В небольшой группе пассажиров я плелся по летному полю последним. Там, где кончался бетон, чернели, будто обугленные, стволы деревьев. Из сухой земли сиротливо торчали жухлые пучки травы. Сахельская зона Африки, почти Сахара... Пот со лба, с кончика носа падал в пыль. Серое двухэтажное здание аэропорта, маячившее в мареве, не манило, а пугало.
— В самое время летите. Январь! — говорил мне еще в самолете один местный житель, летевший из Москвы.— Попадете в прохладу: всего тридцать пять тепла. Можно дышать полной грудью!
Страна достойных людей
История этой глубинной страны Западной Африки стала знакома мне не только из книг и журналов. Жозеф Уэдраого, мой помощник-«плантон», то и дело повторял:
— Буркина Фасо — новая страна. С бывшей Верхней Вольтой покончено.
— Название что значит?
— «Родина достойных людей». «Буркина» на моем родном языке моей значит «достоинство». «Фасо» — с диула, на нем говорят народности сенуфо и бобо на западе страны, переводят как «отцовский очаг» или «родина», а официально — «республика».
Я знал, что бывшее название — Верхняя Вольта — для почти шестидесяти народов и народностей, населяющих страну, вообще ничего не значило. Больше того, носило в себе фамилию гражданина колониальной державы Вольта. Он был французским путешественником, открывшим для европейцев три реки, пересекающих страну с севера на юг — Белую, Красную и Черную Вольты. Эти три цвета были и на бывшем государственном флаге. Теперь принят другой: с двумя горизонтальными полосами — красной и зеленой — и с желтой пятиконечной звездой в центре. Красная полоса символизирует революционные преобразования, начавшиеся два года назад. Зеленый цвет знаменует труд. Выжженную безжалостным африканским солнцем землю новые хозяева хотят превратить в цветущий край. Желтая звезда символизирует надежду на успех во всех начинаниях буркинийцев, испокон веков гордо предпочитавших «юму» — смерть «вобаму» — рабству.
Название сменили после август 1983 года, когда к власти пришел Национальный совет революции. В наследство новому правительству от французских колонизаторов и прозападных режимов досталась разоренная страна. Верхняя Вольта во всех таблицах ООН, характеризующих развитие государств мира, неизменно оказывалась на одном из последних мест. Экономика неразвита, нищета, высокая детская смертность, девяносто шесть процентов населения неграмотно.
Революционное правительстве поставило цель — покончить с вековой отсталостью, построить общество, свободное от пут эксплуатации, повысить благосостояние на рода. Упор был сделан на сельское хозяйство — основу национальной экономики. До сих пор в стране выращивались бананы, ананасы, папайя, манго и фасоль — так было выгодно французским колонизаторам.
Верхняя Вольта не могла прокормить свой народ. Теперь в Буркина Фасо решили перестроить структуру сельского хозяйства: выращивал больше разнообразных продовольственных культур, обеспечить страну продовольствием.
Лет двадцать, если не больше, пылились в министерствах проекты преобразований, но отпускаемые на их реализацию огромные суммы оседали в бездонных карманах продажных министров и ловких предпринимателей. Только теперь за осуществление этих проектов взялись всерьез.
От Уагадугу на север, к богатому месторождению марганца в Тамбао, строится Сахельская железная дорога. Там будет создан металлургический комбинат. Из Тин-Хассана, что на границе с Мали, поезда повезут известняк для цементного завода в Уагадугу. Заработает ГЭС на реке Бели, которая снабдит Тамбао электроэнергией.
Однажды я проехал вдоль почти пятидесятикилометрового участка Сахельской железной дороги. Потом рельсы кончились, и машина поехала дальше по насыпи...
В долинах рек Суру и Компьенге будут построены две плотины.
Начата ликвидация неграмотности. В конце 1985 года была проведена кампания вакцинации детей. Уже построены сотни школ и медицинских пунктов, посажены плантации акаций и манго.
Привычным стало мерить богатство или бедность страны достатком или отсутствием долларов, франков... Но в Буркина Фасо есть понятие, более четко проводящее грань между имущими и неимущими. Буркинийский публицист Бабу Полен Вамуни писал: «Для того, кто живет в Сахеле, и того, кто плавает в бассейне, глоток воды — не одно и то же». И добавил: «Без воды счастье невозможно».
Действительно, настоящая цена воды узнается только в Сахеле. Особенно в сухой сезон, когда здесь пересыхают все реки, кроме Черной Вольты. Они превращаются в уэды — мертвые русла. Испаряются целые озера. Стало убывать даже полноводное озеро Урси, не мелевшее ранее. Цена воды здесь измеряется десятками километров, на которые удлиняется путь к глубоким колодцам, да глотками воды, которые достаются после дневного перехода лишь детям.
С 1984 года министерство водоснабжения начало бурить колодцы. Цель кампании — создать девять тысяч колодцев и колонок, чтобы на каждого сельского жителя приходилось в день по десять литров живительной влаги. Начали работы с деревень, расположенных более чем в десяти километрах от источников. Здесь предпочитают строить колонки. Они более приспособлены к капризам погоды этой суровой климатической зоны, чем традиционные колодцы, лучше защищены от пыли во время песчаных бурь, особенно частых в начале сухого сезона.
Колонка у дороги на дори
Кампанию назвали «6С». «С» — первые буквы лозунга из шести слов, который на русский язык можно перевести так: «Знать, как обеспечить себя в сухой сезон в саванне и Сахеле».
Где кончаются дороги, ведущие в пустыню? Они обрываются, если впереди нет колодцев. Дальше пытай счастье сам: если повезет — выйдешь. «Жизнь человека — дорога, родители его — колодцы»,— говорят туареги-кочевники.
Сколько ни едешь по дорогам на запад в Бобо-Диулассо, на юг в По, на север в Вахигуйю или на восток в Фадан-Гурму, повсюду и всегда плотным кольцом колодцы окружали дети и взрослые. Стоять за водой нужно было часами под палящим солнцем.
Но однажды по дороге на Дори — административный центр провинции Сено,— где колодцы по мере продвижения вперед встречались все реже, мы увидели слева от дороги колонку. От нее удалялась женщина. И больше никого.
— Может, воды нет? — предположил мой спутник.
Спустились к колонке. Сооружение нехитрого устройства: массивная бетонная плита, из нее торчит голубого цвета труба, к которой прикреплен штурвал. Став на плиту, я попробовал раскрутить штурвал. Это удалось сделать только обеими руками. По мере того как колесо набирало обороты, сил требовалось все меньше, а струйка из трубы превращалась в поток. Стоп. Нам нужно только ополоснуться и наполнить пластиковые бутылки. Здесь воду понапрасну не льют...
Оглянулись — за нашими спинами выстроились в шеренгу ребятишки, почти все голышом. Рядом стояла высокая молодая женщина. Из-за левого плеча черными бусинами глаз поглядывал ребенок, привязанный широким цветастым платком за спиной. Подошла девушка лет пятнадцати, закутанная в серую ткань. Все они дружелюбно наблюдали за нами. Как они подошли незамеченными?
Отсюда, с площадки, открывалась саванна. Сезон дождей в разгаре — конец июня. Зеленые островки трав дополнили унылую серо-голубую палитру глины и неба.
— Подходите, мы закончили,— сказал я.
Никто не шелохнулся. Мы отошли. Место у колонки заняла женщина. Привычно навалилась всем телом на штурвал и мощно поддала плечом, только дернулась головка младенца. Наполненный таз ей на голову помогла водрузить спутница. И они пошли по только им ведомой тропе. Куда? Насколько хватал взгляд — ничего похожего на жилье.
Уже в Уагадугу я ломал голову: почему у новой колонки было пусто, пока мы не подъехали? Почему женщины предпочитают ходить на дальние старые колодцы? Например, женщины из деревушки Уайен совершают ежедневно двадцатичетырехкилометровый переход. Удалось выяснить одно.
Колодец в буркинийской деревне — как живое существо. И новая колонка вроде соседа-новосела, к которому нужно привыкнуть, узнать его как следует, понять, что вреда он не причинит. Кто его знает, каков он, этот новичок?
Всемогущего бога моей Венде можно дарами и жертвоприношениями уговорить дать плодородие земле и ниспослать богатые урожаи. Венде, и только ему, решать: пройдут над деревней дожди или он засухой накажет жителей, прогневавших его. Новую колонку построили люди. Значит, они пошли против воли Венде. А если Венде намеревался пролить эту воду дождем в другом месте? Теперь он может покарать отступников и засыпать во время песчаной бури старые источники. Поэтому первое время селяне будто не замечают новых колонок. Лишь когда они убедятся, что Венде не прогневан, меняют свой обычный дальний маршрут.
Подобные представления сейчас неумолимо уходят в прошлое, хотя кое-где они пока и живы. Новое время и новые традиции вторгаются в жизнь буркинийской деревни.
Земля моси
— Ты сейчас говорил с уиди-набой,— сказал Жозеф, когда машина отъезжала от двухэтажного дома, окруженного двойной массивной оградой.— При дворе моро-набы он — первый человек.
Жозеф замолчал, и по почтительному выражению его лица и плотно сжатым губам стало ясно, что разговор на эту тему он вести не собирается.
Уиди-наба, высокий, подтянутый сорокалетний мужчина с суровым лицом, вышел к нам в светло-голубом бубу, расшитом белым шелком. Левой рукой он прижимал к уху портативный радиоприемник. В Уагадугу взрослое население все время слушает передачи местного радио. Не только потому, что здесь оно главный источник информации. Радио выполняет одновременно функции телефона: можно в нерабочее время вызвать нужных сотрудников в министерство или объявить об экстренном совещании. Если не услышит сам вызываемый, ему передадут соседи и многочисленные родственники.
Наш разговор об условиях сдачи виллы уиди-набы под корпункт закончился через несколько минут: стало ясно, что он ни к чему не приведет. Уиди-наба встал и первый подал руку. Медленной походкой отправился к дому.
О моро-набе — верховном правителе моей и его первом министре — я уже был наслышан. В центре города находилась его резиденция. Оттуда он правил могущественной некогда империей.
Сейчас Страна моей занимает центральную часть Буркина Фасо. За девять веков, с момента основания империи, ее границы не изменились. Сами моей составляют примерно половину всего населения республики. Остальные — фульбе и туареги, на востоке — гурманче, на юге — гурунси, биса, кусаси, на западе — бобо, дагара, лоби, марка, сенуфо...
Моей всегда отличались воинственностью. Это племя бесстрашных воинов, «родившихся в седле и с луком в руках». После их набегов горели города соседних империй — Ганы, Мали, Сонгай. Они дольше всех в Западной Африке сопротивлялись и французским колонизаторам. «Если бы мои воины держали в руках оружие, извергающее огонь, французы бы нас не сломили»,— сказал правивший в конце XIX века моро-наба Вогбо.
Воинами-всадниками, ударной силой императорской армии, и командовал в средневековье уиди-наба, первый из пятнадцати императорских министров.
Свою репутацию моей подтвердили и в XX веке. Они принимали участие почти во всех войнах, развязанных Францией, храбро дрались также на полях второй мировой войны в рядах легендарного корпуса «сенегальских стрелков», основу которого и составляли. Этих стрелков, конечно, правильнее называть вольтийскими. Однако историки предпочли окрестить корпус по названию страны, в которой он формировался. Вольтийских стрелков везли на поля сражений из Дакара — сенегальской столицы. Убеленных сединами, в орденах и медалях, их и сейчас встречаешь на различных торжественных церемониях.
Петух, сорго и напиток «зом-ком»
В немноголюдном холле отеля взгляд привлекает висящая на видном месте картина. На желтом фоне изображены широкополая шляпа, цепь, гнедой конь, небольшая хижина, белый петух, метелки сорго. Администратор гостиницы хорошо поставленным голосом объясняет:
— Перед вами герб Уагадугу. Каждый предмет — символ. Судите сами. Наша страна расположена в Сахеле. Желтый цвет означает песок, цепь — согласие. Народ наш мечтает о будущем, в котором не будет голодных. Оттого столь отягощена зерном метелка сорго. Ведь зерно — основа народной пищи. Буркина Фасо славится доблестными всадниками: конница моей сначала завоевала, а потом неоднократно отстаивала нашу независимость. Уагадугу — главный из всех городов, это символизирует широкополая шляпа, отороченная золотом. Такие головные уборы носят в дни мира вожди моей. В Уагадугу всегда рады гостям: тому примета — изображение хижины. Гостям в знак чистой дружбы и уважения преподносят белого петуха и колосья.
У моей существует легенда, что раньше Уагадугу имел другой герб: изображение тотема — питона. От слов «уагкиефо» (питон) и «дохо» (дом) пошло название нынешней столицы. Вторая версия основана на традиционном гостеприимстве и приветливости жителей столицы: «уагдого» значит «придите, окажите честь».
По традиции, своих гостей моей встречают напитком «зом-ком» — жидкостью мутновато-белого цвета, напоминающей разведенный крахмал. Впервые я его отведал в сельскохозяйственном кооперативе в ста километрах от столицы. Едва мы уселись, как появились три девушки. И конечно же, с большими тазами на головах. Достали из складок бубу чаши-калебасы и зачерпнули жидкость.
— Дорогие гости,— сказал глава кооператива,— отведайте «зом-ком», напиток мира и дружбы.
Очень хотелось пить. Трудная дорога-грунтовка, несколько часов осмотра дамбы кооперативного водохранилища и плантаций под палящими лучами солнца порядком измотали всех.
Недоверчиво взял я калебас, сделал два глотка и передал чашу дальше. Отказаться было нельзя. Здесь существует поверье: кто отставит чашу — тот таит зло на окружающих. В газете «Сидвая» как-то появился судебный очерк, посвященный трагической смерти известного в стране музыканта. На похоронах один из приглашенных лишь омочил губы в «зом-коме». Друзья покойного заподозрили неладное, Следствию была дана ниточка, которая и привела к преступнику,
Чаша еще долго ходила по рядам. А жажда сразу прошла. Рецепт «зом-кома» прост: вода, сорго, имбирь, мед.
Два Уагадугу
Чтобы узнать Уагадугу, надо прожить здесь круглый год, пройти испытание всеми сезонами.
В сухой сезон город как бы умирает. Лес на окраине города стоит как выжженный — частокол обгорелых стволов. Сахарский ветер харматтан бросает пригоршни песка в лицо.
Помню март. Ночь перешла в утро. Время идет к полудню, а Уагадугу погружен во мглу. Силуэты людей неясно различаются лишь с двух-трех метров. Машины и мопеды едут по улицам, включив дальний свет, и на минимальных скоростях. Микроскопические песчинки кирпичного цвета покрыли город сантиметровым слоем. Лица людей скрыты марлевыми повязками и респираторами. По радио и телевидению переданы сообщения о мерах предосторожности: пыльная взвесь вызывает болезни дыхательных путей и легких. Полиция останавливает автомобили, скорость которых превышает сорок километров в час.
Середина мая — время первых гроз, первого с лета прошлого года дождя. Жара спадает к утру. В зазеленевших кронах акаций, карите, нере снуют разноцветные колибри. Бурные ручьи подхватил сорванные мощным ураганом ярко-красные цветы фламбуайяна. Это дерево прозвано здесь «смерть европейца»: оно пышно цветет в конце сухого сезона, самого трудного времени года для неафриканцев.
Рано темнеет в Уагадугу. В начале седьмого будто кто-то задергивает черную штору. Полчаса — и столица погружена во мрак. Темны экзотические кварталы — Ниогсин, где живут и работают ювелиры, выплавляющие известные во всей Западной Африке бронзовые статуэтки, мусульманский Моеммин, плотно заселенный Зангуетин, где живут в основном хауса — выходцы из Нигерии, промышляющие коммерцией; Кулуба, Ротонд, Зон дю Буа, где предпочитают селиться европейцы, работающие по контрактам; Камсонгин — в прошлом квартал королевского евнуха.
За три года буркинийской революции здесь произошли изменения, которые позволяют говорить о коренном переломе в жизни города. «Чистый город», «белый город», «зеленый город» — так назывались некоторые кампании, положившие начало преобразованию Уагу — так для краткости называют столицу жители. Заасфальтированы десятки улиц. Снесены старые кварталы Вилибамбили и Симандин, своим видом наводившие тоску и ввергавшие в ужас заезжих. В один из октябрьских дней 1985 года бульдозеры сокрушали старые дома. Сокрушали? Нет, слишком сильно сказано. Ветхие лачуги рассыпались при малейшем толчке. Мусор, скапливавшийся десятилетиями, смешался с прахом от глинобитных стен. На очищенных строительных площадках сейчас кипит работа. К новому году эти районы будут заселяться. От старых кварталов остались кое-где только названия. А новостройка на месте Вилибамбили теперь называется «Городок третьего года буркинийской революции».
Не узнать и центральный рынок. Прежде на квадратной центральной площади ютились тысячи покосившихся лавок. Это было самое оживленное и самое грязное место города. Здесь покупали все, что продается. Отсюда наступали на город эпидемии. Если в разных концах города врачи регистрировали в среду случаи отравлений, то было ясно, что во вторник на рынке продавалось мясо, миновавшее санитарный контроль. Несколько десятилетий ходили слухи: «снесут рынок». Но это осмелилось сделать лишь революционное правительство вопреки давлению торговцев — «ярее» и «мараче». Старый рынок снесли, предоставив для торговли места на окраинах.
А на преобразившейся сейчас центральной — в два футбольных поля — площади началось строительство современного торгового центра.
Город озеленяют. По призыву буркинийской пионерской организации, созданной год назад, дети посадили несколько рощ. Молоденькие пальмы, акации, манго, нере появились теперь на многих перекрестках.
И «белым» называют сейчас Уагу не случайно. Практически все дома, ограды зданий, бордюры тротуаров, стволы деревьев покрашены в белый цвет.
В средневековье город называли «Ганган-онг-норе» — «рот тамтама» — место, где слышен императорский тамтам. Звучал он во дворе моро-набы, верховного повелителя моей. Один из его министров — бен-наба — «вождь барабанов», предводитель гриотов — певцов-сказителей — со своим штатом выполняли функции министерств связи, почты, телеграфа и телефона. Сложному «языку барабана» обучали в специальной школе при министерстве бен-набы. Выпускников, овладевших им, направляли в окрестности Ганган-онг-норе. От селения к селению шла звуковая эстафета. За какой-то час на окраинах империи народ моей узнавал о печальных или радостных событиях. В том заключался и секрет военной мощи моей, быстрой мобилизации армии при приближении врага.
Вести о приближении неприятеля к границам всадники-гонцы доставляли к Ведающему языком тамтама. И ошеломленного врага встречала бесстрашная конница уиди-набы, неустрашимая пехота гунг-набы, меткие лучники тамсобы-набы. Противник ни разу не застал моей врасплох.
Тамтам внес вклад в развитие не только военного искусства моей, но и в буркинийскую историю, литературу. Благодаря ему восстановлена история империи и написаны литературные произведения.
Выпускники школы бен-набы сохранили практически без изменения рассказы давно минувших дней. Ошибки исключены, ведь они карались смертью. Если писатели и журналисты ссылаются на «уомбы» — тамтамы, значит, надо читать: получено из достоверных источников.
Скорпион и черный камень
Однажды электрик, устанавливая кондиционер, назидательно предупредил меня:
— Щели между кондиционером и стеной лучше сразу заделайте.
Мебели в доме почти не было, и на ночь я положил рубаху на кондиционер. А утром, взяв ее, почувствовал укольчик. Уже через минуту началось легкое жжение. Глянул — на тыльной стороне ладони две капельки крови. Я сбросил рубаху, вывернул и обнаружил на рукаве какое-то похожее на рака существо...
Мгновенно вспомнил совет врача: «Что бы вас ни укусило или ужалило, постарайтесь доставить «это» к врачу. Облегчите нам работу».
Я бросился на кухню, нашел пустую банку и накрыл ею насекомое.
В госпитале имени Ялгадо Уэдраого — крупнейшем медицинском учреждении страны — банка с насекомым помогла сразу проникнуть в кабинет к врачу.
Когда я рассказывал о происшествии буркинийцам, в их советах я различал насмешливые слова песенки: «Младенец — это европеец: он слишком хрупок, слишком нежен, ему царапина страшна».
Вскоре на встрече с активистами буркинийского Общества дружбы с советским народом ко мне подошел старый знакомый Закария Уэдраого.
— Слышал,— произнес он, улыбаясь,— о твоем крещении. Наперед советую иметь черный камень. Его можно купить в Пабре.
...Километрах в двадцати от Уагу у дороги я приметил зеленеющую рощу — редкость в сухой сезон. За ней, как и объяснил мне Закария,— дорожный указатель: «Ботанический сад».
Мне советовали найти человека по имени Сезар Фернандес де ла Прадилья. Он испанец, худощавый, лет шестидесяти. Нашел я его в аптеке, отгороженной от рабочего кабинета занавеской.
Вот уже пятнадцать лет Прадилья работает над обобщением опыта народных врачевателей. На полке рядом с его письменным столом — многочисленные тома медицинских энциклопедий и справочников.
— В Советском Союзе,— говорит он,— бережно относятся к народной медицине и развивают ее традиции. По моему убеждению, химические лекарства никогда полностью не заменят природных.
Разговор перешел к предмету, интересующему меня. Дон Сезар достает из стола картонную коробочку, высыпает из нее на стекло несколько целлофановых пакетиков. В каждом из них — черные блинообразные камни:
— Такой камень — универсальное средство против укусов всевозможных ядовитых насекомых. После укуса надо надавить на ранку, чтобы показалась кровь, и приложить к ней камень. Он будто приклеивается к месту укуса и сам отпадает, когда весь яд адсорбируется. В некоторых случаях боль постепенно исчезает, а в других, наоборот, усиливается. Это работает камень, высасывающий яд. После процедуры камень надо положить на полчаса в теплую воду. Когда он перестанет выделять пузырьки, опустите его на два часа в молоко. Потом промойте и высушите. Им можно пользоваться вечно. Впрочем, старайтесь не прибегать к его помощи. Будьте осторожны, особенно в сухой сезон.
С тех пор «черный камень» всегда при мне. Он мне пока помогает, став моим талисманом, хотя я помню слова дона Сезара:
— Знания африканцев нужно собирать, отделять зерно истины от шелухи магии и систематизировать.
Уагадугу — Москва
Сергей Кондаков, корр. ТАСС в Буркина Фасо — специально для «Вокруг света»
