Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

Венский Ринг

6 января 2014

Мы сидим в уютном кафе на Ринге. Тихое воскресное утро. Недвижны кроны каштанов, чуть тронутые осенней позолотой. За барьерчиком из ровно подстриженных кустиков изредка появляются прохожие, большей частью пожилые степенные люди. По воскресеньям Вена малолюдна: по давней традиции многие отдыхают за городом.

Напротив меня сидит старичок с бледным лицом и добрыми подслеповатыми глазками. Он просматривает утренние газеты, хмурится, хмыкает, усмехается. Это мой большой друг Альфред Верре. Ему за семьдесят, но он не по годам бодр, предприимчив, полон юношеских увлечений. Почти каждое воскресенье Верре отправляется пешком в горы, а в будни бегает по редакциям, пишет, читает, азартно беседует с многочисленными друзьями, ожесточенно спорит с недругами. Альфред Верре — неутомимый полиглот: недавно он взялся за изучение русского языка и, несмотря на почтенный возраст, уже добился изрядных успехов.

Я уже давно в два глотка выпил свою чашечку «мокко», чем заслужил неодобрительный взгляд Верре. Он не сказал мне ни слова, но я и так понял, что старый венец возмущен моим непочтительным отношением к благородному напитку. Он мог бы прочитать целый курс о разновидностях, способах приготовления и искусстве — да, именно искусстве — пить кофе. Но Альфред Верре молчит, потому что он пьет кофе.

Потом мы идем по аллеям Ринга, и старый венец словно читает мне на ходу историю Вены.
— Как вы думаете, сколько лет нашему Рингу? — начинает он.
— Думаю, лет сто.
— Почти правильно, — снисходительно соглашается он. — Признаться, не ожидал. Многие иностранцы даже представить себе не могут, что там, где теперь площади, магазины, гостиницы, заводы, лет сто — сто пятьдесят назад колосилась рожь, паслись кони, аристократы развлекались псовой охотой. Я вам покажу улицы, в названиях которых все еще жива память о тех днях: «Конский луг», «Жаворонково поле», «Медвежья мельница».

Особенно быстро наша Вена начала расти с середины прошлого века, когда эта пышная резиденция светских и духовных князей становилась промышленным, транспортным и торговым центром. В середине XIX века население Вены не превышало 500 тысяч человек, а в 1900 году здесь жило уже 1 727 тысяч жителей, то есть примерно столько же, сколько теперь.

Росту Вены мешали узкие средневековые улицы и крепостные стены, опоясывавшие центр города — внутренний город. К этому времени стены уже утратили свое значение как оборонительные сооружения. Но кайзер Франц-Иосиф ни за что не хотел пойти на то, чтобы снести их. Между прочим, он даже не признавал удобств электрического освещения и канализации.

Верре приподнимает шляпу — раскланивается на ходу с каким-то знакомым. Потом продолжает:
— В конце XIX века в Вене начали прокладывать водопровод, подводить к домам газ, частично вошла в эксплуатацию электрическая сеть. Главным двигателем жилищного строительства и больших работ по благоустройству города были запросы времени, развитие нового капиталистического производства. Расчетливый и энергичный буржуа не мог мириться с пережитками средневековья.

Древние стены были снесены, вокруг внутреннего города проложили широкий проспект, и началось строительство больших общественных зданий.

В 1865 году состоялось торжественное открытие Ринга. Без восторга смотрели венцы на пустынную, непривычно широкую улицу с недостроенными домами и невзрачными саженцами каштанов.

«Ринг» — по-немецки «кольцо». Первым самоцветом этого кольца стало здание Государственной оперы. Она была торжественно открыта в 1868 году. Через год здесь прозвучала первая опера — «Дон-Жуан» Моцарта.

Весь Ринг, бесконечная галерея архитектурных стилей, — неплохое пособие для изучающих историю архитектуры. Посмотрите — Парламент, Бургтеатр, Ратуша и университет. Все они построены в одно время— с 1883 по 1892 год, а по стилю так не похожи, что кажется, отделены друг от друга целыми столетиями.

Австрийский Парламент построен Теофилом Хансеном в стиле античного паласа. Видите, как он щедро украсил его статуями известных историков древности. Словно у нас не было своих великих людей!

А теперь взгляните на Бургтеатр. Разве он не несет все приметы позднего барокко?

Многие лучшие здания сильно пострадали во время войны. Гитлеровцы, отступая из Вены, подожгли Бургтеатр вместе с Парламентом и Собором Святого Стефана.

А Опера была разбита американцами незадолго до окончания войны. По странному стечению обстоятельств им особенно «удавалась» бомбежка культурных учреждений Вены. Кроме Оперы, американские летчики разбомбили военно-исторический музей «Арсенал» и ряд других замечательных зданий в центре Вены. На восстановление Бургтеатра и Оперы ушло более десяти лет.

Здание нашей Ратуши — это возрожденная в конце XIX века готика. Архитектор Фридрих Шмидт. Видите, какой четкий архитектурный рисунок: сводчатые арки, непрерывный орнамент каменных оконных наличников, высокая башня с часами. Фигурка на самом верху башни — ратник со штандартом Вены. Ратуша особенно красива во время наших традиционных музыкальных фестивалей и праздников. Бесплатные концерты часто устраиваются прямо на открытом воздухе, здесь, на Ратхаузплатц. Ратушу освещают изнутри желтым светом. Тогда издали она похожа на сказочный елочный домик с горящей свечой внутри.

Университет наш, конечно, несколько потемнел и потерял свой первоначальный блеск. Война, разруха, давно не ремонтировался. Он построен в стиле итальянского Ренессанса. Видите, сколько стилей!

Мы заходим в университет. Великолепие сочетается здесь с запустением и убожеством. Помпезное фойе со статуей «учредителя» Франца-Иосифа, темные пыльные коридоры, сравнительно небольшие аудитории для занятий. Памятник студентам, погибшим во время войны. Один для всех: и тем, кто служил в войсках Третьего рейха, и тем, кто был замучен фашистами в концлагерях.

В галереях, расположенных вдоль внутренних стен четырехугольного здания, установлены памятники профессорам, преподававшим в университете. Среди них немало великих ученых, известных всему миру. Здесь как-то вдруг стало видно, какой огромный вклад внесла Австрия в мировую науку: физики — Больцман, Шредингер, Мейтнер, геологи — Хохштеттер, Зюсс, медики — Бильрот, Гирль, Пирке. Небольшая страна занимает в Европе видное место по числу ученых — нобелевских лауреатов.

Альфред Верре довольно щурит свои подслеповатые глазки. Он гордится австрийской наукой, ему приятно, что я внимательно читаю надписи на памятниках. Он напоминает, что это новое здание университета. Старое находится на Иезуитенплатц. Венский университет — один из старейших в Европе, он был основан в 1365 году.
— Тогда еще не было немецких университетов,— подняв многозначительно палец, изрекает Альфред.
Мы снова выходим из университета на Ринг.
— Ну вот, мой молодой друг, — говорит Альфред Верре, — теперь вы получили наглядное представление об особенностях венской готики, рококо, Ренессанса, барокко. Стиль модерн, я думаю, вы обнаружите и без моей помощи.

Мы направляемся по Рингу к самому крупному и величественному, несмотря на свою незавершенность, архитектурному ансамблю бывшего императорского дворца Хофбурга и двух национальных музеев.

В светлом флигеле, примыкающем к Новому Хофбургу, находится резиденция президента республики. А по другую сторону крохотной площади Бальхаузплатц — ведомство федерального канцлера, главы австрийского правительства.

Альфред Верре молча ведет меня туда, где серое крыло Хофбурга смыкается со светлым флигелем президентского дворца. Мы поворачиваемся лицом к памятнику Марии-Терезы, виднеющемуся вдали по другую сторону Ринга.

— Отсюда, — говорит Альфред, вытягивая ладонь вперед, — ясно видно, что ось архитектурного ансамбля Хофбурга проходит через Триумфальные ворота.
Даже человеку, не посвященному в таинства архитектурного искусства, понятно, что ансамбль Хофбурга асимметричен. Новому Хофбургу не хватает второго крыла. Зодчие Франца-Иосифа планировали грандиозный дворцовый ансамбль. Но реализации проекта воспрепятствовали вначале нехватка средств, потом мировая война, а затем... затем не стало самого кайзера. Дворец превратился в музей.

* * *
Вечером Ринг освещен ярким светом витрин, неоновых рекламных надписей, огнями открытых кафе и кондитерских. От Оперы до Штадтпарка — нагромождение иностранных бюро путешествий, авиакомпаний и магазинов, продающих автомашины. «Рено», «Мерседес-бенц», «Дженерал моторе», «Фольксваген», многие другие иностранные фирмы и всего лишь несколько австрийских. Лучшие здания на Шварцен-бергплатц захватили нефтяная монополия «Шелл», иностранные банки и правления концернов.

— Год от года их становится все больше и больше, — с горечью заметил Альфред Верре. — Это вторжение почему-то называется «экономической интеграцией»!

В фешенебельных отелях на Ринге живут преимущественно богатые иностранные туристы и преуспевающие дельцы. Это их «дорожные крейсеры» стоят в тихих затонах между тротуаром и аллеями. Выползая оттуда, они занимают на улице почти вдвое больше места, чем скромные машины австрийцев. Богатые леди выходят на прогулку в сопровождении горничной, ведущей на ремешке целую свору подстриженных по моде собак.

Однако иностранцы не могут изменить чисто венский1 характер Ринга. После работы семьями, парами, в одиночку венцы неторопливо прогуливаются по аллеям Ринга, сидят за столиками уютных открытых кафе, отгороженных от толпы гуляющих только кустиками декоративной зелени, отдыхают на скамейках в густой зелени парков и бульваров.

Ринг совсем преображается во время первомайской демонстрации. В этот день ни одна иностранная машина не показывается на улице. Многотысячный поток демонстрантов с песнями и музыкой течет меж людских берегов. Много разноцветных транспарантов, цветов в руках, на груди, в петлицах. Скандирует лозунги синеблузая «Свободная молодежь». Рядом с рабочими — их по-праздничному одетые дети. Идут молодые матери с детскими колясками. Над младенцами — плакаты: «Мы хотим жить в мире».

Демонстраций две. Сначала проходит демонстрация» социалистов, потом идут коммунисты. Даже по внешнему виду можно судить, какая из двух колонн настроена более решительно, боевито, какая партия теснее связана с народом. В руках коммунистов красные знамена, транспаранты с требованиями, адресованными правительству и предпринимателям, карикатурные чучела врагов мира и прогресса. В первых рядах идут седовласые участники баррикадных боев февраля-1934 года, мужественные антифашисты, узники концлагерей, популярные общественные деятели. Повлажневшими глазами провожают коммунистов старые ветераны рабочего движения. Они вспоминают...

Здесь, на Ринге, перед зданием Парламента в ноябре 1918 года была провозглашена первая Австрийская Республика/Буржуазная республика. В это врем» в Австрии энергично действовали рабочие Советы, созданные по образцу Советов рабочих и крестьянских депутатов революционной России. Немалые уступки были отвоеваны в то время рабочими у буржуазии. Однако правым социал-демократам удалось ослабить взрывную силу нараставшей пролетарской революции.

Альфред Верре рассказал мне, что в день провозглашения республики какому-то смельчаку удалось сорвать с нового национального красно-бело-красного» флага нашитую белую полосу. Когда флаг был поднят на мачту, многотысячная толпа увидела, что это красный флаг — символ рабочей, народной власти. Послышалось громогласное «ура». Тогда раздались выстрелы полицейских карабинов, и земля новорожденной «демократической» республики приняла первые капли рабочей крови.

Ее было потом немало пролито на Ринге во время рабочих демонстраций, в схватках с австрийскими реакционерами и немецкими фашистами. Рекою текла кровь народа на полях войны. Тысячи патриотов погибли в концлагерях и тюрьмах. Эта кровь пролилась и весной 1945 года, когда австрийские подпольщики и партизаны поддержали Советскую Армию, освобождавшую Вену от фашистов...

О героях, погибших в неравной борьбе, всегда напоминают алые цветы в каменных чашах на асфальтовых островках Ринга.

Подписываясь на рассылку вы принимаете условия пользовательского соглашения