
Дорога ползет и ползет на северо-запад от Дели, между холмами полупустынного, засушливого штата Раджастхан. К ней запыленной корявой стеной подступили высокие колючие кусты, за ними проглядываются квадраты плантаций сахарного тростника, перемежающиеся участками горчицы и ячменя. Вот и деревня. А через несколько минут шумная толпа «гидов» — мальчишек и девчонок — ведет нас к недостроенному, в лесах, двухэтажному дому.
С его плоской крыши деревня как на ладони. Глиняные мазанки с глухими стенами и маленькими отверстиями под потолком вместо окон. Дорога-улица, что с трудом находит себе место между разбросанными как попало домами. За глинобитными заборами во дворах аккуратно сложены кучи кизяка, высятся тростниковые или соломенные хранилища для семян и кормов, повозки, скот. Между домами, по узким проходам, то и дело скрываясь из глаз за купами зелени, спокойно и величаво идут женщины в зеленых и желтых сари с корзинами на голове.
Деревня живет своей обычной жизнью. Вот там, в стороне, ко всему равнодушные быки медленно тянут арбу на высоких деревянных колесах. В тени деревьев ходит по кругу верблюд, вращая привод «персидского колеса» — самодельного ковшового водоподъемника. Поблизости никого нет—верблюд работает без присмотра, как заведенный механизм. Вода из ковша выливается в желоб и по канавке идет на поля. Говорят, что один верблюд с помощью такого нехитрого устройства поднимает с пятиметровой глубины до четырех тысяч литров воды в день.
На окраине деревни обмелевший пруд. Жарко. Коровы зашли в воду и стоят, полузакрыв глаза и лениво двигая челюстями.
Солнце припекает вовсю. Но на широкой площадке не прекращается работа: крестьяне варят из тростника сахар — «гур». Пара быков вращает привод тростниковой дробилки, на ней стоит, помахивая хворостинкой, черноволосый мальчуган. Рядом в котлах, врытых в землю, уже кипит мутно-белая жидкость — сок сахарного тростника. Два подростка поддерживают под ними огонь, третий плоским, на длинной ручке, черпаком снимает с бурлящей жидкости пену. Тут же на тростниковых листьях кувыркаются малыши. Двое подбежали к нам с кусками тростникового стебля. Ловко очистив верхний слой, они жуют сердцевину, высасывая сок и выплевывая мякоть. Крестьянин наливает полные кружки только что отжатого сока. Улыбаясь, протягивает нам: «Очень полезно — очищает кровь».
За околицей торчит каменная башня, прилепившаяся на склоне холма. По виду очень древняя. Спрашиваю у ребят:
— Что это? Как называется?
Вместо ответа один малыш согнул руку «гусем», резко дергая ее, зашипел: «Пш! Пш!» Малыш явно изображал атакующую кобру, предупреждая, что ходить к башне небезопасно.
А на самом краю деревни у дороги — бетонированная площадка. Здесь — общий колодец. Построил его «панчаят», орган местного самоуправления, на полученную от правительства ссуду.
Здесь, особенно в такую жару, собирается чуть ли не вся женская часть населения деревни. Одни стирают, другие разговаривают, третьи просто отдыхают.
Вот одна из женщин, поставив на голову большой глиняный кувшин с водой, направилась к дому. Медленно и плавно, покачивая плечами, как в танце, следом двинулись остальные. Мелькнули пестрые — зеленые и желтые — сари, улеглась пыль на тропинке. Тишина, жарко.
Фотоочерк Е. Денисова