Старая часть Гаваны. Нет здесь величественных небоскребов и причудливых особняков, над которыми склоняются пальмы. На медных табличках, прикрепленных на углах улиц, старинные испанские названия: Кармен, Эсперанца, Пуэр-то-Серрадо.
Маленькие двухэтажные дома построены в испанском стиле: фасад — почти глухая стена, небольшие окна за решетками всегда закрыты. Жизнь идет на внутреннем дворике — патио.
Обе стороны улицы соединены рекламами, вывесками магазинов. Когда глянешь вдаль, кажется, будто идешь по длинному коридору.
На этих улицах тесно машинам и людям. Когда-то здесь ездили экипажи, сейчас мчатся большие дизельные автобусы. Тротуары узкие — в полметра. Прохожему приходится прижиматься к стене, чтобы пропустить встречного.
Именно здесь находится одна из кубинских табачных фабрик — «Партагас».
Она существует сто лет. Старинный четырехэтажный дом, такой же фасад, как и у соседних жилых зданий. Когда переступаешь порог фабрики, перед глазами оказывается большой застекленный щит, на котором прикреплены все виды сигар, выпускаемых с момента основания фабрики. Здесь и самая большая сигара длиной в 40 сантиметров, которую курили прежде в салонах «одну на всех», и самая маленькая, с мизинец, для курильщиков-гурманов.
На фабрике меня встретил администратор Альфредо Коньял, высокий, крепкого телосложения человек с длинной сигарой в зубах.
— Я вам все покажу, товарищ, — сказал мне администратор и, взяв под руку, повел по цехам.
Мы были там, где сортируют табачные листья, там, где очищают их от прожилин, там, где увлажняют листья и, наконец, крутят сигары. 43 операции претерпевает табачный лист, 43 раза прикасаются к нему умелые руки, прежде чем из листа получается гаванская сигара. И у каждого умелого мастера табачной фабрики — свой почерк. Это хорошо видно, когда сотни только что изготовленных сигар лежат на столе у контролера. Сразу можно отличить прекрасно сделанную сигару — будто отполированную — от просто хорошей и от той, что похуже. Это зависит и от табака. Но как много значат здесь искусные руки рабочего!
Пока мы переходили из одного цеха в другой, я старался понять, чем же отличается эта фабрика от той, которую я видел прежде.
Через десятки рук идет табачный лист, прежде чем превратится в душистую сигару.
Тот же запах табачных листьев в цехах, тот же кропотливый труд рабочих; как и прежде, по цехам разносят кофе и кока-колу.
Но я чувствовал другую атмосферу: цветные флажки свободной Кубы и лозунги, призывающие крепить революцию, защищать ее от врагов; взволнованный голос диктора, читающий статьи из газет; красные флажки на столах передовиков соревнования.
— Нашу фабрику уже нельзя сравнить с прежней, — говорил Альфредо. — Люди другие, и обстановка другая. Раньше было так: есть у хозяина заказ на сигары, он дает работу и платит рабочим по шестьдесят песо за тысячу. Нет заказа — прогоняет рабочих. Работа была ненадежной, А сейчас рабочий имеет постоянную работу весь год и оплачиваемый месячный отпуск.
Путешествуя по цехам, я приглядывался к Альфредо. Он идет с высоко поднятой головой, не выпуская изо рта сигары. В его облике сочетаются простота рядового рабочего и естественное достоинство человека, которому доверено руководить предприятием. Я невольно вспомнил управляющего, которого видел здесь несколько лет назад: тот, щеголь с надушенными усами, говорил с рабочими тоном, не допускающим возражений. Альфредо разговаривает со всеми, как друг.
— Здравствуй, Хесус! — весело кричит Альфредо, подходя к столу одного из рабочих. — Как дела?
— Хорошо! — не отрывая глаз от работы, отвечает
Хесус. — Жена на работе, ребятишки в детском саду.
Вечером пойдем в «Тропикану». Послушаем новые песенки.
Хесус на мгновение оторвал взгляд от табачного листа и подмигнул черным лукавым глазом.
— Как дела, Моноло? — слышится снова вопрос Альфредо.
— Живу, как бог! — отвечает толстяк Моноло, — В воскресенье весь день жарился на пляже и выпил семь бутылок пива...
— Тебе это очень кстати, — шутит Альфредо.
— Вы давно на фабрике? — спрашиваю я Альфредо.
— Ух — Альфредо вынул сигару изо рта и развел руками. — Пятьдесят лет.
— Не может быть! — я с удивлением смотрю на этого крепкого высокого человека.
— Что вы на меня так смотрите? Знаете, сколько мне лет?! Семьдесят.
— Здорово! — восхищенно сказал я.
— Революция! Все помолодели! — Альфредо смеется и крепко, по-дружески хлопает меня по плечу.
Оказалось, Альфредо — потомственный табачник. Отец работал на табачных фабриках 60 лет, он, Альфредо, уже отработал полвека. Всю жизнь был рядовым рабочим.
— Вызвали меня однажды к министру, — говорит Альфредо, и лицо его становится серьезным. — И говорят: «Вот решили мы тебя администратором назначить. Согласен?» Я говорю: подождите, подумаю. Хожу день, думаю: уже старый вроде, болезни пришли. Да и образование у меня маленькое, не для администратора. А сам чувствую, очень уж хочется пожить по-новому, по-революционному. Взял и согласился.
— И помолодели!
— Точно, — подтвердил администратор. — И болезни отступили. Теперь жизнь начал сначала. Хожу на курсы, изучаю табачное дело уже с теоретических позиций. Изучаю экономику, финансы. Вы не думайте, что я один такой! Сейчас все на фабрике учатся. И молодые и старые.
— Много у вас рабочих?
— В два раза больше, чем прежде. Теперь на Кубе для всех есть работа. На любой фабрике число рабочих увеличилось. Правда, и сигар мы сейчас выпускаем, ух, сколько! — Альфредо развел руками. — За границу посылаем — чистая валюта. Пойдемте, я покажу, в каких упаковках мы экспортируем сигары.
Альфредо привел меня в упаковочный цех, где на столах возвышаются пирамиды ящиков, ларцов, полированных шкатулок из ароматного дерева. В шкатулках десятки всяких — больших и малых — отделений, в которые кладут сигары разных сортов.
— Это — для Швейцарии, вот — для Канады, — пояснял Альфредо — А это — англичанам.
— А для Кубы?
— Для себя мы делаем ящики попроще, но сигары кладем тоже первоклассные. Кубинца на сигарах не проведешь. А сигар на Кубе сейчас курят много!
— Стоят дешево?
— Стоят, как прежде. Но денег все получают больше. У нас все, кто получал раньше высокую зарплату, по-прежнему ее получают. Фидель сказал, что завоеванное трудящимися при капитализме должно остаться у них и при социализме.
— А когда вы берете новых рабочих на фабрику, как им платите?
— Не меньше восьмидесяти пяти песо. Фидель сказал, что меньше восьмидесяти пяти песо не должен получать ни один человек на Кубе.
Я представил гигантскую армию безработных, насчитывавшую прежде пятьсот тысяч человек. Теперь все обеспечены работой и заработком.
Альфредо говорил о своей фабрике с гордостью, по его лицу пробегала молодая, совсем не «семидесятилетняя» улыбка.
