Почему «Возвращение в саванну»? Я уже ездил по эфиопской саванне в Огадене, и мне снова хотелось вернуться в эти места. Помните, у Гржимека: «Тот, кто хоть раз побывал в Африке, обязательно хочет вернуться...»
Сафари, участвовать в котором меня любезно пригласило туристское агентство «Альбион тур» (с рекламой этой фирмы вы можете познакомиться на второй обложке журнала), предоставляет редкую возможность повидать множество разных зверей.
В своих заметках я не столько описываю африканских животных (вы все наверняка видели их в кино или читали о них), сколько рассказываю о том, как мне удалось найти их в саванне и даже запечатлеть на фотопленку.
Но сначала — о человеке, без которого, возможно, эти встречи и не состоялись бы, о нашем никогда не унывающем шофере, замечательном следопыте; заповедные уголки саванны для него — дом родной.
Окончание. Начало в № 3/95.
«Бойся льва и масая», или кодекс чести шофера и следопыта Самми-кикуйю
Эту присловицу наш шофер обычно повторял в трудных случаях жизни. Почему же Самми боялся именно львов и масаев, можно было только гадать, пока он не приступил к рассказу о великом народе кикуйю, принадлежностью к которому Самми Камаи очень гордился. Впрочем, все по порядку...
Он встретил нас в аэропорту Найроби, словно старый знакомый. Как только мы прошли таможенный досмотр, кстати, весьма формальный (таможенник даже не обратил внимания на то, что в моей сумке побрякивали десять бутылок водки, а в Кении — это валюта: джин и виски дорожают по мере углубления в саванну, и в дальних отелях-лоджах стоимость бутылки в десятки раз превышает обычную цену), Самми решительно взмахнул рукой, и расторопные носильщики моментально подхватили наши вещи. Что бы он ни делал, подтянутый и энергичный, в зеленой униформе, он всегда ослепительно улыбался. При этом большие карие глаза сияли, и все его круглое миловидное лицо излучало доброжелательность. Поприветствовав всех, Самми вручил каждому из нас сумку и кепи с зеленой эмблемой своей компании «African Tours and Hotels», которая обеспечивала нам путешествие по саванне.
— Какая она, саванна? — весело переспросил Самми. — Да вот она перед вами, любуйтесь.
И он широко повел рукой. Вот это здорово! Не успели мы отъехать от аэропорта, как сразу же оказались в знаменитой кенийской саванне. Асфальтовая дорога рассекала единственный в мире заповедник, расположенный рядом с крупным промышленном городом.
— Здесь, всего в нескольких километрах от Найроби, водятся львы, антилопы, буйволы и даже бегемоты, рассказывал Самми, словно заправский гид, и в то же время с гордой хозяйской ноткой в голосе.
Мы во все глаза вглядывались в ровное поле за колючей изгородью, питая слабую надежду увидеть хоть какого-нибудь зверька, как вдруг раздался совершенно безумный вопль:
— Жирафы! Смотрите, настоящие жирафы!
Действительно, вдали, где-то у самого горизонта, среди кустиков торчали две желтенькие головки жирафов. Все были готовы тотчас же выскочить из автобуса и бежать к этим первым, встреченным в Кении животным, разгуливающим между аэропортом и столичной окраиной, как у себя дома, но Самми весьма снисходительным тоном, словно малых детей, успокоил нас:
— Все впереди, еще наглядитесь на зверей. Я, между прочим, работал этом заповеднике — в зоопарке, где выращивают молодняк и лечат раненых животных. Это было сразу после окончания колледжа «Утали», там нас обучали обращению с дикими животными, с достоинством добавил он.
Заметим, что такими чертами, как гордость, самоуважение, по мнению Самми, должен обладать каждый истинный кикуйю. При всяком удобном случае он любил подчеркнуть достоинства своего народа.
— Мой народ очень древний, произносил он глубокомысленно, и лицо его принимало торжественное выражение. Предания кикуйю гласят, что наши предки пришли с северо-востока и после ожесточенных стычек с местными племенами охотников заселили плодородные долины центрального Кенийского нагорья. Но мы очень мирные люди кикуйю всегда работали на земле. Я вырос в деревне в большой семье, которая на своем поле выращивала овощи, просо, бататы, а вокруг нашей круглой хижины-тукуля, крытой соломой, росли бананы и была грядка с ананасами. Мы боялись только львов («симба») и воинов-масаев. Симба бродили ночью вокруг деревни, могли напасть на коров в загоне и утащить козу или бычка, а масаи тоже угоняли скот и похищали наших девушек.
Самми знал и гордился тем, что кикуйю, у которых англичане отобрали много плодородных земель, стали главной силой освободительного движения «May-May». Односельчане Самми вошли в вооруженную группу «Копье за землю» и даже нападали на белых фермеров. Из среды кикуйю вышли видные борцы за свободу, писатели и, конечно, первым среди них Самми назвал президента Джомо Кёниату, дружившего с нашей страной.
— Вы спрашиваете, что означает «May-May»? Лицо Самми вновь принимает глубокомысленное выражение. У кикуйю есть выражение «Ума-Ума», то есть «убирайся», но, возможно, это измененное слово «мума», которым называют клятву на верность земле отцов. Кикуйю чтят обычаи предков. У нас в деревне все уважали старейшину, вождя, и конечно, колдуна.
Этот разговор произошел в Найроби, когда в местных газетах промелькнуло сообщение, что в парламенте обсуждали... депутата-колдунью.
— А что? — моментально откликнулся Самми. — В Найроби есть колдуньи, и к ним охотно идут люди за советом. Например, сегодня моя невеста тоже собирается сходить погадать к одной такой знахарке.
Самми принялся расхваливать свою невесту, работающую страховым агентом, и обещал меня с ней познакомить. Я воспользовался случаем и напросился вместе с ними к знахарке, прихватив с собой в качестве подарка чашку, расписанную хохломскими мастерами. После долгих уговоров Самми согласился взять меня с собой, но лишь с условием, что мы с ним обождем невесту у домика колдуньи.
Еще вечерние сумерки не опустились на сиреневые джакаранды и розовые бугенвилии, как мы оказались у деревянного забора, скрывавшего небольшой домик на окраине Найроби. Мы шагнули в калитку и остановились, а невеста пошла дальше к домику, из стен которого выпирали прутья, обмазанные глиной. Сквозь открытую дверь домика солнце освещало земляной пол и нехитрую утварь. У двери сидела хозяйка на вытертой циновке, одетая в пеструю кофту и длинную юбку. Из-под низко надвинутого черного платка внимательно смотрели глаза, наверняка немало повидавшие на своем веку.
Невеста Самми опустилась на колени перед колдуньей, которая, вынув из кармана юбки худенькую руку, схватила лежащий неподалеку кусок мела, начертила вокруг себя треугольник и тем же куском помазала себе виски.
— Что это она делает? — спросил я у Самми. — Зачем выпачкалась мелом?
— Чтобы общаться со своими предками через богов, живущих на вершине горы Кения. Мел для нее — снег, ведь вершина Кении покрыта снегом.
Я уже знал, что название второй по высоте горы Африки произошло от масайских слов «кее нийя», что означает «белая гора». Теперь буду знать, что этот потухший вулкан считается священным у местных племен...
Старуха тем временем взяла глиняный кувшинчик и вытрясла на циновку несколько бусинок, посмотрела на них, собрала в ладонь и бросила у своих ног.
— Она так гадает? — прошептал я Самми.
— Моя невеста спрашивает колдунью о своей судьбе. Та сегодня решила гадать на бусинках, каждая из которых имеет свое значение. Одна бусинка — дорога, две — дом, три — женщина, пять — мужчина. Все зависит от того, сколько их выпадает и как они лягут у ног старухи.
Пока Самми разъяснял мне суть колдовства с бусинками, на середину дворика важно вышел порядком общипанный петушок и громко прокукарекал.
Колдунья вздрогнула, что-то сказала невесте, показав ей на лежащие бусинки, и махнула рукой. Сеанс был окончен.
Я вспомнил об этом гадании позже, когда мы отправились из Найроби в саванну на маленьком автобусе. Тут нельзя не сказать пару слов об отношении Самми к своей машине. Его «тойота» была замечательной выносливой и крепкой.
Но случалось, она останавливалась и, как упрямый осел, не желала двигаться дальше. Самми охал и жалостливо вздыхал, растерянно ходил вокруг автобуса, недоуменно осматривал мотор, даже почему-то прикладывал носовой платок к карбюратору, затем, откинув сиденье, доставал ключи, осматривал их и клал обратно. При этом он тихонько приговаривал: «Машина сама знает, когда ей хорошо, а когда плохо».
Мотор подчас чихал, а иногда от него валил пар. Наконец выяснялось, что Самми забыл долить масла или залить воды. Когда же наш шофер сам или с помощью друзей заводил мотор, то радостно восклицал: «Машина заработала божество помогло». При всем этом Самми был умелым водителем: ловко взбирался по отвесным кручам, на скорости проскакивал речки и осторожно ехал по горным дорогам.
Знал Самми, где и когда остановиться, чтобы угодить туристам. Правда, спиртное, сигареты, фотопленку он частенько предлагал покупать в дорогих магазинчиках при отелях, а не в городках, где цены значительно ниже. Завозил он нас и к знакомым торговцам, чтобы мы приобрели у них разные безделушки. Здесь у него, несомненно, был свой интерес.
— Кикуйю очень способные, рассуждал Самми, они не только хорошо выращивают овощи, но и умеют торговать.
Так Самми привез нас однажды к длинному ряду палаток, где резали из дерева фигурки животных его земляки-кикуйю, а их жены и сестры тут же старались подороже продать похожих, как две капли воды, слонов и носорогов.
Случилось это на самом экваторе. Да, да, именно на экваторе. Там на обочине дороги даже стоял щит со словом «экватор». Когда пролетаешь на самолете Аэрофлота через эту воображаемую линию, то стюардессы вручают тебе грамоту и значок, как именитому первопроходцу, а здесь, кроме женщин-торговок, нас никто не встречал. Правда, шустрый человечек показывал незамысловатый фокус с сосудом воды в этих местах его обязательно демонстрируют туристам за шиллинги. Фокусник бросал палочки в воду, которая вытекала из дырки на дне сосуда: севернее экватора они вращались в одну сторону, южнее в другую, а на линии экватора стояли прямо в потоке воды.
Фокусы фокусами, а Самми деловито подвел нас к ларькам, где торговали его друзья.
— Кикуйю не только плетут циновки, но и делают разную посуду, выплавляют железо и изготовляют украшения, а теперь научились резьбе по дереву, вдохновенно нахваливал своих земляков наш гид, перечисляя все мыслимые и немыслимые таланты народа кикуйю.
Я же задержался около одной лавочки, и в ее глубине увидел курчавого мальчонку, который старательно втирал в маску воина-масая какое-то вещество, похожее на гуталин. Я все понял, но промолчал: любое дерево должно походить на эбеновое, чтобы его можно было продать подороже, а поэтому оно должно выглядеть, как черное дерево, и чем чернее, тем лучше.
Здесь, около экватора, мы увидели гору Кению. Ветер разогнал наконец-то облака, и на фоне ярко голубого неба четко вырисовывалась самая высокая вершина страны, на скальной груди которой залегли снежники.
Самми, как стоял у своей машины, так и замер: подняв лицо к солнцу, он благоговейно смотрел на священную гору кикуйю.
В тот же день Самми начал мне рассказывать, подождав, пока я разверну блокнот (ему льстило, что его слова записывают и о нем напечатают в журнале), самую знаменитую (и очень длинную) легенду о верховном божестве своего народа, который жил на вершине Кении.
Обладая необычной силой, Мвене-Ньяга «из ничего сделал все» (не правда ли, напоминает библейскую легенду о сотворении мира?). И прежде всего он создал снегоголовую вершину Кере-Ньяга — «блестящую гору Ньяги», которая стала его земной обителью; впоследствии ее нарекли Кенией.
— Кению, которую кикуйю называют Кере-Ньяга, вы сейчас увидели (если бы мог, то он сказал бы «удостоились лицезреть»), а наше божество нельзя увидеть, потому что оно очень далеко, так Самми начал свою легенду.
Я постараюсь вкратце ее изложить, и советую тем, кто хочет понять Самми, а значит, и всех истинных кикуйю, ее прочесть.
...Однажды Мвене-Ньяга взял одного из трех своих сыновей по имени Гекуйю на вершину обители и показал оттуда землю с зелеными долинами и лесами, где бегали стада зверей; глубокими реками и озерами, где били хвостами огромные рыбины; показал все, что он создал, подарив при этом сыну палку-копалку. Как вы уже поняли, сын положил начало роду кикуйю, а палка-копалка предназначалась новому народу в помощь для занятия земледелием.
Прогуливаясь по цветущей роще, Гекуйю встретил красавицу Мумби, которая стала его женой. Это тоже был подарок бога-отца. Мумби родила девять дочерей, но сыновья на свет все не появлялись. И тогда Гекуйю пошел к горе Кении и призвал отца на помощь, а тот посоветовал принести в жертву козленка под фиговым деревом возле своего дома. Гекуйю зарезал козленка, окропил его кровью ствол дерева, а мясо принес в дар Мвене-Ньяга.
На другой день Гекуйю увидел сидящих под большим фиговым деревом девять юношей. Гекуйю так обрадовался, что, заколов барана, устроил пышное празднество, на котором юноши познакомились с прекрасными девушками. Он предложил юношам своих дочерей в жены, но выдвинул одно условие: все они должны оставаться в его доме и признать власть матери своих жен Мумби. Юноши согласились по доброй воле с его предложением.
Эти первые семьи жили долгие годы в мире и согласии, назвав свой род по имени Мумби, прародительницы всех кикуйю...
И вот в этом месте рассказа Самми несколько замялся.
— Родители перед смертью разделили наследство между... дочерьми. Так образовалось девять родов, где женщины имели несколько мужей. Самми вновь помолчал. — Хотя, честно тебе признаюсь, лучше было бы наоборот, как у других народов. Тогда мужчины, тайно сговорившись, сделали в одну ночь своих жен матерями, а через несколько месяцев в один прекрасный день, воспользовавшись беспомощным состоянием беременных женщин, захватили первенство в семьях. Мужчины не только переименовали народ Мумби, назвав его именем, созвучным имени отца «Кикуйю», но и хотели изменить название родов. Тогда женщины пригрозили убить всех мальчиков и перестать рожать. Вот почему так получилось, что, хотя у нашего народа главным в семье считается мужчина, роды кикуйю называются по имени матери.
Самми долго смотрел на белоголовую Кению и сказал:
— Вы знаете, что во время обрядов, ритуальных танцев нельзя поворачиваться спиной к священной горе, а вход в деревенские хижины обязательно находится со стороны Кении. Так же строятся дома и в моей деревне, где до сих пор живут мой брат и сестра, мать окружена почетом в семье, а наш род называется материнским именем...
Во время путешествия по саванне Самми не только вспоминал священные места, связанные с героями легенды, но и рассказывал об обычаях своего народа, обучал нас самым простым словам. Утром он приветствовал нас коротко: «джамбо!», когда мы ели бутерброды, а то, глядя на них, говорил — «чакура», но самым его любимым выражением было «акуно матато», что означало «нет проблем».
В саванне для Самми действительно не существовало проблем, кроме, пожалуй, одной: его сложных взаимоотношений с машиной. Она могла остановиться, когда нужно было догонять стадо антилоп, или вспугивала животных в момент съемки своим фырчанием.
А так Самми чувствовал себя в саванне, как рыба в воде: моментально ориентировался на ее безбрежных просторах, угадывал, где скрываются в утренний час или в полуденную жару ее обитатели, и вовремя предупреждал нас об опасности.
— Я отвечаю за вашу жизнь, — важно повторял он на всем протяжении пути, — вы во всем должны меня слушаться...
И все же однажды он за нами не усмотрел. Эта забавная история случилась во время поисков бегемотов. Вы скажете, что такие объемные туши невозможно не заметить? Нет, не так-то просто отыскать этих «речных лошадей»: спасаясь от жаркого солнца, они мирно плещутся где-то в заводях, чуть высунув из воды свои толстые носы. Поэтому, когда автобус остановился у реки, мы не только вышли из него, но и рассыпались по берегу. Пробираясь по прибрежной полоске мокрого песка, под нависшими кустами, конечно же, я казался сам себе отважным охотником. А какой восторг меня охватил, когда я услышал плеск воды и увидел посреди реки множество темных островков — торчащие из воды морды бегемотов... Один даже поднялся из пучины вод и прошелся по отмели.
И в этот момент я услышал грозный оклик: то кричал Самми, созывая нас к автобусу.
— Вы же ничего толком не замечаете вокруг, а бросились к реке. Лишь споткнувшись о крокодила, вы, пожалуй, поняли бы, кто это такой. А леопарды, которые в это время отдыхают, лежа на ветвях, и любят речную прохладу или стерегут животных, идущих на водопой? Нет, вам нельзя доверять.
И в автобусе рядом с водителем появился аскари-охранник из лоджа, вооруженный огромной винтовкой, который персонально отвечал за нашу безопасность, за что ему, естественно, нужно было собрать хотя бы по сто шиллингов.
Знаменитые охотники и натуралисты не рисковали отправляться в глубь саванны, не имея помощников и следопытов из местного населения. Такой следопыт должен был знать свойства растений, тропы к водопою, повадки животных, места их отдыха. Он обязан был обладать многими талантами: хорошо стрелять из разного оружия, водить машину, знать языки масаев и самбуру. Конечно же, он должен быть храбр, вынослив и иметь легкий характер. Про таких людей Гржимек писал: «Он обязан зорко следить за тем, чтобы ни один волос не упал с головы гостя, пока тот будет охотиться на львов и слонов».
Таким был наш Самми. Кроме присловицы, вынесенной в заголовок этой главки, у Самми была еще одна любимая поговорка: «Если ты попал в страну (имеется в виду Кикуйюленд, местность, заселенная народом кикуйю. Авт.), где каждый подражает льву, то там нельзя подражать козе».
Нападение бабуинов, или визит дружелюбного крокодила
Оказалось, что предупреждения Самми о соблюдении осторожности даже в лодже были не пустыми словами, в чем мы и убедились, приехав в Буффало-спрингс. Залюбовавшись свисающими с ветвей акации корзиночками гнездами ткачика, я чуть было не наступил на змею, проскользнувшую у ног и скрывшуюся под домиком, предназначенным нам с Сашей Поповым, директором турфирмы «Эр вояж», для ночлега. Домик был, как сказали бы дамы прошлого века, «просто прелесть»: с верандочкой и плетеными креслами, а внутри полный комфорт в виде душа, широких кроватей под марлевым пологом от москитов, на столике красовались вазочки с цветами и фруктами — и все это было спрятано от солнца под круглой соломенной крышей. Внешне явно преобладал африканский стиль, хотя за домиком виднелась солнечная батарея.
И вдруг (ох уж, это «вдруг») наше идиллическое состояние нарушил женский визг:
— Моя сумочка! Украли!
Всунув ноги в тапочки, я выскочил из домика и остолбенел от потрясающего зрелища: на соседней верандочке стояла туристка Оля с намыленной головой, а от нее удирала обезьяна с сумочкой в руке.
— Догоните ее! Там же паспорт! — пронзительно кричала Оля, еле удерживая полотенце на голом теле.
Откликаясь на ее страстный призыв, я кинулся было напрямик через газончик, и тут же острая боль пронзила ногу: подошву тапочки пропорола острая колючка. Да, жаль, эту сценку никто не успел заснять. Кричала на крыльце Оля в неглиже, а я скакал на одной ноге и орал:
— Отдай чужую сумку, негодяйка!
Обезьяна же преспокойно вспрыгнула на ограду и оттуда, словно дразнясь, стала помахивать сумочкой. Потом, вероятно, ей это надоело, да и в сумочке не было ничего съестного, и, сильно размахнувшись, обезьяна за бросила ее в кусты.
Наконец-то я смог разглядеть ворюгу. Им оказался крупный самец-бабуин, предводитель целой семьи воришек-обезьян, которые прыгали вокруг и уже успели стащить кое-что из фруктов, лежащих в вазах на верандах домиков.
Это был не последний набег обезьян на наш лодж, они всегда вели себя смело и хитроумно, переворачивая все вещи в домиках и на верандах, и удалялись под нашим натиском в стройном порядке: в середине самки с детенышами, а впереди и сзади молодые самцы. Они нас совершенно не боялись, наверное, потому что не видели ружей у нас в руках. Более того, старый вожак каждый раз оскаливал пасть, показывая большие клыки, а потом презрительно отворачивался, демонстрируя блестящий красный зад.
Когда-то самыми страшными врагами бабуинов были леопарды, которые истребляли их тысячами, но после того, как охотники перебили почти всех пятнистых кошек, бабуины развелись в неимоверном количестве. Они не только вытаптывают посевы, поедая выращенные плоды, но и нападают на овец, а иногда и на людей.
Я помню описание обезьяны, живший у известного ученого -натуралиста Брема. Бабуин отлично исполнял обязанности сторожа, огрызаясь и нападая на всех незнакомых гостей. В гневе он поднимал хвост, становился на ноги, опираясь на одну руку, а другой стучал по земле. Глаза его сверкали, он испускал пронзительные крики и бешено нападал на своего противника.
Единственно, чего побаивались бабуины, так это машины, но обнаженные клыки и вздыбившаяся на плечах капюшоном шерсть должны были служить для нас грозным предупреждением. Еще в Эфиопии я слышал от бывалых путешественников, что бабуины могут сбрасывать на людей камни со скал. Симпатичные животные и вправду обстреляли камнями участников одной экспедиции. Таковы эти храбрые и хитрые обезьяны, принадлежащие к роду павианов...
Порядком устав от очередной схватки с бабуинами, мы обратили свои взоры к небольшой речке, протекавшей по территории лагеря, прямо за рестораном, и манившей яркой голубизной. Но Саша Попов почему-то передумал в ней купаться и пошел окунуться в бассейн, а я, как всегда, принял холодный душ.
Вот из этой-то речки вечером к веранде ресторана неожиданно пожаловал гость и улегся прямо под табличкой с надписью: «Опасно! Злой крокодил!» Сомневающимся я могу предъявить снимок, который, правда, сделан ночью, но все же на нем четко видна надпись и расплывчатой зеленой тенью под нею лежит собственной персоной... крокодил. Он блаженно щурился в ярком свете направленной на него лампы, положив голову на лапы. Его могучее туловище распласталось по земле, неподвижен был и острый хвост, способный сбить с ног не только человека, но и крупное животное.
Настоящий крокодил к этому семейству относился наш незнакомец - самое древнее существо в саванне, пережившее на десятки миллионов лет своего предка динозавра.
Наступила ночь, и он выполз из водоема на охоту. Внешнее спокойствие и благодушный вид его были весьма обманчивы. Крокодил гораздо сообразительнее других пресмыкающихся, умело выбирает себе место для засады, чтобы внезапно напасть на животное, идущее к водопою. Только слон не боится крокодила и, схватив хоботом за туловище, оглушает его мощными ударами о землю. Как ни странно, иногда из схватки с крокодилами победителями выходят обезьяны, от страха они умудряются вцепиться в глаза самое уязвимое место чудовища. Так обезьянам удалось вырваться из зубастой пасти.
Крокодил может утащить под воду весьма крупную добычу, тем более, что сам нильский крокодил достигает немалых размеров. На реках Эфиопии я видел много покалеченных мужчин, чаще всего рыбаков, без руки или ноги. Это была работа крокодилов.
Наш же гость лежал под балюстрадой веранды с безмятежным видом и даже позволял с собой фамильярничать: кое-кто из весьма непосредственных туристов даже поливал его пивом, а те, кто бросал кости, могли убедиться в крепости его челюстей, которыми он в мгновение ока перемалывал добычу.
Сценка кормления крокодила напомнила мне фрески Древнего Египта, когда этих «милых» созданий обожествляли, им поклонялись, а жрецы почитали за честь ухаживать за ними. Египтяне отводили им великолепные помещения, украшали их драгоценностями, кормили мясом жертвенных животных и даже отдавали им на съедение красивых девочек. До сих пор сохранились в Египте великолепные гробницы, куда помещали мумии крокодилов: их бальзамировали, как фараонов.
Кстати, культ этого животного был распространен и у некоторых африканских племен, в частности, живших по берегам озера Виктория.
Крокодил выглядит неловким на земле, хотя он далеко не так беспомощен на суше, как кажется. Он может сделать мгновенный рывок к жертве или очень быстро добежать до водоема, скрываясь от опасности. Недаром крокодилов выпускали на римские арены для участия в боях с гладиаторами. Поиграть в гладиатора, наверное, захотелось одному нашему веселому туристу, принявшемуся дразнить хищника. Наутро он (турист), на радость всем окружающим, оказался цел и невредим. Вероятно, крокодилу надоело его приставанье, а схватить обидчика он не мог из-за каменной стенки перед своим носом, и умное животное отправилось в тихую заводь на отдых...
Можно считать, что мы познакомились с «домашним» крокодилом, но опытный следопыт Самми много Нам рассказывал о крокодильих привычках и предупреждал о его коварстве. Показывая на лежащих у воды животных, Самми говорил:
— Они здесь хозяева стерегут свой участок. Несмотря на лень, спускаются в воду и плавают по своим владениям, отгоняя чужаков, а самок привлекают гулким, протяжным криком. Самки, когда снесут яйца и забросают их песком, бдительно охраняют свои гнезда много непрошенных гостей желают поживиться яйцами: марабу разбивает скорлупу толстым клювом, а вараны и мангусты бросают яйца на камни. Когда крокодильчики вылупляются, то их «кваканье» слышно даже из-под земли. Прибегает мать, разрывает гнездо и ведет шустрых детишек к воде. С ней теперь лучше не встречаться: сразу набросится, охраняя малышей. А у тех врагов прибавляется с каждым днем: их уносят в когтях птицы, за ними гоняются в воде черепахи, вараны, глотают сомы, и даже взрослые крокодилы, забывая о солидарности, поедают своих детишек. Поэтому крокодильчики отлеживаются в норах, которые вырывают в береге под самой водой. Прячутся там от врагов по нескольку сразу, причем сидеть в норе могут хоть месяц, несмотря на голод. А потом вырастают до четырех-пяти метров и живут долго, лет до ста.
Предупреждая об опасности крокодильих засад, Самми убеждал нас ни в коем случае не верить безмятежному виду лежащих на воде рептилий.
— Если бы вы знали, сколько они детишек и женщин утащили в нашей деревне, когда те приходили к реке искупаться или за водой, сетовал Самми. Крокодил даже может отплыть подальше, делая вид, что спит, а потом резкий бросок, работает лапами, бьет хвостом, аж вода вокруг вскипает, и хватает жертву зубастой пастью. Сразу ему с человеком, тем более с коровой или зеброй, не справиться, так он утаскивает добычу в воду и топит. Потом прячет ее под берегом, корягами, чтоб не унесло водой и не сожрали собратья. Отрывает от добычи куски, всплывает и проглатывает их. Никогда не жрет под водой. Наедается до отвала, впопыхах проглатывая вещи: браслеты, обувь, а у антилоп копыта. Когда ловили крокодилов на крюк с приманкой, то находили в желудке много всякой всячины, даже камни.
Тут надо сказать, что камни хищнику нужны для балласта: с ними ему лучше нырять (а он может находиться по часу под водой), лежать на воде.
Еще, как известно, крокодил не трогает птичек-куличков, которые выклевывают из его панциря всяких паразитов. Вроде бы даже, по свидетельству древних авторов, птички эти беззаботно прогуливаются в зубастой пасти крокодила. Не знаю, сам этого не видел и никому не советую пытаться чистить крокодильи зубы, как это, скажем, делали жрецы в Древнем Египте.
Крокодилов нещадно убивали из-за их прекрасной кожи, затем уничтожали крестьяне из-за того, что они таскали домашний скот. Но, пожалуй, только местные племена употребляли в пищу их мясо. Признаюсь, я пробовал крокодилье мясо. Помните, у Шекспира Гамлет спрашивает Лаэрта, готов ли тот «съесть крокодила»? Дело в том, что в то время пользовались популярностью чучела разных животных, в том числе и крокодилов. Когда снимали кожу, то мясо продавали. Его покупали влюбленные, которые давали обет «съесть крокодила», чтобы доказать свои чувства к прекрасной даме. Я же ел крокодилье мясо, не будучи влюблен в местных красавиц, а просто, чтобы его попробовать. Мне кажется, по вкусу оно напоминает свинину, только отдает рыбой, которую рептилии очень любят. Кто хочет убедиться в этом, могут посетить ресторан «Хищник» на окраине Найроби. Там подают разную дичь, зажаренную на вертелах. Если захотите, вы можете заказать себе и порцию крокодильего мяса. Современные африканские бизнесмены считают даже, что хороший кусок крокодильего мяса, съеденный за обедом, приносит удачу в делах.
По следам неуловимого гиганта, или самый высокий «цветок» саванны
На следующее утро солнце еще не успело подняться, как неугомонный Самми уже начал торопить нас с отъездом.
— Все на свете поспите, — волновался он, — Все на свете проспите, вы же не видели самых больших зверей саванны.
— Это не совсем так, Самми, лениво возражали мы, ты же нам показывал жирафов, а вчера мельком мы видели даже слонов.
Действительно, в вечерних сумерках недалеко от лоджа появились два серых больших силуэта. Но они, словно привидения, возникли на фоне закатного неба и растаяли, как дымка. Не все знают, что этот, самый большой сухопутный гигант, может с легкостью преодолеть топкое болото, вскарабкаться по крутому склону, пройти сквозь горящую саванну. Я собственными глазами видел в Масаи-Мару, как большое стадо слонов бесшумно исчезло в, казалось бы, непроходимой чаще ни одна веточка не хрустнула под их ногами. Натуралисты говорят, что слона может выдать лишь громкое урчание в желудке. А так он пробирается по кустарнику совершенно тихо, как кролик, на своих «каучуковых» подошвах его ступни опираются на подушки эластичной ткани.
Ноги слона сделаны словно на заказ для ходьбы по болоту. Когда гигант опирается на ногу, она раздается, набухает, а когда вытаскивает ее, то, освобожденная от тяжести тела, сжимается и легко выходит из топи...
Самми знает, где любят пастись слоны, и вот уже мы, сделав несколько кругов по саванне, видим перед собой слона-одиночку.
Многие из нас знакомы больше с индийскими слонами. Те более покладисты, их легче приручить к перетаскиванию тяжестей или участию в охоте. С детства мы помним рисунки, где слоны таскают бревна, а магараджи сидят на их спинах с ружьями. А вот африканские слоны участвовали в сражениях еще в древности, когда водились на севере Африки. Карфагенские полководцы выводили их против римских легионов, хотя, когда при переходе через горы слоны Ганнибала погибли, он и без них одержал победу над римлянами...
Наконец-то состоялась встреча с африканским слоном. Кажется, что ему великовата его толстая шкура. Она вся в морщинах, покрыта редкими волосками, а цветом похожа на буро-желтую саванну. Огромными полотнищами ушей и забавным хвостиком слон отмахивается от мух. Из складок кожи добродушно выглядывают умные глазки. Чем не милое создание?
Но у кого не замрет сердце при виде рассерженного слона, когда он выбрасывает вперед двухметровый хобот и угрожающе выставляет сверкающие бивни, колонны ног яростно взбивают пыль, а призывный трубный зов несется по всей окрестности? Особенно опасен слон-отшельник, который может истоптать посевы и даже напасть в приступе бешенства на людей.
Приятнее всего наблюдать за семейкой слонов у водоема, когда мамаша-слониха пьет воду, засунув хобот в рот. Малыши с удовольствием плавают, а напиться могут, лишь встав у кромки берега на колени и всасывая воду ртом.
Конечно, уважаемый читатель знает, что хобот этот удивительный придаток, выполняющий функции носа, а также подъемника воды и корма, заменяющий массу инструментов, образовался из верхней губы и носа, а из резцов выросли могучие бивни.
Вот из-за этих-то бивней и пошли еще со времен фараонов все слоновьи беды, когда спрос на драгоценную кость стал расти с каждым годом. В начале нашего века из мощных ружей убивали ежегодно по сто тысяч слонов. И сейчас в Кении браконьеры отстреливают тысячи слонов, чтобы добыть бивни. Это известная проблема, ставшая проклятьем рода толстокожих гигантов.
Но есть и другая немаловажная проблема, ставящая существование слонов под угрозу. О ней нам рассказал Мурити М'Мбуи, один из руководителей Министерства туризма и охраны природы в Кении:
— Засуха в парке Цаво надолго запомнится служителям заповедника и работникам научного центра. Трава была вытоптана, колючий кустарник объеден до самых корней, поваленные деревья белели обглоданными стволами, как кости, на красной земле. Ветер разносил сладковатый трупный запах погибших слонов: тысячи их черепов заполнили склад научного центра. Кроме засухи, причиной бедствия явилось также большое скопление животных слонов в границах заповедника. Перенаселенность не только ухудшает состояние самих слонов, но и мешает существовать рядом антилопам, буйволам, жирафам: им тоже не хватает корма слоны пожирают вокруг буквально всю растительность.
Встал вопрос об отстреле гигантов, но возмутилась общественность; на газетных страницах замелькали заголовки: «Не допустить злодеяния!», «Готовится бойня!»; начались споры среди ученых (Джой Адамсон была против отстрела), разразились дебаты даже в парламенте. Но выход был один: отстрел. В восьмидесятые годы в Цаво стали таким образом регулировать численность животных...
Да, вроде бы все верно, а каково на практике проводить «изъятие» лишних великанов? Все ли знают, что слоны очень верные товарищи и никогда не кидают в беде собрата? Раненого слона с боков подпирают два его товарища и уводят подальше в чащу от смертоносных пуль охотников. Поистине человеку стоит поучиться у благородных животных любви к своему ближнему...
— Вы познакомились с самым большим зверем на суше, бодро обратился к нам Самми, видя, что мы уже готовы усыновить намытого до блеска слоненка, — теперь двинемся на поиски самого длинного животного.
Но этого зверя нам не пришлось особенно разыскивать: жирафа мы увидели за километр. Два жирафа, как семафоры, вырисовывались на фоне голубого неба. А лучше их сравнить с наблюдательной вышкой. Самое длинношеее животное (хотя шейных позвонков у него всего лишь семь, как у нас с вами) с высоты, примерно, пяти метров очень далеко видит вокруг и обязательно подает сигнал тревоги, если заметит врага. Поэтому животные помельче, антилопы и зебры, предпочитают в целях безопасности не уходить далеко от этих «наблюдательных вышек».
Когда мы подъехали к ним поближе, жирафы поедали листья с верхушек акаций, обрывая их длинным языком, как спираль, обвившимся вокруг ветки. К этим «сеновалам» никто, кроме жирафа, дотянуться не сможет, поэтому это весьма приспособленное к жизни в саванне животное прекрасно переносит засуху, когда исчезают вода и трава.
На шум машины жираф только ухом повел. Практически у него один враг — человек, который его преследует, чтобы добыть крепкую красивую шкуру, местные племена ценят еще и мясо. Обладая чутким слухом и острым зрением, жираф замечает врагов на большом расстоянии, а мощные задние ноги позволяют ему молниеносно рвануться с места.
Я не мог оторвать глаз от бегущего жирафа: это было, как в кино при замедленной съемке. Животное скачет галопом, откинув далеко назад шею и голову, глубоко кланяясь при каждом прыжке. Одновременно забавное и живописное зрелище. Одна натуралистка сравнила мчащееся стадо жирафов с «букетом редчайших гигантских крапчатых цветов на длинных стеблях».
Это бешеная гонка по рытвинам, при которой жираф развивает скорость более шестидесяти километров в час. Благодаря этому жираф спокойно оставляет за собой льва, еще одного своего врага. А если тот зазевается, то на него обрушится удар острых копыт задних ног. Сильнейший удар — ведь жираф весит около тонны.
Между собой жирафы тоже вступают в схватку: они бодаются. Мы в юности все восхищались фильмом «Барабаны судьбы». Помните, как там дерутся жирафы, раскачивая длинные шеи и с яростью ударяя ими друг друга?
Разглядывая, как кормятся животные, я все время ломал себе голову:
как же они ухитряются спать? Например, я уже знал, что слон спит, положив тяжелые бивни на сучья дерева. А куда жираф девает свою длинную шею? Оказывается, один английский зоолог подсмотрел эту интимную сторону жизни животных в темноте с помощью инфракрасных лучей. Жирафы спят, поджав передние ноги, и, согнув шею, кладут голову на задние. Не правда ли, очень удобно? Жираф, конечно, удивительное создание, в котором все поражает человеческий глаз. Недаром арабы называют его «серафе» (милая), а ученые — Camelopardalis (верблюдо-пантера). Само название «жираф» — это искаженное слово от того же «серафе».
Действительно, оба названия, арабское и латинское, достаточно точно характеризуют это странное создание. Мой любимый Брем дал, пожалуй, лучшее в научной литературе описание жирафа:
«Жираф, по нашему мнению, представляет смесь не только верблюда и пантеры, но и многих других животных. В самом деле, его толстое стройное туловище и продолговатая голова походят на лошадиные, широкие плечи и длинная шея словно взяты от верблюда, большие подвижные уши от быка, легкие ноги от антилопы, наконец, желтоватая, с бурыми пятнами, шкура чрезвычайно похожа на мех пантеры».
Вроде бы точная характеристика. Но я смотрю, как жираф деликатно щиплет листики с веток, не боясь уколоться о шипы, как изящно поворачивает свою милую головку, нежно посматривая темными глазами из-под длинных, бархатистых ресниц, и у меня нет сил назвать его нескладным. Просто очаровательное существо.
Один охотник рассказывал, что рука не поднимает ружья, когда на тебя смотрят прекрасные глаза жирафа, где читаются почти человеческие чувства. «Мольба, укор и какое-то недоумение светились в этом взгляде, как будто кроткое животное спрашивало меня, за что я хочу убить его», описывал он одну-единственную свою охоту на жирафов, во время которой так и не смог выстрелить в красавца-самца. И, слава Богу, что не смог.
Пусть под жарким африканским солнцем благоденствуют все звери, пусть по бескрайним просторам желтой саванны мчатся стада антилоп и зебр, выходят на охоту львы и леопарды, поддерживая гармонию в природе. И это буйство жизни будет всегда радовать человеческий глаз.
Кения
В.Лебедев, наш спец.корр. | Фото автора
