«Сцилла» и «Харибда» троянцев
В 70-е годы прошлого века после раскопок Г. Шлимана Троянская война в очередной раз перестала считаться мифом. Многие ученые всерьез поверили в реальность описанных Гомером событий. Вместе с тем у некоторых исследователей возник вопрос: «А ту ли Трою откопал Шлиман, может быть, настоящая Троя была в другом месте?» Шлиман руководствовался только одним источником — «Илиадой» Гомера. Он добрался до мест, описанных в «Илиаде», сориентировался на Гиссарлыкском холме и откопал древний город именно там, где его «привязал» к местности Гомер. Если предположить, что этот город не легендарная Троя, которую штурмовали ахейцы, то в этом случае ошибся не Генрих Шлиман, а сам Гомер. Но тогда стоит ли вообще искать «истинную» Трою — ведь Гомер был самым древним из авторов, кто писал об этих событиях?
Мнение современных специалистов однозначно — Гомер жил в VIII веке до нашей эры. Но тогда как же быть с неким Зоилом, жившим в IV веке до нашей эры? Он претендовал на звание «бича Гомера», выступая против «Илиады» и «Одиссеи». Вот что пишет о нем римский архитектор Витрувий: «Когда Зоил оказался под бременем нужды и стал засылать к царю Птолемею прошения об оказании ему некоторой материальной поддержки, то на эту просьбу царь, говорят, ответил в таком смысле, что, мол, Гомер, уже целое тысячелетие как скончавшийся, непрерывно, из века в век, питает многие тысячи людей и что тот, кто объявляет себя гением, превосходящим Гомера, должен быть способным пропитать не только одного человека, но и еще большую массу людей, чем Гомер».
Если верить Птолемею, то предположительно Гомер мог жить между 1350 и 1200 годами до нашей эры и лично знать многих участников Троянской войны. Конечно, царь «ради красного словца» мог и прибавить лет 100—150 к реальному сроку, округлить его до тысячи. В противном случае его тут же непременно поправили бы историки и современники. Так что у нас нет никаких оснований не верить в правдивость слов царя Птолемея.
Вопрос о времени жизни Гомера не был бы так существен, если бы не одно загадочное обстоятельство, которое уже две с половиной тысячи лет ставит в тупик исследователей героической эпохи. Дело в том, что в «Илиаде» описывается война двух морских держав: ахейцев (объединенные силы Пелопоннеса и его союзников) и троянцев (силы осажденного приморского города Трои, столицы Троады). Ахейцы собрали огромную силу, и «под стены Трои прибыло 40 царей со стотысячной армией на 1186 кораблях». По логике, казалось бы, в стихах «Илиады» должны греметь морские баталии, но Гомер не только не описал ни одного морского сражения, а и словом не обмолвился ни об одном троянском корабле. Поневоле напрашивается вывод, что у Трои не было флота, а 1186 ахейских военных кораблей превращаются в обычные транспортные средства для перевозки армии через море. Однако в поэме их называли «черные (зловещие)», «темноносые», «красногрудые», «пурпурногрудые», «крутобокие», «быстролетные». Такими эпитетами награждали только боевые корабли.
Тогда с кем же собрались воевать ахейцы на море? Как здесь справедливо замечает специалист по исторической географии А. Снисаренко, это — вопрос, который исследователи стараются обойти.
На сегодняшний день существуют две версии: по одной — Троя не имела своего флота, иначе бы Гомер его описал, по другой — флот Трои был уничтожен в первые дни войны и Гомер не счел нужным о нем писать.
Обе версии имеют своих сторонников. Так, английский исследователь истории мореходства Л. Кэссон пишет: «Троя не имела своего флота, и греки были безраздельными хозяевами моря». Однако могла ли морская держава, контролировавшая путь из Средиземного в Черное море и имевшая специальный форпост — знаменитую Корабельную Стоянку на острове Тенедос, не иметь своего флота? Ведь Троя была узловым пунктом торговых путей с запада на восток и с юга на север. Она контролировала не только морской, но и сухопутный караванный путь, который проходил через Илион. И истинными причинами возникновения войны как раз и послужило ее выгоднейшее географическое положение: ахейцы не хотели, чтобы их торговые суда по пути в Понт подвергались досмотру и лучшие товары оседали в Трое. Интересы их и троянцев пересекались только на море, поэтому Троя не могла не иметь флота. Вот почему ахейцам пришлось собрать такие огромные морские силы.
Спустя 1200 лет после Троянской войны римлянин Вергилий в своей «Энеиде» напишет, что Троя имела ровно 30 военных кораблей. И других данных о троянском флоте у нас нет.
Рассмотрим вторую версию. Если флот существовал, но был уничтожен, то почему Гомер с его привычкой к повторам ни разу не вернулся к его гибели? Вот тут и встает вопрос о времени жизни поэта.
Если Гомер жил в VIII веке до нашей эры и создавал эпическую поэму о событиях почти четырехсотлетней давности, то, не имея исторических данных, он просто обязан был придумать троянский флот и морские баталии, иначе все 1186 ахейских боевых кораблей повисают в воздухе, становятся ненужными, и молчание Гомера о флоте троянцев не вписывается ни в какую логическую цепочку. Но если Гомер жил в XII веке до нашей эры и был современником Троянской войны, то он имел полное право на такое красноречивое молчание, так как видел истинную ситуацию в соотношении сил на море и... чего-то ждал, зная о сохранности и боевой готовности троянского флота. Хотя соотношение сил — по Вергилию — было не в пользу троянцев: на один их корабль приходилось 40 ахейских.
Я решил выяснить, уступали ли троянским ахейские корабли по боевым качествам, была ли у них причина спасаться бегством?
Морские суда времен Троянской войны можно представить с достаточной достоверностью. Существовало два типа кораблей — торговые и военные. Три тысячи лет назад первые назывались «круглыми», вторые — «длинными». Геродот сообщает, что «круглые кожаные корабли» армян, сплавлявшие товары по Евфрату в Вавилон, имели, грузоподъемность до 150 тонн (5000 талантов). Морские корабли даже такой непоказательной морской державы, как Египет, имели до 120 гребцов, причем гребцы размещались в два яруса (этажа). Корабль египтян имел до 60 метров в длину и 20 в ширину. Учитывая особенности конструкции египетских судов — отсутствие поперечных распорок (если верить Геродоту),— можно представить, что корабли ахейцев и троянцев были еще мощнее.
Уже в XIII веке до нашей эры каждый военный корабль имел собственное имя. Геродот, говоря об «Арго» (из ахейских кораблей известно только это название), сделанном задолго до троянских событий, пишет, что «аргонавты плавали на длинном корабле», то есть на военном. Зато среди кораблей троянцев Вергилий в «Энеиде» перечисляет следующие: лазурная «Сцилла», тяжелый стовесельный «Авлестис», «Центавр» исполинский (Кстати, можно назвать и еще один корабль троянцев, не прозвучавший у Вергилия,— «Харибда»!).
То, что «Симплегады», «Сцилла» и «Харибда» — сторожевые корабли, подтверждает наличие у них металлических носов-таранов. Одним из приемов морского боя был таранный удар о борт вражеского корабля, поэтому военные суда имели надводный металлический (вначале медный, а затем железный) нос-таран. Экипаж корабля состоял из гребцов-рабов, матросов, управляющих парусами, и отряда воинов. Численность экипажа достигала 150—200 человек. И можно представить себе, как Симплегады «сходились и раздавливали» морские суда. Следовательно, корабли Трои патрулировали в определенных районах парами. Любопытно, что мифологическая Сцилла в каждой пасти (а у нее их было шесть) имела по три ряда зубов. Это очень похоже на три ряда весел триеры.
«Древние бригантины,— пишет А. Снисаренко,— участвовавшие в Троянской войне, могли бы стать флагманами в эскадрах Моргана и Дрейка. Даже то малое, что мы о них знаем, позволяет признать их судами более высокого класса, чем современные им египетские. Они имели тараны на обоих штевнях, а рулевые весла в носу и корме позволяли им с одинаковой легкостью нападать и отступать в любом направлении. Детальное знакомство с гомеровским эпосом убеждает, что техника судостроения и приемы морского боя были тогда не так просты, как иногда считают».
Но если ахейские корабли мало в чем уступали троянским, то троянскому флоту ничего другого не оставалось, как либо погибнуть, либо искать спасения в надежном укрытии.
Возьму на себя смелость предположить: Троя имела достойный флот. Он не был уничтожен и существовал на протяжении всех девяти лет осады. Учитывая соотношение сил на море не в пользу своего флота, троянцы не вступили в открытое единоборство, а спрятали корабли в надежном месте. Так что флот мог погибнуть только вместе с Троей, или же ночью, прорвав кольцо ахейцев, Эней с большей частью флота уплыл в Италию.
На подобное предположение меня натолкнули рассуждения того же А. Снисаренко о захвате ахейцами Корабельной Стоянки: «Наиболее вероятно, что Троянская война началась именно с внезапного нападения на корабли Приама (царь Трои.— И. М.) и их уничтожения. Только этим можно объяснить и такой загадочный факт, как превращение Сигеля и Тенедоса — дарданских корабельных стоянок — в корабельные стоянки ахейцев».
Этому, кстати, поражался еще и Страбон: «Корабельная Стоянка находится так близко от города, в 20 стадиях (3860 м) от Илиона, что естественно удивляться безрассудству греков и малодушию троянцев. Безрассудству греков потому, что они держали Корабельную Стоянку столь долго неукрепленной...» Страбон удивляется «безрассудству» греков, которые в течение девяти лет осады Трои не додумались укрепить Стоянку. Однако здесь удивительнее другое: почему Стоянка, будучи троянским форпостом на протяжении столетий, не имела оборонительных сооружений? Что — троянцы верили в свою непобедимость и поэтому не устраивали фортификационных сооружений? Скорее всего военный флот Трои не был приписан к Корабельной Стоянке и никогда там не стоял. У него был свой порт!
Почему «Илиада»?
Пытаясь отыскать, где был порт троянских боевых кораблей, я невольно обратился к проблеме самой Трои. О ней написаны сотни исследований, но и сегодня еще не совсем ясно, что же это был за город. Почему в поэмах Гомера и Вергилия встречаются три равнозначных его названия: Троя, Илион и Пергам? Найти простое объяснение этому невозможно. Даже существующее мнение, что Пергам — это акрополь города (цитадель, кремль), расположенный, как правило, на холме, не вносит ясности, потому что название части города никогда не переносится на название всего города. На картах античного мира нельзя найти город с названием «Акрополь», а отдельно стоящие города с названием «Пергам» существовали.
Троянцы, уплывающие из горящей Трои, выбрав место для нового поселения, называют его Пергамом: «Даю Пергамин я городу имя, и это названье восторг поселяет в изгнанных троянцах».
Вероятнее всего, в нашем случае Пергамом мог называться самостоятельный город — неважно, отстоящий от другого на расстоянии или же только отделенный от него крепостной стеной. Но это был полноправный город, а не замок-крепость внутри города, ибо иначе он не имел бы собственного имени. Вполне вероятно, его можно назвать Верхним городом.
В «Энеиде» есть и четвертое название города Трои — «город Нептуна». А город Нептуна скорее всего должен находиться только у воды, примыкая к морю. И тогда вполне можно допустить, что Троей называлась та часть приморского города (или отдельный город), которая соприкасалась с морем и имела пристань.
Но из исторических источников нам известно, что пристань пристани — рознь. У некоторых приморских античных городов существовало их две: одна — для торговых кораблей, другая — для военно-морского флота, если таковой имелся у города. Вот эта-то вторая пристань по-древнегречески и называлась «триер», что по звучанию очень близко к «трое», и вполне можно предположить, что слова «троя» и «триер» — синонимы. Триер, говоря современным языком, это военно-морская база города, та его часть, где был сосредоточен под защитой мощных стен военный флот, доки, верфи и снаряжение боевых кораблей, куда для непосвященных доступ был закрыт, и она тщательно охранялась.
Торговым кораблям, безусловно, запрещалось заходить в трою (триер). Для них устраивалась отдельная, не защищенная от нападения пристань.
Были и такие трои-триеры, о существовании которых знали далеко не все жители города. Одним из самых таинственных военных портов в древности считался секретный порт города Галикарнаса.
Вот что об этом пишет Витрувий:
«Свой Мавсолей — одно из чудес света — царь Мавсол построил по специально им самим созданному плану. Из этого дворца справа открывался вид на городскую площадь, торговый (большой) порт и на всю панораму городских зданий, а слева, внизу — на потаенный под сенью гор, так хорошо замаскированный порт, что никто не мог ни видеть, ни ведать, что там происходит. И только сам царь из своего дворца мог непосредственно отдавать под покровом абсолютной тайны какие находил нужными приказы матросам и морским солдатам».
И еще пример. Троянец Гелен в Адриатике «... получает часть Славных владений и им сообщает Хаонии имя... Построил на холме другую он Трою, И новую крепость назвал Илионом».
Смысл сказанного — «построил другую Трою» и «назвал Илионом» — можно объяснить, лишь предположив, что Троя — троеградие, а Илион — основной город-крепость. И, глядя на эту крепость, Эней видит «...всюду Пергам в миньятюре Как образ прекрасной, когда-то могучей воинственной Трои».
В мае 1984 года в Москве на Всесоюзной конференции историков археолог Л. Клейн предположил, что в «Илиаде» и «Одиссее» описаны три разных города, существовавших в разных районах Азии, и военные события около этих городов разворачивались в разное время. «У какого из этих городов,— пишет он,— Илиона, Пергама или Трои происходили события Троянской войны, и происходили ли вообще — это совсем другой вопрос».
Л. Клейн, тщательно исследуя греческий текст поэм, обратил внимание на интересную закономерность: в тех случаях, где город назван «Троя», его штурмуют ахейцы, а где «Илион» — данайцы и аргивяне.
Но ведь это как нельзя лучше подтверждает, что Троя — троеградие.
Микенский царь Агамемнон, будучи общевойсковым предводителем греков, видимо, расставил силы нападающих так, чтобы каждое ополчение могло себя проявить с наибольшей пользой. Ахейцам, как корабелам и мореходам, досталось штурмовать морской форт — трою (или весь город Трою). Именно поэтому укрепленный лагерь ахейцев со стенами, башнями и рвом был построен «на месте высадки у самого берега». Ополчения данайцев и аргивян — сухопутные войска — штурмовали вышележащие Илион и Пергам. Так что Гомер не мог написать, что Пергам штурмовали ахейцы,— он показывал истинное расположение войск при осаде.
Предположим, что «Троей» в античное время могло называться любое троеградие, имевшее военно-морской порт — трою. Таким образом, основное имя города, описанного Гомером, было Илион. И он, будучи современником Троянской войны, это отлично знал, в силу чего и назвал свою поэму «Илиада», а не «Трояниада».
Вот и получается, что Корабельная Стоянка на острове Тенедос была всего-навсего торговой пристанью, которая никак не охранялась, и захват ее ахейцами никоим образом не влиял на соотношение сил, так как у Стоянки военный флот никогда не появлялся. Разве что в мирное время около Тенедоса несла патрульную службу пара «быстролетных» военных «Симплегад», охраняя от контрабандистов Пролив (Дарданеллы). Но с началом военных действий, завидев ахейские корабли, патрульные суда тоже спрятались в трою. И война превратилась в сухопутную.
Провидение жреца
Гомер называет Трою «крепкостенной», а ему было с чем сравнивать — все малоазийские города имели крепостные стены. И уж если стены Трои соорудили Аполлон и Посейдон и их можно было взять только «по воле Зевса» — они наверняка были мощнее крепостных укреплений других городов.
Археологи предполагают, что толщина стен Трои (Илиона) достигала пяти метров. Давайте попробуем представить их еще мощнее, сравнивая с известными примерами оборонительных сооружений.
Ровесник Трои, древний Вавилон, например, имел три оборонительных стены, толщина которых достигала восьми метров. Высота стен неизвестна, но при такой толщине можно предположить, что она могла достигать 20—25 метров.
Чтобы овладеть городом, нападающие сооружали различные машины для засыпки рвов, платформы для восхождения на стены, стенобитные орудия. А защитники, в свою очередь, старались их сжечь или захватить.
Ахейцам девять лет не удавалось взять Трою, но она могла выдержать и еще больший срок осады, если бы не «троянский конь». Нет никаких оснований считать его плодом литературной фантазии Вергилия. Однако почему о коне ни полслова нет у современника Троянской войны ионийца Гомера? По выражению Аристотеля, «Гомер описал только гнев Ахила», и в «Одиссее» речь идет только о подвигах: целые главы о том, как выжигал Одиссей Полифему глаз, как Цирцея превратила спутников Одиссея в свиней. А вот как Одиссей пиратствовал на море во время Троянской войны — одна строка: «Мы за добычей по темно-туманному морю гонялись». О том, какие военные хитрости применяли ахейцы — одна фраза: «Девять трудилися лет мы, чтобы их погубить, Вымышляя многие хитрости...» А вся трагедия Трои сведена к обыденно-скучному: «Утром одни на прекрасное море опять кораблями (Взяв добычу и дев, глубоко опоясанных) вышли, Но половина другая ахеян осталась на бреге».
Вот и все, что осталось от Трои.
После многолетней безрезультатной осады Трои Одиссей убеждает ахейцев применить очередную хитрость. Они сооружают огромного деревянного коня и посвящают его Афине Палладе, дарующей победу. Следовательно, и сам дар тоже как-то связан с победой. Ахейцы оставляют коня у стен осажденного города и уходят. Жрец Лаокоон требует, чтобы коня разрушили и остатки сожгли на месте, но жреца никто не слушает. Один из троянских старейшин Тимет предлагает забрать коня в город, что и делается: «Мы стены ломаем, и крепость Пергама Видна уж снаружи. Все вдруг суетятся, Подводят колеса под конские ноги, А шею обводят надежным канатом. И вот роковая громадина-лошадь, Носящая в чреве бойцов знаменитых, Катится и входит в пролом, уж пробитый».
Если действия старейшины Тимета можно объяснить желанием отомстить царю Трои Приаму, по приказу которого был убит сын Тимета, то поведение Лаокоона диаметрально противоположно. Он готов пожертвовать жизнью (что и происходит), только бы страшный конь был уничтожен на месте. Почему же так волнуется Лаокоон?
И если предположить, что «троянский конь» — стенобитное орудие, то оно по своему конструктивному решению было выдающимся явлением (еще бы, разрушило стены Трои!), а значит, обязано иметь своего конкретного создателя. Но был ли он из ахейцев? Маловероятно. Они умели строить различные осадные орудия, но эти орудия против стен Трои оказались бессильны. И тогда Одиссей откуда-то (вряд ли из Пелопоннеса, вероятнее, из Ионии) привозит архитектора, который и создает коня.
Вот это-то и является самым фантастичным в «Энеиде» — Вергилий, перечисляя поименно отряд Одиссея, вылезающий ночью из брюха коня, говорит, что последним вылез создатель коня: «...Эней, напоследок, придумавший лошадь».
Итак, архитектор Эней — автор троянского коня. Значит, Вергилий знал, что описывает инженерно-техническое сооружение? Вполне возможно. Сам Вергилий не был «архитектором», он лишь тщательно переписал все древние сведения о «коне», не снабдив их подробными комментариями.
Портрет троянского коня
Об осадных машинах и орудиях наиболее достоверно писал Витрувий. Он обязательно указывал автора, у которого почерпнул информацию: «Я буду излагать так, как я воспринял от своих наставников и как мне это представляется целесообразным».
Описывая в десятой книге историю развития конструкций осадных орудий, он начинает их классификацию со стенобитных, а именно — с тарана, бревна, которым разрушали стены и называли «бараном». Затем: «Герас из Халкедона впервые построил из дерева платформу на колесах, а внутри его повесил «барана», и это сооружение ввиду его медленного продвижения он назвал «бараночерепахой». Дальше: «Диад в своих писаниях показал себя изобретателем подвижных башен, которые он даже в разобранном виде переносил с места на место в походах; потом стенного бурава и подъемной машины, посредством которой открывалась возможность ступать прямо твердой ногой на вражескую стену и, кроме этого, еще «ворона» — стенодолбителя, называемого некоторыми «журавлем».
Итак, стенобитные орудия имели названия: баран, ворон, журавль, черепаха. А конь (лошадь)?
Такого названия Витрувий не приводит, зато дает размеры осадных орудий — гелепол: «А более крупного масштаба башню следует делать высотой 120 локтей, шириной в 23 локтя. Эту башню большой величины он (Диад) делал в 20 ярусов, причем каждый в отдельности ярус имел круговой проход по 3 локтя. При этом он покрывал машину целиком со всех сторон невыделанными кожами, сшитыми вдвое и начиненными морской травой или мякиной, размоченной в уксусе. При таких условиях от этой кожаной покрышки будут отскакивать удары баллист и напасти пожаров».
120 локтей в высоту — это же двадцатиэтажный дом и каждый этаж (ярус) этого дома посылает смерть из «скорпионов» и баллист. А вровень с верхом крепостной стены высовывается мощнейший «баран», способный разворотить стены любой циклопической кладки. «Управляли же этим механизмом 100 человек».
«Надо сказать,— пишет Витрувий,— что этот род механизма приводился в движение шестью способами: продвижением вперед, продвижением назад, затем боковым движением вправо и влево, и кроме того, путем приподнятия он вздыбался вверх и опускался вниз постепенным наклоном».
«Вздыбался вверх!» Зная повадки животных, такого нельзя сказать не только о черепахе, а даже о баране. Этот термин ближе всего подходит к коню-скакуну. Неужели...
«Мне представляется не лишним также дать сведения о той черепахе, которую соорудил Гегетор Византийский. Основание этой черепахи имело восемь колес, на которых она и двигалась. Колеса вращались в деревянных ногах движущейся повозки, иначе называемых «гамаксоподами», то есть в деревянных ногах движущейся повозки. При такой конструкции на плоскости, сделанной из поперечных балок, которая покоилась на основании, воздвигались стоячки 18 футов в высоту (5,4 м.— И. М.)...»
Черепаха на длинных деревянных ногах-«гамаксоподах»? Вряд ли. Такую огромную и «проворную» машину логичнее было бы сравнить с другим животным, например, с тем же конем, лошадью. Вергилий сам ничего не придумывал, значит, списал у кого-нибудь из современников-архитекторов? Не похоже. Публий Вергилий Марон и Марк Витрувий Поллион жили приблизительно в одно время, в I веке до нашей эры, оба римляне. И уж если такой крупнейший специалист по военным механизмам в эпоху Цезаря и Августа, как Витрувий, перекопавший всю техническую литературу чуть ли не до IX века до нашей эры, не упоминает гелепол с названием «конь-лошадь», то можно с уверенностью сказать, что Вергилий не мог позаимствовать это название осадного орудия из технической литературы. Остается предположить, что при написании «Энеиды» он воспользовался какими-то материалами «изгнанных троянцев». Вергилий упоминает о том, что троянский конь был изготовлен из разных пород дерева — непременное условие для сооружения таких орудий. Да и Лаокоон, обращаясь к троянцам, говорит, что оно должно сверху обрушиться и уничтожить город. Поэтому Вергилий и назвал хитроумное и мощное осадное орудие конем, благодаря которому, вероятно, 3200 лет тому назад и пала Троя.
И. Машников
