 Фото: HENRIK TRYGG/VISITSWEDEN |
Шведы очень трепетно относятся к экологии. Это не мешает им любить туристические походы. Но даже в глуши они умудряются устраиваться с таким же комфортом, как дома на кухне
Стокгольмский аэропорт Арланда вызывает у российского путешественника чувство радостного изумления — будто попадаешь в другой, лучший мир — и одновременно дежавю. Обстановка вокруг напоминает гигантскую детскую площадку: яркие цвета, много дерева, магазинчики с канцелярскими принадлежностями или посудой, которые хочется скупить целиком. И повсюду прославленные Карлсоном плюшки с корицей. Такое же впечатление в свое время IKEA произвела на непривычных к бытовым удобствам и красоте россиян. IKEA, придумавшая конструктор для взрослых, не только внушила всем, что даже в неблагодарных условиях малогабаритной хрущевки можно устроиться с удобством и вкусом, — она принесла с собой новую модель цивилизации, использующей все более сложные технологии, чтобы достичь все большей простоты: например, сделать мебель, которая позволяет оставить комнату почти пустой. Все самое передовое, красивое и удобное оказывается одновременно и самым дешевым. Каждая табуретка из IKEA — своеобразное проявление глобальной жизненной философии, приверженцы которой тратят огромное количество усилий, чтобы оставить окружающий мир точно таким, какой он есть.
Разумеется, идиллия требует жертв: нужно взять в руки отвертку и самому собрать табуретку. А еще нужно смириться с тем, что табуретка будет типовой: образцы интерьеров в IKEA, словно из стандартных деталей яркого конструктора, невольно напоминают картинку из антиутопии о тоталитарном порядке. С такими мыслями я жду пересадки на самолет, который доставит меня в Гётеборг. Там меня встретят представители туристической организации Outdoor academy of Sweden и отвезут на западное побережье, где я вместе с другими журналистами и туроператорами со всего мира несколько дней буду плавать на каяках, охотиться на лобстеров и вообще открывать для себя красоты и радости отдыха по-шведски. Мимо проходит двухметровый красавец — на голове кок в стиле пятидесятых, уложенный волосок к волоску, лицо украшает окладистая борода. Я провожаю его взглядом и возвращаюсь к своей плюшке с корицей, но ненадолго — мимо проходит еще один: безупречный кок, окладистая борода. И еще один. Через несколько минут я понимаю, что у меня устала шея, а от сладкого немного подташнивает. Я вспоминаю, что 30 лет назад Швецию называли страной самоубийц и что знаменитые шведские детективные романы отличаюся извращенной садистской фантазией, описаниями скрытого безумия, инцеста и скелетов, закопанных глубоко в подвале под светлыми деревянными половицами. Стильные костюмы окружающих — поначалу буквально каждый хотелось копировать — уже кажутся однообразной униформой.
Нас селят в типовые пряничные домики турбазы на окраине рыбацкой деревни Греббестад и выдают экипировку: палатки, непромокаемую одежду, пластиковую посуду — от чашки до разделочной доски, и все это ловко упаковывается одно в другое, как лего; складные табуретки, термосы, фляжки. И сухой паек — смесь, которая от кружки горячей воды превращается в куриное карри или ягненка с горошком. Впрочем, это скорее развлечение — еду мы будем готовить сами, с этой целью нам вручают крошечные газовые горелки и баллоны. Когда мне вручают нож в ярких оранжевых ножнах — в ручке у него огниво, а к нему прилагается трут, — радуюсь ему, как долгожданной игрушке. Испанская журналистка с восхищением рассматривает подарки и восклицает: «Как будто Рождество!» Следующее утро проходит в суете: мы упаковываем в каяки еду, проходим инструктаж — как грести, как разжигать горелку и пользоваться снаряжением. Отплываем. Во время первой остановки на ланч на каменистом берегу наша гид Йенни собирает группу, чтобы прямо за едой рассказать нам о проблеме мусора. О том, что все следы своей жизнедеятельности человек должен уносить с собой и оставлять место в первозданном виде. Этот эколого-физиологический разговор немного раздражал, но нужно признать, что каждый остров, на котором мы побывали, выглядел так, будто там не ступала нога человека. А ведь стыдно вспомнить, насколько загажены бывают стоянки в Карелии. Скандинавы любят природу в чистом виде. Они любуются природой, они, кажется, говорят исключительно о природе. И когда Йенни, ведя за собой выводок каяков, показывала вокруг и говорила: «Эти камни — ваши друзья, поговорите с ними», ее трудно было слушать без иронии.
Фото: Холодные ночевки в палатках — развлечение на любителя. Но рассветы и закаты на каменистых островах искупают все неудобства с лихвой. Фото: HENRIK TRYGG/VISITSWEDEN
Русский турист, даже если он уже научился убирать за собой, не особенно смотрит по сторонам, он стыдлив в своих восторгах. Как будто он тащил на спине байдарку через полстраны ради того, чтобы выпить самогону у костра и поговорить о физике твердого тела. Характерно, что в группе из 10 человек я единственная курила, и хотя не оставила на берегу ни одного окурка — все привезла назад, к изящному яркому контейнеру для неразлагающихся отходов на турбазе, — я все время чувствовала себя виноватой. Нормальность и здоровье, разлитые в чистом морском воздухе, с непривычки вызывают головокружение, как избыток кислорода.
Все мифы о скрытом скандинавском безумии вспоминаются снова, когда проплываешь мимо идиллической рыбацкой деревни Фьельбакка — нарядные домики на живописном берегу. Уроженка этих мест, известная в Швеции писательница Камилла Лэкберг в своих детективных историях вырезала чуть ли не половину населения родной деревушки.
После возвращения на турбазу предстоял еще визит в заповедник Nordens Ark — место, где сохраняют вымирающие виды зверей, позволяют им размножаться в безопасных условиях и затем выпускают в естественную среду. Следуя по лесной дороге, можно увидеть амурского тигра или снежного барса, но только если зверь это позволит: за железной сеткой даже не вольер, а кусок леса, в котором он чувствует себя хозяином. Дорожка приводит к ресторану, где за стеклянной стеной в полуметре от гостя лениво ходят совсем не ручные волки, всем своим видом намекая: то, что я ем оленину, а не они едят меня, — более или менее случайность, человек и природа здесь изначально имеют равные права. Уже под самый конец, по дороге в аэропорт, мы обедаем в модном ресторане при Nordiska Akvarellmuseet (Северный музей акварели). Это место — наверное, воплощение шведскости: в диком месте на берегу стоит изящное современное здание, сливающееся с ландшафтом, как это возможно только в скандинавской архитектуре. Сквозь стены, почти целиком состоящие из стекла, отовсюду видно море и каменистые острова. Изысканная и, естественно, насквозь органическая кухня: рыба и шоколадный мусс с ягодами выглядят как произведение искусства. Шеф-повар — разумеется, двухметровый красавец с безупречным коком на голове — выходит нас поприветствовать и с привычной уже здесь открытостью рассказывает, как он, поработав в столице, оказался на западном берегу. Теми же словами, что и Йенни, и вообще все люди, которых мы встречали в эти дни: «Я люблю свою работу. И главное — поглядите вокруг — эти камни! И это море».
В музее в тот момент проходила выставка датского художника Петера Лана под названием «Черная педагогика». Его акварели — в стиле иллюстраций к детским книжкам (как тут не вспомнить, что лучшие детские книжки, от «Карлсона» Астрид Линдгрен до серии Свена Нурдквиста про Финдуса и Петсона, приходят из Скандинавии). Только тема этих милых акварелей — детские страшные фантазии и ночные кошмары. Красочная больница, где детей разбирают на органы. Уютный зеленый парк повесившихся детей. Зловещие глаза в дупле дерева на фоне самого красивого в мире ландшафта. И кажется, в этом заключается разгадка двойственного впечатления, которое производит Швеция. Северное море и каменистые скалы — место, где трудно выжить человеку. Долгая зима и недостаток солнца действительно вгоняют в депрессию. Но в этой северной стране люди научились ставить между собой и волками не железную решетку, а стеклянную стену, противопоставлять темноте яркие краски, суровому климату красоту и удобство в каждой бытовой мелочи. А главное, они не боятся заглянуть своим страхам в лицо. Цивилизация и технический прогресс в этой стране удивительным образом ведут человека назад к суровой природе, но уже в непромокаемом костюме, защищающем от холода и ветра, и с миниатюрной газовой горелкой вместо кострища, разрушающего растительный покров. Место мусору — в ярком контейнере, а место страхам, депрессии и безумию — в искусстве и литературе.
Там, где прогресс направлен не на заведомо провальную попытку человека подчинить себе природу, а на то, чтобы уважать ее неприкосновенность, наоборот, подлаживаясь под ее непростые требования, самая суровая природа оказывается удивительно дружелюбной. И кстати, миф о высоком уровне самоубийств в Швеции давно не соответствует действительности.
