Ленур, вахтенный, стоявший на баке, исчез неизвестным образом между четырьмя и шестью часами утра. Отсутствие его при общей тревоге длилось двое суток, во время которых «Фрегат» под всеми парусами шел к мысу Доброй Надежды.
Замечательное появление Ленура после его таинственного исчезновения заслуживает отдельного описания. Матросы обедали, разговаривая и делая предположения, не свалился ли Ленур в воду, как вдруг хорошо всем известная долговязая фигура появилась среди обедающих, высекая на ходу огонь с помощью обшарпанного кремня и старой железной ложки. В этот момент боцман подавился куском хлеба и четверо из матросов пролили суп на палубу.
Предупреждая испуганные возгласы и тысячу нелепых вопросов, потому что бессмысленно спрашивать там, где все в конце концов получит свое должное объяснение, Ленур сказал:
— Слышал я, ребята, от одного милого молодого человека, что в хорошем обществе не принято чему-нибудь удивляться. Так мне это и объяснили: если, говорят, на вас упадет целый материк да еще в придачу полсотни хороших островов, вы должны, дескать, этак неодобрительно хмыкнуть носом, почиститься — и кончен бал.
— Ленур, — в глубоком молчании окружающих сказал боцман, — где пропадал ты эти два дня?
Ленур тяжело вздохнул. Здесь все заметили, что он сильно похудел и выглядит таким усталым, как будто прошел с буйволом на плечах сто миль.
— Если б я знал это, — возразил он, пожав плечами. — Уверяю вас, до того момента, как мне захотелось курить, я не помню, что со мной было. Я сообразил, что стою на палубе возле вас лишь тогда, когда вытащил трубку. Верьте или нет, как хотите.
Он пристально посмотрел в множество изумленных глаз, окружавших его, и продолжал, машинально ударяя железом о кремень:
— В ту ночь, когда я вышел на вахту, — вы помните — был сильный туман. Я простоял с полчаса, пяля глаза изо всей мочи, но в такую погоду, как известно, не только огней не видно, а даже своих собственных рук. Качки не было, но вдруг чувствую, что я как бы стал легче. Такое чувство, ребята, как если бы какой-нибудь сильный человек подложил вам под пятки свои ладони и стал вас легонечко подымать и опускать. Вообще я испытывал какие-то странные вещи; туман клубился, разрывался, свертывался, надвигался на меня и вновь отходил в сторону, как будто множество парусов бежало передо мной.
Я стал немного обалдевать, пошатываясь, — понимаете, я плохо сознавал уже, где я, собственно, и кто я. И вот тут-то произошла странная история — туман полегоньку, незаметно растаял, небо вызвездилось, я мог различать под форштевнем пену воды. Тогда не дальше как в двух ярдах слева я увидел бушприт трехмачтовой шхуны: корабль шел прямо на нас, носом в бакборт.
Ленур остановился и посмотрел на слушателей. Было так тихо, что ясно слышался бегущий с кормы шепот лага. Может быть, у слушателей и были кой-какие сомнения в истине слов Ленура, но сомнения эти бесповоротно тонули в грандиозной необычайности приключения исчезнувшего матроса. Ленур продолжал:
— Я хотел крикнуть, ударить в баковый колокол, но язык мой слушался меня, как черт — ангела.
Тем временем наше судно и неизвестный корабль почти прикасались друг к другу; скованный непонятной силой, я цепенел от ужаса. «Почему помощник капитана не видит с мостика этого корабля?» — подумал я.
Глаза мои были прикованы к освещенной палубе чужой шхуны, на ней, казалось, не было ни души. И в этот момент, ребята, когда я терял сознание, на носу шхуны, у самого бушприта, появился высокий человек, он нагнулся ко мне и протянул руку. Я тотчас схватил ее, она была холодна как лед. Более я ничего не помню. То есть, если хотите, я опамятовался, когда увидел, что подхожу к вам с трубкой в зубах!
Ленур был по-настоящему взволнован, рассказывая это, глаза его, казалось, еще хранили след недавнего испуга. Он вытер рукавом блузы пот, выступивший на висках, и поймал угрюмый, пристальный взгляд боцмана.
— Эти вещи бывают! — убежденно заявил корабельный плотник. — Корабль мертвого негра, Ленур, это был он, клянусь чем хотите!
— Ленур, — сказал боцман, подходя к матросу вплотную, — что бы там ни было, а ты посидишь в карцере, потому что, может быть, ты бессовестно врешь.
— Я поджидаю тебя вторые сутки, — сказал Ленур юнге, когда тот принес ему в темное помещение карцера обед и кувшин с водой. — Сядь, потолкуем. Прежде всего что слышно?
— Ничего, — мальчик присел на корточки и уставился на матроса круглыми от любопытства глазами. — Ленур, правда, что тебя уносил мертвый негр?
— Послушай, малыш, — вместо ответа сказал Ленур, — тебе представляется удобный случай показать себя взрослым человеком. Прежде всего исследуем твою наблюдательность. Ты заметил, что капитан не пришел ко мне ни одного раза?
-Да.
— А почему? Как твое мнение?
— Я думаю, — сказал сиплым баском мальчик, польщенный серьезным тоном Ленура, — что он о тебе забыл. У него какие-то дела с боцманом, они проводят вместе почти целые дни и постоянно навеселе.
— Навеселе? Роб, они не навеселе, а настороже. Я им все наврал. Слушай хорошенько, юнец, так как это дело могло кончиться плохо для нас всех. Знаешь, где пропадал я двое суток? Только молчи, Роб, дело серьезное. На вахте мне захотелось жрать, я полез в кубрик, разыскал кусок сыра, а потом вспомнил, что дрогнуть в сырую погоду нехорошо. Нужно было достать клеенчатый плащ. Я спустился в подшкиперскую, где забыл свой неделю тому назад. Спичек у меня не было, но вижу я, что в подшкиперской нет этакой настоящей темноты, а какая-то смутная мгла, вроде как ночью в комнате, когда с улицы фонарь светит. Я обернулся — узкая, как стекло, полоса света падала мне в лицо из небольшой щели меж досками, отделяющими подшкиперскую от грот-трюма.
Кто и зачем мог очутиться там в это время? Перестав дышать, я подполз, Роб, к этому ночному лучу и стал смотреть в щель. Видно мне было очень мало: на одном из ящиков горела свеча; спиной ко мне, держа в руках какой-то инструмент, стоял человек, одетый по-городски. Скоро он повернулся, его лицо, не виданное мной никогда и нигде, было вполне спокойно. Он походил немного по маленькому, свободному от груза месту, потягиваясь и разминая члены, как будто спал трое суток, затем встал на колени и принялся рассматривать дерево корабля между тимберсами. Пока, взволнованный, я ломал голову, в трюме послышался глухой шум и подошел из темноты, заваленной грузом, еще один — кто бы ты думал, Роб? Капитан. Он был, по-видимому, озабочен и долго прислушивался, прежде чем заговорил с незнакомцем.
«Ну, как вы живете здесь? — спросил он. — Потерпите еще немного».
«Я терплю, — возразил таинственный человек, — Правда, я похудел, но за хорошие деньги мог бы похудеть еще втрое больше».
«Необходимо сделать большую дыру, — сказал капитан. — Вы это устроите на восьмой день приблизительно. Впрочем, я вас еще навещу. Как вы это сделаете?»
«Очень просто, — говорит тот человек, — доски я пропилю с трех сторон и забью маленький динамитный патрон. Четвертая сторона разлетится от взрыва, когда я буду уже на палубе ».
«Хорошо, — сказал капитан, — надеюсь на вашу сообразительность». Он потоптался еще немного и ушел, а я, Роб, трясся от бешенства, хотя еще не понимал хорошо, для чего все это устраивается. И вот я поднялся в кубрик, вытащил у боцмана, из-под подушки ключи, влез на палубу, отпер грот-трюм, положил ключи на старое место, открыл люк и опустился во тьму.
Все это я мог проделать свободно, потому что туман был гуще хороших сливок. Он не испугался, когда я подошел к его углу, освещенному сальным огарком, а смотрел на меня так, как будто ожидал встретить во мне единомышленника. Но я сразу спросил:
«Что вы здесь делаете?»
Тут он стал белым и некоторое время молчал. Потом начал быстро шарить в карманах и ткнул меня в грудь дулом револьвера в тот самый момент, когда я приставил к его лбу дуло своего. Так мы стояли с минуту, затем он сказал:
«Вы тоже можете получить хорошие деньги, стоит вам только молчать об этом».
«Так, — возразил я. — Вы будете топить судно с мошенником капитаном, а я — хлопать глазами».
«Фирма получит большую страховую премию, — говорит он. — И на вашу долю перепадет куш».
«А пассажиры? Команда?»
«Что делать? Жизнь — борьба, — тут он так нагло пожал плечами, что мне захотелось плюнуть в его серые рачьи глаза. — Мне нужно много денег, и я добываю их».
Вся эта махинация, Роб, так меня ошеломила, что я некоторое время стоял дураком. А он, видя, что я хлопаю глазами, приободрился.
«Ну что же, — говорит, — вы, конечно, боитесь бога, греха. Прав сильный и хитрый».
«Сеньор мошенник, — отвечаю я ему, — насчет этого помолчим. Всякий мыслит по-своему. Некрасиво то, что вы затеваете, и даже, могу сказать, безобразно».
«Почему же?» — спрашивает. А от его дула у меня спирает под ложечкой, да и у него красное кольцо над бровью.
«А потому, — говорю, — что все на свете имеет свое течение. И жизнь человеческая тоже. Хорошо живет человек или плохо, а песню ему свою допеть нужно до конца. Или, например, пассажир — он стремится к своей цели и вас не трогает».
«Так, так», — тихо говорит он, нажимая собачку. Чикнуло — попался плохой патрон, бедняк. Впрочем, не успел он и пожалеть об этом, потому что я не смигнув разнес ему череп вдребезги.
После этого, Роб, я возился с час, пока устранил все следы этой неприятной истории. Жил этот неудачник в большом деревянном ящике с отверстиями для воздуха, и посмотрел бы ты, как все было хорошо приспособлено. Мы погрузили его под видом туалетного мыла. Недолго думая, я распорол большой тюк, выбросил оттуда товар и запаковал мертвеца наглухо.
— Кто-то идет, Ленур, — сказал мальчик, вскакивая и забирая пустую посуду. — Прощай! Но я не хочу тонуть, Ленур, слышишь?
— Тсс! Молчи! — Ленур продолжал скороговоркой: — Я не мог выбраться оттуда двое суток, потому что капитан и боцман (гвоздь ему в голову!) перерыли весь товар, разыскивая приятеля. Лежал я под хлопковой кипой, а питался конфетами и сухой вермишелью. Молчи пока, я все устрою. Беги!
Когда на горизонте показались очертания берега, Ленур, выпущенный из карцера, стоял у руля, внимательно следя одним глазом за компасом, другим за непроницаемым лицом капитана, расхаживавшего по мостику. Судно благополучно совершило плавание и готовилось войти в гавань.
— Капитан, — сказал вдруг Ленур, — не кажется ли вам, что из грот-трюма немного припахивает трупом?
Пожилой человек с седеющими бровями даже не обернулся. Прикрыв глаза рукой, он смотрел вдаль, потом резко подошел к вахтенному. Глаза их встретились. Теперь по особенному, вызывающе-напряженному взгляду матроса капитан понял, что Ленур все знает.
— По прибытии ты получишь расчет, — сказал капитан.
— Расчет? А ящик с мылом в грот-трюме?
— Поэтому-то ты и сидел в карцере. Попробуй найди, хоть какие-нибудь следы там, где Ты упражнялся в стрельбе.
— Так. Мы, значит, понимаем друг друга! — с изумлением проговорил Ленур. — Ловко! Но это мне нравится, клянусь погибшим идиотом — там, в трюме. Это вышло красиво.
