Манящие острова

Читатели хорошо знают книгу Жака-Ива Кусто «В мире безмолвия», написанную им вместе с Фредериком Дюма. В 1963 году вышло новое произведение французского ученого — «Живое море». Это сжатый, но полный интереснейших наблюдений, поэтических зарисовок, увлекательных эпизодов отчет о работе группы Кусто на протяжении многих лет — с 1951 по 1962 год.

Подводные исследователи вносят свой вклад в развитие самых различных отраслей науки. Их волнует проблема охраны природы, животного мира. Группа Кусто неустанно совершенствует приборы и аппараты для подводных работ, изобретает и испытывает новые приспособления.

Есть у Кусто заветная мечта — сделать так, чтобы человек в море чувствовал себя, как рыба в воде. И тут он уже многого достиг.

Наш журнал постоянно следит за работами Жака-Ива Кусто. В конце прошлого года мы рассказали о его опытах с подводными домами. В этом номере публикуется глава из книги «Живое море».

…«Калипсо» шла курсом на Сейшельские острова, чуть ли не последний на земле «неоскверненный» уголок тропиков. Кое-кто совершенно серьезно утверждал, что легендарный Эдем находился на Маэ, главном острове Сейшельского архипелага, лежащего в экваториальной части Индийского океана.

На восьмой день после выхода из Бахрейна мы увидели на горизонте веера кокосовых пальм. Это был Денис, самый северный из Сейшельских островов. Его жители, креолы, выращивали кокосовые орехи и заготавливали копру. Молодой владелец плантации прибыл на «Калипсо» вместе со своей юной темноглазой женой, которой я бы ни за что не дал больше пятнадцати лет. Их сопровождал управляющий, рослый белокурый мужчина, с виду лет тридцати. Позднее мы узнали, что плантатору сорок один год, его жене двадцать девять, а управляющему сорок восемь! Вот уж подлинно острова неувядающей юности.

Сейшельские острова, расположенные у восточного берега Африки, — колония Великобритании, управляемая английским губернатором. Административно к ней относятся, кроме Сейшельских, Амирантские острова и небольшая группа островов Альдабра.

Но мы спешили дальше, и когда настал час расставания, обитатели Дениса завалили палубу «Калипсо» кокосовыми орехами, бананами, зеленоватыми апельсинами. Принесли даже серенького поросенка, которого мы тотчас окрестили Артуром. Наш пес Боннар пришел в бурный восторг, однако шокированный поросенок не принял его предложения устроить возню и затрусил прочь. Мы выручили Артура: оберегая его достоинство, заточили поросенка в стоявшее на палубе «акулоубежище».

В нескольких милях от Маэ на «Калипсо» обрушился ливень. Мы даже обрадовались прохладному душу. Внезапно впереди открылась словно картинка из волшебного фонаря — в ярких лучах солнца зеленая гора, а над ней сразу две радуги! Это было редкостное зрелище.
В тропических морях преобладают коралловые и лавовые острова, но Маэ сложен из красного и черного гранита. Могучие пики вздымаются со дна океана, с глубины двенадцать тысяч футов. Красиво обтесанные искусным ваятелем-ветром громады покрыты пышной зеленью. Тропическая растительность сочетается здесь с субтропической: почти круглый род держится ровная температура, около 24 градусов тепла.

Мы подошли к длинной пристани, и тотчас все население Виктории — беленькой столицы архипелага — высыпало на улицы. Казалось, тридцать тысяч жителей острова все, как один, мечтают побывать на «Калипсо».

Обитатели Маэ любят веселую компанию, был бы предлог собраться, и появление «Калипсо» их очень обрадовало.

Чуть не вся наша команда щеголяла в соломенных шляпах, какие носили моряки в прошлом столетии: в Маэ ими до сих пор снабжают портовую охрану. Приметив, как тепло встретила наших ребят женская часть населения, я решил, что лучше не задерживаться здесь, а то пойдут свадьбы. Угроза вполне реальная: три тысячи молодых сейшельцев были призваны на службу в британскую армию.

И мы взяли курс на Альдабру.

Альдабра — группа из четырех островов, они административно входят в Сейшельский архипелаг, хотя лежат от него в 800 милях на юго-запад. Благодаря прозорливости Чарлза Дарвина, который убедил английские власти не заселять Альдабру, островки до недавнего времени были необитаемы, да и теперь мы застали на них лишь несколько смотрителей.

Задолго до того, как атоллы поднялись над горизонтом, мы узнали, что приближаемся к Альдабре: большие лагуны издали дают знать о себе ярко-зеленым отражением на голубом небе. Шумно хлопая крыльями, навстречу нам вылетели «птеродактили», то бишь огромные фрегаты. «Калипсо» превратилась в машину времени: в воображении мы перенеслись в эпоху летающих ящеров и диплодоков.

Главный остров, именем которого названа вся группа, представляет собой сильно вытянутый атолл длиной в двадцать две мили. Около двухсот квадратных миль занимает большая внутренняя лагуна. В отлив она высыхает почти на две трети — через проходы в кольцевом рифе исторгается огромное количество воды. Большая лагуна — «сердце» атолла, только вместо крови она перекачивает морскую воду. Приливная волна зеленая от спор, планктона и водорослей. Отступая, вода окрашивает океан в серый цвет: она выносит из лагуны следы борьбы за существование.

Похоже, Главный пролив достаточно глубок для «Калипсо». К тому же мы слышали от сведущих людей, что в первую мировую войну здесь, спасаясь от преследования, прошел германский крейсер. Итак, курс на пролив! Под килем шестьдесят футов; ничего, что тесновато… Впереди до самого горизонта простерлась лагуна, окаймленная мангровыми зарослями. Дальше торчали макушки панданусов и сосен. А над водой, куда ни погляди, возвышались сотни коралловых глыб высотой до двадцати футов. Стоит ли рисковать? Я дал задний ход: поищем другое место для стоянки…

Вдруг мы заметили скользящую над отмелями пирогу. Она вышла из маленького поселения на Вест-Айленде, западном сегменте атолла. Вот проворно перескочила через риф; мы разглядели четверых африканцев и одного белого. Он был босой, голову защищал шлем, покрытый алюминиевой краской. Поднявшись на борт, человек в шлеме представился: Жорж Гуро, инспектор-смотритель атолла. Гуро (мы прозвали его «губером», ведь он был, так сказать, местным губернатором) сказал, что может выделить нам три домика. Наши лодки, доверху нагруженные снаряжением, поспешили к берегу, пока не начался отлив. Местные лоцманы провели их через проход в рифе, и катера причалили к пляжу, сверкающему песком сахарной белизны.

Нелегко путешествовать в тропиках.

Береговой отряд вселился в домики из рифленой жести. Анжелина — рослая улыбчивая женщина — согласилась быть стряпухой. Наш лагерь на Альдабре начал свое существование.

Но сама «Калипсо» устроилась за барьерным рифом далеко не так удобно. Всю первую ночь нас сильно качало. Было ясно, что здесь мы будем скверно спать и это неизбежно отразится на работоспособности. А тут еще старший механик попросил обеспечить ему три спокойных дня для переборки одного из главных дизелей. Значит, надо снова попытаться проникнуть в лагуну...

На следующее утро мы вошли в Главный пролив и в широкой излучине бросили сразу три якоря — два носовых и один кормовой. Вскоре начался прилив; зеленый поток грозил сорвать «Калипсо» с якорей и посадить на мель. Монтупе пустил обе машины.

Как мы ни тревожились за корабль, к беспокойству примешивалось задорное чувство: если победим приливы и отливы, нас ждет вознаграждение! А победить очень хотелось, Альдабра с первого взгляда очаровал всех. Что-то сулит нам барьерный риф, кто обитает в громадных серых «грибах» в лагуне, в мангровых зарослях, под сенью панданусов? Судя по обилию различных птиц, здесь подлинный птичий заповедник.

Стаи олушей вылетали в море и возвращались с набитыми желудками, неся в клювах рыбу птенцам. Огромные фрегаты выжидательно парили в небесах и бросались на добытчиков, заставляя их уступать рыбу. Они преследовали олушей до тех пор, пока те не отрыгивали проглоченную пищу!

Якоря успешно противостояли отливу, но прилив вынудил-таки нас вернуться на беспокойную стоянку за барьерным рифом. До наступления сумерек мы успели совершить несколько вылазок на катерах. Осмотрели большие коралловые «грибы»; одни были величиной со стог, другие — словно островки. До тех пор никто из нас не видел ничего подобного. В серую массу были вкраплены ветвистые белые кораллы. Под шляпками «грибов» вода выточила выстланные белым песком арки и гроты, в которых танцевали рыбы. В одном тоннеле прорвавшийся сверху солнечный луч в сорока футах от входа освещал восхитительный пляж — как раз для влюбленной пары...

Симона, Дюма и я решили обследовать всю внутреннюю лагуну из конца в конец. Войдя через узкий проход в восточной части атолла, мы увидели на берегу заброшенную пальмовую хижину и рядом с ней огромную, футов двадцать высотой, кучу выбеленных солнцем костей морских черепах. Течение увлекло, нас к мангровым зарослям, которые на два фута ушли в соленую воду. Мы заглушили мотор, чтобы не пугать лесных обитателей, и бесшумно заскользили по коридорам под навесом листвы. Качурки, олуши, цапли и фрегаты сидели в ряд на ветвях и узловатых корнях. Сейчас царило перемирие, но скоро опять начнется драка из-за рыбы. Чуть ниже торчали из воды остроконечные плавники — хищницы дремали в тени, почесывая брюхо о теплый песок. Дом отдыха «Альдабра» обслуживал также акул...

Как ни мало воды требовалось нашему катеру, мы сели на мель в лагунном лесу. Сразу вспомнили, что скоро начнется вечерний отлив. Ночевать в открытой лодке среди затопленных джунглей нам не улыбалось, и мы стали вслепую выбираться из зарослей на волю, стараясь найти такие коридоры, которые привели бы нас к Саузерн-Айленд, самому крупному сегменту атолла. Выйдя на опушку, мы видели его совсем близко, но путь преграждали многочисленные отмели. Вода уже отступала, и нам поминутно приходилось вылезать из лодки, чтобы столкнуть ее с мели. Уже смеркалось, когда мы втащили катер на песчаный бугорок. Три чахлые пальмы свидетельствовали, что этот клочок не затопляется, и мы обмотали чалку вокруг ствола.

Собирая плавник для костра, Дюма вдруг выпрямился и жестом обвел мерцающую во мраке лагуну:
— До чего же здесь здорово!..

Мы погрелись у костра, поужинали и легли спать на подстилке из шуршащих пальмовых листьев. Песчаный бугор и три пальмы — на таких островках художники любят помещать жертв кораблекрушений...

Утром, как только лагуну заполнила зеленая вода, мы через внутреннее море пошли к «Калипсо».

Коралловые рыбки парят возле белой горгонии.

Полчища морских черепах со всех концов экваториальной части Индийского океана плывут на Альдабру, чтобы отложить яйца в здешних дюнах. Лучшим на острове охотником на черепах был подвижный, атлетически сложенный африканец Мишель. Он не раз выходил на своей долбленке в открытое море.

Вместе с Мишелем и его товарищем отправился однажды на промысел один из членов нашей команды. Оружием Мишеля было гарпунное древко, оснащенное стальным зубцом, к которому был прикреплен линь. Охотник поражал копьем панцирь черепахи, древко отделялось, и черепаха оказывалась на поводке. Вдвоем с товарищем Мишель выбирал линь и втаскивал добычу весом около трехсот фунтов в лодку, где рыбаки переворачивали черепах на спину.

Поймав четырех черепах, они повели сильно перегруженную лодчонку обратно. Лучи вечернего солнца переливались на желтых пластинах брюшного панциря; из глаз жертв сочились крупные вязкие слезы… Скользнув через риф, долбленка по обмелевшей лагуне подошла к берегу. Две черепахи были тут же убиты, двух других поместили в небольшую заводь, где уже томились в неволе два десятка их родичей. Приливно-отливное течение легко проходило сквозь ограду из расщепленного бамбука, освежая воду в садке.

Воздав должное гуляшу из черепахи с сельдереем, наши гурманы Дельма, Бесс и Дюген спросили Анжелину, какая судьба ожидает пленниц.
— О мосье, — ответила стряпуха, — они ждут судна, которое раз в год приходит сюда с Маэ. Там черепахи превратятся в консервированный суп. Его отправят в банках прямо в Лондон. Только сама королева да мэр Лондона видят этот суп на своем столе.
«Губер» внес небольшую поправку в эту легенду.
— Иногда наш черепаховый суп подают на приемах у лорд-мэра Лондона, — сообщил он.

Нашим ребятам понравилось кататься верхом на черепахах. Они быстро усвоили, что нужно подкрасться сзади и оседлать панцирь, держась за его передний край: у морской черепахи грозный клюв, которого «всадники» очень опасались. Утвердившись в «седле», можно было рассчитывать на увлекательную, но, увы, чересчур короткую прогулку. Черепаха просто-напросто опускалась на дно и неподвижно лежала, пока всадник не оставлял ее в покое.

Один молодой научный сотрудник, не посчитавшись с советом остерегаться черепашьих клювов, решительно нырнул в садок. В следующий миг мы услышали громкий вопль, и отважный молодец стрелой перемахнул через ограду. По его бедру текла кровь…

На Альдабре нам очень пригодились наши электрические подводные скутеры. Эти тягачи аквалангистов, напоминающие тупорылые торпеды, работают от двадцатичетырехвольтовых батарей, которые питают мотор мощностью в одну лошадиную силу и обеспечивают на два часа тягу в двадцать восемь фунтов.

Наши «торпеды» развивали скорость около трех узлов. Под водой это не так уж мало, напротив, ныряльщику такая скорость кажется большой. Но быстрота движения не единственное преимущество электротягача. Важнее всего для ныряльщика увеличение радиуса действия и экономия сил, благодаря которой и воздуха хватает на большее время.

Мы поочередно уходили под воду со скутерами, наслаждаясь «скачками» на электрических рысаках, которые легко скользили во всех трех измерениях. Бреющим полетом проносились над самым дном, мчались под зонтами кораллов, одолевали извилистые проходы, врывались в темные тоннели. Вонзались в завесы золотистых рыбок, которые тотчас словно таяли в воде. Выследили огромного меру и гонялись за ним. С «электрической рыбой» мы сами чувствовали себя сильными и стремительными хищниками.

Приметишь что-нибудь особенно занимательное — отпускай скутер и подплывай ближе, а тягач плавно ложится на дно. Нагляделся — «Привет!»: берись за ручки и мчись дальше. Рыбки на появление скутера отзывались совсем иначе, чем на вторжение обыкновенного аквалангиста. Они поспешно уходили в укрытие, и казалось, пышно цветущий риф сжимается на глазах.

После «аквабатических» трюков со скутером мы, поднявшись на поверхность, еще долго слышали гул в ушах. Быстрая смена давления влияла на евстахиевы трубы и, вероятно, на кровообращение. Но когда снова наступает твоя очередь, ты мгновенно забываешь про все неприятные ощущения. Кто, откупоривая бутылку доброго вина, думает о похмелье?

Приметив среди рифов морских черепах, наши ребята вызывали их на состязание, но эти природные «гребные суда» могли стартовать и сворачивать так резко, что за ними никак не поспеть.

Из четырех артерий альдабрской лагуны наиболее энергично перекачивал воду пролив Джонни — тесная, извилистая и глубокая расщелина длиной около пятисот ярдов. Скорость приливно-отливных течений, несущих жизнь рифу, достигает здесь пятнадцати узлов. У «ворот» в ожидании прилива собираются тысячи рыб. По сути дела, пролив Джонни представляет собой два параллельных рифа: его стены, разделенные расстоянием от шести до десяти футов, — подлинные коралловые «клумбы». Увидя мириады сверкающих рыб, вливающиеся в лагуну, Фалько и я решили присоединиться к ним. Попросили рулевого проследить за нами с катера на всем пути. Я взял фотоаппарат, Фалько — акулью дубинку, и вот мы уже скользим под водой, наслаждаясь скоростью. Никаких усилий, поток работает на нас! Мимо проносились великолепные кораллы, от которых при таком стремительном движении лучше держаться подальше. Рядом, застыв в самых неожиданных положениях, вместе с нами парили рыбы. И до чего же увлекательно плыть в этой живой стремнине! На крутых поворотах столкновение с кораллами казалось неотвратимым, но всякий раз мы вместе с потоком описывали плавную дугу. Опьяненные новизной впечатлений, отдавшись воле медленного водоворота, мы из угла смотрели, как проплывают мимо рыбы. Из грота напротив появился крупный меру. Борясь с потоком, он пошел было к нам, но вскоре повернул обратно: видимо, мы показались ему слишком тяжелой закуской. Против течения с изумительной легкостью скользила тринадцатифутовая голубая акула. Для нее пролив Джонни был бесподобным пастбищем: пища сама плыла в разинутую пасть хищницы!

Жидкая лавина, состоящая из карангид, барракуд, причудливых коралловых рыбок, не прекращалась; иногда случайные завихрения отрывали из роя отдельных рыб и уносили в сторону. Покинув свой наблюдательный пост, мы с Фалько снова влились в поток. Одна за другой совсем близко промелькнули три акулы, так быстро, что ни они, ни мы не успели решить, как тут реагировать. Но вот течение замедляется, снизу поднимается белое дно, впереди родилось лазурное сияние… Наши маски вынырнули над залитой солнцем гладью лагуны. Вот и катер спокойно ждет у грибовидного островка, облепленного фрегатами.

Подводный «скоростной спуск» стал подлинной страстью калипсян. Подогнав катер к входу в пролив, мы ныряли двойками и упивались новым аттракционом. Словно одержимые, мы снова и снова совершали головокружительные «полеты» в подводном парке. Сперва нам показалось, что структура пролива очень проста — обыкновенный коридор, прорезанный приливно-отливными течениями. Лабан и Дюма обнаружили, что это не так. Когда настала очередь Лабана впервые нырнуть в пролив Джонни, он не последовал за Дюма, а пошел вдоль другой стенки. Внезапно его увлекло в боковое ответвление, которого до тех пор никто не замечал. Дюма увидел, как ласты Лабана исчезают в расщелине, тотчас свернул туда и сам попал в грот. Ему удалось поймать Лабана за ногу; теперь они вместе скользили по сужающемуся ходу. Казалось, стенки вот-вот сомнут их, но Дюма вовремя ухватился свободной рукой за мангровый корень. Еще несколько футов, и Лабан напоролся бы на острые коралловые зубцы…

Немало тревожных минут прошло, пока с катера подали конец.

Удивительный живой памятник древности встретился нам на Альдабре по соседству с поселком: тысячи огромных — до пяти футов в длину — сухопутных черепах. Альдабра и Галапагосские острова — единственные на земном шаре места, где уцелели эти доисторические рептилии.

Усилиями этих травоядных все лужайки на острове были превращены в аккуратно подстриженные газоны. Никакие враги им как будто не угрожали, трава и кустарники поставляли достаточно пищи. Живи хоть до ста лет. Если исключить болезни, им грозила только одна беда — упасть на спину в промоину и погибнуть от голода. По капризу судьбы черепахам поневоле приходится искать ямы, содержащие дождевую воду: они помногу пьют и любят купаться.

Но оказалось, что у черепах на Альдабре есть опаснейший враг, способный совершенно их истребить. Об этом мы узнали во время вылазки на Саузерн-Айленд — покрытую почти непроходимой чащей коралловую гряду протяженностью в двадцать миль. Ценой многочисленных царапин и ссадин, изодрав ботинки, мы проникли в глубь зарослей всего на несколько сот футов. Чтобы расчистить бульдозером южный сегмент атолла, понадобилась бы не одна неделя.

Здесь черепашьи скелеты попадались нам уже не только в ямах. Рептилии не выдержали конкуренции с одичавшими козами, которые поедают всю траву и листву на высоте до трех футов. Число коз на Альдабре росло очень быстро, а охотники ничего не могли поделать: поди пробейся сквозь чащу! Пока козы освоили только южный сегмент атолла, но «губеру» уже снились кошмары: коза и козел вместе переплывают через пролив на западный сегмент и сжигают его на медленном огне, причем пламя зеленого цвета…

Альдабрские пляжи были своеобразной газетой; каждое утро они рассказывали нам, что происходило ночью. Широкие, точно трактор прошел, следы от панцирей — это крупные «заголовки», сообщающие, где морские черепахи зарыли яйца в песок. Шрифт помельче — крабьи норы; знаки препинания расставляли песочные блохи, которые только и ждали заката, чтобы впиться в наши голые ноги. Вот и кроссворды, начерченные когтями птиц, ночных охотников на крабов, а вдоль линии прилива был рассыпан набор: отбитые от рифа и измельченные трением о дно обломки коралла. Здесь можно было найти все буквы латинского алфавита, как строчные, так и заглавные.

Во время отлива на внешнюю лагуну прилетали на промысел черные и белые цапли. Вечером с террасы лаборатории можно было видеть тысячи голенастых птиц, закусывающих с коралловых «тарелок». Смотришь на пестрый риф, на полчища птиц и представляешь себе, как выглядел мир, когда его еще не наводнил человеческий род…

С наступлением темноты, когда пляж в звездном свете казался покрытым снегом, выходили из своих убежищ ночные животные. Крабы-отшельники настойчиво волочили тяжеленные раковины. (Один раз мы нашли двух таких крабов в развилке пандануса на высоте девяти футов над землей.) Заступали на смену уборщики; зеленые крабы-«привидения». Кто-то из нас, бросив вечером на землю горящий окурок, вдруг увидел, как огонек побежал по берегу! Краб нес его, точно факел.

Нашему береговому отряду довелось наблюдать неизвестное до тех пор явление. Ночью над атоллом появилась небольшая, но буйная грозовая туча, пошумела и ушла к Африке. В это время со стороны Азии над морем всплыла полная луна, и внезапно на фоне тучи зажглась радуга!

Мы восхищались чудесами Альдабры, а на душе копилась грусть. Увы, недолго существовать обаянию здешних мест… Сейшельские власти стремились с выгодой для себя сдать Альдабру в аренду.

Один кандидат в арендаторы собрался наладить на Альдабре рыболовный промысел, вялить рыбу и засаливать мясо морских черепах. Другой задумал устроить в лагуне ферму пекинских уток. Третий намеревался свести мангровые заросли и пустить дешевую древесину на сырье для картона. Появился даже зловещий проект создать на Альдабре курорт. Осуществление любого из этих замыслов обрекало на гибель первозданную природу атоллов.

Мы так привязались к Альдабре, что воспринимали это как угрозу своей собственности. И мне пришла в голову мысль: почему бы нам не арендовать Альдабру? Превратим ее в заповедник, пригласим ученых мира сообща учредить тропический научно-исследовательский центр на острове. К тому же Альдабра идеальное место для метеостанции, которая бы обслуживала Восточную Африку. Я перебирал в уме десятки учреждений, к которым можно было бы обратиться.

Отправившись на Маэ, я изложил свои планы сейшельскому губернатору, сэру Уильяму Эддису. Он выслушал меня сочувственно, но сказал, что время не терпит, он обязан незамедлительно найти применение атоллам. Я заполнил заявление об аренде на пятьдесят лет; цель — создание заповедника, исследовательские работы, учреждение метеостанции. Как только мы вернулись во Францию, я тотчас вылетел в Лондон, где представил свой проект в министерство по делам колоний. Беседовал о задуманном заповеднике с леди Черчилль. Выступил по английскому телевидению с призывом спасти Альдабру, давал газетам интервью. Результаты были неутешительные, но, во всяком случае, я сделал все от меня зависящее, чтобы защитить коралловую святыню. В конце концов мое заявление вернули, отдав предпочтение дельцу, который собирался свести мангровый лес…

Год спустя «Калипсо» снова пришла на Маэ. Сэр Уильям рассказал нам, что арендатору было предъявлено условие: не трогать Саузерн-Айленд. Чтобы хоть что-то спасти, южный сегмент атолла объявили заповедным. Что ж, черепахи не смогут противостоять козьему наступлению, но другие представители животного мира получили отсрочку…

Подойдя к Альдабре, «Калипсо» стала на якорь возле знакомого поселения. Мы увидели в бинокль десятки людей на белом пляже. Год назад в этот час на отмелях пировали полчища цапель; теперь их было совсем мало. С берега донесся звук гонга: столовая приглашала обедать. Фалько и Дюма помрачнели.

Перемахнув через риф, к нам шла пирога: на веслах Мишель и еще трое африканцев, впереди добродушный викинг — «губер» в своем серебристом шлеме. Мы от души приветствовали его. «Губер» был совершенно убит, у него появилась сотня дел и тысяча печалей. Владелец заявляет, что продукция, которую поставляет остров, не оправдывает посылку за 1 600 миль судна с припасами для островитян. Новые поселенцы жалуются на отсутствие кино, кафе и пива. Постоянно минимум десять человек числятся больными: переломы, растяжения, ссадины… Днем и ночью «губера» вызывают спасать экскурсантов, застрявших со своими лодками на мелях в лагуне. Посадочной площадки для самолетов нет, проходы в барьерном рифе не расширены — арендатору это не по карману. Словом, положение отвратительное.

Мы с растущим облегчением слушали печальную повесть. Конечно, жаль Гуро, но зато похоже, что остров сумеет отбить вторжение дельцов!

Поужинав в доме «губера», мы вышли погулять под знакомыми соснами, которые выстроились вдоль белого пляжа. Дремали черепахи, тихо вздыхали облитые лунным сиянием деревья. Вот кладбище, на котором покоятся жертвы прежних попыток «освоить» остров. Свет луны падал на обветшалые кресты и каменные надгробья. Птицы, крабы и черепахи сновали по шуршащему ковру хвои на могилах…

_{Жак-Ив Кусто / Перевод Н. Елисеева}