Хор молодых голосов над Кэмом: в первую субботу мая все по традиции собираются на реке, чтобы пропеть репертуар студенческих песен.
Мелководная речка Кэм неспешно течет по зеленой равнине Восточной Англии. В скучной ее воде отражаются замки, приспособленные под гостиницы, и развесистые кроны вековых дубов. Только остовы полусгнивших барж да названия прибрежных деревень напоминают о торговой славе реки, многие века несшей грузы с юга на север к королевскому порту Кингс-Линн.
Река тогда служила водным путем и границей. Потом по «фенланду» — краю болот и бесчисленных родников — проложили дорогу, и все, кто ехал из восточных графств в центр страны или обратно, должны были пересечь Кэм. Сначала здесь был брод — по-английски «форд». А в IX веке построили мост — «бридж», и название городка родилось само собой — Кембридж. Верно, брод просуществовал недолго, а то быть бы городку до конца времен Кемфордом — как Оксфорду, Стратфорду, Стамфорду и множеству других английских городов, названных в честь переправ, на которых они стояли.
Место, где обосновался Кембридж, было бойким — другого пути через этот болотистый край не существовало. Раза четыре перестроенный за последнюю тысячу лет мост и сейчас стоит в Кембридже рядом с Колледжем святой Магдалины. Река несла городу богатство, мост — славу. Немного их было тогда, оживленных торговых перекрестков, в средневековой Англии...
А вот еще одна традиция: таким способом — и в наши дни тоже — разрешаются споры в Кембридже (гравюра 1824 года).
Университет появился позднее, лишь четыре века спустя. Время было тревожное. Чума и междоусобица опустошали Англию. Строптивые лорды, сводя счеты с могущественными капелланами, натравливали горожан на монастырские библиотеки. Сгорали на кострах крупицы знаний, с трудом накопленных во тьме средневекового мракобесия. В 1209 году после разгрома, учиненного в Оксфордском университете, профессора и немногочисленные студенты, прихватив свои прожженные пожаром мантии и чудом уцелевшие рукописи, бежали в спасительную тишину Кембриджа. Так был основан новый университет.
Однако официальное признание пришло к Кембриджскому университету только в 1318 году вместе с жалованной грамотой от папы Иоанна XXII. Первые колледжи появились на месте старинных монастырей или вместе с ними. Поначалу они мало чем отличались от монастырей — тот же устав, та же одежда, бесконечные посты, молитвы, обет безбрачия. Потребовалось еще несколько веков, чтобы обрело свои формы и окончательно сложилось то полное своеобразия учреждение, которое сейчас именуется Кембриджским университетом.
«Бульдоги» и проктор полны сознания собственного величия. Еще бы, ведь они главные ревнители кембриджских традиций.
По существу, университета в обычном смысле нет. Есть 23 колледжа — 23 отгороженных от мира и друг от друга высокими монастырскими стенами учебных заведения со своими «правительствами», финансами, учебными программами, и над ними — некая почетная фикция верховной власти — университетский сенат. Та изощренная и освященная веками законодательная неразбериха, которой славится парламентская система Англии, нашла свое едва ли не самое полное воплощение во взаимоотношениях между колледжами и университетом, канцлером университета и главами колледжей — «мастерами».
Внешне колледж остался монастырем: высокие стены, мощенный булыжником двор, низкая крепостная калитка, общая трапезная и обязательные молитвы перед едой.
Но в библиотеке у витража с изображением сценки из жития святых можно встретить облаченного в черную мантию студента, погруженного в изучение теории относительности, ядерной физики или кибернетики. Кембридж не чужд современности там, где дело касается точных наук. Но он старательно рядит ее в средневековые одежды, обставляет обычаями и традициями шестисотлетней давности.
— Кому и зачем это нужно? — спросил я доктора богословия и физики, знакомившего меня с Колледжем святого Петра.
— Общее образование — лишь часть нашей задачи, — ответил он. — Прежде всего мы — учреждение воспитательное. Мы воспитываем джентльменов... Это очень трудно, — подумав, добавил он.
Да, действительно, быть джентльменом — нелегкое дело. Еще труднее воспитать оного. «Джентльмен» — понятие комплексное. Обладатель этого титула в современной Англии уже не может обойтись обязательным набором социальных и расовых предрассудков эпохи королевы Виктории. Воспитатели считают, что в дополнение к предрассудкам, ко всем «истинам» эпохи королевы Виктории выпускник Кембриджа должен быть вооружен научными знаниями и методами. Язвительная шутка Оскара Уайльда: «Если вы джентльмен, вы знаете достаточно. А если не джентльмен никакие знания вам впрок не пойдут», — кажется, уже выходит из моды.
«Студенты в октябре, что ласточки в мае», — утверждает кембриджская пословица. Долгих четыре месяца город казался вымершим, а на шестой день октября, к началу первого триместра, улицы наполняются шелестом короткополых студенческих мантий, гулом молодых голосов. Преобладают ломающиеся баски юношей. Женские колледжи появились в Кембридже недавно, их всего два, и расположены они на отшибе.
— Кембридж был бы неплохим городом, если бы не эти студенты, — ворчат не успевшие закончить своих диссертаций «доны» — преподаватели.
— Кембридж — город студентов, — ликуют прогоравшие все лето владельцы кабачков, кинотеатров и лодочных станций.
Но что бы ни утверждали ворчливые «доны» и корыстолюбивые хозяева, этот город без студентов действительно кажется вымершим.
Кто же поступает в Кембридж?
«Студенты в октябре, что ласточки в мае», — гласит пословица. Как видите, «ласточки» возвращаются на занятия с увесистым багажом.
Это вопрос, перед ответом на который начинают мяться даже опытные в обращении с иностранными посетителями кембриджские «доны».
Конкурс свирепый. Каждое место в колледже оспаривают до десяти претендентов. Но не студент выбирает колледж, а колледж — студента. Вовсе не количество баллов на конкурсных экзаменах решает вопрос о том, кто завоевал себе право на место в Кембридже. В первую очередь принимаются выпускники привилегированных школ — «паблик скулз», в родословных которых десятки предков, носивших кембриджские мантии и квадратные студенческие шапочки. Наравне с ними проходят сыновья тех, кому по карману пополнить кассы колледжей солидными пожертвованиями. «Мы берем наших жеребят из одних и тех же конюшен», — объясняют в Кембридже.
Только после того как удовлетворены именитые претенденты, из длинных списков поступающих начинают придирчиво отбирать немногих счастливцев, лишенных родословных, гербов и счетов в банке.
Но времена меняются, и бреши появляются даже в такой твердыне английского консерватизма, как Кембридж. Под давлением требований прогрессивной общественности колледжи были вынуждены расширить квоту для поступления наиболее способных учеников из обычных школ. Верные себе кембриджские «твердолобые» отреагировали на эти перемены по-своему. «Наша задача, — заявили они, — состоит в том, чтобы, взявшись за воспитание разнородной по своему составу студенческой массы, добиться однородности выпускников». Снова и снова, как припев в навязчивой песне, звучат призывы «превратить Кембридж в тигль, где производится переплавка людей разных характеров, судеб и происхождения».
И сюда, за стены Кембриджа, проникает свежий ветер современности: оратор призывает студентов выступать против угрозы атомной войны.
Со стен столовой строго взирают именитые выпускники заведения. Как считают воспитатели, одно их присутствие здесь должно воздействовать на учеников.
Эти обитатели общежития устроились по принципу — «моя комната — моя крепость».
Кому поручена «переплавка характеров»? На 7 тысяч кембриджских студентов приходится 58 тысяч преподавателей, воспитателей, инспекторов, надзирателей, прокторов и «бульдогов» (последние две должности принадлежат представителям университетской полиции). Во главе университета стоит канцлер. Эта должность почетная, на нее избираются пожизненно, и нередко кто-нибудь из членов королевской семьи. Лицезреть его не удается поколениям кембриджцев.
«Явление» студентам вице-канцлера — действительного главы университета — внушительное зрелище: впереди идет начальник прокторов, затем шествуют носители канцлерского жезла, стража с алебардами, потом — сам вице-канцлер в расшитой горностаем мантии, которого сопровождают старшины сената, профессора и прочее участники смахивающего на карнавал шествия. Зрителям полагается снимать шапки и отвешивать поклоны. Пышные церемонии, приемы и обеды связаны с крупными расходами, и занимать должность вице-канцлера может только человек, располагающий значительным состоянием.
Не последнюю роль в администрации университета играют начальник прокторов, прокторы и «бульдоги». «Бульдогов» вербуют из числа слуг и привратников. От них требуются умение быстро бегать и сила достаточная, чтобы одолеть в рукопашной схватке непокорного или нетрезвого студента. Нередко можно видеть такую сценку.
«Бульдог» в цилиндре и мантии, завязанной на спине тесемками, останавливает молодого человека в свитере спешащего перебежать улицу:
— Название вашего колледжа, сэр!
— Я…
— С вами хочет поговорить проктор, сэр...
— Вам известно, что без мантии появляться на улице запрещено? — спрашивает проктор.
— Я...
— Штрафую вас на марку.
Марка исчезла из обращения еще в средние века, но в Кембридже не принято менять названия. Однако власть полицейских чинов университетской администрации ограничена лишь улицами Кембриджа. Спасаясь от быстроногих «бульдогов», не один студент находил убежище за воротами своего колледжа. Много пройдет времени, прежде чем новичок студент вникнет в суть споров между наставниками о том, чей метод лучше в борьбе за его юную душу. Впереди у него девять триместров, по 59 ночей в каждом. Да, именно об этом времени суток говорится в старинном университетском уставе, гласящем, что 531 ночь должен провести студент под крышами кембриджских общежитий — только в этом случае ему будет вручен тисненный золотом диплом бакалавра.
А сначала новичок присматривается. Первое знакомство с университетом начинается еще в поезде, который нещадно мотает на узкой колее между Лондоном и Кембриджем.
Кажется, что все в вагоне знакомы между собой. Идет оживленный обмен летними впечатлениями:
— Привет, Питер! Как отдохнул?
— Недурно. Два месяца таскал чемоданы на Ливерпульском вокзале. А ты?
— Был в Испании.
— Тоже батрачил на туристов?
— С какой стати! Мой старик на этот раз раскошелился.
Несколько особняком, но так, словно все это им давно знакомо, держится группа сидящих в купе юных джентльменов. Одинаковая полоска на галстуках выдает в них выпускников аристократической «паблик скул». Стоящий рядом рыжий парень в синих джинсах доел бутерброд с сосисками, выбросил целлофановую обертку в окно и начал раскуривать новенькую трубку.
— Поступать едете? В какой колледж? — вопрос рыжеволосого достиг ушей крайнего джентльмена в галстуке вместе с первым клубом не слишком ароматного дыма.
— Трог, — цедит уголком рта другой обладатель полосатого галстука и демонстративно отгораживается газетой. (Только потом, пообтесавшись в Кембридже, узнает парень в синих джинсах, что «трог» — это производное от «троглодит» и что так выпускники аристократических «паблик скулз» называют своих менее обеспеченных ровесников из обычных школ.) Из разговора выясняется, что оба поступают в один и тот же колледж. Соседи по купе окончательно шокированы и еще выше поднимают газеты.
— Ваших много едет? — вежливо осведомляется собеседник у парня в джинсах.
— Наших? — недоумевает парень. — Что вы! На весь наш городок досталась одна стипендия.
Разговор не клеится. Прибыв в Кембридж, «полосатые галстуки» берут такси. Парень в джинсах отправляется на поиски своего колледжа пешком.
Много раз еще скрестятся их пути. Нетрудно предсказать, кто вступит в самый многочисленный в Кембридже «союз молодых консерваторов», а кому больше придутся по душе социалисты; кто будет проводить каникулы на модном испанском курорте, а кто — на Ливерпульском вокзале. И вот еще, в чем можно не сомневаться: именно на него, «трога» из валийского рыбачьего городка, вытянувшего «счастливый» билет в лотерее благотворительных стипендий, начнет давить изо всех сил веками отлаженная воспитательная машина Кембриджа. Ведь тех, в полосатых галстуках, «джентльменами» делать не нужно. Они ими родились.
Новичков узнаешь сразу, Они слишком стремятся походить на кембриджских ветеранов и где-то «перебарщивают».
Студенческую мантию полагается носить на лекциях, при посещении преподавателя и на улице — с наступлением темноты. Новички ее вообще, кажется, никогда не снимают.
Нелегко приходится новичку на первых порах. Сотни «нельзя» окружают его со всех сторон, а неписаные законы колледжей соблюдаются свято. Самое распространенное наказание — штраф. Опоздал к обеду — штраф, упомянул имя женщины — штраф, спросил, кто сидит за возвышающимся на шесть дюймов столом преподавателей, — плати. Штрафовать полагается за дважды рассказанный анекдот и за трижды заданный вопрос, чрезмерное любопытство и отсутствие галстука. Бедняга не успевает поворачиваться. Запрещается называть слугу по фамилии и говорить ему «мистер», обращаться к старшему иначе, как «сэр».
Попытки неповиновения подавляются жестоко. Любопытная деталь: английские аристократы относятся к физической расправе куда спокойнее простых смертных. Объясняется это, наверное, тем, что в «паблик скулз», откуда они пришли, розги — обычное явление.
Досугом в Кембридже пользуется в избытке лишь тот, кто уверен, что ему гарантировано место в папиной фирме или на принадлежащем дяде заводе. Такому достаточно лишь сдать обязательный минимум экзаменов. Ему по карману платить за занятия в прославленных на всю Англию спортивных клубах университета, ходить на спектакли отличного Кембриджского театра. Его имя будет упомянуто в газетах среди участников или победителей, имеющих столетнюю традицию соревнований по академической гребле между студентами Кембриджского и Оксфордского университетов.
Таких, как парень в джинсах, уже на первом курсе неотступно тревожит мысль: как жить, когда через три года очутишься там, за стенами колледжа. Ведь нужно выплачивать взятые в долг деньги на учебу, а работу найти нелегко. Им не до спорта и студенческих карнавалов. Надо во что бы то ни стало получить диплом с отличием: все-таки это лишний козырь в борьбе за место и право работать. Далеко за полночь горит свет в их комнатах.
Но вот окончен учебный год. Торжественно со средневековой пышностью отмечена еще одна, уже которая по счету за последние 600 лет, церемония выпуска. Стрелка часов кембриджской истории совершила еще один полный оборот.
Значит, на шестой день октября будущего года все начнется сначала? И вообще, что ожидает Кембридж? Этой теме англичане посвящают ученые труды и газетные статьи. Судьба университета волнует в Англии многих. И сегодняшний день с его заботами и требованиями все громче стучится в монастырские стены его колледжей.
О. Атливанников
Фото автора
