Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Прусский дух Унтер-ден-Линден

24 сентября 2006
Прусский дух Унтер-ден-Линден

Большинство «нормальных» улиц мира имеет четкий внешний образ, в какой-то момент определившуюся и застывшую в неподвижности «стать». Все про них известно. Иное дело — Унтер-ден-Линден, укрытая «Под Липами» главная артерия Берлина. Будто водный поток, она то и дело переливается, меняя архитектуру, настроение, цвет, направление движения… В общем, подобно «классическому» немецкому характеру, объединяет многие парадоксы и крайности.

Первый парадокс замечен совершенно посторонним в Берлине человеком, иностранцем. Марк Твен выразился просто: «Унтер-ден-Линден — это три улицы в одной». Действительно, пешеходный бульвар и две проезжие части рядом с ним — как бы три отдельные дороги.

Или так: Исторический квартал с Форумом Фридерицианум, начиная от памятника Фридриху Великому, уступает место собственно бульвару со знаменитыми липами. А тот, в свою очередь, преграждается Парижской площадью и Бранденбургскими воротами — в итоге получаем опять-таки три части проспекта, но «нарезанные» уже поперек.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Другое важное обстоятельство, касающееся Унтер-ден-Линден, способно разочаровать любого туриста: улица, которая олицетворяет историю Германии, всего лишь новодел. «Под Липами» (то есть в буквальном переводе — Unter den Linden), да простится мне лежащий на поверхности каламбур, везде сплошная «липа». Почти все здания, в том числе и в Историческом квартале, построены заново после Второй мировой войны. Но неправильно из-за этого списывать Унтер-ден-Линден со счета.

Традиции и дух этой улицы спасают ее от превращения в голливудскую декорацию. Всякое обычное действие они наполняют здесь неким особым, игровым смыслом — идете ли вы, насвистывая под нос модную мелодию, сидите ли в кафе или глазеете на витрины, Унтер-ден-Линден дает право и, главное, возможность выбора — кем ты хочешь себя почувствовать сегодня, в каком амплуа гулять? Как когда-то давно, когда я впервые попал на эту улицу, спрашивал меня мой берлинский друг, историк Клаус Гольдман: «Что выбираешь, «путь короля» или «путь негоцианта»?..» Слаб человек — поначалу я выбрал, конечно, «короля».

Реминисценция I

Раскрылись ворота Берлинского замка (крепости), и по Собачьему мосту с лаем пронеслась свора псов, давших ему свое имя. Вслед за гончими выехал и сам курфюрст Бранденбургский Фридрих-Вильгельм со свитой. Сразу за рекой Шпре (она удобно окружала крепостные стены вместо рва) охотники оказались на безукоризненно прямой аллее, тянущейся в песках…

Пересекать на жаре эту «пустыню» каждый раз, когда хочется пострелять оленей в заповедном лесу Тиргартен, Фридриху Вильгельму, в конце концов, надоело. 16 апреля 1647 года он велел «привезти доброй земли и насадить липовые и ореховые деревья на моем пути от Королевского Замка до Тиргартена». Так появилась улица Унтер-ден-Линден — одна из немногих, имеющих точный день рождения.

Курфюрст был бережливым хозяином и заботился о своих липах. Известен, например, его указ о свиньях, которые по утрам сбегались из соседних деревень сдирать молодую кору с деревьев. Егерям давалось право безжалостно отстреливать их. Редко уходила от пули и свинья, имевшая несчастье попасться на глаза самому Фридриху-Вильгельму.

Кстати, кроме Унтер-ден-Линден детищем «самого хитрого лиса Европы», как прозвали курфюрста, стала знаменитая прусская армия (раннего образца) и сама суверенная Пруссия. Она окончательно отделилась от Польского королевства через десять лет после создания берлинской липовой аллеи. «Путь курфюрста» стал «путем короля» только при его сыне, Фридрихе I.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Ни свиней, ни собак (выгул запрещен) не найти на сегодняшней Унтер-ден-Линден. Ничто, кроме весьма вкусных охотничьих колбасок в ресторанных меню, не напоминает об охоте на проспекте, возникшем благодаря охотничьей страсти. С тех ранних пор осталось только направление с востока на запад (к Тиргартену), по «пути короля» — основное направление движения.

Правда, теперь липы начинаются не сразу за мостом, а метров через пятьсот, после Исторического квартала. Все главные символы первого в Европе «идеально регулярного государства», Пруссии, а потом и Германской империи, сосредоточены здесь: Арсенал, Опера, Университет, дворец Вильгельма I, в 1871 году после победы над Францией превратившего «королевский» путь в «кайзеровский».

И, конечно, представлен разнообразными сооружениями своего памятного царствования главный герой прусской истории — Фридрих II. Именно он построил Форум Фридерицианум, католическую церковь Святой Ядвиги с Королевской библиотекой, которую берлинцы прозвали «комодом». Бронзовый памятник «старому Фрицу» замыкает первую часть Унтер-ден-Линден, причем величайший из прусских монархов обращен лицом (собственным), а также мордой своей бронзовой лошади к тем, кто идет «путем короля». Он уже не скачет беззаботно охотиться в лес, а возвращается во дворец на Шпре — с победой над противником, более серьезным, чем вепрь. Не могу, конечно, поручиться, что эту трактовку образа имел в виду в 1851 году скульптор Кристиан Раух, но впечатление создается именно такое, и его только дополняют выстроившиеся за спиной короля в колонну по четыре липы, как солдаты в зеленых мундирах. Так вот каким образом мирные мечтатели, которыми долго считались немцы, превратились в вояк, угрожавших всей Европе… Живой, а не бронзовый «Фриц» очень любил «путь короля» по Унтер-ден-Линден и много сотен раз им следовал — хотя бы затем, чтобы попасть в свою загородную резиденцию Сан-Суси. И сегодня еще, если проехать по знаменитому бульвару, затем через Бранденбургские ворота и так далее, можно добраться до немецкого «Версаля».

Но это далеко, и останемся лучше под липами. Казалось бы, сами по себе они ничем не примечательны: деревья как деревья, только с немецким педантизмом пронумерованы. Примечательны лица прохожих. Я много раз замечал, что все они, от туриста до коренного горожанина, как-то светлеют. Здесь даже гул машин приглушается. Скамейки, зелень, старинные фонари — и толпа исчезает, проявляется в ней каждый человек отдельно. Нигде в Германии вы не увидите столько «типических» — романтических, мечтательных немцев, как Под Липами. Нигде вам в глаза не ударит такой яркий и приветливый солнечный блик, как при выходе с бульвара на Паризерплац — Парижскую площадь, где у самых известных ворот Берлина королевская, парадная дорога окончательно сходит на нет и проявляется авантюрный, плутовской и подвижный «путь негоцианта».

Достаточно только, как в сказке, развернуться через плечо — лицом обратно, к Унтер-ден-Линден.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Порядок нумерации домов на Унтер-ден-Линден менялся несколько раз, и не случайно. То улица «открывалась» отелем «Адлон», то резиденцией Гиммлера

Реминисценция II

Длинный ряд повозок скопился у западных ворот Берлина. Рослые гвардейцы осматривали возы, а шустрые таможенники взимали пошлину за товар, который везли в столицу Пруссии и окрестные крестьяне, и купцы со всех концов Европы. С подавляющего большинства приезжих, однако, нечего было взять — что возьмешь с беженца? С тех пор как «король-солнце» Людовик XIV отменил Нантский эдикт «короля-отступника» Генриха IV о веротерпимости, французским гугенотам, не желавшим отступиться от веры, пришла пора собираться на поиски новой родины.

Этим воспользовался расчетливый курфюрст Фридрих-Вильгельм. После кровавой Тридцатилетней войны Германия лишилась более чем трети населения. Самым ценным капиталом стали люди. Лютеранская Пруссия принимала всех: и протестантов из Франции, и евреев из Польши, и католиков, гонимых англичанами из мятежной Шотландии. Не важно, какой ты национальности и конфессии, лишь бы хотел и умел трудиться — такой подход для XVII века явился истинно революционным, и изгои его оценили. Каменщики из Ла-Рошели, ткачи из Лиона, а главное, оборотистые купцы со всех концов Европы, входя в Бранденбургские ворота, становились берлинцами с той же охотой, с которой чуть позже они переселялись в Новый Свет. А город от их бурной деятельности процветал.

Те Бранденбургские ворота, которые мы видим теперь, были, однако, построены не в годы наплыва иммигрантов, а позже — в 1791 году архитектором Карлом Лангхансом. Нумерация домов шла в те времена не с востока на запад, а обратно, от ворот к Шпре и замку. Причем она «не прыгала» с одной стороны улицы на другую, как принято во всем мире, а шла подряд сначала по южной стороне Унтер-ден-Линден, потом — по северной. Купцы побогаче старались селиться поближе к резиденции курфюрста (а после 1701 года — короля). Здесь как грибы после дождя росли дома, не уступавшие особнякам Парижа или Амстердама, — таким образом, «охотничья аллея» превратилась в фешенебельный бульвар. Королевский поезд еще время от времени проносился здесь, но настоящими хозяевами улицы скоро стали фланирующие придворные (немцы, берущие пример с французов) и суетливые купцы (онемеченные иностранцы) — они образовывали причудливую смесь, невозможную в других столицах Европы. Из этих совместных прогулок потом родилась элита прусского государства, а главное — особая порода людей: берлинцы.

Движение под липами: кто быстрее

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Угрюмое, как тюрьма, здание геббельсовского Министерства пропаганды на Глинкаштрассе

К сожалению, сегодня на Унтер-ден-Линден никто не живет, и потому домашнее очарование «пути негоцианта» утрачено навсегда. В магазинах и конторах, а также на самом бульваре больше туристов, чем горожан. Но все же есть и эти последние.

Чтобы обнаружить их, лучше всего обратиться за помощью к водителям велотакси, или, на берлинском жаргоне, — к велорикшам. К крепким веселым ребятам, как правило, студентам в поисках приработка, стихийным бунтарям, убежденным сторонникам партии зеленых, знатокам иностранных языков и любителям быстрой езды.

Мой сегодняшний рикша Руди — типичный пример. Родители назвали его в честь погибшего героя студенческой революции в Германии 1968 года Руди Дучке. И он не подвел их — остался верен духу молодежного протеста, хоть сам этот дух приобрел более спокойные формы за минувшие лет 30. Парень прекрасно ориентируется в экологических проблемах современности, может научно обосновать все преимущества велосипеда как безвредного транспортного средства и Унтер-ден-Линден знает наизусть. К примеру, он сказал мне, даже не глядя в ту сторону, куда показывал рукой: «А вот коренные берлинцы. На этой улице встретить их сразу много можно, только если спустишься с пешеходного на автомобильный «этаж». Машины медленно катили рядом с нами по асфальту, готовясь замереть в густеющей пробке.

Но внутри нее оживление, напротив, нарастает. Монашка средних лет в элегантных автомобильных перчатках лихо крутит руль джипа и знаками показывает респектабельному бизнесмену в «ягуаре», что лучше бы он ее пропустил — Бог все равно на ее стороне. Два офицера бундесвера в такси, словно сошедшие со старинных гравюр, изображавших гусар генерала Зейдлица (только мундиры поскромнели), улыбаются девушкам на бульваре. Несколько школьников прилипли к стеклам микроавтобуса, восхищенно разглядывая рабочих в оранжевом, которые перекапывают улицу. За окном «мерседеса», идущего без мигалок и охраны, мелькнул знакомый бородатый профиль председателя бундестага Вольфганга Тирзе.

Я поймал себя на том, что в пробке никто не кипит от ярости. Видимо, с точки зрения берлинцев, это невыгодно и немодно. Лучше заняться чем-нибудь полезным или посмеяться, поразглядывать то, что происходит снаружи. Скажем, неизвестного назначения двухметровые красные «Е», установленные на бульваре, а поверх них — какието черные буковки помельче. Всезнающий Руди пояснил, что так главная улица Берлина отмечает столетие открытия Эйнштейном формулы теории относительности: Е=mc2, где Е обозначает энергию. По мнению велорикши, из Эйнштейна получился бы неплохой обитатель Унтер-ден-Линден в ее классические времена. Расчетливость, юмор и небрежная элегантность, которыми славился энергичный гений, — все это фирменные берлинские черты.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Современное «венское» кафе «Эйнштейн»

«Сомнение» над липами: нужен ли республике «балласт»?

Пути «короля» и «негоцианта» соперничали на проспекте несколько столетий, пока в 1936 году перед Берлинской Олимпиадой Гитлер не сделал решающий выбор в пользу первого из них. Нумерация домов пошла от моста через Шпре (здесь мой Вергилий на велосипеде оставил меня) на запад — при этом первый номер получила Военная комендатура Берлина, а второй — Военный же музей в бывшем Арсенале (по-немецки — Цейхгауз). Фюрер задумал проложить по проспекту via triumphalis — широкую магистраль, нацеленную сквозь Тиргартен на новый Олимпийский стадион. По ней бегуны пронесли тогда олимпийский огонь, впервые в истории Игр доставленный самолетом из Греции. При этом вождь нации, естественно, плыл по «пути короля» впереди них — в открытом «мерседесе» и наслаждался ревом ликующей толпы.

Реминисценция III

На рассвете 2 мая 1945 года под прикрытием дымовой завесы бойцы 416-й стрелковой дивизии, укомплектованной, как писали в политдонесениях Красной Армии, «сынами солнечного Азербайджана», переправились по обломкам моста через реку. Начался последний из сотен берлинских «мини-штурмов» — штурм главной улицы столицы Третьего рейха. Передовой 1373-й полк полковника Саидбаталова при поддержке артиллеристов капитана Эфендиева захватил здание Военной комендатуры. Сразу после этого саперы капитана Анисимова восстановили мост, и на via triumphalis хлынули танки. После восьмичасового боя, овладев зданием Оперы и другими опорными пунктами, наши войска вышли к дому под номером 63 по Унтер-ден-Линден.

«Чтобы ни один снаряд туда не попал! Это Советское посольство», — приказал замполит-416 полковник Рашид Асад-оглы Меджидов. Артиллеристам пришлось «окаймить» здание разрывами, и пехота пошла в рукопашную — на лестницы, в кабинеты и коридоры. Бывший первый секретарь ЦК комсомола Азербайджана Меджидов лично водрузил на крыше Красное знамя только тогда, когда батальон полковника Гюльмамедова уже прорвался по улице значительно дальше, до самой Паризерплац, и приступил к атаке Бранденбургских ворот. У их защитников, среди которых были и добровольцы из Азербайджанского подразделения СС, в свою очередь, за спиной стоял уже взятый З-й армией генерала Кузнецова Рейхстаг. Тем не менее они сражались до последнего, и все погибли.

Так вся эта кровавая история выглядит в мемуарах члена Военного совета 5-й Ударной армии генерала Федора Бокова.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Ремонтные работы на Унтер-ден-Линден продлятся ровно год, чтобы Берлин встретил во всеоружии Чемпионат мира по футболу-2006

На том месте, где когда-то стоял Собачий мост курфюрста Фридриха-Вильгельма, а впоследствии советские саперы наводили временный, теперь выстроен Дворцовый — Унтер-ден-Линден по-прежнему начинается здесь. Для берлинцев этот мост — как для петербуржцев площадь Казанского собора. Здесь принято назначать встречи, отсюда отправляются туристические обзорные экскурсии. В наши дни они, кстати, необычно начинаются: все поворачиваются к Липам спиной. Объект внимания — огромная и обшарпанная бетонная «коробка» рядом с Берлинским собором. На ее крыше — шестиметровые металлические буквы слагаются в сорокаметровое ZWEIFEL — сомнение. Это слово буквально царит над проспектом, его видно даже от Бранденбургских ворот. Первая догадка, которая приходит на ум, — реклама, ошибочна. Перед нами концептуальное произведение художника из Норвегии Ларса Рамберга. Он установил свое «СОМНЕНИЕ» на крыше главного здания ГДР — бывшего Дворца республики.

Любимое детище Эриха Хонеккера было предназначено для партийных съездов, а в промежутках здесь заседало Политбюро Социалистической единой партии Германии. Символ новой власти появился на месте взорванного в 1950 году Королевского замка, «шлосса», — о нем я уже несколько раз упоминал выше. Немецкие коммунисты четко следовали примеру советских — в свое время на месте взорванного московского храма Христа Спасителя точно так же собирались строить гигантский Дворец Советов. Существует даже версия, что наши соотечественники в прямом отношении способствовали гибели Королевского замка — причем не власти, а «Мосфильм». Толстостенный шлосс уцелел во время штурма в 1945-м, и его вполне можно было восстановить, но во время съемок эпохальной ленты «Падение Берлина» его второй раз «взяли» кинематографисты, от чего он уже не оправился.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Берлинский собор

С присущим им остроумием берлинцы сразу прозвали «Палас дер Републик» «балластом республики», который теперь по наследству перешел к единой Германии. Несмотря на решение бундестага о сносе здания и реконструкции замка, оплот несостоявшегося социализма до сих пор цел. Наследница СЕПГ Партия демократического социализма всячески пытается его спасти. Берлинский сенатор по культуре педеэсовец Томас Флиерль придумывает все новые поводы для отсрочки, давая тем самым возможность художникам порезвиться на «балласте». Чего только они там не устраивают. Однажды напустили воды, и все желающие помогли в буквальном смысле поплавать в коридорах власти — на байдарках. Задействован даже вполне обыкновенный забор, окружающий здание, — сейчас это самый информативный забор в мире. Его сплошь покрывают тексты и фотографии, посвященные истории и замка, и дворца.

Противники и сторонники демонтажа «магазина люстр Хонеккера» (еще одно прозвище злосчастного строения) активно агитируют прохожих. Причем и среди первых, и среди вторых много как молодежи, так и пенсионеров. Кстати, один из главных сторонников идеи оставить все как есть — очень уважаемый в Германии человек, бывший президент ФРГ Роман Херцог.

Старина под липами: где искать настоящие следы янтарной комнаты?

Нынешний год неожиданно предоставил всем редкую возможность увидеть Унтер-ден-Линден, что называется, в первородном состоянии. Реконструкция, которую затеяли городские власти перед Чемпионатом мира по футболу-2006, обнажила «нутро» улицы. В пешеходной зоне Исторического квартала вскрыли брусчатку, и пресловутый песок, так раздражавший курфюрста Фридриха-Вильгельма, тусклой желтой рекой струится в асфальтовых берегах проезжей части.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Рассудительные немцы не стали закрывать автомобильное движение и даже на короткое время превращать улицу в пешеходную зону. Под Липами все-таки проходит один из главных транспортных маршрутов, соединяющих западный и восточный Берлин. Без нее объединившийся в 1990-м город вновь распался бы на две части. Так что ремонтникам приходится день-деньской сновать между автомобилями, что, впрочем, не требует тут особого искусства. Водители вежливо притормаживают, завидев одну из небольших «штурмовых строительных групп», человек по 5—10, оснащенных большим количеством «малой техники». Главный в такой группе, как водится, прораб, причем его основная задача — не подгонять подчиненных, а контролировать качество сделанного. Все должно быть строго по технологии. Самый страшный грех — опережение графика (не поощряется, конечно, и отставание от него). То, за что в СССР давали премии и знамена, карается в ФРГ увольнением с работы. В общем, расслабляться не приходится. Однако прораб Юрген все же отвлекся нехотя от своих дел — пресса имеет право знать, чем они занимаются.

Занимаются вот чем: на три метра расширяют пешеходную часть — вскоре машинам придется потесниться. Одновременно идет замена «сантехники»: старые, еще ГДРовские стальные трубы режут автогеном и заменяют сверхсовременными из керамики и пластика. Особенная гордость — филигранное изменение угла дождевого стока, — оказывается, это очень важно для улучшения дренажной системы улицы. Свою фамилию Юрген назвать отказывается — субординация. Начальство наверняка обидится, что его, а не чиновников из муниципалитета упомянули в известном русском журнале. Я жму жесткую, как лопата, ладонь служивого немецкого прораба и спешу по развороченному проспекту своей дорогой.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Шедевр американского архитекторапарадоксалиста Фрэнка Гери — сверхсовременный интерьер банка на Паризерплац

А именно — в бывший Арсенал-Цейхгауз, в кафе, где мне надо повидаться с профессором археологии Гумбольдтовского университета Армином Ене, крепким и энергичным, как все археологи, бородачом. Встреча и дружеская, и деловая. Мы с Ене оба специалисты по реституции художественных ценностей, разбросанных по миру в годы войны. Он — автор книг о Генрихе Шлимане. А мне еще в советские времена удалось доказать, что самая знаменитая находка первооткрывателя Трои, клад Приама, не погибла, а с 1945 года покоится в запасниках Пушкинского музея в Москве.

То есть нам есть что вспомнить, тем более в таком подходящем месте. Автор лучшего барочного здания в Берлине, Цейхгауза, Андреас Шлютер был также и одним из создателей Янтарной комнаты — символа русских военных утрат. Этот шедевр прусских резчиков долго хранился в королевском Арсенале — до 1717 года, когда в качестве подарка Петру I от Фридриха-Вильгельма I (наш царь отдарился тогда двухметровыми русскими гренадерами для королевской гвардии) он отправился в Россию и далее в легенду, которая до сих пор волнует сотни кладоискателей. Но неоспоримый след «восьмого чуда света» ныне, пожалуй, можно найти только здесь, во внутреннем дворе Цейхгауза, который виден из окна кафе. Каменные маски умирающих воинов на стенах — родные братья янтарных умирающих воинов, украшающих панели Янтарной комнаты. У них общий отец — тот же Шлютер.

Реминисценция IV

21 марта 1943 года полковник Рудольф фон Герсдорф вошел в Цейхгауз. Под мундиром у него была спрятана бомба с часовым механизмом, установленным на взрыв через десять минут. После этого в замкнутом каменном мешке Двора умирающих воинов вряд ли кто-нибудь остался бы в живых. Нескольким офицерам-заговорщикам из Группы армий «Центр» удалось устроить Герсдорфа сопровождающим Гитлера по выставке советской трофейной техники в Военном музее Цейхгауза. Полковник согласился погибнуть вместе с тираном.

Но — не удалось. Едва взглянув на стрелковое оружие во внутреннем дворе, Гитлер заявил, что ему интереснее русские танки и вышел на улицу. Там, в так называемой Каштановой рощице, между Арсеналом и Новой караульней, стояли захваченные тридцатьчетверки. Фюрер быстро залез в танк, чтобы в одиночестве рассмотреть механизмы. По иронии судьбы вражеская броня спасла бы его от бомбы Герсдорфа. Поняв это, заговорщик попросил у удивленного Кейтеля разрешения отлучиться в туалет и в последнюю минуту перед взрывом успел разрядить бомбу.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Цейхгауз

После краха нацизма Военный музей в Арсенале решением Союзной комиссии был упразднен как рассадник прусского милитаризма. Многие экспонаты вывезли в СССР. Самым ценным приобретением московского Исторического музея оказались тогда личные ордена Наполеона, захваченные прусским фельдмаршалом Блюхером на поле Ватерлоо (они и сейчас в здании на Красной площади). А в Цейхгаузе тем временем устроили постоянную экспозицию под более общим названием — Немецкой истории. Естественно, она трактовалась как последовательный путь к созданию в классовой борьбе первого социалистического государства на германской земле. К нашим же дням на смену идеологии пришла скучноватая либерально-демократическая политкорректность, где есть место и милитаризму, и социализму.

Но главным экспонатом, по словам Армина Ене (лучшего рассказчика о берлинской истории, чем этот уроженец ГДР, выпускник МГУ и уважаемый ученый ФРГ, я не знаю), было и остается само здание, причем не только старинные, но и современные его части. В 2003 году знаменитый создатель пирамиды в Лувре, американский архитектор китайского происхождения Йоминг Пей, пристроил сзади к Цейхгаузу авангардный выставочный комплекс. Его внутреннее пространство — настоящий шедевр архитектуры, которыми, вообще, довольно бедна Унтер-ден-Линден. Кстати, еще одна особенность этой улицы: ее «внутренняя» архитектура интереснее «внешней». Благодаря необычным резким ракурсам объемов и острым теням, которые отбрасывают стальные конструкции стеклянной крыши, пространство выставочного комплекса Цейхгауза очень динамично и даже агрессивно. И трудно поверить, что все это Пей придумал в 86 лет…

Немецкий дух под липами: между муштрой и поэзией

Продолжая путешествие по местам «битв за историю» Под Липами, мы с Ене приблизились к Нойе Вахе — Новой Караульне, или просто «вахе», как здесь говорят. Классицистическое произведение самого именитого из берлинских архитекторов Шинкеля изначально было задумано как казарма для кайзеровской охраны замка. Последний император Германии Вильгельм II, как все Гогенцоллерны обожавший церемонии и пышные мундиры, часто сам сопровождал выход караула. Церемония эта в начале прошлого века соперничала по популярности с разводом гвардии у Букингемского дворца в Лондоне и как бы негласно символизировала мощь немецкой армии.

А после поражения страны в 1918 году ничего не оставалось, как превратить казарму в Памятник павшим. В Веймарской республике он назывался Местом поминовения павших в Мировой войне, в Третьем рейхе — Монументом чести героям, павшим в Мировой войне, в ГДР — Монументом трагедии жертв фашизма и милитаризма. Сейчас на фронтоне выбито — «Центральный мемориал Федеративной Республики Германии» и чуть ниже «Жертвам войны и насилия». «Конкретных виновников насилия предпочли не указывать, — комментирует Ене, — но зато на специальной доске перечислены все категории жертв немецкой истории, от цыган до гомосексуалистов. Но за исключением коммунистов, которым в свое время тоже досталось!»

И при Гитлере, и при ГДР у Новой Караульни стояли навытяжку бравые военные. Сейчас остались только полицейские в штатском, как правило, щуплые и незаметные. Но, проходя мимо этого здания, любой немец чуть подбирается, и в нем начинают проглядывать черты солдата. То ли строгая архитектура Шинкеля, то ли «гений места» производят такое магическое действие? То ли дело просто в близости Караульни к Университету, где учится много крепких молодых блондинов?

С другой стороны, неизвестно еще, где причина, а где следствие: ведь Казарма и Университет — два столпа прусской государственности, и их соседство совсем не случайно. Главные действующие лица немецкой истории — чиновник и офицер, — перед тем как попасть в Контору и на Плац соответственно, обычно проводили положенные годы в стенах высшей школы. А Фридрих Энгельс, например, умудрялся даже одновременно служить в полку, чьи квартиры были расположены недалеко от Унтер-ден-Линден, и учиться в Берлинском университете имени Фридриха-Вильгельма, который много позже, в 1945 году, был переименован в честь замечательных энциклопедистов Александра и Вильгельма Гумбольдтов (на пару эти братья «закрывают» все области человеческого знания, от лингвистики до минералогии). «Здание, как вы понимаете, было сильно разрушено в войну. От Александра Гумбольдта осталось только вот это», — Армин Ене указал мне на прекрасное дерево гинкго в левом углу университетского двора. Неутомимый естествоиспытатель привез его сюда с Дальнего Востока так давно, что оно успело вдохновить Гете: «Этот листик был с Востока в сад мой скромно занесен и для видящего ока тайный смысл являет он» — строки написаны о листике гинкго в форме сердечка. «Вообще, это древнейшее лиственное растение на земле сохранилось еще с мезозойской эры. И практически с тех же времен — символ воссоединения влюбленных», — пошутил мой спутник. «А для немцев послевоенного поколения — еще и возрождения народа».

Берлинский университет получил имя братьев Гумбольдтов не только потому, что один из них основал его в 1810 году, но и из-за широты взглядов, и духовного либерализма этих ученых. Из этого духа и родилось знаменитое на всю Европу немецкое студенческое братство. И живо оно по сей день, что легко почувствовать, скажем, на книжном развале в университетском дворе под памятниками обоим Гумбольдтам. Продавцы и покупатели — в основном студенты, что придает всему «сборищу» вид, скорее, большого клуба по интересам, нежели настоящей торговли. Лицо профессора Ене здесь на глазах молодеет. Хотя, разумеется, он как историк хорошо помнит и других студентов, и других профессоров из другого Берлина.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Памятник Фридриху II единственно подлинный на улице, где все и вся — новодел

Реминисценция V

С раннего утра 10 мая 1933 года самая большая аудитория Университета, Аудиториум Максимум, украсилась красно-белыми флагами со свастикой. Профессор политической педагогики доктор Альфред Боймлер с кафедры, на которой раньше стояли Фихте и Гегель, прочел лекцию на тему «Солдатство как стиль жизни». Закончил он ее словами: «Пацифизм и гуманизм не для нас». Слушатели, одетые в коричневую форму СА, разразились аплодисментами. Тут же Студенческий союз нацистской Германии начал самую громкую акцию в своей истории. Выйдя из Университета, учащиеся построились в колонну и, печатая шаг, с факелами в руках пересекли Унтер-ден-Линден в направлении Оперной площади. Там их ждал заранее сложенный штабель из 20 тысяч книг — Ремарка, Толстого, Гейне и им подобных. Министр пропаганды доктор Йозеф Геббельс провозгласил: «Царство еврейского интеллектуализма закончено — мы провозглашаем начало царства нового человека, которому неизвестны страх смерти и химера морали». Под крики «Зиг Хайль!» студенты побросали свои факелы в кучу томов .

Как и весь проспект, площадь Августа Бебеля (бывшая Оперная) сейчас на реконструкции. Всюду краны, бульдозеры, грузовики, груды камней для новой брусчатки. Только одно место оставлено открытым для прохода, и туда действительно все время кто-то проходит. Памятник погибшим книгам ни на минуту не остается в одиночестве. Художник Миха Ульманпростыми средствами создал очень выразительный образ — как раз в духе непредсказуемой Унтер-ден-Линден. Он поместил его не на, а под площадью. Плита из прозрачного стекла закрывает подземелье пятиметровой глубины, в котором стоят пустые книжные полки. (Кстати, не менее выразительный мемориал представляет собой фойе Университета. Восстанавливая здание после войны, архитекторы использовали красный мрамор из рейхсканцелярии Гитлера, которую победители сровняли с землей. Пройдя между квадратными колоннами, обязательно поднимитесь по мраморным ступеням на второй этаж. Балюстрада целиком перенесена из нацистской цитадели — только свастика выломана. Мраморные косяки дверей в аудитории — тоже оттуда.)

Праздник непослушания под липами: кому какое дело

Кроме всего прочего, нынешняя площадь Бебеля образует самое сердце Форума Фридерицианум. По замыслу короля, окружающий ее комплекс зданий должен был превратить Берлин в новую Спарту и Афины одновременно. Однако построить в едином и строгом греческом стиле Академию, Дворец и Оперу напротив барочного Цейхгауза не вышло — бравый капитан Кнобельсдорф, в котором монарх разглядел талантливого архитектора, успел возвести только Оперу, чем вполне угодил своему заказчику, страстному меломану.

А в XXI веке по вечерам перед спектаклями, покинутая покупателями и туристами, Унтер-ден-Линден заполняется меломанами новой эпохи. Если смешаться с этой изысканной толпой и забыть о разнице в одежде, можно и сегодня мысленно перенестись во времена Глюка и Бетховена, когда главным событием сезона был новогодний Оперный бал-маскарад. Здесь не признавались ни чины, ни звания, и вольный берлинский дух брал верх над прусской дисциплиной и субординацией. Вместе отплясывали аристократы, торговцы и ремесленники, и все переходили на «ты», несмотря на риск встретить под очередной маской принца крови.

Кстати, этой доброй немецкой традиции «дня непослушания» много лет спустя пытались следовать даже некоторые нацисты. Герман Геринг любил закатывать в Опере вечеринки, где сначала все пели партийный гимн «Хорст Вессель», а потом отплясывали запрещенный фокстрот (описания дня рождения рейхсмаршала, отмеченного в таком духе, можно найти в повести Клауса Манна «Мефистофель»).

Еще один остроумный проект, который великий парадоксалист Фридрих успел осуществить под Липами, возвышается сразу за Оперой. Католическая церковь Святой Ядвиги в сердце протестантской Пруссии была призвана символизировать олимпийскую широту королевских религиозных взглядов. Оттого и за образец взяли Пантеон — в Древнем Риме храм всех богов. Настоящую же роль прибежища свободы собор сыграл при нацизме, когда он стал единственным местом в Германии, где открыто осуждалась борьба с инакомыслием. Здешний священник Бернхард Лихтенберг осудил в своих проповедях и сожжение книг, и преследование евреев, и убийство больных в психиатрических клиниках. Он призывал прихожан молиться за узников концлагерей и жертв войны всех национальностей. В 1941 году его арестовало гестапо. Два года спустя он погиб в концлагере, а позже был канонизирован римской церковью как мученик и перезахоронен в родной капелле Святой Ядвиги. Лихтенберга особо почитает и считает одним из своих духовных учителей нынешний Папа-немец, Бенедикт XVI.

Среди варварских акций на Унтер-ден-Линден, против которых пришлось выступать в те годы смелому проповеднику, было сожжение не только книг, но и, что менее известно, картин. После крушения кайзеровской Германии в бывшем Дворце кронпринца расположился один из лучших в Европе музеев современного искусства — Новый отдел Национальной галереи. В 1937 году из него конфисковали признанные «дегенеративными» картины Ван Гога, Отто Дикса, Кокошки, Кандинского и других великих. Часть из них ушла с аукционов в Швейцарии, чтобы выручить деньги на перевооружение вермахта, а часть уничтожена. После войны музей так и не смог восстановиться. «Копия» здания, построенная на его месте в 1969 году, использовалась как Дом приемов Совета министров ГДР.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

В каждом городе есть свое место свиданий. На Унтер-ден-Линден это— внутренний двор Государственной библиотеки

Реминисценция VI

31 августа 1990 года внимание всего мира было привлечено к зданию по адресу Унтер-ден-Линден, 3. В помпезных интерьерах Дома приемов Совета министров ГДР, которые плохо вязались с внешней архитектурой здания «под старину», завершались переговоры делегаций двух немецких государств. В 13 часов 15 минут статс-секретарь ГДР Гюнтер Краузе и министр внутренних дел ФРГ Вольфганг Шойбле поставили свои подписи под «Договором об установлении Единства». После более чем четырех десятилетий раскол Германии закончился. Одновременно «холодная война» официально отошла в историю.

В бывшем Доме приемов сейчас один из выставочных залов Музея немецкой истории, а вот его правительственному соседу, бывшему восточногерманскому Министерству иностранных дел, повезло меньше. Это здание, напоминавшее московский Белый дом, после объединения снесли. Было решено, что для торжественного адреса Унтер-ден-Линден, 1, оно не подходит. Поэтому одно из крупнейших германских издательств, «Бертельсман», взяло на себя реконструкцию бывшего Дома военного коменданта кайзеровских времен. Сочетание современного — из стекла и стали — внутреннего пространства с тщательной имитацией старого фасада считается лучшим примером модернизированной реставрации. Клерки и редакторы мирно курят у того самого подъезда (почти у того самого), у которого разворачивались многие драматические сюжеты. Например, здесь вместе с женой и детьми был арестован один из руководителей заговора 20 июля 1944 года, казненный позже в тюрьме Плетцензее, генерал Пауль фон Хазе. А в Дом коменданта вселился с семьей рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. Унтер-ден-Линден, 1, стал его последним домашним адресом. К счастью, ненадолго.

Собственно липы

У конной статуи Фридриха, четыре десятилетия проведшей в одной из дальних аллей парка Сан-Суси в Потсдаме и лишь после объединения Германий вернувшейся на Унтер-ден-Линден, — там, где начинаются, собственно, Липы, мы прощаемся с Армином Ене, которому пора возвращаться в Университет, и отправляемся навстречу «главным героям» нашей прогулки.

Пожалуй, в мире нет другой улицы, «лицо» которой в такой степени определяли бы деревья, а не дома. И берлинцы отдают себе в этом полный отчет — во всяком случае, они считают сохранение липового бульвара делом первостепенной важности. Аккуратные траншеи вскрывают его «корневую систему». Рабочие регулярно колдуют над сложным переплетением труб и датчиков. Уже много летуход за драгоценными растениями построен по индивидуальному принципу. Рядом сплошным потоком идут машины — без системы полива и удобрения, подведенной к каждой липе отдельно, выхлопные газы давно убили бы зеленый массив. Когда дерево болеет, а теми или иными хворями, к сожалению, страдают 80 процентов «вечных часовых» Унтер-ден-Линден, «лекарства», предписанные специалистами, подаются прямо к корням. Причем каждая из пяти представленных здесь разновидностей лип требует особого подхода. То, что хорошо для серебристых американских, не всегда подходит голландским и совсем не годится так называемым кайзеровским.

Тем больше чести «садовникам» — капризный «липовый интернационал» поддерживается в весьма неплохой форме. Гибель даже одного дерева рассматривается как ЧП — в этом случае тут же привозится саженец, который на первое время окружают специальной решеткой.

Конечно, в этих трогательных заботах видна и обычная немецкая любовь к порядку, — но также и внутреннее сопротивление немцев немецкому же духу жесткой регулярности. Берлинский бульвар веками служил убежищем частной жизни — в самом центре железного Государства. Если столичный житель у Цейхгауза ощущал себя солдатом, у Университета — студентом, меломаном-патриотом у Оперы, верноподданным у Королевского замка, Под Липами он просто отдыхал в образе беспечного фланера. После подавляющего Форума Фридерицианум под липами действительно уютно, контраст между каменными громадами Оперы или Университета и живым, соразмерным всем нам лиственным шатром — разителен. Я думаю, главная достопримечательность Унтер-ден-Линден — это все же атмосфера равенства людей среднего класса всех национальностей, которой так гордится сегодняшняя Германия и вообще Европа. Атмосфера, создававшаяся в течение столетий.

Ханжество под липами: никогда не говорите с Гейне

В XVIII и первой половине XIX века, пока Берлин служил «действующей» резиденцией прусских королей, гуляли преимущественно семьями. Унтер-ден-Линден была тогда жилой улицей, и на бульвар выходили со всеми чадами и домочадцами, включая собак и кошек.

Южную сторону модного променада называли Дворцовой, а северную — Академической, поскольку на первой обитали аристократы и нувориши, а на второй — студенты и профессура. Все друг друга знали, раскланивались без чинов, обсуждали новости, местных чудаков. Вот глядя сейчас на идущего по бульвару растрепанного парня с бакенбардами, я невольно представляю самого колоритного из них, Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Автор «Крошки Цахеса» жил в знаменитом «Заброшенном доме», воспетом им в повести с названием «Тайна заброшенного замка». Дом, полный, если верить Гофману, привидений и духов, стоял на южной стороне улицы в начале квартала, где теперь раскинулся комплекс Российского посольства.

Ежедневный обязательный моцион по Унтер-ден-Линден совершал и Гейне, с которым мамаши запрещали здороваться детям и молодым девушкам — певец любви казался им опасным распутником. Зато проститутки из фешенебельных публичных домов, расположенных по соседству, в улицах, отходящих от Липовой аллеи, были для них почти членами семьи. Эта семья для прогулки разбивалась по парам — девушки чинно бродили туда-сюда, взявшись под ручку, а наблюдала за ними, успевая раскланиваться с постоянными клиентами, знаменитая на всю Пруссию мадам Шубитц. Культура «чинной проституции» на Унтер-ден-Линден, между прочим, дожила до наших дней. Здесь продажные женщины не стоят размалеванными и полуодетыми под фонарями, как на Курфюрстендамм, а продуманно одеваются и знакомятся с заинтересованными лицами в кафе. Или, как прежде, во время вечерней прогулки под липами.

От архитектуры XVIII века и «семейного стиля» жизни на Унтер-ден-Линден, конечно, ничего не осталось. Но представить, как выглядели здесь дома во времена Гофмана и Гейне, можно, если воспользоваться в качестве «машины времени» Глинкаштрассе, улицей Глинки, названной в честь основателя Русской оперы (ее «пробили» в южной стороне Унтер-ден-Линден после войны). Если подняться по ней до пересечения с Таубенштрассе, Голубиной улицей, то увидишь небольшую двухэтажную желтую усадьбу с прелестным мезонином под барочной крышей. Судя по описаниям, это вылитый «Заброшенный дом».

А если вам, напротив, угодно понять, каким стал бы проспект, доведи Гитлер до конца свои планы перестройки Берлина, обратите внимание по дороге назад к бульвару, на противоположную сторону Глинкаштрассе, на дом у ее перекрестка с Охотничьей улицей — Ягдштрассе. Это бывшее Министерство пропаганды, типичный образец холодной нацистской архитектуры.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Via triumphalis Берлина должна была, по замыслу Гитлера и его архитектора Альберта Шпеера, протянуться на 12 километров с востока на запад и поглотить Унтер-ден-Линден

Реминисценция VII

С наступлением темноты вспыхнули прожектора, и перед берлинцами развернулось необычное зрелище. Подсвеченные снизу четырехметровые пилоны дорического ордера, увенчанные имперскими орлами и свастиками, в четыре ряда поднялись над Унтер-ден-Линден.

К Олимпийским играм на главной улице города Гитлер приказал открыть новую станцию подземки. Чтобы успеть к сроку, земляные работы пришлось вести открытым способом — и поэтому старинные липы спилили.

А потом привезли триста новых, американских. Они были такими маленькими, что терялись в тени фирменных, еще кайзеровских уличных фонарей, и берлинцы даже шутливо «переименовали» свою главную улицу в Унтер-ден-Латернен, Под фонарями. Картина получилась довольно унылой, да еще к тому же фонари были украшены чугунными звездами, которые, если присмотреться, могли сойти за шестиконечные. Пришлось срочно возносить и над уличным освещением, и над липами символы победившего нацизма. Однако гестапо доносило, что нехорошие разговоры продолжают бродить по городу. По легенде, Берлину ничто не угрожает до тех пор, пока стоят старые липы. Об этом даже поется в неофициальном гимне города, песенке Вальтера Колло «Магдочка»: «...до тех пор пока старые липы цветут на Унтер-ден-Линден, нас никому не одолеть. Берлин останется Берлином».

В 1945 году Гитлер снова приказал спилить теперь уже «свои» подросшие липы. На очень короткий период проспект превратился в последнюю взлетную полосу Третьего рейха. Но воспользоваться ею фюрер так и не решился.

Четыре из тех гитлеровских деревьев каким-то чудом дожили до наших дней, и останутся на бульваре как минимум до 2008 года, когда предполагается устроить генеральную санацию всего липового хозяйства. А также, возможно, подреставрировать некоторые здания, которые выходят фасадом на бульвар, — например, Государственную библиотеку, расположенную в самом его начале, на южной (академической) стороне. До 1904 года здесь стояло одно из колоритнейших зданий Унтер-ден-Линден — Прусская Академия искусств и наук. Точнее, Академия занимала только второй этаж, а на первом разместилась конюшня лейб-гвардии кирасирского полка. Узнав об этом оригинальном решении короля Фридриха I, ироничный Лейбниц предложил ему выбить на фронтоне: Mulis et Мusis: «Для мулов и муз». Сейчас в скучном на вид доме начала ХХ столетия, построенном на месте «конюшни муз», царит, однако, большое оживление. Студенты со всего Берлина, естественно, валом валят в лучшую библиотеку города. Здесь я, по ходу дела, снова убедился, что «гений места» — не пустое словосочетание. Вдоль всего первого этажа в специальных стойках стоят «стальные кони» посетителей — велосипеды. Время от времени какая-нибудь лихая читательница вскакивает на своего «Россинанта» и срывается с места по направлению к Бранденбургским воротам. Союз мулов и муз сохраняется.

Новые времена под липами: жвачка вместо «правды»

Разделение на Академическую и Дворцовую стороны оставалось актуальным до превращения Берлина в столицу Германской империи.

А затем патриархальной «семейной» жизни на бульваре настал конец. Унтер-ден-Линден превратилась в «плавильный котел» Второго рейха. Жители с улицы не исчезли совсем (как сейчас), но их впервые потеснил Турист. Уютные домики и небольшие гостиницы вроде «Санкт-Петербурга» или «Русского двора» сменились громадинами с неоренессансными и необарочными фасадами. Роскошь, к которой практичные пруссаки не считали нужным стремиться, стала, однако, имперским «знаком качества» на знаковом проспекте. А еще — разгорелась страсть к зрелищам. На месте «Русского двора» (северная сторона) выстроили Кайзеровскую галерею. Кроме роскошных магазинов с витринами, полными драгоценностей и деликатесов, в ней открылись паноптикум и фотопанорама. Про паноптикум, гвоздем которого неизменно служила коллекция половых органов, горожане немедленно придумали грубоватую«репризу» в своем духе: «Что первым делом надлежит увидеть в Берлине? Унтер-ден-Линден. Что первым делом надлежит увидеть на Унтер-ден-Линден? Паноптикум. Что вы увидите в Паноптикуме? Тссссс…»

В общем, на бульваре началось формирование общества потребления и развлечения. Скромные берлинские кондитерские вроде заведения Фукса по соседству с гофмановским «Заброшенным домом» уступили свои помещения блистающим зеркалами венским кафе. На перекрестке с Фридрихштрассе их было сразу три: «Кранцлер», «Бауэр» и «Виктория». Люди часами просиживали за чашкой кофе с газетой в руках. Выражение «кофейный треугольник» в кайзеровском Берлине означало примерно то же самое, что теперь «бермудский»…

Реминисценция VIII

1983 год. У магазина кубинских товаров на первом этаже здания, построенного на месте разрушенного в войну кафе «Кранцлер», стоит обычная восточногерманская очередь. На перекресток со стороны Фридрихштрассе выезжает роскошный «мерседес» поверенного в делах ФРГ. Неожиданно сбоку на огромной скорости в него врезается военный газик Западной группы войск СССР, следовавший по Унтер-ден-Линден к Бранденбургским воротам (за ним гнались машины ГДРовской полиции и советской комендатуры). Из газика выскакивают два сильно помятых в аварии дезертира и начинают поливать проспект из «Калашниковых».

Очередь у кубинского магазина залегла. После ожесточенной перестрелки преступники были арестованы. До вожделенного Запада они не доехали метров триста. Говорят, что один из них позже умер от ран. Нескольких человек из очереди тоже задело, и их увезла «скорая помощь». Остальные тихо, дисциплинированно отряхнулись и в прежнем порядке выстроились за сигарами. Дипломат отделался легким испугом и на радостях согласился замять инцидент. Все-таки надежная машина — «мерседес».

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Кафе на сегодняшней Унтер-ден-Линден хватает, но по-настоящему любимых в городе и замечательных — два. Одно, у Оперы, известно еще со времен ГДР — там часто собираются берлинские русские из среднего класса. Другое, «Эйнштейн», — на бульваре. Именно это последнее хранит старую традицию чтения свежих газет под липами. Кстати, о газетах. На том месте, где было кафе «Виктория», рядом с самой известной восточногерманской гостиницей «Унтер-ден-Линден» — странная торговая точка из красного мрамора. Это открытый в 80-х в присутствии нашего посла и Эриха Хонеккера Киоск № 1 для продажи советской прессы. Сейчас он торгует напитками и жвачкой.

А советское (ныне — российское) посольство занимает целый квартал на южной стороне бульвара. Полковник Меджидов зря в 45-м запретил артиллеристам расстрелять его. Все равно пропало. Вероятно, зданию не простили «предательства»: с 1941 по 1945-й в нем помещалось Имперское министерство по делам восточных территорий, то есть оккупированной части СССР. Сразу после войны его взорвали и, прихватив соседние участки, в 1951 году выстроили громадину, которая даже сейчас поражает воображение. У тех, кто видел интерьеры, особенно Зал приемов, не хватает выражений, чтобы описать пышность сталинского ампирного размаха. Муниципалитет робко выступал тогда против сноса и предлагал отреставрировать старый дом. Но «вождь народов» отметил на карте, что советское посольство стоит на «острие» Унтер-ден-Линден, нацеленной как стрела в сердце Западного Берлина, и потребовал «показать класс».

Сквозь решетку забора несколько моих соотечественников разглядывают странный неряшливый квадрат на безупречном газоне посольского двора. «Раньше тут Ленин стоял, зачем своротили?» — посетовал один. «Зато доску про Горчакова повесили», — утешил его другой. Доска сообщает, что великий русский дипломат, который помог России «сосредоточиться» (именно так) после поражения в Крымской войне, действительно работал в старом здании Посольства Российской империи.

Прусский дух Унтер-ден-Линден

Книжные полки под стеклом ниже уровня мостовой — как раз на том месте, где нацисты во главе с Геббельсом устроили публичное сожжение книг в 1933 году

Память под липами: цена свободы

Около последнего перекрестка на бульваре с Вильгельмштрассе так и кажется, что сейчас из-за угла покажется Штирлиц. Ведь если спуститься по этой улице, попадешь как раз на ПринцАльбрехтштрассе, где его заставил трудиться Юлиан Семенов. Высокопоставленные офицеры разведки часто посещали ресторан аристократического отеля «Адлон», где собиралось высшее общество. Недавно отстроенный на прежнем месте, он готовится вновь взять на себя роль флагмана цен и мод, «берлинского Гранд-отеля в квадрате», как любил острить английский гость немецкой столицы, писатель Джером Клапка Джером. А я тем временем, к слову, попадаю в Квадрат.

Так берлинцы называют Парижскую площадь — Паризерплац. Она действительно представляет собой идеальный квадрат: 120 метров на 120. Это царство чиновников и дипломатов (туристы, разумеется, не в счет), «окопавшихся» за углом (в бундестаге) и на самой площади — в нескольких посольствах. Самое крупное из них — конечно, должно быть американское. Ему отведен участок прямо у Бранденбургских ворот. Однако пока оно не построено, представители дяди Сэма уже несколько лет препираются с городскими властями о мерах безопасности при строительстве.

Частные граждане США тем временем не теряют ни минуты, а активно осваивают пространство Паризерплац, разбавляя тем самым ее официальность. Знаменитый Фрэнк Гери возвел здесь банковское здание в авангардном духе. Немец Гюнтер Бениш «вторит» ему своей новой Академией искусств, возведенной, как водится на Унтерден-Линден, там же, где стояла старая, а в ней с конца 30-х годов вынашивал свои грандиозные планы по обновлению германской архитектуры Альберт Шпеер, любимец Гитлера.

Реминисценция IX

В 1939 году было официально объявлено, что рейхсканцлер Адольф Гитлер поручил Альберту Шпееру переустройство Берлина, который должен быть переименован в город «Германия». Столица лишалась не только имени, но и главной улицы — Унтер-ден-Линден. Ее должна поглотить так называемая Восточно-Западная ось длиной 12 000 и шириной 200 метров. Она прорежет сердце рейха от Франкфуртских ворот до Шарлоттенбургского шоссе. Чтобы дать место колоннам пехоты и техники, участок Под Липами тоже подвергнется расширению. Часть домов — отодвинуть, часть — снести! И так далее.

Огромная модель г. Германии хранилась в Бюро Шпеера на Паризерплац, и Гитлер часто приходил сюда, чтобы вдвоем со своим архитектором насладиться созерцанием будущей красоты. Работы были начаты в 1942 году, но очень скоро остановлены, а сам Шпеер сделался министром вооружений. В 1943 году в здание Бюро попала бомба, и модель сгорела. От гитлеровской Германии остались только чертежи.

Бранденбургские ворота, как уже готовый и подходящий символ военной славы, нацисты собирались оставить на своей Оси. Хотя за два века существования символический смысл этого монумента, увенчанного медной квадригой работы Иоганна Шадова, много раз менялся на прямо противоположный.

Изначально названные Воротами мира, они были призваны отметить окончание бурной эпохи фридриховских войн. Но после того как, разгромив всю прусскую армию в один день, под ними торжественно проехал Наполеон, ворота превратились в символ, скорее, позора, тем более что несентиментальный император французов снял медную Нику вместе с ее четверкой лошадей и увез в Париж как трофей.

Возврат квадриги и парад победоносных союзных войск 1814 года вновь приободрил пруссаков и стал прообразом всех немецких военных парадов будущего. Особенно много их состоялось в кайзеровские времена.

В день прихода к власти Гитлера свое победное шествие под Бранденбургскими воротами устроили нацисты.

После раздела Германии, правда, торжественные мероприятия здесь стали невозможными — как раз по линии Ворот прошла граница между двумя Германиями и двумя Берлинами. Зато не возникал вопрос, что они теперь символизируют, — «холодную войну», конечно.

Теперь немцы считают их символом Объединения и новой ФРГ.

…Мне повезло: один парад на Паризерплац я видел своими глазами. Это было шествие хоккеистов берлинского клуба, одержавшего победу в чемпионате Германии. Все прошло весело и не по-немецки бестолково. Пили пиво, горланили что-то кто в лес, кто по дрова…

Кто бы мог подумать лет двадцать назад?.. Тогда Бранденбургские ворота официально считались самым охраняемым объектом в мире. В южном павильоне ворот для служебного пользования работал «Музей провокаций», там выставлялись порножурналы и Библии, переброшенные западными доброхотами через Стену. Теперь в том же помещении туристический центр. А в северном флигеле — вообще Центр медитации. Но не индийской. Внутри абсолютно ничего не происходит, стоят и молчат люди. Молчат в память о людях, погибших при попытке бежать через Берлинскую стену.

Постояв среди тех, кто, подобно мне, проделал сегодня путь через всю Унтер-ден-Линден или только собирался это сделать, я вышел на площадь и прошел через Бранденбургские ворота. Свободно.

Фото Константина Кокошкина

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения