Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Осердясь, он сбросил укаль

10 октября 2006
Осердясь, он сбросил укаль

В воздухе кружила песня вместе с белесыми завитками дыма, шедшего из курильницы с ладаном. Голос певца жаловался: «Отчего же ей не постучать у моих дверей?» Краткий аравийский закат удлинял тени.
— Микаиль, — говорил мне мой старый друг Саид, — что ты все расспрашиваешь о нашей одежде? Что ты о ней записываешь? Эта тема не для мужчины, а для бабы. Черта ли в ней, в одежде? Дело в сердце. Понять же наше сердце может лишь тот, кто постигнет жалобу этого дана (Дан, или дана-дан — жанр лирической песни-импровизации, популярный на юге Йемена.) — и заплачет над ним. То ли дым был едок, то ли ветер поднял песок, только в глазах у меня и впрямь защипало. Саид отвернулся.
— Ладно, — сказал он. — Пиши хоть и про одежду. А я буду тебя поправлять.

От пеленок до савана

Осердясь, он сбросил укаль

Как говорили арабские мудрецы: если тело человека есть храм, то платье — лучшее украшение этого храма. Впрочем, первая же встреча с действительностью в Аденском международном аэропорту вызывает совсем другие сравнения. В адской духоте кружатся босоногие мужчины в выцветших юбках или униформе цвета хаки, палестинских платках, армейских фуражках, тюрбанах. Степенно плывут черноокие женщины, закутанные в черное с головы до щиколоток, выставляя напоказ тонкие пальцы, крашенные желтым корнем и расписанные хной; тут же их энергичные сестры в джинсах и мини-юбках. Пахнет бензином, ладаном и пылью. В таком Вавилоне кажется неуместным даже разговор о традициях. К счастью, это всего лишь первое впечатление.

Чем дальше от Аденского аэропорта, тем живее старина. Особенно если перенестись в глубинку на самолете внутренней авиалинии. В пустыне воздух здоровей и суше, а люди не забыли еще древний закон. Здесь не встретишь женщину с голым лицом.

Выходя из дома, она обязательно наденет покрывало-маску из черного панбархата и широкое платье из той же материи; сзади у него шлейф по-местному «хвост» а на подоле вырез чуть ли не до колен. Женщины в хвостатых платьях пасут овец и коз, работают в поле и даже взбираются на финиковые пальмы. Мужчины носят юбки, перехваченные широким брезентовым поясом с кармашками, сандалии на босу ногу и головной платок. Дети же щеголяют в тайваньском или сингапурском ширпотребе из ближайшей лавки. Можно встретить девчушку в балетной пачке, играющую у порога жилого дома-башни, или у бедуинского шатра наткнуться на маленького кочевника в мундире опереточного генерала.

Одежда начинается с пеленок. Амулеты и ладанки защищают младенца от всякой напасти — злого глаза и нечистой силы. Чресла перепоясаны кожаным шнурком или бечевкой. И все. Так и щеголяет малыш до тех пор, пока не начнет понимать слова. Слова же, как известно, объясняют, что такое хорошо и что такое плохо: стыдно при всех обнажать наготу свою, надобно быть скромным и послушным, да вот не всегда получается. Лет в десять-двенадцать мальчик одет уже как взрослый. Девочка того же возраста появляется на людях в длинном темном платье, но пока еще с открытым лицом. Талию перетягивает широкий серебряный пояс.
— Ты что, никогда не видел золота на наших женщинах, Микаиль? спрашивает Саид.

Конечно, видел. Лет тридцать назад южноаравийцы, работавшие в нефтедобывающих арабских странах, привезли оттуда пристрастие к золоту. До того обычай предпочитал белый «металл Луны» желтому «металлу Солнца». Так было в древние времена, так было и на памяти старшего поколения, когда чуть ли не единственным средством платежа в этих местах служил австрийский серебряный талер Марии-Терезии. Серебро — закон предков, золото — нововведение. Велик соблазн считать реальную картину мира случайным или злонамеренным искажением некоего идеала. Но чистых культур не бывает, поэтому первая заповедь для этнографа «в поле» — не увлекаться реконструкциями, а описывать то, что видишь.

Итак, мужчина в Южной Аравии носит юбку. Это может быть дешевый саронг из Индонезии, где их производит какой-нибудь хадрамаутский эмигрант, или дорогой пестротканный шейдер, изготовляемый на горизонтальной раме умельцами из города Шихр.

В разных местах Арабского мира одним и тем же словом могут обозначаться разные предметы гардероба. В Адене шейдер — это просторное женское одеяние из блестящей материи, а уже километров на триста восточней этим словом называют мужское опоясанье не застроченное сбоку по всей длине полотнище, вроде саронга (еще его называют «фута»), а продолговатый кусок ткани с кистями и узорами. Местные краеведы усматривают в этих узорах полумесяц и солнце, профиль орла и семисвечник, змею и разные доисламские буквы.

Есть множество способов повязывать шейдер в зависимости от того, куда отправился его хозяин — на прогулку в долину или в горы, на войну или на базар.
— Смотри, — говорит мне Саид, — нашему Салиму предстоит трудная дорога, видишь, он повязал свой шейдер по-горному...

Юноша, зрелый мужчина и старик одеты почти одинаково. Зато женская одежда не скрывает возраста своей хозяйки. У девицы на выданье черное платье лишено украшений. На свадьбу невеста надевает ярчайшее платье, расшитое всевозможными узорами, украшенное ракушками каури, блестками, серебряными монетами, шелковыми мешочками с кардамоном и даже кисточкой, срезанной с козлиного хвоста. После свадьбы молодая женщина ходит в черном платье с геометрическим орнаментом на груди и на спине. Квадраты и ромбы, вышитые серебряной нитью, образуют разнообразные звезды, в которых местная традиция видит сказочных птиц. С годами орнамент становится все скупее и скупее. Наряд женщины в летах уже мало чем отличается от девичьего.

Объяснить это нетрудно. Узор призван не столько украшать, сколько оберегать носителя одежды. От злого глаза помогает изображение недреманного ока. Звезды же, раковины каури (напоминающие женский детородный орган) и особенно шерсть с хвоста козла должны способствовать плодовитости, обеспечивать обильное и здоровое потомство. Вот почему орнамент, столь естественный на одежде продолжательницы рода, неуместен и неприличен на платье девицы, только вступающей в жизнь, или старухи, стоящей на пороге смерти.

На Юге Аравии тех, кто покидает сей мир ради жизни будущей, не обряжают в парадное платье, ибо голым приходит на землю человек и голым отправляется в нее. Усопшего заворачивают в саван грубую неокрашенную хлопчатобумажную ткань. Обычай требует, чтобы саван для женщин был не больше и не меньше, чем в тридцать локтей и оборачивался вокруг тела двумя оборотами. Из этого же куска идет материя на рубаху, накидку и головное покрывало. Мужской саван, в двадцать четыре локтя, трижды охватывает покойного, а саван для ребенка рассчитан всего на один оборот — пять локтей.

«Моя двоюродная сестра — моя сандалия»

Осердясь, он сбросил укаль

Одежда не только хранит от напастей, но и позволяет наглядно выражать различные чувства и отношения. Для этого особенно хороши головные уборы и обувь. В русской культуре чаще всего говорят о шапке: «не по Сеньке шапка», «шапочное знакомство», «шапками закидаем», «А еще шляпу надел...» У арабов многие вещи понимаются совсем по-иному, чем у нас. Мы обнажаем голову из уважения, благочестия и скорби. У них — это жест отречения и вызова. Если араб в традиционном головном платке сбрасывает наземь укаль шерстяной шнур, удерживающий платок на темени, это значит, что ссора вот-вот перейдет в поединок.

У этнографов имеется на сей счет теория, объясняющая вышесказанное тем, что семиты арабы и евреи — с особым пиететом относятся к волосам. Головной убор должен закрывать волосы, а если они не покрыты или срезаны — вспомните ветхозаветного Самсона! это опасно для жизни. Народное чувство и у славян и у семитов подозревает в длинных волосах какую-то избыточную силу: недаром женщина входит в православный храм с покрытой головой, а мужчина только с обнаженной. В синагоге же или в мечети набожные мужчины и женщины предстают перед Богом только в головных уборах.
— Ты же знаешь, что это правило мусульмане соблюдают не всегда! вмешивается Саид.

Конечно, в наши дни встречаются исключения. Особенно когда обязательная молитва свершается вне мечети, или если эта мечеть «домашняя», нечто вроде клуба соседей по улице.

У нас к головному платку приросло определение «бабий», но для жителей Южной Аравии платок, как и юбка, — одежда для мужчин. Конечно, женщины покрывают голову и плечи ажурными черными «нукбами», но настоящий платок всегда мужской, и способов носить его существует не меньше, чем вариантов бедуинского шейдера. По-особому его повязывают в горе и веселье, в пути и на привале, в холод и пыльную бурю, в бою и в мирное время.

Платки бывают белые и черные, зеленые и золотистые, пестрые, с разноцветными кистями и бахромой. Зато сандалии почти все одинаковы, разве что одни по старинке делают из кожи, а другие — из резины. Их скидывают у двери, ведущей в жилье, так что, если гостей скопилось немало и все они уходят разом, найти свою пару не очень-то легко. Вот тут и начинаются различные символические манипуляции. Гостю нежеланному, назойливому или нарушающему обычаи могут перевернуть сандалии подошвой вверх. Это значит, что от новых визитов лучше воздержаться. С теми же, кто не понимает намеков, может приключиться история вроде той, что рассказал мой приятель Саид:
— Что это за отцы коротких штанов (Слово «отцы» — красочный оборот, присущий семитским языкам (также можно сказать «сыновья»), — обозначает в данном случае «владельцы», «носители». «Отцы коротких штанов» следует понимать как «короткоштанные».) приехали к нам в долину Хадрамаут? Никто из нас не понимает их языка и не знает их страны. Они не носят юбку, как прилично мужчине, или длинные брюки, как подобает школьнику, солдату и чужеземцу. Наши женщины устали смеяться над ними и прятаться от них. Отцы коротких штанов ходят повсюду гуртом, словно овцы, и в таком позорном виде посещают наши башни, кладбища, дома султанов и жилища отпрысков Пророка. Перед входом в квартальную мечеть Аллах все-таки надоумил их снять кроссовки. Пока они щурились в сторону Мекки, наши дети перевернули их обувь! Но отцы коротких штанов будто бы не поняли столь ясного намека и в дерзости своей направились прямо в соборную мечеть. Выйдя из нее, они осознали, наконец, всю меру нашего возмущения: ведь их туфли исчезли! Босые и пристыженные, потупив взоры, зашли они в свой автобус и больше из него не показывались до самого отъезда. Ты знаешь, у нас не воруют, и от отцов коротких штанов мы ничего не хотим. Никто не позарился на их имущество, их кроссовки просто сбросили в пропасть.

С помощью обуви можно наглядно выразить отказ от своих прав или притязаний. Так, по древнему обычаю, двоюродный брат имеет преимущественное право женитьбы на своей двоюродной сестре. Ему делается скидка при выплате брачного выкупа, и никто другой не может взять в жены девушку без его разрешения. Чтобы показать, что он не возражает, устраивалась такая церемония, кое-где сохранившаяся до сих пор, — кузен сбрасывал с ноги обувь, приговаривая:
— Моя двоюродная сестра — моя сандалия, я отказываюсь от нее.

Такая традиция, вероятно, имеет общесемитское происхождение. Достаточно обратиться к ветхозаветной «Книге Руфь», где благочестивый израильтянин Вооз получает право купить земли покойных Елимелеха и двух его сыновей, а также жениться на вдове одного из них, моавитянке Руфи, «чтобы оставить имя умершего в уделе его и чтобы не исчезло имя умершего между братьями его и у ворот местопребывания его» (Глава 3, стих 10). Это право передает Воозу более близкий родственник усопших, сняв сандалию (в русском синодальном издании « сапог»). И в тексте поясняется: «Прежде такой был обычай у Израиля при выкупе и при мене, для подтверждения какого-либо дела: один снимал сапог свой и давал другому (который принимал право родственника) , и это было свидетельством у Израиля» (Глава 3, стих 7).

А еще, если человек ходит, приволакивая ноги, в шаркающих сандалиях, значит он предусмотрителен и осторожен: шуршащие звуки отпугивают ядовитых змей и скорпионов.

По кинжалу встречают

Осердясь, он сбросил укаль

На Юге Аравии редко судят о человеке по одежке. Никто не старается поразить окружающих пышностью или необычностью своего наряда. И когда живущие на плоскогорье мужчины племени сайбан носят в холодное время алые шерстяные шали сочного карминного оттенка, то делают это не для того, чтобы произвести впечатление на соседей, а просто потому, что здесь так принято.

Кстати, было бы неверным утверждать, что в мире традиционной одежды нет места изменчивой моде. За восемь лет, что я бываю на юго-востоке Йемена, традиционный крой женских черных платьев, конечно, не изменился, но в моду вошел «жатый» панбархат с рельефным узором и отделкой из тонкого золотого жгута. Появились ажурные лицевые покрывала-сетки, подражающие старым покрывалам-маскам. А сколько раз менялись головные платки у мужчин!

То в моду входили палестинские шмахи черно-белые или бело-красные, то сделанные на заказ в Японии белые платки с вышитой в уголке волшебной птицей, то индонезийские, черные с кистями, придававшие мирным шоферам обличие кровожаднейших из пиратов.

Тут тоже есть мода, но развивается она по-своему. Дело еще в том, что в традиционной одежде жителей Южной Аравии отражалась их принадлежность к той или иной социальной группе. Свои отличия у потомков Пророка, ученых шейхов и людей из племен, а также у купцов, крестьян, ремесленников и других неполноправных «слабаков» слуг и рабов. Так, белые одеяния носили женщины «из дома Пророка». Представители племенной группы имели право носить оружие. Редкий племенник, выходя из дома (из шатра, из пещеры), не прихватывал с собою фитильный мушкет, английский карабин или немецкую маузеровскую винтовку. До сих пор на юге Аравийского полуострова хранится такое количество старого стрелкового оружия любых марок, что его хватило бы не на один оружейный музей.

И все же сословные различия в одежде — особенно в племенах — мало бросались в глаза, а в наш-то век заметны и того меньше. Важно не как одет человек, а какое место занимает он за общей трапезой или на общем сборе; важно как он держится, как смотрит, как говорит.

И еще важен кинжал — кривая широкая джамбийя. На юге Йемена, если перед вами мужчина с кинжалом, значит, он вождь племени. На севере, где джамбийю носят многие, все дело в ее месте на поясе: висит справа, значит, большой человек, висит посредине — достойный человек, висит слева — тоже достойный, но почета ему меньше, чем первому и даже второму.

О социальном положении может говорить не только кинжал. Например, в Египте при короле Фаруке египтянин в длиннополой рубахе галабие слыл человеком второго сорта, деревенщиной. При входе в большие рестораны и кинотеатры Каира висели уведомления: «В галабиях вход воспрещен». Только после свержения монархии рубаха была наконец реабилитирована.

В Омане и Саудовской Аравии, напротив, белая рубаха до пят с длинными рукавами, шилаха, или дишдаша, считается самой достойной одеждой в отличие от «неприличной» мужской юбки. Аденский прокоммунистический режим тоже пытался бороться с юбками, запрещая таксистам и клеркам носить их в рабочее время. Но запрет этот, как и многие другие, соблюдался, прямо скажем, не очень пунктуально.

Зато в Саудовскую Аравию йеменцу в юбке въезда нет. Помню свое удивление, когда жители Хадрамаута перед трапом самолета, выполнявшего рейс Мукалла-Джидда, при всем честном народе снимали свои шейдеры и футы, напяливая через головы шилахи и дишдаши. На обратном пути рубахи сбрасывали, пока самолет шел на посадку, и на родную землю йеменец ступал уже в привычном наряде.

Махрийские племена, живущие на границе Йемена и Омана, легко меняют юбку на рубаху. Если они недовольны йеменским правительством, то с вызовом щеголяют в долгополых белых шилахах. Если у них претензии к султану Омана, махрийские мужчины переодеваются в юбки. Очень удобно и наглядно.

И эмиссары из центра, понимая, что надо вернуть расположение недовольных, не тратят время на разговоры, а тут же, у вертолета, на котором свалились с неба, начинают раздачу даров разную мануфактуру, но, прежде всего автоматные и пистолетные патроны целыми ящиками, ибо для махрийца оружие неотъемлемый атрибут верхней одежды, как зонтик для лондонца.

Введение в одеждоведение

На всякую вещь под солнцем (и под луною) есть своя наука. Насекомых, почтовые марки, звезды, вирусы и предметы туалета объединяет то, что всех их можно собирать, рассматривать, обобщать и делать выводы.

Говорят и пишут о Человеке разумном, Человеке умелом, Человеке играющем. Но, будучи разумным, умелым и даже играющим, он вместе с тем Человек одетый, даже если наг и бос. Ведь отношение к обнаженному телу, положительное или отрицательное, сразу же дает живое представление о временах и нравах. Даже там, где обычный костюм был гораздо скуднее набедренной повязки и состоял меньше чем из двух-трех перьев — например на Огненной Земле, — люди часами покрывали свое тело сложнейшими росписями, чтобы выглядеть одетыми. Кстати, в Южной Аравии этот обычай сохранился у женщин, расписывающих тело хной от ладоней и лба до пупка и пят (в идеале должен получиться образ перевернутого древа корни на лбу, листья и ветви — на животе).

В моих заметках речь шла о нескольких важных ролях одежды. Ее защитная роль у мужчин прямолинейна — защищает тело от зноя и холода. (От всего остального мужчины защищаются оружием). Женская одежда оберегает свою хозяйку прежде всего орнаментами и узорами. Их всего больше там, где самые уязвимые места — на спине, у шейного выреза и на подоле, на плечах и под мышками. Хорошим оберегом служит и анонимность женского наряда: нечистая сила и лихой человек вряд ли отличат одну черную фигуру с закрытым маской лицом (то есть безличную, без лица) от другой, замешкаются и не успеют навредить.

Почти во всех культурах мужские и женские свойства противопоставляются, но цепочка таких противопоставлений может быть очень неожиданной для тех, кто считает свою культуру единственно правильной. Вспомним о мужских юбках и платках.

Гнев, скорбь, радость, заключение договора или сделки — все это с успехом можно выразить с помощью головного убора, сандалии, веера или платка. Я говорил уже о месте кинжала на поясе. Из этого следует, что и в южноаравийской культуре действует универсальное предпочтение правого (высшее место) левому (низшее место). А промежуточная позиция остается за золотой серединой. Другая увлекательнейшая тема, прямо связанная с одеждой, канон и мода. Насколько вообще застойно и неподвижно традиционное общество?

Вот несколько проблем и вопросов, над которыми стоит подумать. Кто знает, быть может, найдутся и достойные ответы.
Но есть и загадки, к которым пока не поймешь как подступиться. Например, почему на Севере Арабского мира так не любят широкополые шляпы и поговаривают, что в них залез шайтан, а на Юге Аравийского полуострова их носят как ни в чем не бывало?

Я наскоро перевел Саиду эти заметки.
— Конечно, со стороны кое-что виднее, — сказал он. — А на вопросы твоего «одеждоведения» мы тоже подумаем как ответить. Ведь кочевник пустыни не глупее этнографа или журналиста, правда, Микаиль?
— Разумеется, поспешил я согласиться. Но ты обещал поправлять меня, однако не стал.
— Зачем? — улыбнулся Саид. — Вспомни мои слова: главное не одежда, главное — сердце.

Михаил Родионов, доктор исторических наук

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения