Береза стояла на прогалине леса. Была она неказистой, и, если бы не особые приметы, различимые лишь при внимательном цепком взгляде, лесовод Багаев принял бы ее за обычную повислую.
Сергей Николаевич Багаев вышел из Судиславля едва рассвело, решив на этот раз обследовать правый берег Корбы. Обычно в выходные и праздничные дни он уходил на поиски вместе с женой Маргаритой Васильевной, тоже лесоводом, и сыновьями Сережей и Женей. Но на этот раз отправился в лес один. Высокий, сухощавый, с рюкзаком за плечами, он то шел, обдираясь о колючий сушняк, не считая километров, то подолгу останавливался, мял пальцами суглинок, терпеливо изучал почвы, растительность, рельеф: еще с институтской скамьи он привык полагаться на этих молчаливых «проводников».
Когда он вышел на эту прогалину, вечерняя заря уже начинала жемчугом одевать высокие травы. В лесу блуждала кукушка, подавая сигналы надежды. Вдруг неожиданно счастливо запел, засвистел вещуном дрозд. Сдерживая свой стремительный, летящий шаг, Багаев подходил к березе.
...Снова и снова он ощупывал глазами дерево. Малорослая, с широкой, как зонт, раскидистой загущенной кроной; слегка искривленный со вздутиями ствол; утолщенный комель, с продольными извилистыми трещинами кора. Багаев погладил шершавый ствол дерева, помедлил немного, потом снял рюкзак, развязал тесьму, вынул топорик и сделал затес. Открылась древесина с темными узорчатыми вкраплениями. Береза была та самая, которую он бесконечно долго искал.
У него хватило терпения замазать рану садовым варом, собрать и завернуть в тряпочку щепки. И только тогда лесовод устало повалился в высокую траву. Лежа на спине, он слушал, как с гомоном улетают потревоженные птицы, как кукушка отсчитывает его годы. Узкое и темное от неистребимого загара лицо, обычно жестковатое, стало мягким, счастливым, добрым. Глядя в густеющую синеву неба, он думал о радостной находке. Мысль повела его в прошлое, прослеживая путь, который он прошел прежде, чем попасть на берег Корбы...
Еще в Йошкар-Оле на первом курсе лесотехнического института Багаев под влиянием одной из лекций увлекся бересклетом. Этот кустарник с оранжево-красными плодами, богат гуттаперчей. В то послевоенное время страна, остро нуждаясь в этом сырье, закупала его в странах Африки, в Индии, Китае, и неудивительно, что к работам студента Сергея Багаева в институте отнеслись внимательно. Он стал заведовать бересклетовым хозяйством. За два сезона были заложены культуры и плантации на нескольких десятках гектаров и подготовлены семена для будущих посевов. Вместе с сокурсницей, будущей женой, он разработал новый способ повышения урожайности семян бересклета. А чтобы собранные семена быстрее давали всходы, предложил специальный воздушно-тепловой обогрев.
Дипломная работа студента Сергея Багаева, посвященная бересклету, отличалась новизной и законченностью. Она была опубликована в докладах Академии наук СССР в 1955 году. Но вскоре работу по бересклету пришлось прекратить: гуттаперча была синтезирована. Багаеву было жаль расставаться с этим кустарником. Ему по молодости казалось, что опыт работы с бересклетом едва ли когда-нибудь пригодится. Только потом, с годами, Багаев понял, как много дала ему эта работа...
Инженеры лесного хозяйства Багаевы получили назначение в Шестаковский лесхоз Кировской области. Им досталось только что организованное хозяйство. Пришлось самим создавать усадьбу, строить склады, рыть колодцы. Лесничество, которым руководил Багаев, имело большой план по посадке ели. Семена надо было заготовлять самим. На строительство типовой шишкосушилки денег не было, и Багаев вынашивал свой упрощенный проект. Он все основательно продумал, просчитал и только тогда рассказал об этом лесникам. Вместе они построили недорогую, но эффективную сушилку. За один сезон лесничество получило тысячу двести килограммов еловых семян первого класса. В тот же год Багаев придумал механизм для обескрыливания семян воздухом и специальную сортировку-веялку. Но случилось непредвиденное: Шестаковский район ликвидировали, лесхоз закрыли. Пришлось начинать все сначала теперь в Верхошижемском районе, куда Багаевы переехали уже с двумя маленькими сыновьями.
Здесь, в кировских лесах, Багаев впервые и стал серьезно приглядываться к березе, хотя с точки зрения лесного производства она считалась малоценным деревом. На первом месте у лесоводов — хвойные породы.
Интерес к березе возник не случайно. В вятских лесах уже полтора столетия были развиты промыслы из каповой березы — подвида пушистой березы. Использовался для промысла только кап — наплыв на стволах и корнях дерева. Наплыв этот, или нарост, имел декоративную текстуру, сходную с мрамором; сходство придавали темно-коричневые включения на свилеватом светло-желтом фоне. Еще до революции кап ценился на вес золота — 70 рублей за килограмм в сухом виде. О капе ходили легенды, как о женьшене. Найти его в лесу считалось счастьем. Старые мастера говорили: кап — материал редкий, ценный по красоте рисунка, особенный по свойствам древесины: не коробится, не трескается, не разбухает, не ссыхается, а потому из него можно делать вещи миру на удивление.
Однажды в Кировском краеведческом музее Багаев долго рассматривал деревянные карманные часы, изготовленные еще в прошлом веке мастером-умельцем Семеном Бронниковым. Часы были диаметром всего три сантиметра. Корпус — из капа, механизм и цепочка из древесины пальмы, стрелки из жимолости, а пружина из закаленного бамбука. И только места для цифр были выложены перламутром. Часы отличались изяществом, прочностью и верностью хода. У мастера была нелегкая судьба: может, за свое «дьявольское» умение, а может, по другим причинам он был отлучен от церкви и даже провел несколько лет в тюрьме. Однако после освобождения мастер продолжал заниматься своим ремеслом и до конца жизни сделал еще девять деревянных часов. Известно, что часы Бронникова хранятся в Оружейной палате Московского Кремля.
Другой знаменитый вятский мастер-слепец, Амвросий Ковязин, первым перешел на материал из капокорня. Стволового капа и тогда было немного, а кап на корнях березы встречался чаще, особенно на болотах. Амвросий Ковязин мастерил из капокорня изящные полированные музыкальные шкатулки с секретом — сложным тайником. Ценились они очень высоко — от шестисот до тысячи пятисот рублей. Во избежание подделок мастер приклеивал на внутренней стороне крышки авторское свидетельство с приложением печати.
Внуки и правнуки старых вятских мастеров продолжали их дело. В 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе за изделия из капа артель «Идеал» из Кировской области получила «Гран-при».
В последние годы промысел стал испытывать затруднения с сырьем. Еще в Шестаковском лесхозе Багаев получил письмо: «Наша артель — единственная не только в СССР, но пока что и в мире, производящая изделия из капа и капокорня. Старинный промысел вятских кустарей находится под угрозой отмирания исключительно из-за трудностей с сырьем. Просим Вас помочь...» Тогда-то Багаев и стал заниматься березой.
Но каповой березы было мало, да и немного давала она древесины с художественной текстурой.
«Вот найти бы березу с богатым рисунком по всему стволу — карельскую!» — думал Сергей Николаевич. Он знал, что такая береза — свилеватая, извилистая — была широко распространена в древний период. Может быть, предполагал он, эта реликтовая береза могла сохраниться в местах, не подвергшихся последнему оледенению, а также в перелесках, по берегам озер и ручьев, на склонах оврагов, в поймах рек, на опушках — там, где почвы со значительным содержанием гравия, где было больше света и где ограничено переопыление. А формирование художественной текстуры березы, по-видимому, было биологически полезным свойством, как бы структурным иммунитетом. Кроме того, Багаев был убежден, что узорчатая береза (так он ее тогда называл) — особая форма обычной березы, бородавчатой, истинно русское дерево, а карельской ее назвали, потому что в середине прошлого века она впервые была обнаружена в Карелии.
Увлекшись березой, Багаев пришел в заочную аспирантуру Всесоюзного института лесоводства с темой: «Селекция березы на декоративные качества древесины». Его научным руководителем стал академик ВАСХНИЛ Александр Сергеевич Яблоков. Ученый с мировым именем умел примечать талантливых людей, работавших в лесных глубинках России.
Еще в 30-х годах Яблоков открыл в костромских лесах исполинскую форму осины, устойчивую к заболеваниям. Черенки и пыльца костромских исполинов до сих пор применяются для получения гибридов в нашей стране, а также за границей.
Академик Яблоков и порекомендовал Багаеву перейти на только что созданную на базе Судиславской лесной школы Костромскую лесную опытную станцию. По инициативе Яблокова в стране было открыто несколько станций для работ по селекции древесных пород.
После первой находки Багаев стал искать узорчатую березу еще настойчивее. Есть одна, будет другая и третья...
В тот праздничный ноябрьский день в лес пошли все четверо. Дети шли притихшие, погруженные в таинственное молчание осени, боясь вспугнуть тишину. Глаза их прилежно высматривали заветное дерево. Из отцовских рассказов Женя и Сережа знали, по каким приметам можно определить карельскую березу. В густом малиннике они наткнулись на дрова. Сергей Николаевич ударил топором по полену. Это была карельская береза, которую срубили на дрова, да так и не вывезли.
— Вот тут и будем искать,— Сергей Николаевич повел рукой по кругу.
В тот день Багаевы открыли в Климцовском урочище целое месторождение карельской березы. Шестьдесят деревьев, причем разных форм: высокоствольную, кустовидную, короткоствольную. Участок стал ценным памятником природы.
О своем открытии Багаев написал Александру Сергеевичу Яблокову и послал небольшую посылку со шпоном. Из института леса быстро пришел ответ: «...Ваша находка хороша,— писал академик Яблоков.— Она доказывает многое интересное и новое. Меня особенно интересует вот что: в каких условиях почвы и рельефа встречаются эти формы березы и есть ли среди них деревья почти таких же сильных форм, как и деревья обычной бородавчатой березы? Если есть, то они самые ценные и перспективные для массового размножения. Вы молодец! Нашли в судиславских лесах то, что другие не заметили...»
В другом письме Яблоков писал Багаеву, что в Париже финские фирмы экспонировали мебель из карельской березы: «Один шкаф был продан с аукциона за 23 тысячи франков. Вот как ценится шпон из карельской березы!.. Ежегодный объем лесокультурных работ по карельской березе в Финляндии определяется тысячами гектаров. Оценивают там ее древесину не кубометрами, а килограммами, приравнивая к стоимости сахара...» И далее: «Надо создавать в Костромской области семеноводческие плантации из лучших форм узорчатой березы, как из семян, так и путем прививок...»
Когда-то и в России делали мебель из карельской березы. В прошлом веке такая мебель, светлая, узорчатая, имела широкую известность. Однако продолжительная рубка карельской березы привела к тому, что ее запасы в стране были почти полностью исчерпаны.
И вот теперь лесовод Багаев поставил задачу — вырастить карельскую березу.
...Первая плантация далась Багаеву нелегко. Только на отработку разных способов прививки ушло пять лет. Теперь Багаевы работали в Костроме, куда перевели лесную опытную станцию. Под их плантацию выделили пустырь — бывшую городскую свалку. Единственным утешением был змеившийся по низине ручеек. Здесь и заложили маточную плантацию, привив на обычные двухлетки черенки от лучших деревьев карельской березы. Выходили рощу с большим трудом. Каждый раз Багаев приезжал с плантации расстроенный. Место вольное. Все, кому не лень, брали по прутику, иные выдирали с корнем, мяли колесами машин, по старой привычке заваливали мусором. Каждый раз при виде очередного разора Багаев чувствовал себя разбитым. На другой день вместе с Маргаритой Васильевной опять ехали в свою рощицу. Подсаживали, прививали, поливали, рыхлили. Через несколько лет они вырастили плантацию сильных, раскидистых — до десяти ветвей на корню — маточных деревьев. Так была создана семенная база на основе выявленных подвидов карельской березы в Костромской области.
Заложили они и единственную в своем роде коллекцию карельских берез, саженцы их выросли из семян, собранных в Костромской области и присланных из Подмосковья, Белоруссии, Урала, Сибири. Замысел был простой. На костромской земле пустят корни, зашумят листвой пришельцы из разных почвенно-климатических зон. Потом можно взять самые ценные деревья, размножить их, заложить промышленные плантации. Тогда народные умельцы получат прекрасный декоративный материал, а мебельная промышленность — ценный отделочный шпон.
Много лет Багаевы увлеченно работали над искусственным разведением карельской березы. Выросли их сыновья, окончили тот же, что и родители, институт и теперь уже вместе стали внедрять эту культуру. Они тщательно следили за наследственными свойствами потомства, полученного из семян свободного и принудительного опыления; выявляли наиболее перспективные по быстроте роста и качеству текстуры деревья. Опробовали и вегетативный способ размножения черенками. Он оказался самым надежным. За двадцать лет Багаевы вырастили почти миллион саженцев и заложили совместно с производством лесосеменные плантации и культуры на площади около 500 гектаров.
Открытие узорчатой березы в Костромской области вызвало широкий отклик. Багаев получил много писем от ученых-лесоводов, любителей природы и юннатов. Они просили прислать саженцы, семена, черенки.
Первые посылки с семенами и саженцами Сергей Николаевич послал в десять кировских лесхозов.
«Им они нужнее всего»,— думал он, бережно упаковывая саженцы.
Теперь багаевские березки пустили корни и в Сибири, и на Южном Сахалине, и в Архангельской области, и в степях Оренбуржья, и в Казахстане, и на склонах Кавказских гор. Но больше всего их на костромской и кировской земле...
В одной из таких рукотворных рощ я и слушала рассказ Сергея Николаевича Багаева о его нелегкой, счастливой судьбе. Переживая все перипетии его подвижнического труда, я подумала, что Гёте был прав, когда говорил, что, встречая лесовода, он почтительно снимал шляпу. Ведь жизнь человеческая настолько коротка, что лесовод не может увидеть плодов своего труда — они достанутся будущим поколениям...
Недавно Сергей Николаевич получил от вятских умельцев посылку. В ней были образцы изделий из карельской березы, выращенной из его саженцев. Старинный промысел благодарил Багаева за труды.
Костромская область
Е. Фролова, наш спец. корр.
