это зрелище и отправил в тот же час фараону гонца с папирусом.
Повелитель, коему к середине царствования порядком надоели стандартные придворные удовольствия, с тем же гонцом, одаренным тремя кольцами медной проволоки, немедленно отправил своему вельможе подробнейшую инструкцию по доставке одного чудо-карлика в столицу. Этот документ своей обстоятельностью способен вызвать зависть не у одного составителя инструкций для ночных сторожей:
«...Когда он будет спать, выбери доверенного человека, дабы спал с ним, и не менее десяти раз в ночь заходи в его палатку и смотри: все ли в порядке?
Когда он взойдет с тобой на корабль, назначь по одному человеку стоять с правого и левого бортов, дабы следить: не упал ли карлик в воду.
Божественная Светлость — говорю тебе: желаю видеть карлика больше, нежели урожай Синая и дерево Пунта».
Поучительная инструкция навеки осталась выбитой на фасаде Хирхуфовой гробницы в Саккаре, из чего можно заключить, что Хирхуф успешно провел мероприятие и доставил карлика пред очи владыки. И это, очевидно, явилось ярчайшим подвигом его жизни.
Так состоялось первое знакомство цивилизованного мира с неведомыми маленькими людьми, живущими в лесной чаще.
Встреча эта у египтян была не последней, потому что вскоре пришел с верховьев Нила и занял свое место в египетском пантеоне лесной бог — бородатый карлик Бэс. В его храме служили специально привозимые из страны Лунных гор маленькие люди. В Саккаре на рельефах царских могил V династии сохранились изображения человечков с выпуклым лбом: воздев руки к небу, они пляшут, широко раскрыв рты.
Греки узнали о таинственных лесных карликах от египтян. Очевидно, сведения эти были сильно преувеличены, или в данном случае, лучше сказать, преуменьшены. Во всяком случае, греки назвали карликов «пигмеями» — «пигмаиой», что означает «величиной с кулак». Видели ли греки их? Скорее всего нет. Это тем не менее не помешало им ввести пигмеев в свои легенды. Гомер, описывая в «Илиаде» битву между греками и троянцами, вспоминает пигмеев нижеследующим звучным стихом:
...С криком таким журавли пролетают под небом высоким.
Прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных,
С криком несутся они к океановым быстрым течениям,
Смерть и погибель готовя мужам низкорослым — пигмеям,
В утреннем сумраке злую войну они с ними заводят.
Для Аристотеля тем не менее пигмеи — реально существующие люди, однако уже не лесные обитатели, а троглодиты, живущие в пещерах:
«...жилища их так же малы, как и они сами, и находятся в земле».
Почему в земле? А вот почему.
Задолго до Гомера и Аристотеля герой древнегреческих мифов Геракл уже столкнулся с пигмеями, и при обстоятельствах не самых для него приятных. Одолев сына Земли Антея, герой возлег опочить от подвигов. Тут-то из глубоких нор вылезли люди величиной с кулак, коварно подкрались к спящему Гераклу и пытались связать его. Пробудившийся Геракл сгреб нападавших могучей дланью, бросил в львиную шкуру, после чего след их затерялся.
Аристотель, хотя и опирался на реальные источники (В частности, во II томе «Истории» Геродот упоминает о карликах, живущих у истоков Нила. — Прим. авт.), не избежал влияния мифа.
Ну, а после Аристотеля реальность существования маленьких людей подвергалась все большему сомнению.
— Что за пигмеи? — говаривали ученые мужи, степенно прохаживаясь в Пропилеях. — Кто их видел? Никаких пигмеев нет и быть не может.
Переместившись в область чистой фантазии, пигмеи были отданы на откуп художникам-керамистам, и одним из любимых сюжетов, изображаемых на греческих вазах, стали маленькие (действительно с кулак) люди, празднующие победу над журавлями. Воздев руки к небу, они плясали, широко раскрыв рты.
Но их уже никто не видел. Они исчезли, как исчезла их страна у подножья Лунных гор. Исчезли сами Лунные горы. Затерялись истоки Нила.
Уже для римлян выражение «искать истоки Нила» было синонимом заведомо бессмысленного занятия. Путь в страну пигмеев был накрепко забыт, и изображение пигмеев на помпейской фреске вряд ли означает нечто большее, чем отголосок старых-старых греческих легенд.
Для научных сотрудников средневековых университетов пигмеи были темой для таких же схоластических построений, как дискуссии о том, «может ли Господь Бог создать такой камень, который не в силах поднять Господь Бог».
В XIII веке Альберт Магнус, доктор универсалис из Кельна, в своем труде «Суть ли пигмеи люди?» убедительно доказал, что пигмеи суть не люди, ибо: первое — они не обладают философией, второе — искусством и третье — стыдом.
Все свои заключения христианнейший доктор произвел на основании описания пигмеев у Аристотеля. А все написанное Аристотелем — каждая буква! — почиталось доктором (как и его коллегами по кафедре) за непреложную истину.
Последующие полтысячелетия не принесли никаких новых сведений о пигмеях, а наступивший энциклопедический XVIII век напрочь отверг их вместе с циклопами, летающими гипербореями, людьми с песьими головами и прочими порождениями неистовой фантазии древних.
Но в XIX веке путешественники, исследовавшие Африку, принесли в Европу рассказы туземцев о воинственных карликах, живущих в непроходимом лесу где-то у подножья Рувензори. Рассказы эти удивительным образом совпадали с преданиями древних историков.
И тогда снова начали искать пигмеев — «людей ростом с кулак».
При дворах африканских владык европейцы, несомненно, встречали пигмеев — танцоров, телохранителей, шутов. Путешественники видели их в упор, но не признавали за пигмеев; те никак не влезали в Аристотелево описание. А посему они склонны были считать их либо детьми, либо лилипутами, которые не бог весть какое чудо и в Европе.
В 60-х годах прошлого века американский зоолог Поль Дю Шайю разыскивал в лесах Габона горилл. И он слышал от своих проводников рассказы о племенах карликов-охотников, которые добросовестно изложил в отчете об экспедиции, сделав примечание, что сам относится к этому не без сомнения.
Научная общественность с интересом восприняла рассказ о гориллах, но что касается карликов... Что касается карликов, то европейские коллеги подняли (со всей, конечно, академической корректностью) Дю Шайю на смех. «Больно уязвленный несправедливой и жестокой критикой, я вновь отправился во внутренние районы Габона», — пишет Дю Шайю.
Милях в ста пятидесяти от побережья в чаще леса он наткнулся на несколько очень маленьких хижин, таких маленьких, что трудно было принять их за человеческое жилье. Хижины, крытые листьями, были в метр вышиной. Дю Шайю решил было, что в глубине хижинки восседает, как водится, деревянный божок с губами, густо вымазанными жиром. Но проводники ашанго утверждали, что это и есть жилище тех самых карликов-обонго, о которых они рассказывали.
«Держа перед собой связку разноцветных бус,— повествует Дю Шайю, — я медленно подошел к хижинам. Но наша предосторожность оказалась напрасной. Мы нашли в хижинах трех старых женщин и юношу, который не успел убежать. Я протянул им бусы. Одна из старух осмелела и принялась высмеивать мужчин за то, что они от нас убежали. Она сравнивала их с пугливыми нченде — белками, которые пищат «ке-ке-ке», и стала превесьма забавно передразнивать писк и движения белки, виляя своим маленьким телом».
Дю Шайю первым из ученых перешагнул порог мифа и увидел пигмеев такими, какие они есть в действительности.
Они не были с кулак величиной. Они не жили в земле.
Это были люди: бородатые мужчины ростом с десятилетнего мальчика, женщины — чуть поменьше и совсем крошечные дети. Дю Шайю записал, что кожа у них желтоватого цвета, значительно светлее, чем у высокорослых африканцев. В стране ашанго к пигмеям относились доброжелательно и даже чуть боязливо: смелые охотники, они не знали себе равных на лесной тропе. Добычу они обменивали в деревнях ашанго на бананы, просо, соль и калебасы. Вокруг своих стоянок пигмеи устраивали так много ловушек и западней, что ходить там было просто опасно. Они не жили подолгу на одном месте, меняя свою стоянку, как только редела вокруг дичь. Но они никогда не покидали пределы земель ашанго.
«Пигмеи похожи на наших цыган, — отмечал Дю Шайю, — они также отличаются от народа, среди которого живут, хотя уже давно не покидают пределов этой страны».
В 1870 году немецкий географ Георг Швайнфурт предпринял путешествие в земли к западу от Лунных гор.
«...От Нубии до страны мангбетту (Ныне область восточного Конго (Киншаса) в Руанды. — Прим. авт.), — читаем мы в его дневнике, — меня повсюду сопровождали рассказы о пигмеях. Но я жил уже несколько дней при дворе короля мангбетту Мунзы, а все еще не видел ни одного пигмея. Мои носильщики говорили, что видели их много, но ни одного не могли привести с собою, так как пигмеи слишком робки. Наконец одного из них привели в наш лагерь. Я узнал затем, что имя этого народа акка; местообитание его должно было находиться между 1 и 2 градусами северной широты. Часть их подвластна Мунзе, который старался возвысить пышность своего двора тем, что поселил несколько пигмейских семейств вблизи от себя.
Позднее я увидел целый полк акка, принадлежавших к войску наместника мангбетту, в первую минуту я принял их за толпу мальчиков. Самый высокий из них был меньше полутора метров росту...»
Швайнфурт составил первое научно достоверное описание пигмеев леса Итури.
Однако вслед за Швайнфуртом в верховья Нила и Конго прошел напористый американец, чье имя говорило читающей публике неизмеримо больше, чем научные титулы Дю Шайю и Швайнфурта.
Генри Мортон Стэнли забирался туда, куда, по его словам, не отважился бы ступить сатана. Склонный, подобно многим журналистам прошлого, к безапелляционным суждениям, Стэнли, проходя через места, населенные пигмеями, немедленно разделил их на две расы, «не похожие одна на другую, как турок на жителя Скандинавии». Не менее колоритным получились у Стэнли и другие описания, например страшного пигмейского яда:
«Этот яд делают из сушеных красных муравьев... Укушение одного из этих насекомых производит на коже волдырь величиною в медный пенни, и можно себе представить, как действует экстракт из множества экземпляров, введенный в живую рану.
Один из моих людей, раненный в руку и грудь как бы тонкой иголкой, умер в течение минуты; другой — старшина — промучился час с четвертью».
Увлекательный репортаж Стэнли, в котором страсти-мордасти чередовались с ценными наблюдениями, не был единственным трудом, посвященным пигмеям. О пигмеях стали писать журналы Нового и Старого Света. Интересно в этой связи процитировать заметку, напечатанную в журнале «Вокруг света» за 1899 год, которая прекрасно иллюстрирует тогдашние воззрения на предмет. Вот она:
«Новооткрытое племя карликов»
В Африке открыто еще новое племя карликов, оно называется багелли и открыто в Камеруне немцами. Таким образом, вместе с карликами акна и ватва, которых открыли Швайнфурт и Вейсман, это уже третье малорослое племя, открываемое на западноафриканском берегу. По всей вероятности, эти карликовые племена представляют собой остатки народов, населявших Африку в незапамятные времена, в доисторический период; во всяком случае, существование их в наше время имеет громадный интерес, так как оно может содействовать разрешению многих важных вопросов этнографии и антропологии».
Пигмеи в конце века привлекли неожиданно взоры многих ученых. Прежде всего тех, кто доказывал, что человечество прошло в своем развитии три стадии — детскую, юношескую и зрелую. Поскольку каждое живое существо проходит в своем развитии эти три стадии, нет оснований, рассуждали они, исключать из этой закономерности человечество в целом. Отсюда следовало, что одни народы (подразумевалось — «цивилизованные») находятся на взрослой ступени развития, а другие задержались на детской, начальной фазе. Пигмеи с их большой головой, выпуклым лбом и, главное, маленьким — «детским» ростом как нельзя лучше, по их мнению, иллюстрировали это расистское положение.
Группа католических ученых во главе с патером Шмидтом утверждала, что пигмеи есть не что иное, как сохранившаяся до наших дней группа древнейшего человечества, изначально населявшая весь мир. Из теории следовало, что предки всех народов земли были некогда малорослы, а затем — в зависимости от окружающей среды — развивались. Все, кроме пигмеев.
Из книг Дю Шайю, Швайнфурта, Стэнли и других было известно, что пигмеи верят в духов предков. Следовательно, им свойственны религиозные представления. Но раз пигмеи первобытнейшие из людей, значит человеку искони присуща вера в бога.
Для доказательства этой теории отправился в 1920 году в Африку ученый патер Пауль Шебеста. Хотя носил он сутану и имел вполне определенное задание, тем не менее, будучи пунктуальным исследователем, описал только то, что видел, а не то, что должен был увидеть. Ему мы обязаны наиболее подробными сведениями о племенном устройстве и образе жизни пигмеев: бекви и акоа в Габоне и Камеруне, бабинга в устье реки Убанги, бачва Южного Конго, батва Руанды и особенно многочисленных племен леса Итури.
Прошедшие годы не так уж много изменили в жизни затерянных в лесах пигмейских племен — в той части, которая касается их обычаев и охоты.
Маленькие люди большого леса
...Пигмеи являлись из леса в деревню племени батеке за наконечниками для копий, за пустыми бутылками, за пальмовым маслом, рисом, бананами. И за солью. Соль была пигмеям приятнее сахара, и, получив ее, они тут же со счастливым смехом запихивали кусок за щеку, а остальное ловко заворачивали в листья, чтобы отнести к себе в лес.
Конечно, они приходили в деревню не с пустыми руками. Пигмеи приносили мясо — нежное мясо антилопы-мболоку, и буйволиное, и обезьянье, а иногда и слоновье мясо. Слоновьему мясу батеке бывали рады пуще всего, и не потому, что оно вкуснее, скажем, мяса окапи или молодой буйволицы. Просто его обычно бывало много — когда бывало, а самое главное, вместе с мясом пигмеи приносили слоновьи бивни. А вот это уже большая ценность. Охотиться на слонов людям батеке запрещено — из Киншасы приезжал специальный чиновник и говорил об этом на собрании всей деревни, а председателю деревенского комитета Жан-Жаку Атембе, сыну прежнего вождя, поручил следить за этим. А вот пигмеям в глубине леса этого запрета никто не внушал, потому что попробуй отыщи их там.
Такие мысли теснились в голове у молодого батеке Годфруа Мубонго. когда он шел по лесной тропе, сжав в одной руке старое, скрепленное проволокой ружье, а другой раздвигая звеневшие от сухости ветви.
Деревня родного племени батеке отрядила его в лес, к пигмеям. Дожди припозднились в этом году, ни маниока, ни просо, ни кукуруза не смогли пробить омертвелую землю; бананы на плантациях корчились, пытаясь дотянуться корнями до воды, свертывали в трубку листья, роняли наземь сморщенные плоды. Горячий ветер с противным скрежетом колыхал слоновью траву.
Один лес, не подвластный солнцу, хранил живое под многоярусной своей крышей.
Годфруа шел по тропинке, нырявшей то и дело под низко висящие ветви, хотя рядом было достаточно открытого места. Он устал уже беспрерывно нагибаться. Ему чудилось, что он идет не вперед, а выписывает бесконечные петли вокруг одного и того же дерева. В стоячем лесном воздухе трудно, было дышать. Сбоку кто-то зацокал призывно языком. Годфруа повернул в испуге голову. В просвете между широченными листьями фрамире показались несколько мужчин-пигмеев. Двое из них были знакомы Годфруа — это они чаще всего приходили к ним в деревню за солью. Сейчас они не без удивления смотрели на гостя: что понадобилось ему в лесу, куда, как правило, не ходят живущие в саванне люди? Может, он вышел на охоту?
Нет, нет, заговорил Годфруа, стряхивая с бровей пот, он пришел не охотиться, и ружье — это так, все-таки он шел в лес. Деревня прислала его спросить: не помогут ли пигмеи достать мяса? Потому что на урожай надежд никаких и в деревне начался голод.
Мужчины помолчали короткое время — из уважения к неприятностям, обрушившимся на соседей. Затем повели Годфруа к стоянке, она была рядом.
Наутро, едва солнце длинными иглами прокололо кое-где сплошную листву, мужчины-пигмеи взвалили на плечи сплетенные из лиан сети и гуськом бесшумно потянулись в лес. Рядом с ними так же бесшумно бежали басенджи — «немые» собаки. Пигмеи называют их еще «м'мбва м'кубва», что значит «прыгающая вверх»: собаки действительно иногда высоко выпрыгивают, чтобы осмотреться. Басенджи — великолепные охотники, они в одиночку загоняют мелких лесных антилоп — сонду, ленду, мболоку, синдула — всех не перечесть.
Мужчины ушли, когда Годфруа еще спал. Его разбудили женщины, которые, покормив детей, отправились следом за охотниками.
Они остановились на краю лощины, по дну которой с трудом пробивался полувысохший ручеек. Раздался крик, похожий на птичий. И сразу же женщины и дети, колотя палками по стволам, растянувшись в редкую цепочку, стали прочесывать лощину.
Полукруг загонщиков сомкнулся с полукругом расставленных заранее прочных сетей. Годфруа обратил внимание, что женщины кричат на разные голоса. Предупреждают мужчин, какую вспугнули дичь, догадался он.
Заход был удачен: антилопа-мболоку, две обезьяны и несколько птиц. Одну обезьяну пигмеи изжарили на костре, разделили на куски и тут же в лесу съели, посыпав мясо золой вместо соли. Остальную добычу они завязали в сеть.
— Дадите нам за это соли и табаку. И еще котел. Мужчины отнесут мясо в деревню.
Карлики с горы Голиаф
Литература — научная и популярная — множилась описаниями низкорослых племен в других частях света: на Филиппинах, Андаманских островах. Тамошние пигмеи получили название «негритос» — «маленькие негры», они были похожи на африканцев настолько же, насколько разнились от других жителей островов — монголоидов. Сторонники теории об изначальной древности пигмеев возликовали. Еще бы! Разве этот факт не чудесное доказательство их идей? В древности, говорили они, существовал единый индо-африканский континент Гондвана — «Страна Черных». Материк затонул, и Андаманские, к примеру, острова суть не что иное, как горные вершины канувшего в бездну континента. А населяли Гондвану древнейшие, примитивнейшие из людей — пигмеи. И пигмеи эти — потомки одного народа, они сходны обликом, образом жизни и верованиями. Эта теория получила название «теории пигмейского культурного круга».
В 30-е годы нашего века, когда первые европейцы пробрались на труднодоступные горные плато Новой Гвинеи, произошло новое открытие пигмеев. Здесь, в местах, отмеченных на картах как безлюдные, путешественники, к своему удивлению, наткнулись на густонаселенные области. Горцы-папуасы, люди меньшего роста, чем обитатели побережья, все же никак не могли сойти за пигмеев, но на склонах гор Тапир и Голиаф жили люди, рост которых точно соответствовал самым строгим пигмейским «канонам».
Река Раму суетливая: прыгает с камня на камень, журчит-заливается. Впрочем, таким и положено быть горному потоку. Вот река Керам, та совсем другая — гладкая, вся какая-то тяжелая, будто не водой налита, а ртутью. И странное дело — звери и птицы предпочитали пить из Раму, хотя и беспокойная она и на поворотах у нее кое-где больше пены, чем воды.
Пигмейское племя, обитавшее на плато между двумя реками, называло их по-своему: «Говорливая река» и «Хмурая река».
Что было там, за реками, племя не знало. Оно всегда жило и охотилось в одном месте, и все чужое было «орхо» — табу, зло. Все, что приходит из «орхо», опасно и должно быть уничтожено. Тем более опасно все, что принимает облик человека: иной раз через одну из рек пытались переправиться какие-то люди, какие-то высокорослые люди — слишком высокие, чтобы быть настоящими людьми.
Их встречали отравленными стрелами, и пока ни одному чужаку не удалось переправиться на землю пигмеев.
...Странный предмет, который летел по небу, был, конечно, послан все теми же темными силами. Над ровной поляной на берегу предмет начал снижаться.
«Администратору района Сепик,
Территория Папуа
сержанта полиции М. Поппинса
Рапорт
Сэр, на основании Вашего распоряжения мною была предпринята разведывательная вылазка на водораздельное плато рек Раму и Керам с целью определения возможности строительства в этом районе взлетно-посадочной площадки.
Помимо этого, я должен был выяснить (приблизительно) степень развития местных племен и назначить временных тултула и лулуая (Тултул — назначаемый администрацией вождь папуасского племени; лулуай — переводчик вождя. — Прим. авт.).
...Я вылетел на вертолете в сопровождении семи туземных полис-бойз во главе со старшим полис-боем Енохом Экирихой. Во время полета производилась примерная аэрофотосъемка.
На плато была обнаружена площадка, подходившая для посадки.
Сверху было видно, что она полна туземцев, привлеченных, очевидно, шумом и видом «железной птицы»...
...А они никогда не назвали бы вертолет «железной птицей». Во-первых, потому, что в их словаре отсутствовало слово «железо», а во-вторых, какой же охотник назовет птицей это неуклюжее громадное сооружение, гремящее в воздухе? Это сооружение было, несомненно, создано руками человека, и в этом не было ничего странного. В пигмейских легендах могущественные шаманы всегда летали по небу в лодках, раскрашенных птичьей кровью.
Нет, конечно, в этой штуке летели люди, или, точнее, «орхо», принявшее вид человека.
Вооруженные луками воины устремились к реке: не дать, не дать «орхо» стать на землю. И когда шасси вертолета коснулось земли, воины спустили тетивы.
Из рапорта сержанта М. Поппинса:
«...Прежде чем мы успели выйти из вертолета, туча стрел взлетела в воздух, забарабанив о стенки вертолета. Туземцы были настроены недружелюбно.
По моей команде полис-бойз, приоткрыв люк, дали сначала залп холостым зарядом, а потом, когда напуганный противник обратился в бегство, выскочили наружу и выпустили заряд крупной дроби по ногам.
Несколько человек упало, но их подхватили туземцы и унесли с собой. Двух человек полис-боям удалось все же схватить. Как выяснилось, ранен был только один — в ногу, причем из раны хлестала кровь, а второй не имеет на теле ни царапины.
Я приказал поставить обоих на ноги и сфотографировал их. Оба были очень маленького роста — не свыше 130—140 сантиметров. Единственную одежду их составляли тонкие пояски из лыка. На головах накручены в виде тюрбана сетки из орхидеевых волокон, окрашенных в ярко-красный цвет.
В лицах обоих почти напрочь отсутствуют негроидные черты, свойственные другим папуасам. Скорее они похожи на индийцев, каковое сходство усугубляют тонкий, выдающийся, слегка загнутый нос, густая борода и довольно светлая кожа красноватого оттенка.
Я приказал старшему полис-бою Еноху Экирихе стать рядом с пленниками и сфотографировал для сравнения. Оба едва достигали Экирихе до локтя. Оба отлично сложены, без малейшей диспропорции и напоминают миниатюрных атлетов.
Наши попытки заговорить с ними на нескольких туземных наречиях не увенчались успехом. Следует отметить, что голоса у обоих были писклявы, как голоса десятилетних мальчиков.
По моему распоряжению старший полис-бой Енох Экириха дал каждому из них по две столовых ложки соли.
Один из них достал из-под тюрбана толстую веревку и кусочек сухого дерева, обвил веревку вокруг последнего и воткнул в землю, подложив сухих листьев. Потянув за концы веревки, он достиг вращения куска дерева. Когда из листьев повалил дым, туземец стал дуть: показалось пламя. Вся операция, по моим наблюдениям, заняла три с половиной минуты...»
Из ран на ногах у нескольких мужчин била кровь. Ее пытались остановить, прикладывая к ране кашицу из разжеванных листьев и паутины.
Жены тех двух, которые остались в руках «орхо», сорвали с себя все украшения и расцарапали лица.
Через некоторое время стало известно, что старики решили спасаться от «орхо» бегством. Бегством через реку Раму.
Никто в племени не умел плавать. Более того, обычай заставлял относиться к рекам, где живут крокодилы, настороженно, обычай предписывал не входить в бегущую воду. Но зато у пигмеев был богатый опыт строительства мостов.
Пятеро мужчин отправились подготовить мост. Место было выбрано удобное — там, где на обрывистом берегу нависало над рекой прочное дерево. К его суку привязали длинную крепкую лиану. Нижние сучья у дерева отрубили. Один из мужчин — самый низкорослый — обмотал лиану вокруг талии. Рукой он держался за лиану, а в другой сжимал толстый канат, свитый из нескольких лиан. Потом он сделал шаг вперед и повис над водой. Друзья принялись его раскачивать, все увеличивая амплитуду колебаний. Ближе и ближе к противоположному берегу... Он попытался ухватиться за кусты на том берегу. Безуспешно... Еще раз... Готово!
Дальше уже было несложно протянуть второй канат, соединив его с пластинами бамбука. Мост был готов.
Из рапорта сержанта М. Поппинса:
«...Взяв у нас соль, они достали из тюрбанов корень дикого имбиря, а с ближних бананов нарвали листьев. Потом развели небольшой костер. Рядом вырыли, орудуя острыми палочками и собственными ногтями, неглубокую яму. Банановые листья держали над огнем, чтобы они размягчились, и, когда листья пожухли и стали мягкими и податливыми, выложили тщательно ими ямку. Обрызгав листья водой, пигмеи уселись вокруг ямки. Потом они стали жевать имбирный корень, не потрудившись даже очистить его от налипшей глины. Получаемую при жевании кашу выплевывали в ямку, сыпали туда нашу соль, потом опять сплевывали и так далее, пока корень не был сжеван. Все это тщательно перемешивалось. Когда содержимое ямки превратилось в однородную смесь, пигмеи свернули листья совочками и очень быстро опустошили ямку. По лицам пигмеев видно было, что они довольны, но при этом страх не оставляет их.
По словам старшего полис-боя Еноха Экириха, горцы не умеют сохранять соль и потому, получив, съедают ее всю. После того как пигмеи поели, я вновь попытался убедить их, чтобы они объяснили своим соплеменникам, что тем нечего нас бояться.
Однако они скорее всего не понимали ни слова из того, что говорили мы. По утверждению старшего полис-боя Еноха Экириха, язык горцев не похож ни на один из известных ему языков побережья и долин».
Собственно говоря, деревню надлежало сжечь. Но это было делать нельзя, ибо зарево привлекло бы «орхо».
Поэтому решили лишь разорить крыши — ведь только крыша делает дом домом.
Женщины уложили в большие заплечные сети бататы, поросят и детей и закрепили концы сетей на лбу.
Когда все было готово и очаги залиты, из зарослей появились двое. Те, кого уже не было в живых, те, кто побывал в руках «орхо». Они шли к людям, а люди пятились от них, ибо «орхо» съело их души, и они теперь сами были «орхо», а не люди.
Несколько воинов, сжимая дубинки, вышли им навстречу.
Когда все было кончено, племя тронулось в путь.
Из рапорта сержанта М. Поппинса:
«...На ночь мы не стали стеречь пленников, специально для того, чтобы они ночью убежали и, вернувшись к своим соплеменникам, рассказали им, что нас можно не бояться. Неглубокую рану на ноге одного из них я лично перебинтовал. Полис-боям было дано указание не обращать на пленных пигмеев никакого внимания. Старшему полис-бою Еноху Экирихе я приказал расставить посты таким образом, чтобы пигмеи смогли бежать.
Утром я действительно не обнаружил пленников. Рядом с остатками их костра валялся бинт, очевидно сорванный перед бегством. Это дало возможность (по следам крови) установить, что они ушли в лес, в сторону, противоположную реке.
...Идя по этим следам, мы вышли через два часа пути на поляну, где увидели деревню. Крыши хижин были разбросаны. Однако ямсовое поле неподалеку от деревни не было тронуто. На площадке посреди деревни мы обнаружили тела двух мужчин, убитых, очевидно, дубинками. Разобрать черты лица оказалось невозможным. По браслету и ране на ноге мы смогли установить, что это наши беглецы.
По моему распоряжению старший полис-бой Енох Экириха с тремя людьми прочесал лес вокруг деревни.
Ни одного из туземцев встретить не удалось. Вывод: ночью туземцы скрылись в неизвестном направлении, разбросав в деревне крыши их хижин и убив вернувшихся от нас соплеменников.
По утверждению старшего полис-боя Еноха Экириха, тот факт, что туземцы разбросали крыши, свидетельствует о том, что они не намерены возвращаться. Вывод: при строительстве взлетно-посадочной площадки можно не опасаться нападения враждебно настроенных туземцев».
Новые выводы и новые вопросы
Не только облик, но и образ жизни новогвинейских пигмеев противоречили «теории пигмейского культурного круга», трактовавшей полное единство пигмейского типа на всех континентах. Судите сами. Африканские маленькие люди не строят деревень, не возделывают землю, а живут тем, что дает им лес. Все остальное они получают у своих высокорослых соседей-крестьян.
Но чем отличаются пигмеи Новой Гвинеи от соседей-папуасов? Разве что ростом и отдельными чертами лица. Но все же сходства с другими папуасами у них больше, чем у пигмеев Африки или негритос Филиппинских островов.
В 1947 году французский этнограф Жюль Детри путешествовал по Верхней Бирме. Как и во многих других местах нашей планеты, среди здешних жителей бытовали легенды о карликах, живущих в чаще леса (К примеру, о легендах, повествующих о карликах Мадагаскара, «Вокруг света» писал в № 6 за 1968 год в очерке «Долгая дорога к вазимба». — Прим. ред.). Ну, и конечно, как и в других местах, сведения о росте лесных карликов сильно варьировались — от локтя до роста пятилетнего ребенка. Не слишком доверяя сказкам и легендам, Жюль Детри продолжал свое путешествие, усердно изучая изобразительное искусство горных народов. Но когда в отдаленной деревне ему предложили проводить его в лес, в селение «маленьких людей», когда он своими глазами увидел мужчин ростом в метр десять и еще меньших женщин, этнограф забыл о первоначальных целях экспедиции и с головой ушел в изучение и фотографирование пигмеев. Еще бы! Подобных пигмеев до сих пор наука не знала: они были чисто бирманского типа.
Без своих легенд о пигмеях не обошлась и Америка. Еще в 1859 году некий Клаус Федерман, ученый-антрополог из Штутгарта, описал индейское племя айманов, виденное им в среднем течении реки Токуйо в Венесуэле.
Мужчины-айманы достигали 120 сантиметров роста, а женщины были совсем крошечными — меньше метра. К сожалению, фотографии Федерман не сделал, и потому научные противники попросту отвергли его сообщение. Ведь Америка — сравнительно недавно заселенный материк. Откуда же там взяться представителям «древнейшего человечества»? В «пигмейский круг» сообщение Федермана категорически не укладывалось.
Но уже в наши дни американские геологи, работавшие в горах Пириха, в 700 километрах от колумбийской столицы Боготы, обнаружили и сняли на пленку племя пигмеев. Итак, пигмеи получили прописку и в Америке.
Если добавить к этому, что археологические раскопки позволили сделать вывод, что на Сицилии тоже были пигмеи — чисто европеоидного типа, так сказать, «белые пигмеи» (1 Paul Rivet, «Les orlglnes de 1'homme americain», Paris. 1958.), то можно констатировать: низкорослые народы есть (или были) на всех континентах Старого Света и в Америке. Причем это были черные, желтые и белые пигмеи.
Таким образом, теория «пигмейского круга», предполагавшая полное сходство в облике и образе жизни всех пигмеев, получила существенные опровержения. Большинство ученых склонялось к мысли о том, что низкорослость отдельных племен в разных частях света может быть вызвана совпадением в условиях жизни. Действительно, все они живут в тропических лесах, где повышенная влажность и недостаток солнечного света могли затормозить их физическое развитие, а последующие поколения уже рождались идеально приспособленными к среде карликами.
Экспедиция парижского Музея Человека много лет вела в лесу Итури тщательные исследования организма пигмеев разных возрастов. Предположение о том, что низкорослость пигмеев связана с особыми, только пигмеям присущими свойствами гипофиза — железы, «заведующей» ростом, — тоже отпало.
А это позволяет взглянуть на проблему пигмеев и с другой стороны и не связывать их малорослость только с тропическим лесом и отсутствием витаминов в пище.
Видный этнограф профессор Поль Риве, основатель Музея Человека, изучив данные палеонтологии, пришел к выводу, что любой живой вид в какой-то момент эволюции дает карликовые и, как бы в противовес им, гигантские формы. Нет никакого резона, говорит профессор Риве, исключить из этой закономерности человека. Правда, людей-гигантов сейчас на земле нет, однако, по мнению Риве, синантроп — гигантский обезьяночеловек — мог быть «боковой ветвью» эволюции.
Важно одно: пигмеи, будучи такими же полноценными и развитыми людьми, как и их высокорослые соседи, составляют часть многообразия рода человеческого.
А загадок у гомо сапиенс еще очень много, ибо он не только исследователь, но и предмет науки.
М. Беленький, Л. Минц
