Из-за стены, окончательно разделившей Берлин на две части, сотни тысяч людей лишились работы, оказались отрезанными от друзей, родных и близких. Фото: DON MCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY.PHOTOGRAPHER.RU
В октябре 1961 года США и СССР как никогда были близки к тотальному вооруженному столкновению. СССР, однако, сумел стать в этой ситуации победителем без единого выстрела
В жизни поколения советских людей, чья зрелость или подступы к ней совпали с правлением Никиты Хрущева, был один период, оставивший в памяти практически каждого отпечаток страха — это 1962 год с его Карибским кризисом. По ряду причин советский лидер решил тогда, что наступил удобный момент для размещения ракет, оснащенных ядерными боеголовками, на территории Кубы, где они представляли прямую угрозу безопасности США. Администрация президента Джона Кеннеди не захотела смириться с подобным положением дел. На протяжении нескольких недель мир балансировал над бездной истребительной войны. Ужас, источаемый этим противостоянием, проник и в советскую прессу. Многие из нас полагали тогда, что 1962 год может оказаться последним в истории.
Роковое решение Хрущева родилось неслучайно и не проистекало — по крайней мере в целом — из известных изъянов его характера, импульсивности и склонности к злоупотреблению алкоголем. Его можно назвать в некотором смысле вполне логичным. Удивительнее то, что до сих пор внимание историков не привлек факт: Берлинский кризис, разразившийся годом раньше, был не только источником и причиной последующего Карибского, но и единственным эпизодом в течение всей эпохи холодной войны, когда советские и американские вооруженные силы вошли в непосредственное соприкосновение. Судьба мира зависела в тот момент уже не столько от решения Москвы или Вашингтона, сколько от неосторожной реакции кого-нибудь из участников ночного противостояния у КПП «Чарли». И только теперь, по крупицам собрав информацию из мемуаров и архивов, американский писатель Фредерик Кемп в книге «Берлин, 1961» сумел показать, каким важным поворотным пунктом в новейшей истории стал этот кризис и его мрачное порождение — пресловутая Берлинская стена.
Жители Берлина, пытавшиеся преодолеть преграду, гибли от пуль восточногерманских пограничников, иногда прямо на глазах жителей обоих секторов. Фото: DONMCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY PHOTOGRAPHER RU
Хрущев называл Берлин «гнойной язвой» и имел для этого, со своей позиции, все основания. Задолго до него аналогичное мнение сложилось у Сталина. В соответствии с договоренностями союзников вся Германия была разделена на четыре оккупационные зоны — американскую, британскую, французскую и советскую, — а ее столица на три (французы доли в Берлине не получили). Но сам Берлин располагался при этом в глубине советской зоны оккупации и был связан с территориями, где впоследствии сформировалась ФРГ, единственным шоссе протяженностью около полутораста километров. Свободный проезд по этой трассе был гарантирован соглашением. Предвидя проблемы с подобной географией, а с некоторыми уже и столкнувшись, Сталин еще летом 1948 года перекрыл шоссе и железнодорожный доступ и тем самым блокировал пути снабжения Западного Берлина. Городу удалось выстоять лишь благодаря беспрецедентному воздушному мосту — интенсивной операции по авиаснабжению, организованной по инициативе генерала Люcиуса Клея, военного губернатора американской оккупационной зоны, — и в следующем году Сталин был вынужден снять блокаду. Со временем ФРГ под руководством Конрада Аденауэраи с помощью плана Маршалла превратилась в мощную промышленную державу. Двадцатилетний послевоенный период реконструкции этой страны был охарактеризован как экономическое чудо. ГДР, откуда Советский Союз вывез множество предприятий, а большую часть из сохранившихся национализировал, напротив, пребывала в упадке. В 1952-м правительство этой страны закрыло ее западную границу по всей протяженности, но с Берлином, чей статус был определен Декларацией о поражении Германии от 5 июня 1945 года, ничего поделать не могло. Население города, а через него и всей советской зоны демонстрировало свои социально-политические предпочтения, уходя на Запад. В течение 10 лет, предшествующих описываемым событиям, отток составлял примерно по 200 000 человек в год, причем уходили в основном представители наиболее продуктивного социально-возрастного слоя. Можно было легко посчитать, на какой срок ГДР хватит оставшегося населения, но проблема, конечно, не сводилась только к этому. Под вопросом могла оказаться вся идея социалистического лагеря. Хрущев, подталкиваемый под локоть нетерпеливым лидером восточногерманских коммунистов Вальтером Ульбрихтом, понимал, что необходимы срочные меры. Но любые меры неминуемо упирались в уже упомянутые соглашения.
Лицом к лицу: жительница Западного Берлина и советский солдат, охраняющий стену. Август 1961 года. Пару десятилетий спустя протяженность Берлинской стены достигнет 43,1 км. Фото: DON MCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY.PHOTOGRAPHER.RU
Действующие лица
При всех его недостатках, о которых мы вполне хорошо осведомлены, Никита Хрущев был автором совершенно новой в советском контексте инициативы. Он отверг сталинскую идею неизбежности военного столкновения с капиталистическим Западом и выдвинул концепцию мирного сосуществования. В соответствии с ней социализму все равно суждено было одержать победу в планетарных масштабах, но через экономическое соревнование. Хрущев попытался переместить экономический центр тяжести с военно-промышленного сектора на потребительский, заметно сократив вооруженные силы и пообещав обогнать США по производству базовых продовольственных продуктов. Политическим аспектом этого курса стала первая в советской истории попытка разрядки отношений с США, которая, однако, очень скоро завершилась ничем: советские силы ПВО сбили над территорией своей страны американский самолет-разведчик, и контакты были заморожены. Но с избранием нового, молодого, образованного и энергичного президента США Джона Кеннеди Хрущев решил предпринять еще одну попытку.
Осенью 1961 года у жителей Западного Берлина еще была возможность наблюдать за Восточным Берлином подобным образом. Работы по укреплению Берлинской стены продолжались вплоть до 1975 года. Фото: DONMCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY PHOTOGRAPHER RU
Книга Кемпа представляет собой объемистое собрание фактов, и для того чтобы избежать сухости, автор прибегает к нехитрым приемам беллетризации, давая практически каждому из десятков персонажей пространную личную характеристику и временами пытаясь проникнуть в его мысли. Прием, однако, вполне срабатывает в случае Хрущева и Кеннеди, и оба предстают перед читателем не всегда такими, какими сохранились в нашей не слишком обремененной информацией памяти.
За Хрущевым довольно прочно закрепилась репутация неудачника, отстраненного от власти менее решительными и более консервативными коллегами и вынужденного под конец жизни оправдываться в мемуарах, переправленных для издания на Западе. Его образ в значительной степени окарикатурен историями о ботинке, которым он стучал о трибуну в Генеральной ассамблее ООН, и о попытках внедрения кукурузы в неподходящих для нее российских широтах. Но на страницах книги Кемпа он предстает весьма проницательным политиком, сумевшим в конечном счете переиграть своего американского партнера с его блистательной репутацией.
Что же касается репутации Кеннеди, то она во многом сформировалась благодаря участию в работе администрации многих одареннейших представителей его поколения, а также безвременной трагической гибели. В результате Кеннеди долгое время причисляли к самым талантливым президентам США. Однако, как убедительно показывает Фредерик Кемп, многочисленные ошибки Кеннеди позволили советскому партийному лидеру не просто добиться тактического перевеса, но, возможно, и продлить холодную войну, ядерное противостояние и само существование СССР на долгие годы. Одной из роковых ошибок Кеннеди, которые серьезно повредили его репутации в глазах Хрущева, была провалившаяся операция в бухте Свиней с целью свержения режима Фиделя Кастро в апреле 1961 года. Операция была подготовлена под эгидой ЦРУ еще при администрации Эйзенхауэра, но Кеннеди, ища возможности отмежеваться от нее в случае неудачи, резко сократил государственную поддержку добровольцам и тем самым практически обрек ее на провал. Разгром десанта не только вызвал недоумение и разочарование в столицах западных союзников США, но и укрепил Хрущева в мысли, что он имеет дело со слабым и неопытным противником.
К этому моменту положение самого Хрущева стало довольно шатким. С одной стороны, курс на мирное сосуществование и десталинизацию вызвал известный раскол в отношениях с маоистским Китаем и сформировал оппозицию внутри партии, в 1957 году Хрущеву пришлось подавлять фактический мятеж. С другой — лидер восточногерманских коммунистов Ульбрихт, прекрасно сознававший, что у Кремля нет ему альтернативы и что его доводы убедительны, пытался взять на себя инициативу не по рангу и форсировать события в Германии, добиваясь аннулирования соглашений союзников о статусе германской столицы, полной изоляции населения ГДР и превращения Берлина в ее столицу. И Ульбрихт, и Хрущев понимали, что в отсутствие жесткой линии в Восточной Германии ее население в конечном счете уйдет на запад вместе с территорией. А это подорвет как саму идею социалистического лагеря, так и международный престиж Москвы и повлечет за собой непредсказуемые глобальные последствия. Хрущева к тому же ожидал в октябре решающий XXII съезд партии, на котором он намеревался предстать победителем над международной (в лице КНР) и внутренней оппозицией, — в противном случае советскому лидеру грозил преждевременный выход на пенсию. Что касается Кеннеди, то для него главным пунктом международной повестки дня было запрещение ядерных испытаний и предотвращение новой мировой войны, ради чего американский президент был готов идти на уступки своему оппоненту, неприятно поражавшие других западных лидеров. По крайней мере с двумя из них, Конрадом Аденауэром и Шарлем де Голлем, обвинявшими Кеннеди в недостатке твердости и предательстве интересов союзников, у американской администрации сложились весьма напряженные отношения.
Берлинская стена стала одним из самых ярких символов холодной войны. До ее возведения жители Берлина свободно пересекали границу между его западной и восточной частью. После возведения стены восточным и западным немцам осталась лишь возможность наблюдать за жизнью друг друга издалека. Фото: DON MCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY.PHOTOGRAPHER.RU
Игра в поддавки
Прецедентом для появления Берлинской стены стала другая стена, возведенная в свое время гитлеровцами вокруг Варшавского гетто — варшавский опыт, видимо, и вселил в Ульбрихта и Хрущева надежду на возможность подобной изоляции. Дело в том, что границы оккупационных зон изначально мыслились как временные и были проложены как попало — иногда по осевой линии улицы, как, например, на Бернауэрштрассе, или даже посреди станции метро.
В ночь на 13 августа 1961 года многочисленные патрули восточногерманской полиции под вооруженным прикрытием растянули по всему городу проволочные заграждения, которые впоследствии заменили бетонной стеной с заминированными подступами. Ульбрихт заранее распорядился о закупке большого количества колючей проволоки — мелкими партиями, в порядке особой иронии в Западной Германии и Великобритании. Там, где заграждение проходило посреди улицы, в домах с восточной стороны замуровали окна и двери, а кое-где — черные ходы в подъездах, выходящие на запад. Операция, в реальность которой мало кто верил, в том числе и ЦРУ, была осуществлена практически молниеносно. Для жителей города это была трагедия, которую трудно переоценить даже на фоне всех бесчисленных бедствий, постигших узников коммунистической утопии. Сотни тысяч людей лишились работы, оказались отрезанными, от родных и близких, и что самое главное — у них отняли надежду, как тогда казалось, навсегда. Те, кто в от чаянии пытался преодолеть преграду, гибли под пулями стрелявших на поражение восточногерманских пограничников. Кеннеди, который больше всего опасался перерастания конфликта в ядерный и глобальный, смирился с новой ситуацией. Но подобный фатализм разделяли не все — против него восстал уже упомянутый Люcиус Клей. Его президент вернул в строй и назначил своим личным представителем в Западном Берлине, не наделив, однако, никакими реальными полномочиями. Клей, уверенный в том, что Ульбрихт и его кремлевские покровители не осмелятся перейти последнюю черту, прилагал все силы к тому, чтобы оставить открытой магистраль, ведущую в город, и даже проводил в пригородном лесу учения по сносу заграждений танками с бульдозерным оборудованием. Именно меры, принятые Клеем, привели к вооруженному противостоянию у КПП «Чарли» 27 октября 1961 года, как раз в ту пору, когда в Москве проходил съезд КПСС. Конфликт возник по поводу введенной властями ГДР в одностороннем порядке проверки на КПП документов у представителей американской администрации, что противоречило и без того уже нарушенному Потсдамскому соглашению. Клей пытался оказать давление на восточногерманскую полицию, снабжая американцев вооруженным эскортом, но в эту ночь к КПП с восточной стороны были подогнаны танки с закрашенными опознавательными знаками и с экипажами в черной форме, хотя никто не сомневался, что это советские войска. Напряженность подступила к высшей точке, когда количество танков с обеих сторон достигло 30. У советской стороны их еще было достаточно в резерве, но у Клея в Западном Берлине резервов уже не было, подогнать их через 150 км по шоссе сквозь зону советской оккупации не представлялось возможным, и любая дальнейшая эскалация в условиях дефицита обычных сил могла быть только ядерной. Спровоцировать подобный конфликт в ситуации, когда первый и единственный раз в истории советские и американские войска держали друг друга под прицелом, могла малейшая ошибка, допущенная экипажем одной из машин с любой стороны.
Недалеко от КПП «Чарли» жители Западного Берлина наблюдают за возведением стены, разделившей город и его жителей почти на три десятилетия. Август 1961 года. Фото: DON MCCULLIN/CONTACT PRESS IMAGES/AGENCY.PHOTOGRAPHER.RU
В конечном счете Хрущев решил, что демонстрация возымела эффект и отдал приказ об отводе танков, правильно угадав, что американцы поступят так же. Клей получил распоряжение из госдепартамента прекратить дальнейшие попытки конфронтации. Судьба Восточного Берлина была решена на десятки лет вперед, а вместе с ней и все направление истории — идея воссоединения Германии была надолго похоронена. В предисловии к книге генерал Брент Скоукрофт, в прошлом советник по национальной безопасности в администрации Джеральда Форда и Джорджа Буша — старшего, пишет, что история не знает сослагательного наклонения. Но при этом книга убеждает нас, что оценки реальных вариантов и стереотипные образы исторических персонажей часто неверны.
С обеих сторон хватало и невежества. Хрущев постоянно объяснял для себя слабости Кеннеди тем, что им на самом деле манипулируют то ли ЦРУ, то ли Рокфеллер, не понимая механизма принятия решений в Вашингтоне. Кеннеди, продукт американской элиты, ожидал легкой победы над неотесанным оппонентом и даже, игнорируя советы более опытных людей, пытался обратить его в капиталистическую веру. Но будь первый действительно так прост, а второй так умен и дальновиден, какими они предстают в бытующих поныне стереотипах, мы могли бы жить в другом мире. Если бы возобладала жесткая линия Люcиуса Клея и советника Кеннеди Дина Ачесона, проект «ГДР» вполне мог провалиться, а вместе с ним и вся идея соцлагеря с неизбежными последствиями для СССР. Думать о Хрущеве как о спасителе, пусть и временном, ленинско-сталинской утопии сегодня странно, впрочем, не более странно, чем думать о Кеннеди как об одном из самых некомпетентных западных лидеров прошлого столетия.
