Окончание. Начало в № 1.
У Тили была внешность настоящего разбойника! Низкий лоб, таваса (венец из красных и желтых перьев тукана), лицо с кроваво-красным гримом, тяжелый подбородок, словом, по виду настоящий громила. Это впечатление усиливалось тем, что он держал в руках винчестер, дуло которого зловеще посматривало то на одного, то на другого из нас. Заглянув несколько раз в черное отверстие, я почувствовал себя неуютно, тем более что Тили все время держал палец на спусковом крючке.
Колючие глаза Тили выглядели отнюдь не добрыми. А когда он заговорил с нашим переводчиком Тарири, который был его старым другом и приятелем по охоте за головами, его голос больше напоминал отрывистый лай. «С таким нелегко поладить!» — подумал я. Вспомнилось, что рассказывал дон Лучо. В 1959 году Тили был арестован за убийство вождя Хуахири из племени хирапас. Ему связали руки и ноги, чтобы отвезти в Сараяку, но среди ночи он исчез!
Что это? Широкая улыбка озарила лицо Тили, и оно сразу стало приветливым и добродушным!
...Под жгучим солнцем и бурным ливнем мы за несколько часов спустились по Пастасе к селению, где жил Тили. Несколько лодок было причалено к берегу, откуда тропа вела к дому Тили — вождя и нашего хозяина.
У хибаро не принято, чтобы гости без предупреждения шли прямо к дому, можно схватить пулю или напороться на копье. Правила хорошего тона требуют возвестить о своем прибытии дикими воплями и стрельбой. Тогда местные жители поймут, что вы явились с мирными намерениями.
Поэтому мы начали с того, что подняли страшный шум. И уже после этого вышел Тили в сопровождении нескольких своих воинов.
Это были настоящие хибаро, чего что «цивилизованные» подданные Тарири! Длинные черные волосы, раскрашенные лица, в мочках ушей торчат палочки, на голове красивые венцы из перьев. Никаких тебе брюк и рубашек, только итипи — набедренные повязки из домотканого материала. А какие здоровые и мускулистые!
Весельчак Наяпи — лучший охотник племени
Через густой лес и мимо грядок маниоки вышли к просторному, ладному строению овальной формы. Крыша представляла собой широкий свод из пальмовых листьев, стены были из стволов чонты — пальмы с очень твердой древесиной. Три узкие дверцы, окошки-бойницы. Вокруг дома простерлись аккуратные посадки банана и маниоки. Росли кусты хлопчатника, табак, испанский перец. Во все стороны от дома расходились тропы, одна из них вела к отличному пляжу на берегу тихого рукава Пастасы.
...Мы вошли в дом. Вдоль одной из стен уже стоял для нас ряд табуреток. Индейцы-гости сели, согласно обычаю не выпуская из рук оружия. Никто не произнес ни слова. Тили велел женщинам подать чичу: сразу же появились чудесно раскрашенные керамические чаши. А затем хозяин точно позабыл о нас. Он сел посреди комнаты на низкой скамеечке и, глядя в карманное зеркальце, стал поправлять свой грим, причесываться.
Тем временем дон Лучо рассказал мне о своих двух предыдущих визитах сюда — он приезжал за шкурами и предметами для этнографической коллекции. Последний раз дон Лучо был одновременно проводником молодого самоуверенного кинооператора. Этот молодой человек был довольно беспардонным. У него была привычка тыкать в животы своих спутников дулом пистолета. В поселении Тили он в обмен на ружье (хибаро душу продаст за ружье!) уговорил одного из индейцев заставить своих жен позировать нагишом для съемки. Мол, это совершенно необходимо для книги, которую он пишет. Засняв несколько фото- и кинолент, сей оператор отправился в обществе двух солдат эквадорцев на лодке дальше вниз по Пастасе. На пограничной заставе они расстались, и молодой деятель один вступил на перуанскую территорию. Здесь его застрелили из засады. Кто и почему, так осталось невыясненным.
— Но я-то, — продолжал дон Лучо, — ничуть не удивился.
Этот тип хоть кого мог разозлить своим высокомерием. А здешний народ долготерпением не отличается...
Его перебили: наконец заговорил Тили.
— Винити! — громко произнес он. «Входите» — это слово было вступлением к очень своеобразной приветственной церемонии.
Первым взял слово Тарири. Он подробнее рассказал о нашей экспедиции: кто мы и так далее. Его голос звучал сердито и вызывающе, он говорил отрывисто, короткими предложениями, которые заканчивались точно лаем или рычанием. И все время Тарири прикрывал рот рукой, отнимая ее только для того, чтобы отхлебнуть чичи или сплюнуть то влево, то вправо.
Тили в ответ лишь крякал или издавал короткие возгласы, вроде «ца-ца, май, ита, ах, гм»... И с совершенно равнодушным видом потягивал свою чичу.
Наконец Тарири смолк, настал черед Тили. Почему-то его голос тоже звучал очень сердито. Одним из первых его вопросов (об этом всегда спрашивают гостей) было — не принесли ли мы с собой болезнь? Тарири ответил отрицательно. У хибаро есть все основания бояться болезней как огня. Оспа и другие эпидемии, занесенные белыми, мгновенно опустошают целые деревни и уже истребили многие племена. Не менее роковыми были грипп, скарлатина, коклюш.
Когда ко мне после гриппа пристал кашель, дом Лучо озабоченно подчеркнул, что, если я не поправлюсь, хибаро могут нас не принять. Он сам однажды явился к индейцам сильно простуженный, и ему решительно предложили тотчас удалиться.
Пришлось в одиночку три дня в разгар дождей пробираться через джунгли к военному посту. К счастью, мой кашель успел уняться, я даже старался поменьше курить.
...Тридцать пять минут беседовали Тили и Тарири. Затем наступил черед следующего гостя индейцев. Так уж заведено, каждый пришелец соблюдает форму, разумеется, кроме невоспитанных белых, которые не усвоили этикета охотников за головами. Новый обмен приветствиями длился около сорока минут. Остальные трое индейцев, которые прибыли с нами, уложились в более короткий срок.
После церемонии и обильных возлияний чичи дон Лучо вручил Тили и его семье подарки. Они были приняты с достоинством и очень сдержанно...
Тили угощает
Тили от своего имени и от имени других хибаро разрешил мне сколько угодно снимать в его поселении, обещал устроить танцы и показать ритуалы. В ответ мы пообещали ему ножи, материю и другие ценимые в джунглях товары.
Погода стояла великолепная, и я прилежно работал кино- и фотокамерой. Дон Лучо не менее прилежно делал записи на магнитофон. Я снимал индейцев и в праздник и в будни: работы по дому, изготовление духовых трубок, стрел, колчанов, ожерелий и украшений из перьев, сбор маниоки и бананов женщинами, приготовление чичи.
Однажды мы пошли на один из рукавов Пастасы ловить рыбу с помощью кахали — растения, которое, подобно барабаско, отравляет воду и глушит или убивает рыбу.
Сперва индейцы перегородили узкое место рукава бамбуковыми циновками. Затем поднялись вверх по течению и погрузили в заводь большую корзину листьев и веток кахали, раскрошенных и измочаленных камнями. Окунали ее снова и снова, «вымывая» ядовитый сок. Прошло минут пятнадцать-двадцать, и стала всплывать рыба, правда не очень крупная. Одни рыбешки еще шевелились, другие лежали кверху брюхом. Индейцы вошли в реку и принялись выбрасывать улов на берег. Держали рыбу в руках, в зубах: только бы ничего не упустить. Вдруг из воды высовывается голова с двумя серебристыми рыбами во рту — этакий тропический морж...
Соплеменники Тили
Ожерелье из птичьих косточек скоро украсит грудь молодого хибаро
В другой раз я пошел вместе с долговязым весельчаком Наяпи, лучшим охотником племени, чтобы снять, как он охотится с духовой трубкой и стрелами, «заряженными» кураре.
Индейцы смазывают наконечники стрел ядом кураре, который приготовляется из некоторых видов лиан. Раньше я изучал и снимал, как варят этот густой яд в Северном Эквадоре. Процедура сложная и длительная. Как известно, кураре нашел применение и в европейской медицине; его употребляют для наркоза и как средство, расслабляющее мышцы, что особенно важно при хирургических операциях. По словам дона Лучо, который вывозил довольно много этого яда в США, кураре лет двадцать назад ценился очень дорого. Один родственник дона Лучо, рассчитывая быстро нажиться, продал свой дом в Кито и все деньги вложил в «ядовитый бизнес». И... разорился! Вернувшись из шестимесячной экспедиции по Амазонас с большими запасами кураре, он узнал, что его товар не пользуется спросом. Только что научились делать синтетический кураре, который обходился несравненно дешевле...
Мне много раз доводилось видеть, как действует этот грозный яд. Мелкая птица погибает мгновенно, покрупнее — через минуту-две. Обезьяна способна протянуть от силы пять-шесть минут. Матерого зверя — кабана или медведя — одной стрелой не убьешь, нужно несколько. Для охоты с духовой трубкой на обезьян стрелы изготовляют специально. На колчане охотника висит челюсть пираньи, неказистой на вид, но известной во всей области Амазонас своим агрессивным нравом хищной рыбы, с острыми треугольными зубами. Этим инструментом индейцы делают насечку рядом с наконечником. (Стрелы тонкие, как спичка.) Раненая обезьяна пытается выдернуть стрелу, но из-за насечки отравленный наконечник обламывается и остается в теле.
Духовые трубки не применяют против людей. Их также не применяют против змей, стервятников, сов и носух. Некоторых из перечисленных животных считают несъедобными, другие — «бесы»: они работают на шаманов, когда те насылают свои «магические стрелы» на врага. Если использовать кураре против них, яд, как считают индейцы, утратит свою силу...
На пятый день Тили закатил настоящий пир. Ведь он обещал мне устроить танцы, а кто же станет танцевать без чичи!
Танцы были разные. Одни исполнялись только мужчинами, в других участвовали и женщины. Все были красиво раскрашены и причесаны, надели свои лучшие украшения из перьев и ожерелья. Надо сказать, прекрасный пол отплясывал куда более лихо, хотя чуть ли не каждая исполнительница танцевала с малышом на руках. Хорошо эти мамаши укачивали крошек! Музыканты играли на дудках и на барабанах, обтянутых обезьяньей кожей. Тили истязал подаренную нами губную гармонику. Я без устали снимал, дон Лучо следил за магнитофоном. Солнце нещадно выжимало из нас пот. Жены Тили следили, чтобь» мы не страдали от жажды.
Вождь пригласил дона Лучо и Сесара принять участие в плясках. Они долго отговаривались, однако пришлось покориться. Я бы не сказал, что они успешно состязались с хибаро, но смеху было много.
Тропическое солнце не унималось, и в конце концов танцоры не выдержали. По сигналу Тили представление кончилось, все вошли в прохладное помещение, облегченно вздохнули и припали к чашам с чичей. До поздней ночи продолжалось гулянье, а потом мы заснули крепко-крепко...
Тсантса
Я записал в дневнике:
...Здесь царит военное положение, Тили и его люди ждут нападения «лос сантиагос» — одного из племен хибаро, численностью намного превосходящего племя Тили и обитающего ближе к перуанской границе. По правилам кровавых «шахмат джунглей» следующий ход явно принадлежит «лос сантиагос». Месяца два назад Тили убил одного из вождей «сантиагос», который перед тем убил его родича. Теперь родственники убитого вождя обязаны убить Тили или кого-нибудь из его близких. Око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь — таков закон! И кровавые распри длятся бесконечно. Сесар советует поскорее закончить съемки и уходить, чтобы мы не оказались замешанными в их усобицах. «Настоящие бандиты», — говорит он. Но мне и Тили и другие здешние индейцы по душе. Это очень славные люди, к нам они относятся хорошо и радушно. Конечно, постоянные войны и охота за головами производят тяжелое впечатление. Но нужно знать, что за этим кроется древний обычай, который уж очень прочно вошел в их жизнь.
Мне удалось приобрести не сколько тсантс — высушенных голов. Теперь, четверть века спустя, я спрашивал себя: изменилось ли что-нибудь? Как-никак контакт с белыми в лице миссионеров, солдат, нефтеразведчиков, скупщиков за последнее время усилился, «дет процесс «цивилизации». И действительно, есть перемены, иные племена отошли от старых обычаев, но это касается прежде всего внешних признаков, например, одежды, прически.
Однако распри, охота за головами продолжаются по-прежнему...
В Эквадоре и Перу легко приобрести тсантсу, только цены заметно подскочили в последнее время. Теперь за одну тсантсу берут 200—300 долларов. Большинство этнографических музеев давно обзавелись высушенными головами, но растущая армия коллекционеров очень высоко ценит такой трофей. Американцы смотрят на тсантсу еще и под другим углом зрения: «есть о чем поговорить», когда собираются гости... Разумеется, можно по дешевке приобрести искусные имитации, которые изготовляют не только в Эквадоре, но и в США, в Японии из разного материала — козлиной кожи, резины, синтетики. Но настоящий коллекционер признает только подлинную тсантсу, и торговля человеческими головами идет оживленно.
В старину хибаро по истечении нескольких лет выбрасывали тсантсы, эти трофеи со временем утрачивали свою магическую силу. Теперь никто так не поступит, каждый знает, что тсантса — ценный товар, за который белые коммерсанты дадут ружье, а то и два. Среди коммерсантов немало совершенно беззастенчивых типов, всячески поощряющих охоту за головами. Пока хибаро не получили ружей от белых, индейцы сражались только копьями; новое, более грозное оружие придало охоте за головами куда более страшный налет. Нередки сознательные убийства исключительно ради возможности совершать сделки с белыми. Не знаю точно, как обстояло дело у наших хибаро. Дон Лучо сомневался, чтобы Тили и его люди так низко пали. По его словам, они были отличные охотники, все нужное оружие и боеприпасы могли выменять на шкуры. В доме Тили я видел тому подтверждение — внушительный запас шкур кабанов и оцелотов, за которые можно выручить немалую сумму.
Следующий вопрос: что породило охоту за головами? Хибаро, подобно другим первобытным народам, верят, что сила, «душа» человека находятся в голове, прежде всего в волосах. Добыв голову врага, присваиваешь себе и его сверхъестественную силу, а душа умершего — вакани — становится твоим рабом. Первое время вакани жаждет мести и всячески старается погубить победителя. Чтобы оградить себя, нужны сложные ритуальные церемонии. Они происходят во время победного празднества, которое длится много дней.
Итак, тсантса становится талисманом владельца. По поверьям она обеспечивает ему долгую жизнь, успех в бою, хорошие урожаи, удачу на охоте и рыбной ловле. Его жена или жены производят на свет много здоровых детей, скот размножается. Не говоря уже о славе: висящая на шее тсантса — все равно, что орден или медаль за храбрость. Чем больше голов, тем выше общественное положение героя.
Бывает, увы, что скальпа лишаются совершенно безвинные люди. Чаще всего в этом повинны шаманы, а точнее — вера индейцев в колдовство. Хибаро не признает естественной смерти. Человек заболевает и умирает потому, что кто-то наслал на него порчу. Шаман обязан выяснить кто. Для этого он пьет наркотический настой — натема, с помощью которого «вступает в контакт» с духами и бесами. Хмельные видения шаман старается истолковать так, чтобы определить преступника. Понятно, что при этом подозрение часто падает на невиновных со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Во время моей первой поездки к хибаро я чуть не попал в беду вместе со своим товарищем датчанином. Вскоре после нашего визита в одном селении умер индеец. Скорее всего, его отравил какой-нибудь недруг. Но шаман, наглотавшись натемы, решил, что убийцы — мы. Нас ожидало грозное возмездие. Не попадись нам в это время эквадорский военный отряд, мы вскоре были бы на голову короче...
Вспоминаются приключения одного финна, который много лет назад путешествовал в стране хибаро. У него были вставные зубы и фарфоровый глаз. Чтобы произвести впечатление на индейцев, финн иногда вынимал глаз из глазницы и челюсть изо рта. Как он и ожидал, пораженные хибаро приняли его за могучего шамана. К несчастью, один индеец заболел и умер; финна обвинили в злоупотреблении своей магической силой. Лишь драматический побег спас его жизнь. ...Мы не видели ни одной тсантсы у Тили, но это не значит, что у него их не было. Хибаро отлично знают, что им грозят неприятности со стороны властей, если их изобличат в охоте за головами. Поэтому они прячут свои трофеи от белых и достают их, когда приходит пользующийся «полным доверием» торговец.
Подобру-поздорову
Прожив неделю у Тили, мы собрались продолжать путешествие. Хорошая погода помогла раньше задуманного управиться со съемкой.
Последним снятым на пленку сюжетом был магический ритуал энема: обряд, исполняемый перед тем, как индейцы вступают на «тропу войны». Тили и его люди столько души вложили в исполнение, что мы уже начали подозревать: только ли для нас они так стараются... Похоже, за этим спектаклем кроется что-то серьезное!
Сперва все мужчины вышли колонной на площадку перед домом вождя. У каждого на плече — ружье или копье, лица суровые. Затем они выстроились в две шеренги и повели разговор, буквально рыча друг на друга. Тари-ри и дон Лучо переводили сердитый диалог.
— Мы отомстим врагу! — кричали они. — Вихрем нападем на него! Не дадим опомниться! Будем сражаться!..
Так выглядят джунгли на опушке поляны, где живет племя хибаро
Внезапно воины одной шеренги угрожающе вскинули над головой оружие, сделали шаг вперед, опустили оружие, опять отступили назад. Это движение повторялось снова и снова. И все время резко, вызывающе выкрикивали короткие фразы. Кончили — то же стала делать вторая шеренга. Около четверти часа продолжалась церемония. Быстрые движения, суровые лица...
Исполнители обливались потом. Завершилось все выстрелами в воздух и грозным воплем. Воины пошли в дом Тили утолить жажду чичей.
Ночь была звездная, когда мы легли спать на улице. Тили и его компания продолжали пить чичу; их голоса звучали все более сердито. После Тарири рассказал, что они держали военный совет, на котором решили не ждать, пока нападут «лос сантиагос», а первыми совершить набег. Да, нам следовало поторопиться! К вечеру мы рассчитывали добраться до поселения Тарири на Копатасе, но боги погоды рассудили иначе. Около полудня вода в реке вдруг стала стремительно прибывать, нам было все труднее идти против течения. Видно, в верховьях прошли сильные ливни. Мутный, покрытый плевками пены поток нес обломки. Тарири пояснил, что сегодня нам никак не достичь цели. Надо поскорее разбить лагерь и ждать, когда угомонится река. Мы облюбовали широкий бережок с черным песком. На самом высоком и сухом месте индейцы сноровисто соорудили шалаши из пальмовых листьев. Только они управились, как захлестал дождь. Уровень воды поднимался на глазах почти до наступления сумерек. Потом так же быстро вода стала спадать. Дождь прекратился, точно выключили душ. Тучи развеялись, и мы увидели редкой красоты закат. Как бы приветствуя его, за рекой на деревьях обезьяны-ревуны задали на редкость отвратительный концерт.
...На следующий день уже через несколько часов мы достигли поселения Тарири. Два дня передохнули, попрощались с Тарири, щедро вознаградив его за помощь. Возвращались тем же путем, каким прибыли к нему. Работать шестом было тяжело, тем более что наш груз увеличился. Погода наладилась, река вела себя смирно, и все было бы хорошо, не попадись нам на глаза незадолго до очередного привала этот злополучный кабан. Он плыл через реку, и как только наши люди увидели его, они точно сошли с ума. Погнали лодки вперед с такой скоростью, что трещали шесты; глаза индейцев загорелись охотничьим азартом.
Лодка, в которой находились дон Лучо, Сесар, индейцы Исидор и Сальвадор, опередила нашу на несколько корпусов. Она догнала кабана; Исидор взмахнул длинным ножом, но споткнулся и... полетел за борт. В свою очередь, Сальвадор попытался стукнуть кабана шестом, но промахнулся. Испуганный зверь благополучно достиг берега.
Этот малютка-кайман скоро вырастет и, наверное, будет встречать людей не столь миролюбиво
Тем временем наша лодка тоже подошла к берегу. Пиаса и еще один индеец выскочили на сушу, держа шесты, как копья. Кабан помчался к лесу, индейцы ринулись следом. Казалось, зверь уйдет, но на откосе он съехал вниз, и Пиаса сделал выпад шестом. Мимо!.. В тот же миг кабан бросился на него. Дальше все происходило так быстро, что я не разглядел подробностей. Увидел только, что Пиаса вдруг бросил шест и побежал к воде, придерживая левую руку правой. Рукав окрасился кровью. Зверь снова попытался одолеть откос. Поздно: Сальвадор присоединился к первому индейцу, вдвоем они насмерть забили кабана шестами.
Все собрались на берегу около Пиасы. Он побледнел, громко стонал; кровь текла из глубоких ран. Сделали ему перевязку, дали болеутоляющее лекарство.
Я тревожился за Пиасу, но меня утешало сознание, что индейцы очень выносливы. На моих глазах замазывали глиной страшные раны, чтобы остановить кровотечение, — и хоть бы что!
Конец Тили
Из Сараяку мне нужно было вернуться на аэродром Пастаса, а оттуда — в Кито; неутомимый дон Лучо собирался еще навестить индейцев на реке Бабонаса.
Но самолет, который должен был забрать меня, задерживался... Задерживалась и лодка с продовольствием и табаком. Зато в Сараяку нахлынули полчища аринильи — кровососущих мух. Они доводили до исступления не только нас, но и местных жителей, которые никогда еще не видели такого нашествия. Особенно доставалось полуголым босым детишкам. Руки и ноги их буквально были усеяны болячками. Не унимался и грипп, каждый день он уносил новые жертвы.
По радио запросили помощь, но никто не откликнулся. Да, не так уж она романтична, жизнь в джунглях!
К дону Лучо пришел индеец и предложил шкуру ягуара.
— Покажи сперва, — сказал дон Лучо. — Где она у тебя?
— Здесь, рядом — мы ее как раз снимаем, — ответил индеец.— Застрелили «эль тигре» (значит, ягуара) несколько часов назад. Ночью уходили на поминки, в доме оставались только собаки. Когда утром вернулись, смотрим — одной собаки недостает. По следам увидели, что ее убил и утащил «эль тигре». Мой отец, Асеведо Кухи, пошел за ним и обнаружил его в лесу с добычей. И застрелил разбойника — прямо в сердце...
Когда мы пришли в дом Асеведо, шкура уже была снята. Я пожалел об этом: Музей естественной истории в Гётеборге просил меня раздобыть новый экспонат, но для этого требовалось, чтобы шкура была снята совершенно особым способом. Меня утешило то, что это был не оторонга (так называют самых крупных зверей), а совсем небольшой ягуар.
Прошло почти две недели после моего возвращения в Сараяку, когда я, наконец, получил радиосообщение из Пастасы, что капитан Вера прибывает на аэродром со своим самолетом.
Я погрузил багаж, уселся сам, и самолет, точно кузнечик, запрыгал по неровному полю.
...Когда я читал верстку этой книги, ко мне зашел дон Лучо. Он только что вернулся из нового путешествия в Ориенте, побывал в тех самых местах, куда мы ходили вместе. Дон Лучо рассказал, что Тили не успел совершить набег на «лос сантиагос», они опередили его. Тили, обе его жены и еще двое индейцев, с которыми мы встречались в поселении, были убиты. Произошло это буквально через несколько дней после нашего отъезда. Бедный Тили!
Но у дона Лучо были также добрые новости. Он видел Пиасу, нашего друга, которого покалечил кабан. Индеец совершенно оправился. Целебные травы помогли ему залечить раны, и теперь рука действует, как прежде.
Рольф Бломберг
Сокращенный перевод со шведского Н. Елисеева
