* Автор этого материала Дмитрий Орешкин признан иностранным агентом в 2023 году
У человеческой истории два уровня: история фактов и история аргументов. Еще Фридрих Шлегель назвал историографа «пророком, предсказывающим прошлое»: сделать историю из летописи можно, лишь добавив интерпретацию, непременно включающую в себя опыт современности. 1937 год — как раз такой случай.
Дата эта крепко впечаталась в наше общественное сознание — это факт. То, что ее интерпретация остается полем яростных дискуссий, — другой факт. Значит, события, происходившие три поколения назад, актуальны. Аргументы, которыми мы объясняем Сталина и его эпоху, многое говорят о нас самих.
Среди многих прочих накануне событий 1937 года преследованиям в СССР подвергался правоверный коммунистический историк М. Покровский, имевший неосторожность заметить, что «история есть политика, опрокинутая в прошлое». По сути, он лишь перетолковал Шлегеля и, в конечном счете, был прав. Но с точки зрения той эпохи (и той политики!) сама мысль о неоднозначности исторических интерпретаций была преступной. Нет, утверждала тогдашняя догма, ход истории объективен и задан беспощадной борьбой классов. Кто думает иначе — в лучшем случае недоумок, а в худшем — глубоко законспирированный вражеский агент.
Но, помилуйте, зачем так лютовать? Классы борются в Англии и Норвегии, в Камбодже и Сомали, только почему-то с разной степенью беспощадности. Начальников отправляли в отставку и в царской России, но при этом не обвиняли в связи с английской разведкой и не расстреливали десятками тысяч.
Впрочем, нет. Существовал в нашей истории известный царь Иван IV, и при нем классовая борьба тоже отличалась невиданной остротой. В библиотеке Сталина сохранилась книга А.Н. Толстого «Иван Грозный». На обложке рукой вождя несколько раз (видимо, в задумчивости) выведено одно и то же слово: «учитель».
Вопреки кондовому материализму не материя, а идеи определяют развитие общества. Сам по себе истмат — не более чем одна из таких идей, увязывающих исторические события в некую концепцию. Казалось бы, и хорошо: есть еще, скажем, религиозная концепция истории. В том числе отдельно христианская, отдельно мусульманская, отдельно буддистская. И многие другие. Но нам не обойтись без истории аргументов.
Два подхода: либералы против сталинцев
Либерально-интеллигентская интерпретация событий 1937 года известна: всплеск кровавого произвола, истребление ленинской гвардии с целью укрепления режима личной власти. Существует и разновидность этой гипотезы: Сталин уничтожал людей, хранящих свидетельства о его службе в царской охранке и (или) знавших о тайном «завещании Ленина».
Вряд ли нам когда-нибудь удастся достоверно выяснить, сотрудничал ли Иосиф Джугашвили с охранкой, или отыскать полную версию ленинского завещания. Вопрос в другом: что же это за такая партия и идеология, в рамках которой представляется естественным уничтожение тысяч и тысяч соратников из-за нескольких слов, начертанных рукой полупокойника.
Слишком уж тягостно выглядит сама атмосфера, в которой выстраиваются аргументы как сторонников, так и противников Сталина. Положим, он сотрудничал с охранкой. Как будто Ильич не сотрудничал с германским генштабом! Допустим, написал в Горках нечто унижающее Сталина. Подумаешь! Как будто Ленин — некий бог и не мог сгоряча написать глупость…
В том-то и дело, что бог! В том-то и дело, что ты либо его помазанник, получивший благословение непосредственно из Горок, либо самозванец, враг народа. И тогда — тебя на вилы негодующего пролетариата и крестьянства! Сама идея задает систему ценностей, правила политического быта.
Противоположная точка зрения на 1937 год не менее красноречива. Мол, коммунистическая верхушка (здесь делается более или менее прозрачный намек насчет ее нерусского национального состава) ничуть не печалилась, когда в начале тридцатых уничтожали миллионы крестьян, но подняла вой, лишь только карающая десница вождя, восстанавливающего империю, дотянулась до нее самой.
Это тоже красивая аргументация: без моря крови империи не бывает, лес рубят — щепки летят, а великая цель — построение державы — оправдывает репрессии по отношению как к черному народу, так и к элите. И нечего вопить! Так было надо, чтобы одолеть Гитлера и прославить Россию в веках. Победителей не судят, практика — критерий истины. Раз победил, значит, был исторически прав.
Грузин Сталин — воплощение русской государственной идеи. Здорово. Только один вопрос: откуда нам знать, когда именно практика подводит итог и окончательно выясняет, кто прав, кто виноват: в 1945 году? Чингисхан ведь тоже победил всех, кого можно, но через поколение его кочевая супердержава рассыпалась в прах. И та самая практика вывела в победители презренные оседлые культуры, основанные на частной собственности и торгашеском интересе.
Возможно, СССР победил Гитлера благодаря тому, что в 1937 году Сталин дальновидно вычистил из правящей верхушки затаившихся врагов. А может, наоборот — мы пожертвовали на алтарь победы 27—29 миллионов человек (вчетверо больше, чем Германия на всех фронтах) как раз потому, что вождь уничтожил лучших военачальников, грубо ошибся с расчетом краткосрочных политических рисков, а рядом уже не было никого, кто рискнул бы высказать альтернативную точку зрения. Все зависит от интерпретации. «Пошлите ваш источник в …!» — начертал Сталин на разведсводке, обещающей скорое нападение Гитлера. И никто не стал спорить. Такая на дворе стояла идеология.
Мертвые души по-советски
Подписанное Сталиным постановление о выводе из ЦК ВКП(б) и аресте ряда членов Политбюро как врагов народа. 4 декабря 1937 года
Но в самом деле: почему все пишут о 1937-м, если уже в начале 1930-х Россия потеряла несколько миллионов человек? Когда в июне 1935-го набравшееся духу руководство Центрального управления народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) сообщило Сталину, что на XVII съезде партии он представил «цифру населения», на 8 миллионов превышающую реальность, вождь резко ответил, что он лучше знает, какую цифру давать. И в свою очередь потребовал объяснений, почему его правильная оценка не подтверждается статистическими данными. Несчастные демографы, понимая, что честное объяснение провалом коллективизации и голодом будет преступлением против партии, попытались вывернуться единственным более или менее правдоподобным, с их точки зрения, способом. Мол, пара миллионов кочевников ушла за пограничные хребты в поисках лучших пастбищ, кроме этого, вероятно, имела место существенная утрата населения в учреждениях ГУЛАГа, откуда данные об учете поступают беспорядочно. А как еще быть бухгалтеру, если его дебет не сходится с кредитом вождя?
Уж лучше б молчали: демографам навесили уголовную статью о клевете на органы, а также саботаж учета деторождений — мол, смертность они злостно учитывали, а детишек в роддомах считать забывали нарочно. Подлецы и трусы: вместо того чтобы честно пасть в ноги и покаяться в умышленном развале системы учета, пытались втюхать сказочку про кочевников… Исходя из гуманных соображений расстреляли только высших начальников, а остальным счетоводам-демографам дали по пять—десять лет. Времена были еще вегетарианские. В печатном варианте доклада Сталин, однако, цифру поправил: сделал приписку не в 8, а в 7 миллионов. И то правда: миллионом больше, миллионом меньше… Само собой, антинародные сводки изъяли, руководство ЦУНХУ укрепили чекистами и в ударном порядке провели новую перепись, которая гораздо точнее соответствовала партийным установкам.
Позже, в затемненной Москве 1942 года, на приватном ужине с Черчиллем в ответ на вопрос о демографической цене коллективизации размякший от вина Сталин поднял обе руки с растопыренными пальцами и сказал: «Десять миллионов… Ужасно. Четыре года это продолжалось. Но было абсолютно необходимо для России». Абсолютно или не абсолютно — вопрос спорный. Но настоящую цифру он, выходит, знал. И настоящую причину людской недостачи — тоже.
Линия Вангенгейма
Расстрельная ротация захватила не только партийных активистов. Алексей Феодосьевич Вангенгейм, из давно обрусевших голландцев. Естествоиспытатель, основатель первой в СССР системы метеорологических наблюдений. Все просто: коллективизация, голод, смерть — с точки зрения власти, полбеды. Беда — снижение товарных поставок хлеба. Кто-то должен за это ответить. Не власть же!
Виновата, как объяснил Сталин делегатам XVI Пленума, засуха, в которой виноват тот, кого партия поставила командовать погодой. Короче, посадили убежденного коммуниста Вангенгейма за развал той самой системы, которую он и создал, на пять лет, за вредительство. Понятие «враг народа» пришло позже.
Метеоролог попал в относительно приличный лагерь на Соловках. Даже мог писать письма, в том числе маленькой дочери Элеоноре — с картинками, с детскими загадками. Срок подходил к концу, когда грянул тридцать седьмой. Из Центра поступило указание — срочно разгрузить лагеря для нового контингента. Эти уже имели статус «врагов» и редко получали меньше 10 лет. А что делать с прежними — не отпускать же? На местах формируются «тройки», решающие техническую задачу: разгрузить.
На Соловках «тройка» вскрыла созревший среди заключенных заговор шпионов и национал-террористов под названием «Всеукраинский центральный блок». Подобрали 134 человека, общим у которых было только знание украинского языка или родня на Украине. Рассмотрели персональные дела — десятками за день, вынесли приговор, и быстро в Кемь, за пулей в затылок.
Однако бумажный порядок соблюдался. В расстрельном протоколе от 9 октября 1937 года террорист профессор Вангенгейм (№ 120) соседствует с Яворским Матвеем Ивановичем — № 118 («историк-экономист, владеет языками русским, польским, чешским, белорусским, немецким, французским, итальянским, латинским и греческим, имеет брата Ивана в Праге и в Галиции (Львов) сестру Екатерину»), с Чеховским Владимиром Моисеевичем — № 119 («профессор историк»), с Грушевским Сергеем Григорьевичем — № 121 («профессор историк») и так далее.
Всего в лагере вскрыли несколько разветвленных контрреволюционных организаций: заговорщики, фашисты, террористы. Но места новеньким все равно не хватало. Вангенгейм сел за засуху, а расстрелян был как национал-террорист. 23 июня 1956 года Военная коллегия Верховного Суда признала расстрел необоснованным и реабилитировала метеоролога посмертно, однако родне об этом не сказала. Зачем? Семье выдали солидный государственный документ — свидетельство о смерти I-ЮБ № 035252 от 26 апреля 1957 года, где указано, что Вангенгейм А.Ф. умер 17 августа 1942 года от перитонита.
И только в 1992 году выросшая дочь Элеонора добилась от властей правды. И до сих пор не может понять: зачем было врать над костями? В 1957 году? Ответ — двоемыслие. Хрущев, ниспровергатель Сталина, в этом отношении — верный его последователь. Сталин плох, но созданная им советская система замечательна, нельзя допустить подрыва ее основ.
Эта диалектика у них в подкорке: правда лишь то, что на пользу власти, остальное — клевета. Разоблачители Сталина истово продолжают его дело, растаскивая даты смертей подальше от рокового 1937-го. Им это кажется правильным и патриотичным. «Так было надо».
Вагоны с трупами, или молчание элит
Почему элита молчала о бедах крестьян, можно понять из простодушного рассказа бывшего генсека Никиты Сергеевича Хрущева, который нетрудно найти в его «Воспоминаниях». По его свидетельству, приезжает в начале 1930-х секретарь Киевского обкома Демченко в Москву к Микояну и спрашивает, знают ли Сталин и Политбюро, какое положение дел сложилось на Украине.
Положение, прямо сказать, скверное. Народ массово мрет с голодухи. «Пришли в Киев вагоны, а когда раскрыли их, то оказалось, что вагоны загружены человеческими трупами. Поезд шел из Харькова в Киев через Полтаву, и вот на промежутке от Полтавы до Киева кто-то погрузил трупы, они прибыли в Киев». Возникает сразу несколько вопросов. Самый простой: о чем думал этот «кто-то», погрузивший мертвецов? Ведь ЧК ничего не стоит выяснить, где и кто позволил себе эту антисоветскую выходку, задержал состав и обеспечил загрузку.
Видно, этот «кто-то» махнул рукой на собственную судьбу, когда отправлял киевскому начальству такую посылку, а заодно и на судьбу своей семьи. Впрочем, скорее всего, семьи уже не осталось, и отправитель спешил догнать ее на смертных путях, послав советской власти прощальный привет.
Вопрос посложнее: что, менее экзотичного способа довести до руководства информацию о положении дел на Полтавщине не было? И, наконец, самый сложный вопрос. Как вы думаете, довели ли Микоян и Демченко этот факт до сведения Сталина? Нет, конечно. Кому охота погубить карьеру и получить срок за паникерство и распространение клеветнических слухов? Струсили и правильно сделали. Чиновник не должен рисковать головой, когда сообщает начальству правду. Такое бывает только в ненормальной социальной среде. В данном случае — в замкнутой системе ВКП(б). Ведь наверняка «кто-то» из Полтавы, перед тем как дойти до смертной грани отчаяния, писал, телеграфировал и телефонировал вверх по вертикали. Впустую.
Такова была норма. Люди жили, делали карьеру, мечтали, были по-своему счастливы и… изобретали аргументы, чтобы защититься от того странного и страшного, что происходило рядом. Аргументов было совсем немного. Точнее, всего один: так надо. Кругом враги. А впереди коммунизм. И мы отчаянно верим. Поезд смерти так и не дошел до адресата. До нас с вами. Стоит на запасных путях социальной памяти. Россия не хочет о нем знать. «Кто-то» из Полтавы напрасно совершил свой подвиг.
Почему тридцать седьмой?
До 1937 года государственная элита и советская интеллигенция не возмущались народными бедами по очень простым причинам. Во-первых, боялись. Во-вторых, где было возмущаться — в «Правде», что ли? В-третьих, толком не знали и знать не хотели: нет, нет, ни за что. Даже на ухо нельзя, не говоря уж о том, чтобы вести дневник или хранить документы… Одно из главных открытий большевизма с 1917 года — полная изоляция и деградация информационного пространства.
Немая деревня писала летопись своей смерти безымянными могилами, опустевшими домами и вспухшими трупами вдоль железнодорожных насыпей. А сегодня говорят: документальных свидетельств, пардон, маловато. Каких свидетельств, уважаемые товарищи? Если вы имеете в виду церковно-приходские книги, где велся учет обывателей, то попов, позвольте напомнить, кончили еще при Ильиче. А данные ЗАГСов, как вскрыл товарищ Сталин, были искажены вредителями из ЦУНХУ. Хрущев, член ЦК и даже Политбюро, признается, что реальных масштабов беды тогда не представлял. А что представлял, то держал при себе. Что ж говорить о других, менее информированных.
Воспитанники спецдетдома для детей политзаключенных. Помимо таких детдомов существовал еще и настоящий детский ГУЛАГ
А вот когда разборки коснулись элитных слоев, информационная среда оказалась на порядок плотнее. Тут люди друг друга знали, имели навыки письменной речи, относительной независимости мышления, да, между прочим, и конспирации тоже. Той же «Правде» приходилось констатировать: такой-то вчерашний герой оказался врагом народа. Кто умел понимать прочитанное, тот понимал. Большинство, конечно, не умело. Отказывалось верить глазам. Искало аргументы. В замкнутом информационном пространстве правда веры сильнее правды жизни. Это второе открытие великого знатока законов власти. А русское умение верить — одно из самых сильных в мире. Сталин это знал.
И все же прямых и косвенных свидетельств террора 1937 года сохранилось гораздо больше. Нет здесь никакого заговора, все естественно: память общества хранится его элитой. Хотите руководить немой и покорной страной — уберите старую тертую элиту. Насадите новую, малообразованную и восторженную, из самых низов. Они будут счастливы карьерному скачку и станут искренне считать наступившие времена торжеством социальной справедливости. Искореняй элиту, когда видишь, что она начала понимать реальное положение вещей, стала опасной. Еще одно великое открытие идеологии. Первым, надо отдать должное, его сделал Иван Грозный. Учитель.
Структура органов госбезопасности
10 июля 1934 года ЦИК СССР вынес постановление «Об организации НКВД СССР» на базе ОГПУ. Так был образован общесоюзный Народный комиссариат внутренних дел.
Первоначально комиссариат мало чем отличался от бывшего ОГПУ и состоял из следующих подразделений: Главного управления государственной безопасности (ГУГБ), Главного управления рабоче-крестьянской милиции (ГУРКМ), Главного управления пограничной и внутренней охраны, Главного управления пожарной охраны, Главного управления исправительно-трудовых лагерей (ГУЛАГ), Административно-хозяйственного управления, Финансового отдела, Отдела актов гражданского состояния, Секретариата и аппарата Особоуполномоченного.
5 ноября 1934 года возникло Особое совещание при наркоме внутренних дел СССР, а в состав ГУГБ НКВД вошли основные оперативные подразделения бывшего ОГПУ. 26 ноября 1935 года Постановлением ЦИК и СНК СССР было создано звание «генеральный комиссар госбезопасности», которое имели последовательно три наркома внутренних дел СССР: Г.Г. Ягода, Н.И. Ежов и Л.П. Берия.
ГУЛАГ руководил системой исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ), ведая Карагандинским ИТЛ (Карлаг), Дальстроем НКВД/МВД СССР, Соловецким ИТЛ (УСЛОН), Беломорско-Балтийским ИТЛ и комбинатом НКВД, Воркутинским ИТЛ, Норильским ИТЛ и другими. После выхода в 1973 году «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына, впервые обнажившего систему массовых репрессий и произвола в СССР перед массовым читателем, аббревиатура «ГУЛАГ» стала не только синонимом лагерей и тюрем НКВД, но и тоталитарного режима в целом.
Карательная работа ГУЛАГа не была одинаково интенсивной: пик активности этого аппарата по переработке людей в лагерную пыль пришелся на вторую половину 30-х годов. В 1937 году было вынесено 353 074 смертных приговора, в 1938 году — 328 618, в 1939 году — 2 552, в 1940-м — 1 649, то есть в 1937–1938 годах было вынесено 681 692 смертных приговора (около 1 000 приговоров в день!), а вот в 1950–1957 годы — «всего» 3 894 смертных приговора (около 1 000 в год), с 26 марта 1947 по 12 января 1950 года смертная казнь не действовала.
После войны численность осужденных по политическим обвинениям пошла на убыль далее: в 1946 году их было 123 294, в 1947-м — 78 810 и в 1949-м — 28 800. Для сравнения — общее количество осужденных, скажем, в 1947 году составило 1 490 959 человек. ГУЛАГ терял значение как пенитенциарная система и к 1956 году изжил себя полностью.
Слева направа: Г.Г. Ягода (1891—1938) возглавлял НКВД в 1934–1936 годах, Н.И. Ежов (1895—1940) возглавлял НКВД в 1936–1938 годах, Л.П. Берия (1899—1953) возглавлял НКВД в 1938–1945 годах
Большевистский мартиролог
Перетасовкой высших слоев большевики и занялись в первую очередь. Начали с ленинского «философского парохода» (кампания большевиков по высылке неугодных власти интеллектуалов за границу РСФСР в сентябре—ноябре 1922 года. — Ред.), сотен тысяч расстрелянных священников («чем больше, тем лучше», — писал Ильич), двух миллионов эмигрантов из образованных сословий России. И затем, через многочисленные партийные чистки, дошли до 1937 года, когда Сталину стало ясно: команду пора менять полностью.
Надо оговориться: дело не в том, что прежние управленцы были сплошь умны, тонки и благородны. Нет, конечно. Но с каждым новым циклом насильственного обновления верхушки ее качество становилось объективно хуже. Ленин был беспринципнее Плеханова (в апреле 1917-го, когда Ильич вернулся в Петроград с немецкими деньгами и провозгласил лозунг поражения своего правительства в империалистической войне, Плеханов назвал Ленина маньяком — в печати). Сталин был коварнее Ленина. На простодушном Хрущеве тенденция уперлась в сугубо материальные ограничения: руководство страны осознало, что сырьевые и трудовые ресурсы страны близки к истощению. А вот почему это произошло и при чем здесь качество партийных управленческих решений — руководство осознать это было не в силах: вера не позволяла.
К концу 1950-х годов народ-победитель имел атомную бомбу — и по 6 квадратных метров жилья на душу, большей частью — в бараках и коммуналках. Сегодня у нас в среднем 20 квадратов на нос, и их остро не хватает — в том числе для возобновления демографической базы (в Западной Европе, например, средняя норма 40—60 метров). Если бы те 8—10 миллионов «кулаков» выжили и дали потомство (хотя бы по три ребенка на семью, что ниже среднекрестьянской нормы), после войны у нас был бы дополнительный демографический резерв минимум в 15 миллионов.
Еще через поколение — 20—25 миллионов. Работящих, неглупых, относительно мало пьющих, потому что в кулацких семьях существовала устойчивая культура быта. Если бы… Но большевики не рассматривали людей как ценность: ценностью были классы. Идеи, ради которых живой человеческий материал щедро расплескивался без счета и меры. Это тоже было нормой.
В 1950-х страна начала спешно строить «хрущобы» и сокращать расходы на армию. Это было немыслимо при Сталине: в его системе приоритетов военная сила всегда стояла на первом месте. Собственно, простоватый и не слишком грамотный Хрущев с его нормальной человеческой логикой и обозначил начало конца Великой эпохи. Раз СССР — государство трудящихся, значит, трудящиеся в нем должны жить лучше, чем при капитализме. А иначе — зачем?!
Двоемыслие или диалектика?
Благо для трудящихся? Какая наивная чепуха. Сталин был гораздо умнее. Он отлично понимал разницу между тем, что начертано на знаменах, и реальным назначением советской госмашины. Она, как пылесос, призвана выкачивать из страны ресурсы для укрепления рабоче-крестьянской власти и ее экспансии в глобальном масштабе. Работать в противоположном направлении, закачивая средства в карманы рабочих и крестьян, пылесос не умеет в принципе. Он устроен просто: забираем материальные ресурсы, а в обмен щедро выдаем идеологические посулы. Это еще одно достижение советской идеологии. Называется «расщепление истины».
Лучший исследователь психологии сталинизма, англичанин Джордж Оруэлл, называл это «двоемыслием»: мир есть война, правда есть ложь. Эдвард Радзинский пишет об особом «голубином» языке, на котором общались между собой вожди. Существовал, конечно, и «поверхностный», для внешнего пользования. Официальная же идеология эксплуатировала понятие «диалектика», которое выворачивало наизнанку любые слова. Одна истина для «лохов», другая — для посвященных, которые, в сущности, тоже лохи, но пока о том не догадываются. Пока они — лучшие и самые надежные товарищи, одухотворенные чувством корпоративной исключительности и свободы от пошлых требований человеческой («буржуазной») этики.
Вот Бухарин с Радеком пишут советскую Конституцию 1936 года, в которой фиксируют крайне демократичные нормы, хотя прекрасно понимают, что к действительности эти нормы не имеют ни малейшего отношения. Диалектика! Это для восторженных глупцов типа Фейхтвангера, которому в ответ на робкие вопросы об отдельных эксцессах указывали с пролетарской прямотой: «Да ты прочти, чудило заморское, советскую Конституцию! В какой буржуазной Европе ты видел такие параграфы?» И ведь действительно, не видел: «Да, весь громадный город Москва дышал удовлетворением и согласием и более того — счастьем», — писал он в книге «Москва 1937».
В полном соответствии с законами диалектики самим Бухарину и Радеку, когда их приговаривали к смерти, в голову не приходило апеллировать к параграфам своего красивого текста. Они знали голубиный язык: неписаные партийные законы выше любых бумажек. Какие там параграфы! И вообще, не им, гнусным предателям и наймитам, трогать священные для каждого советского человека слова Сталинской Конституции! Единственное, на что они могли рассчитывать (и до последнего ведь рассчитывали) — на брезгливую жалость вождя, готового заменить расстрел гуманными десятью годами.
Результаты раскопок на Бутовском полигоне
Приговор приведен в исполнение
К 1937 году тюрьмы перестали справляться с потоком казней, и «органы» выделили под эту задачу ряд специальных мест. В реестре «Некрополь ГУЛАГа», составленном обществом «Мемориал» (организация «Мемориал» признана в РФ иностранным агентом), — около 800 мест казней и массовых захоронений, разбросанных по стране. Это и полигоны типа подмосковных Бутова или «Коммунарки», и расстрельные рвы, и братские могилы, где тайно закапывали казненных, тысячи кладбищ при лагерях и спецпоселениях.
Большинство давно разрушены и слились с землей, а иногда и вовсе были устроены на месте свалок, как Бутово, о котором рассказывалось в сентябрьском номере журнала за 2003 год. Занимающий два квадратных километра Бутовский полигон, недаром названный «Русской Голгофой», — наиболее изученное и, благодаря патронажу церкви, символичное место из тысяч подобных — попал под юрисдикцию ОГПУ еще в 1920-х годах.
«Когда началась борьба с врагами народа, — говорит настоятель Бутовского храма отец Кирилл Каледа, внук расстрелянного на полигоне священника, — это место назвали стрелковым полигоном. Только мишенями сделали людей».
Много времени для обустройства не понадобилось: экскаваторами выкопали несколько пятиметровых рвов трехметровой глубины, территорию наспех огородили — просто обмотали деревья колючей проволокой (вросшая в кору, она видна до сих пор), и в ночь с 7 на 8 августа расстрельный конвейер в Бутове заработал. «Тройки», получившие право без суда и следствия выносить приговоры, не мудрствовали: «По обвинению в антисоветской агитации назначена высшая мера наказания — расстрел», «за антиколхозную агитацию назначается высшая мера наказания — расстрел».
В Московском управлении КГБ хранятся одиннадцать томов с актами о приведении в исполнение смертных приговоров: с 7 августа 1937 года по 19 октября 1938 года в Бутове было расстреляно 20 765 человек. «Иногда в сутки расстреливали до двухсот человек, — продолжает отец Кирилл. — А 28 февраля 1938 года здесь погибло 562 человека».
В Бутовской земле лежит Федор Головин, председатель Второй Государственной думы, генерал-губернатор Москвы Владимир Джунковский, митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов), один из первых русских летчиков Николай Данилевский, художники Александр Древин, Роман Семашкевич, Владимир Тимирев, старики и совсем молодые люди, множество представителей духовенства. Комментируя бесстрастную статистику, отец Кирилл поясняет: «Около трехсот человек из расстрелянных на полигоне причислены Русской православной церковью к лику святых. Такого места больше нет на русской земле».
После войны расстрелов в Бутове уже не проводили, только хоронили казненных и умерших в московских тюрьмах, а в конце 50-х полигон закрыли. Но еще в 90-х территория бывшего полигона находилась под серьезной охраной КГБ. В 1995 году ФСБ передало часть территории полигона церкви.
Вскоре здесь воздвигли небольшой деревянный храм по проекту Д.М. Шаховского. Научно-познавательный центр при храме собирает материалы и реликвии, связанные с жизнью пострадавших на полигоне, с его историей. Полигон, выглядевший изначально как свалка, постепенно благоустраивается. «Мы придали могилам благородный вид. Сначала они больше напоминали проваленные ямы, — говорит отец Кирилл. — Теперь люди приходят сюда для почтения мертвых, для молитв и размышлений».
В последнее время в Бутове не проводили новых раскопок, сосредоточившись на исследованиях атрибутов, найденных в прошлые годы. Каждую весну Патриарх Алексий совершает здесь богослужение памяти убиенных. Отец Кирилл рассказал, что в этом году храм в Бутове может стать местом объединения Русской и Зарубежной православных церквей — «Мы все молимся об объединении, это станет одним из главных событий эпохи. И уж конечно, полигон Бутово, „Русская Голгофа“, для этого события — место самое подходящее».
Любовь Хоботова
«Людей сажают ни за что»
Расщепление истины в сталинском исполнении было пугающе искренним. Он — никогда не ошибался. Всегда находились удобные вредители, враги и диверсанты, виновные в провалах и перегибах, и вот их-то и приходилось карать со все возрастающей суровостью. Уж на что старые ленинцы были ухари, но даже им становилось не по себе. Одно дело, когда истребляют коллег по царской Думе, разных кадетов, трудовиков и эсеров. И совсем другое — когда их, проверенных партийцев. Это неправильно! Сталин понимал, что они боятся.
Бедняга Киров донес ему о готовности «стариков» сместить генсека и вернуться к «ленинским нормам». Наивные: они же и существовали в ленинских нормах, только закаленных до стального блеска и очищенных от интеллигентской ржавчины. Большевистский паровоз заднего хода не знает. Поэтому первым должен был погибнуть сам Киров: раз те ему доверились, значит, думали, что он способен пойти против Сталина. Этого логика расщепленной истины простить не может. Жалко, конечно, Мироныча — верный был товарищ, но такова диалектика классовой борьбы.
И они все еще ответят за то, что вынудили Сталина убить лучшего друга! Ответили: для ускорения процесса пришлось вместо расстрелянного Ягоды (он слишком много знал, в частности, о деле Кирова) поставить Ежова — простоватого исполнительного мужичка с незаконченным низшим образованием. Ненадолго, пока не сделает свое дело и его не пустят в расход, заменив на Берию.
Поразительно, что Ежов это понимал. И его близкие тоже. По тайной договоренности с обезумевшей от ожидания женой, которую отправили на лечение в закрытую больницу, нарком сделал ей контрольный звонок — без слов, отправляясь на заседание Политбюро, где ему надлежало выслушать партийный приговор. Линия, конечно, прослушивалась. Она все поняла и приняла заранее приготовленную лошадиную дозу люминала. Просто романтическая сказка: они любили друг друга и умерли в один день. Почти.
Можно верить Хрущеву и партийной комиссии, установившей виновность Сталина в гибели Кирова, можно не верить. Не в этом дело. Зачем Хрущев в конце 1960-х наговаривал свои неуклюжие воспоминания на магнитофон, рискуя нажить серьезные неприятности? Затем, что у него была человеческая потребность оправдаться, объясниться, договорить недосказанное. У него, в отличие от сверхчеловека Сталина, сохранилась в душе химера, которую буржуазные слабаки называли совестью. Ее, видимо, не было у стальных партийцев Молотова, Кагановича, Маленкова, Калинина, Булганина, которые не решились нарушить закон омерты и ушли молча.
А Хрущев попытался, и был встречен стеной отчуждения. Как тот поезд из Полтавы. С помощью хитроумных операций надиктованный текст переправили за рубеж и издали. Вышел скандал. В брежневском СССР книгу объявили фальшивкой, а весь мир читал. Прошли годы. В 1999-м издательство «Московские новости» взяло на себя труд по его полному изданию в России. Четыре тома тиражом всего 3 000 экземпляров.
В начале 2007 года бывший редактор «МН» Виктор Лошак с горечью написал, что значительная часть тиража так и лежит в редакции нераспроданной. Страна не хочет знать прошлого. Она им не переболела. Ей стыдно и страшно. Она храбрится и изо всех сил делает вид, что плевать хотела. Она круче этого жалкого Хрущева. Она верит, что так было надо. Потому что иначе зачем такие жертвы? Психологи подобное состояние называют стокгольмским синдромом: взятая в заложники жертва оправдывает палача.
О ресурсах материальных и духовных
Сталин, конечно, гений. Гений власти. Только о ней он думал, только ради нее работал не покладая рук, вдохновлял, пугал, убивал, воевал и добивался невозможного, щедро расходуя ресурсы, которые веками копила Россия, — в первую очередь демографические. Об этом много сказано: 8—10 миллионов коллективизация, сколько-то миллионов репрессии, 27—29 — война…
Беря на круг, с учетом неродившихся детей от досрочно погибших родителей, демографы считают, что большевизм стоил России 100—110 миллионов человек. Сегодня нас могло быть столько же, сколько американцев. Все эти рассуждения бьют все тем же простым аргументом: так было надо. Зато выжившие стали жить гораздо лучше! Да неужели?
Современный вид типичного исправительного лагеря в Магаданской области. В среднем в таких лагерях содержалось по 10 с лишним тысяч заключенных
Кроме людских, были ведь еще и ресурсы духовные. Энергия веры. О ней в ушибленной материализмом советской стране никто не говорил. Точнее, диалектически применяли другой термин — энтузиазм. Советских людей учили: власть партии предопределена объективным ходом развития материи, опирается на установленные наукой законы, и поэтому все, что партия делает, — правильно и научно обосновано. И снова это версия для дурачков.
В кругу посвященных Сталин развивает прямо противоположную концепцию. 23 декабря 1946 года биограф вождя Василий Мочалов записывает его слова: «Марксизм — это религия класса… Мы ленинцы. То, что мы пишем для себя, — это обязательно для народа. Это для него есть символ веры!» Вот это — правда. «Голубиный язык», религия в самом чистом виде и есть. Со всеми чертами грубого неофитства, начиная от обильных человеческих жертв, идолов, инквизиции, Краткого курса «нового завета», пантеона новых святых и кончая принципом жреческой непогрешимости.
Религия, к сожалению, глубоко варварская. Перепутавшая мир земной с миром небесным и пообещавшая построить рай на земле. Выдумавшая языческий обряд поклонения мумии великого предка. Рискнувшая возвысить статус жреца до Живого Бога. Вера, сросшаяся с бренным миром, технически обречена на скорую смерть, в этом уже заложена идейная фальшь. Чем очевиднее будет разрыв между ее постулатами и повседневной реальностью, тем тотальнее должны быть репрессивный аппарат для охоты на еретиков и информационная блокада.
С подданными, если встать выше моральных ограничений, можно сделать все. Протестовать начинает тупая материя: коровы не доятся, земля не родит, люди не размножаются, экономика впадает в ступор и все очевиднее отстает от конкурентов. Ресурсы веры и долга, заставлявшие людей работать бесплатно, забыв про своих мертвецов и голодных детей, неудержимо иссякают.
Нам обещали коммунизм. Где же он, черт возьми? Ну, и далее уже по мелочи: где более высокая производительность труда, где отмирание государства как аппарата насилия, где земля крестьянам, мир народам, свобода человеку?
Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Бутово
Век репрессий
Прошедший ХХ век называют иногда столетием геноцида. Израильский историк Исраэль Чарни в двухтомнике 1991 года «Геноцид. Критический обзор библиографии» характеризовал его как лишенное смысла убийство людей, совершаемое на любой основе — будь то этническая, религиозная, политическая или идеологическая. Как бы то ни было, массовые репрессии, принимающие масштаб геноцида, — сознательное преступление, санкционированное правящей верхушкой страны.
Арест Пиночета в 2000 году впервые поставил перед обществом вопрос: может и должен ли лидер предстать перед судом за преступления против своего народа, совершенные в период его царствования? Список всех современных диктаторов и вероятного количества жертв инициированного ими геноцида слишком велик, поэтому приведем лишь самые характерные примеры.
Подсчитывая жертвы в случаях сталинского и маоистского террора, трудно разделить количество людей, убитых по прямому приказу вождей и погибших в результате их политических решений. Так, во время китайской «культурной революции», по данным нынешнего китайского правительства, погибли 30 миллионов человек, но многие умерли от голода, вызванного этой политической кампанией.
Сталин загубил более 17 миллионов соотечественников, но «всего лишь» полмиллиона казнили по его приказу. Аятолла Хомейни посылал на войну с Ираком детей, но в этом случае речь идет о войне, и такого рода жертвы мы не считаем жертвами репрессий.
Отметим: преступления, совершенные диктаторами правого крыла, всегда лучше документированы и, соответственно, подлежат более точному учету, чем преступления против человечности, совершенные коммунистическими лидерами: документы, всплывающие практически ежегодно, заставляют постоянно пересматривать цифры в сторону увеличения, и все равно до сих пор точно неясно, сколько людей уничтожили китайские хунвейбины и сколько тибетцев погибло во время вторжения 1950 года. Точно так же невозможно подсчитать, сколько диссидентов было убито по приказу Ким Ир Сена в Северной Корее. Ясно одно: многие тысячи.
Верую
Способность верить Сталин истребил в России на поколения вперед. И это самое страшное. Двоемыслие обратило запасы нормальной человеческой веры в их противоположность. Приученные верить всему, мы теперь не верим ни во что. Даже если человек искренне говорит правду или делает добро, мучаемся подозрением: а зачем это он? Общество раскололось на две неравные части. Меньшая, закрыв глаза, ищет духовной опоры в прежней сталинской вере. Им по-своему легче. Большая, держа глаза открытыми, мучится утратой смыслов и изобретает для себя многочисленные верозаменители, весьма часто находя их на дне бутылки. Вялотекущая духовная катастрофа восходит корнями к фальшивой вере большевизма.
Один из репрессированных демографоввредителей, математик Михаил Курман, отсидев свой срок, вернулся-таки живым и оставил воспоминания, так и не напечатанные в России. Там много чего, приведу лишь одно наблюдение. Когда заключенных бросили на поддержку обезлюдевшего сельского хозяйства, его, правоверного коммуниста, возмутило, что блатные нарочно сажали рассаду корешком вверх. Тогда как профессура и прочие вредители считали своим долгом честно выполнять свои рабские обязанности на меже. Какой болезненный парадокс. С одной стороны, в них живы инстинктивные представления о трудовой этике. А с другой — они в собственных глазах оправдывают очевидное безумство реальности: мы же ни в чем не виноваты, это ошибка, мы порядочные люди! Видите — честно сажаем свеклу… Как легко было их, наивных, эксплуатировать. Ну, прямо как Фейхтвангера.
А «классово близкие» к советской власти уголовники ничуть не заблуждались. За дело их посадили или не за дело, начальство хрен заставит их горбатиться ему на пользу. Они гораздо лучше считывали грамматику «глубинного языка». И были правы в своем цинизме: кто в силе, тот и прав; а дураков работа любит. Высокие слова звенели над страной, а конкретная жизненная практика учила, что выживают и побеждают люди с этикой уголовника. Практика, в конечном счете, победила. Иначе и не бывает. К нашему общему несчастью.
Долгосрочная катастрофа 1937 года заключалась в окончательном уничтожении нормальной системы ценностей. Власть на корявом языке практики объяснила: не шевелись. Не дергайся. Жди команды. Бессмысленно обливаться потом над своим клочком земли и строить дом для жены и детей — все равно урожай отберут, тебя отправят на вечную мерзлоту, а дом достанется соседу-доносчику. Нельзя честно считать прибыль и убыль населения — вместо этого надо улавливать волю начальства и выдавать «правильные» цифры. Смертельно глупо представлять объективные сводки состояния экономики и предлагать меры по ее улучшению — они будут восприняты как подрывная деятельность. Девизом эпохи стала фраза советского экономиста, академика Струмилина: «Лучше стоять за высокие темпы роста, чем сидеть за низкие». И, конечно, темпы были блистательны. Особенно в печати. Только надо иметь в виду, что сталинская печать, как и сталинские сводки, говорят языком двоемыслия: правда есть ложь.
Последний рывок
А как же победа над Гитлером? Боюсь, это был последний, опустошающий рывок, сделанный усилием той самой русской веры. Куда-то испарились горы оружия, которые ковала могучая советская держава, открыто готовившаяся к войне и обещавшая вести ее «малой кровью, могучим ударом, на чужой территории». На самом деле народ два года прикрывал страну незащищенным телом. На своей территории. Огромной кровью.
Хрущев, осуществлявший партийное руководство обороной Украины, с ужасом пишет о лете 1941-го: «Винтовок нет, пулеметов нет, авиации совсем не осталось. Мы оказались и без артиллерии». Маленков, к которому удалось дозвониться с просьбой о помощи, отвечает из Кремля, что оружия нет, но помогает добрым партийным советом: «Дается указание самим ковать оружие, делать пики, делать ножи. С танками бороться бутылками, бензиновыми бутылками, бросать их и жечь танки». Что же Сталин? «Помню, тогда на меня очень сильное и неприятное впечатление произвело поведение Сталина. Я стою, а он смотрит на меня и говорит: „Ну, где же русская смекалка? Вот говорили о русской смекалке. А где она сейчас на этой войне?“ Не помню, что ответил, да и ответил ли я ему. Что можно ответить на такой вопрос в такой ситуации?»
Действительно, что? «Мы оказались без оружия, — подводит итог мемуарист. — Если это тогда сказать народу, то не знаю, как он отреагировал бы на это. Но народ не узнал, конечно, от нас о такой ситуации, хотя по фактическому положению вещей догадывался» («Воспоминания» Хрущева). Конечно, догадывался. Когда необученным ополченцам давали одну винтовку на троих и две свежесрубленные дубины и бросали вперед, на танки, — трудно не догадаться. Но сегодня, как и тогда, об этом не принято говорить.
Хрущев простодушно пишет «мы», не снимая с себя ответственности, за что его верные сталинцы и презирают: жалкий кукурузник, болтун. Не умеет соблюсти священного закона расщепленной истины. Сталин бы так не осрамился. Видите, он опять прав кругом, а виноват народ, который все хвастался смекалкой, а как пришла суровая година — так ему, вишь, подавай винтовки. Остается только затыкать его бестолковым мясом дыры в величественных планах партии… И ведь заткнул! Поистине сверхчеловек. Только от народа мало что осталось, и с каждым годом остается все меньше. Демографическая инерция растягивается на поколения. Как и культурная, впрочем.
Дмитрий Орешкин
