Пришел человек в Киви-Киви
«Друзья, в те годы, когда я еще не открыл алмазные россыпи, у меня часто не бывало даже сухой корки хлеба. А если и перепадала кукурузная лепешка, то это была заслуга моего верного негра Баантумичо.
Плохо бы мне пришлось в ту пору, если бы не Баантумичо. Ведь у меня не было ни гроша за душой».
Так обычно начинал фламандец Тиль Брюггенсен длинную историю открытия им алмазных россыпей в Киви-Киви на берегах Касаи, одного из больших притоков могучей Конго. Именно Тиль и дал старт человеческому безумию, появившись в Леопольдвиле с карманами, набитыми алмазами. Через несколько дней после возвращения Тиля сотни людей устремились за счастьем в болота Киви-Киви.
«Леопольдвиль, столица Бельгийского Конго, расположен неподалеку от Стэнли-Пула, где великая река Конго расширяется, словно воды ее набираются сил, готовясь с грохотом низвергнуться с гор бесчисленными водопадами и быстринами. Европейцы называют город Леокином, или Лео. Здесь начинается судоходство по великой реке и ее притокам.
Принято считать, что в Леокине двести тысяч жителей. Однако порой их бывало не больше ста пятидесяти тысяч. В дни же контрактации рабочих и во время больших базаров население этого удивительного города возрастало до трехсот тысяч человек за счет добродушных негров и высокомерных мулатов. И нигде во всей громадной Африке европейцы не чувствовали себя тогда уверенней, чем в Леокине, и нигде белый не был таким полновластным хозяином негров, как в бассейне великой реки. В дни открытия алмазных россыпей в Леокине произошел и тот случай, — продолжал свой рассказ Тиль, — когда ревнивый негр сбил с ног пьяного агента, не стерпев, что белый вербовщик ударил хлыстом его стройную темнокожую жену. «Ужасное» происшествие. Само собой разумеется, на следующий же день по приговору суда негр был повешен перед ратушей. Повешен с надписью на груди: «Бунт, покушение на государственного служащего и грубое нарушение порядка в городе».
Вдова негра, с горькими воплями раздиравшая себе лицо, была тотчас выслана из Леокина под тем предлогом, что родина ее — Португальская Ангола. Удалось ли ей вернуться? Скорее всего, кто-нибудь недурно заработал, перепродав ее в одно из увеселительных заведений Леопольдвиля или Браззавиля. Конечно, торговля рабами давно запрещена... И как это негры ухитряются попадать в неволю?
Однако здесь речь пойдет не о черных жемчужинах из племени банту, а о ценностях, по мнению предпринимателей, куда больших — об алмазах. Удивительней всего, что эти драгоценнейшие камни не что иное, как углерод. Если у вас есть желание и деньги, можно алмазы просто жечь. В пламени дуговой лампы алмаз ярко вспыхивает, мгновенье — и бесследно исчезают три-четыре карата. Сгорит без остатка; в воздухе растворится углекислота и поможет росту бананов, сладкого картофеля, а то и маниока...»
О маниоке Тиль говорил подробно, но с явным отвращением:
«Как появился маниок в Африке? Родина этого ядовитого клубня, вес которого нередко достигает нескольких десятков фунтов, — Южная Америка. Но когда белые стали охотиться в лесах на негров, волей-неволей пришлось позаботиться и об их пропитании. Для рабов всегда считалось хорошим самое дешёвое, а потому в Конго стали выращивать маниок».
Сам Тиль Брюггенсен родился в деревушке Бишоот у Малдегема, неподалеку от известного старинного города Брюгге.
В 1914 году разразилась война. Провоевав с немцами три года, молодой пулеметчик был в 1917 году отравлен газами. Он долго болел и, несмотря на заслуги, так и не нашел работы на родине. Отчаявшись, он согласился на перевод в Бельгийское Конго сержантом колониальных войск. Демобилизовавшись, Тиль попробовал заняться возделыванием маниока. Но Бельгийский банк закрыл ему кредиты, и Брюггенсену пришлось из Базоко, что в среднем течении Конго, возвратиться в Леокин и искать работу. Награжденный высшим бельгийским орденом, Тиль надеялся на поддержку правительства, но глубоко ошибся. Дело в том, что у Тиля был существенный недостаток — все вещи он называл своими именами.
Вымогательство у коренных жителей Конго он не называл «подарками благодарного населения», а просто грабежом. Вместо «руководства неграми для воспитания из них полноценных рабочих» он говорил о принудительном труде на плантациях, о разбое белых чиновников. Встречая военного коменданта или губернатора провинции, он громко приветствовал их: «А, старый кровопийца!.. Конголезский палач!» Неудивительно, что Тиля пытались выжить из Бельгийского Конго любыми способами. И, конечно, для такого человека у правительства работы не было. В конце концов Тиль решил действовать самостоятельно.
В сопровождении своего верного мичолунги, захватив лишь крупнокалиберное ружье для охоты на слонов и острый тесак для рубки девственного леса, Тиль отправился в малярийные дебри реки Касаи. В Леокине вздохнули свободней: наконец-то тропическая малярия заставит замолчать опасного болтуна!
Длина Касаи — две тысячи километров, и в дождливый период она несет воды раз в двадцать больше, чем Рейн около Кёльна во время паводка. В среднем течении Касаи проходит граница между Португальской Анголой и Бельгийским Конго. Там, где на сотни километров простирался тропический лес, Тиль и решил поохотиться. Конечно, охотиться на слонов запрещено, а лицензия на охоту стоила куда больше, чем вся давно проданная Тилем ферма. Но в Анголе действуют другие охотничьи законы, чем в Конго, да и кто будет в непроходимых болотах разбирать, откуда взялись слоновые бивни. Двадцати полновесных бивней вполне хватило бы, чтоб наконец-то уехать на родину — в Европу, где над крышами кирпичных домов Бишоота проносится свежий северный ветер.
Молодого мичолунги Тиль укрыл когда-то от погони: негр бежал от невыносимой принудительной работы со строительства железной дороги в Линди. Тиль убил обеих собак-ищеек и до смерти напугал надсмотрщиков.
На груди у слуги красовался знак, удостоверяющий, что негр работает по контракту и освобожден от всех других принудительных повинностей. Знак этот Тиль попросту «взял» из стола бельгийского комиссара по труду во время своего последнего визита.
Тиль и Баантумичо понимающе улыбнулись друг другу, раздобыв бесплатно билеты на пароход от Леокина до Порт-Франки. Они отправились в путь: белый — на верхней, черный — на нижней палубе, где сотня цветных ютилась на двадцати пяти метрах. Единственное удобство подобного путешествия — остановки на ночь.
Все цветные пассажиры высыпали на берег, разводили костры, варили маниок в помятых жестянках из-под бензина. Иногда им удавалось поймать в лесу нескольких гигантских лягушек, болотных черепах или молодого крокодила; собрать дюжину улиток величиной с кулак.
Комендант Порт-Франки на реке Касаи запретил Тилю и его слуге ехать дальше. «Без провианта, без товаров для обмена, без десяти по крайней мере негров носильщиков экспедиция состояться не может» У вас детское представление о первобытном лесе, господин Брюггенсен,— заявил комендант. — Это вам не увеселительная прогулка в Альпах, с рюкзаком за плечами. А мне придется отвечать, если вы попадете крокодилам в пасть, не говоря уже о расходах на розыски. Или снарядите экспедицию, как полагается, или немедленно вернитесь в Леокин!»
Но Тиль, не вняв советам, в одно прекрасное утро исчез вместе со слугой, успевшим завести дружбу со всеми чернокожими солдатами.
Посланные за беглецами патрули вернулись через десять дней ни с чем. «Лес велик, широка Касаи, громадны крокодилы, и узка тропа в Анголу, — пели, возвращаясь, негры. — След белого растаял, как роса жарким утром. Никогда нога его не ступит на землю Порт-Франки, его поглотили джунгли и болота Киви-Киви».
Возвращение
Через десять месяцев, в разгар тропических дождей, Тиль снова появился в Порт-Фрэнки, оборванный, исхудавший, поддерживаемый верным Баантумичо, черное лицо которого казалось серым. Ружья не было, а нож сточен до стилета.
Когда комендант вздумал подарить Тилю новую одежду, Брюггенсен прохрипел: «Недурной обмен, капитан! За сто тысяч бельга не отдам эти лохмотья. Не судите по виду!»
На следующий же день, заплатив бешеную сумму за отдельные каюты для себя и мичолунги, Тиль поплыл в Леокин. Пассажиры редко видели обоих. Фламандца свалила тропическая малярия, он глотал хинин. А через десять дней, дрожа и опираясь на руку Баантумичо, сошел в Леокине «а набережную.
Хозяин отеля «Рояль» вытаращил глаза, когда жалкий оборванец потребовал лучшие комнаты для себя и для своего слуги.
— Пятьдесят бельга в день, — сказал хозяин.
— Знаем ваши цены! — вспылил Тиль. — Получите пятьсот бельга вперед!
Когда портье поинтересовался, где же багаж господина, Тиль засмеялся:
— Все в этом кармане. Да-да, под лохмотьями! Тут больше драгоценностей, чем в пяти алмазных кофрах. Успеем купить все новое. А сейчас позовите господина Беннисона, именно его, — главу алмазной компании «Де Беерс» в Леокине. Скажите, что Тиль Брюггенсен вернулся с реки Касаи и ждет его. И потом поскорее пригласите доктора Массиньи, меня забрало всерьез...
Выходя от Тиля, врач встретил на террасе агента алмазной компании.
— Мне кажется, мистер Беннисон, тревожить Тиля просто преступление, — сказал врач. — Он руина, а не человек. Его надо было бы немедленно и надолго отправить в больницу, чтоб изгнать из него всех тропических чертей. Но проклятый упрямец! Вместо этого я должен сам переселиться сюда и лечить его. Да он еще утверждает, что вы примете все расходы на свой счет!
— Если это говорит Тиль Брюггенсен, вероятно, он не ошибается, — пробурчал делец. — Но можно ли все-таки к нему?
— Входите, проклятый обманщик, — послышалось из затемненной комнаты, — и мобилизуйте миллион фунтов стерлингов, тогда я продам вам секрет. Если ж вы не согласны, я создам конкурирующую компанию и разорю вас!
— Старый грубиян, — засмеялся представитель компании. — Ревет, как стадо горилл, а всего-то притащил из песка Касаи паршивых три камушка. Так было со многими уже не раз. Основного месторождения еще не нашел никто.
Когда через три часа доктор Массиньи вернулся в номер, Беннисон поднялся со стула:
— Все в порядке, Тиль, вот чек. Деньги за неотшлифованные камни переведу на ваш счет. Поправляйтесь скорей. И тогда передадите нам ваши права и заявки.
— Ну, доктор, ставьте меня поскорей на ноги, — проговорил Тиль. — Не позже чем через три месяца я должен снова побывать
I
в аду Касаи После этого вернуться на знали, какой тер!..
Далеко за полночь сидел Самуэль Беннисон, проверяя со своим ближайшим помощником камень за камнем и внося их в длинный список. Тщательно очистили они двадцатикаратный алмаз.
— Безусловно, в основании синеватый тон! — установил первый помощник Беннисона — Барклей. — Такой алмаз я встречал в Кимберли. Брюггенсен нашел камни вблизи нового основного месторождения в Киви-Киви. Ни на одном камне нет царапин, многие запечены в синем фоне. Жаль, что парень так скрытен! Шеф, а сколько нам заплатит компания «Де Беерс», если мы завладеем патентом на разработку месторождения?
— Может, подбросить немного мичолунги, чтобы он заговорил? Кроме нас, никто не должен знать о находке.
— Да, строжайшая тайна, — закивал помощник. — Лишь в этом случае мы сможем получить кое-что и для себя. Подумать только, какое богатство свалилось в карманы этого бродяги!
Но в мире всегда так — чем больше хотят сохранить тайну, тем больше о ней болтают. Больной Тиль Брюггенсен стал центром всех сплетен. Откуда у него деньги? Лучшие комнаты отеля, собственный врач, целый отряд сиделок и санитаров... Нет, слоновые бивни таких денег не принесут. И Беннисон от него прямо не отходит. Значит, дело идет или о золоте, или об алмазах.
О залежах алмазов на Касаи поговаривали давно. Иногда появлялся охотник или торговец из первобытных лесов на границе с Анголой и приносил алмазы — правда, не особенно большие. Находили их в речном песке или выменивали у туземцев.
Потому-то и сидел Самуэль Беннисон в Леокине. Представитель компании «Де Беерс» по дешевке скупал все необработанные камни. В Южной Африке, в Кимберли, находилась главная контора алмазного треста, а филиалы были в Бразилии, Ост-Индии, на Борнео и Суматре, в Австралии и Центральной Африке — отовсюду текли алмазы разных сортов и оттенков в сейфы компании. Только десять процентов шли на украшения, остальные поглощала техника. Не будь алмазных месторождений России, компания обладала бы почти мировой монополией.
Самуэль Беннисон, скупая камни, осведомлялся, где они найдены, и заносил сведения на специальную карту алмазных месторождений, но ничто до сих пор не указывало на новые богатейшие месторождения в Киви-Киви, не уступающие знаменитым залежам в Кимберли. В каком месте необъятных болот и темных вод речки Киви-Киви, впадающей в Касаи, нашел Брюггенсен алмазы? Ведь компания «Де Беерс» три раза посылала туда геологические экспедиции, но понапрасну. Простирающиеся на тысячи квадратных километров болота преграждали путь изыскателям.
И вот теперь в Леокине все заговорили о Киви-Киви. Баантумичо упорно отрицал, что был там. Но опытные старатели лукаво щурились: «Ясно, мальчишка хитрит... Конечно же, это Киви-Киви!»
Область Киви-Киви вдвое, а может быть и втрое, больше иного самостоятельного государства.
Вся она состоит из полусгнившего болотного тростника и слоновой травы, из ила и мутной воды. Рай для бегемотов и крокодилов, змей и мухи це-це. И где-то там, в этом богом забытом крае, затерялся клочок земли, на котором сосредоточено несметное богатство — основные залежи алмазов. И этот гектар, а то и меньше, земли пока еще никому не принадлежал. Каждый может там копаться, добывать и забирать сокровища, которые найдет в этом топком болоте.
За несколько дней цена на негров-сафари возросла вдвое. На базарах Леокина остались только старики. Выносливые носильщики и опытные охотники из непроходимых лесов с берегов Конго на этот раз сами диктовали условия. Каждый белый предприниматель стремился перебежать другому дорогу. В бюро заключались контракты на три-четыре и даже шесть месяцев, вносились гарантийные суммы. Место работы указывалось приблизительно — «на границе Касаи». Казалось, вся провинция бросилась насаждать цивилизацию в пограничном районе.
Тиль Брюггенсен хохотал во все горло, когда Беннисон с озабоченным видом сообщал об экспедициях.
— На здоровье, Киви-Киви велика, а где я нашел алмазы, никто не знает. Почему я еще не сделал заявки? Да очень просто — пусть сначала уберутся из Леокина все эти бездельники. Иначе место россыпей было бы давно известно каждой собаке. Лучше подумайте, Беннисон, сколько заплатить мне за открытие!
— Поправьтесь сначала и проведите наших экспертов к месторождению. Тогда посмотрим...
— Проведу, если компания хорошо заплатит! И, кроме того, все камни из пробных шурфов пойдут на мой счет. Составьте ясный договор, и я укажу участок икс между Касаи и Киви-Киви, а вы забаррикадируйте его для компании «Де Беерс».
— Если компания пожелает, — вздыхал агент. — С алмазными операциями дело обстоит не так уж блестяще: приходится придерживать продажу, чтобы цена на камни не упала.
— Я могу вам совсем испортить рынок сбыта, — издевался Тиль.— Найду себе компаньонов. Отбоя не будет. Да стану еще конкурировать, Техника кричит: «Давай алмазы!» — а карборунда на моих россыпях сколько угодно. Кое-что вы уже видели...
— Успокойтесь, Тиль, договор в основных чертах уже составлен. Вы останетесь довольны. Вот если бы вы мне больше доверяли!
— Доверие? — Больной усмехнулся. — Я это слово давно вычеркнул из своего лексикона. Никакого доверия, когда речь идет о «деле». Вот моему мичолунги я доверяю полностью. А вашим бестиям капитала — нет уж, увольте!
Искушения Тиля Брюггенсена
Тиль Брюггенсен начал понемногу выезжать. Прошло уже полгода с его появления в Леокине. Из лесов Касаи стали возвращаться разочарованные старатели, настолько обедневшие, что еле могли рассчитаться с законтрактованными рабочими.
— Брюггенсен указал неправильный путь! — кричали вернувшиеся.
— Ну нет, я ни одному человеку не говорил, где нашел камни, — смеялся Тиль, — да и слуга мой не проговорился. А если вы не нашли алмазов в Киви-Киви, так это совсем не значит, что их там нет. Плохо искали!
Хотя Тиля временами еще душил кашель, ходил он, уже не опираясь на своего верного слугу. Правда, тот всюду сопровождал хозяина, ни на минуту не оставляя его одного. Баантумичо и не подозревал, что Самуэль Беннисон приставил для охраны «драгоценного человека» двух детективов. Нет, теперь Тилю не спастись от компании «Де Беерс»! В Леокине были люди, задумавшие похитить Тиля, но те, кто его знал, высмеяли похитителей, так как заставить фламандца проболтаться было невозможно.
Попробовали и другой способ. Однажды в баре гостиницы «Рояль» появились красивые женщины. Ходили слухи, что их выписали из Антверпена или Брюсселя. Назывались высокие суммы вознаграждений дамам, если Тиль заговорит с ними — конечно, не о своей любви, а о местонахождении алмазов.
Когда однажды вечером стройная Молли решила навестить фламандца в его бунгало, ей преградил дорогу высокий, статный мичолунги:
— Господин Брюггенсен болен. Он шлет вам за потерянное время подарок. Нет, благодарить не нужно.
В золотой шкатулке лежали голубой, черный и желтый брильянты, каждый по четыре карата, и записка: «Шлифовка и форма отсутствуют. Передайте вашим хозяевам».
«Он миллионер, — твердили все, так как девушки не стали молчать о подарке.— И вы не могли его удержать?»
Тиль часами совещался с Беннисоном и Барклеем, подготавливая экспедицию. Но когда его просили указать на карте, где находятся россыпи, он пожимал плечами:
— При подписании генерального договора в Киви-Киви я и укажу все шурфы. Кстати, на вашей карте тех мест нет. Да и откуда у вас может быть карта района, в котором не побывал еще ни один картограф!
Беннисон рассвирепел:
— Позвольте, Брюггенсен! Эти карты сняты аэрофотосъемкой. Вот Киви-Киви.
— Ерунда, — оборвал его Тиль. — Киви-Киви ежегодно в период дождей меняет русло. Только поэтому я и нашел эти россыпи. Ну вот, я и разболтался. Лучше думайте об экспедиции. Да запомните, что без меня вам ничего не найти, а потому вам придется заботиться о моем драгоценном здоровье.
Когда он ушел, Барклей, чертыхаясь, сказал:
— Подождем, пока будем на месте. И если он не вернется из первобытных лесов, разве не мы окажемся первооткрывателями алмазных россыпей?
На том достойные компаньоны и порешили.
Вечером в баре отеля «Рояль» к столу Брюггенсен а подошел скромно одетый человек и попросил разрешения присесть.
— Жан Янзен, геолог, — представился он. — Вот мои рекомендации. Я добился большой стипендии и приехал в Африку, чтоб разобраться в некоторых геологических спорах и написать потом докторскую диссертацию.
— Очень приятно.— Тиль озадаченно посмотрел на длинное рекомендательное письмо ректора Лувенского университета. — Всю жизнь преклонялся перед наукой. Но чем могу вам помочь, не знаю. Могу я предложить вам выпить?
Кандидат смущенно посмотрел на пузатую бутылку в ведерке со льдом.
— Позвольте рассказать вам о своих планах. Вы, конечно, знаете, что Африка — это хорошо сохранившийся, почти не изменившийся остаток Гондваны...
— Гондваны? Не слыхал.
— Разрешите, я объясню, — смутился молодой геолог. — Гондвана — название древнейшего континента, существовавшего, по мнению многих геологов, в южном полушарии в течение палеозойской эры. Этот гигантский континент охватывал современную Африку с Мадагаскаром, Австралию, а также Индостан, Бразилию и часть Атлантического и Индийского океанов. Было это тысячу миллионов лет назад...
— Гром и молния! Тысячу миллионов лет назад уже была земля и по ней текла река Конго?! Вы не ошибаетесь?
— Возможно, водораздел Конго еще древней, — продолжал геолог. — Но я не люблю преувеличений. К сожалению, колониальное управление не интересуется строением Земли. Что мы знаем о древнейших породах? Все заросло и заброшено. И что я здесь найду — неизвестно. А вот вы, господин Брюггенсен, действительно напали на геологическую редкость!
— О чем вы? — насторожился Тиль.
— Позвольте объяснить. В древнейшие времена — тогда, когда происходило образование Гондваны, возникли темные каменные породы: например, габбро. Главную роль играли при этом оливины, названные так потому, что они черно-зеленые, как спелые маслины. А особой формой их был кимберлит...
— Это как-то связано с Кимберли? — перебил фламандец.
— Конечно! Кимберлит — основная, материнская порода южноафриканских алмазов.
— Гарсон, счет! — закричал Тиль и встал. — Эх, молодой человек, призвав на помощь науку, пытаетесь выведать, где я открыл кимберлит! Передайте своим хозяевам, что Тиль скрытен, как дважды запаянный гроб. Рассказываете про Гондвану, а сами хотите выведать, где я наткнулся на кимберлит. Нигде, господин, нигде! В первый раз слышу и о Гондване и о кимберлите!
Тиль быстро пошел к выходу, но, не дойдя до двери, вернулся.
— Возможно, я не прав, Жан Янзен, — пробурчал он. — И я охотно помог бы честному человеку найти этот проклятый кимберлит. Считайте себя с этой минуты моим личным геологом и поезжайте со мной. Не пожалеете... Но если вы меня обманули, лучше не подписывайте контракта... На земле Гондваны громадные крокодилы, и мы едем туда.
Ложась спать, Тиль спросил Баантумичо:
— Что скажешь об этом молодом человеке, не умеющем пить шампанское?
— Хорошая душа в глазах, никакой силы в руках.
Еще один настоящий друг
Довольный прогулкой, Тиль возвращался домой. На веранде бунгало стоял встревоженный мичолунги и кричал Тилю:
— Господин, господин, здесь госпожа Эльза Вандермолен! Она все плачет, плачет...
Эльза Вандермолен была женой его лучшего друга — Гендрика, возделывающего маниоку неподалеку от Манолы. Везло ему больше, чем Тилю. И когда последний разорился, Гендрик предложил Брюггенсену пять тысяч бельга — все свои деньги, хотя у него на руках было четверо детей и жена.
— Эльза! Веселая и храбрая Эльза! — Тиль взбежал по лестнице и, войдя в затемненную комнату, сначала ничего не мог разобрать.
— Тиль, наконец-то!.. Гендрик, прежде чем навеки закрыл глаза, сказал: «Иди к Тилю». И вот я пришла...
— Эльза... — Только теперь Тиль разглядел черное платье и залитое слезами худенькое лицо. — Эльза, успокойся...
— У меня ничего нет,— устало произнесла Эльза. — Гендрик умер. Продала все и заплатила в пансион за детей. Хватило только на год. Как жить дальше?
Тиля поразила смерть друга: «Умер Гендрик, который голыми руками мог с корнем вырывать масличные пальмы... Проклятая болезнь!.. Как часто я завидовал приветливому дому Гендрика, где с утра до вечера звенел детский смех!»
— Дай мне работу, чтоб малышам не пришлось просить милостыню.
Я проработала четыре дня у кабатчика Хаттерса и вот услышала о тебе...
— Ты что, с ума сошла? Не знаешь разве, что за мерзкий кабак у Хаттерса! — разозлился Тиль.
— Знаю, но когда надо заботиться о четверых детях, да еще в Леокине, приходится прятать гордость в карман.
— Ну что ж, Эльза, если тебя устроит должность экономки в моем доме, считай себя принятой на работу.
— Я согласна, — кивнула Эльза.— Но я пойду с тобой в экспедицию, о которой все говорят в Леокине. И если сбудется хоть десятая часть болтовни, то я обеспечу Питера, Хеннера, Марику и Клауса.
— Послушай, Эльза, не сделай только глупости — не выходи за меня замуж.
Эльза подошла к Тилю и положила натруженные руки на его плечи.
— Знаешь, дорогой, от дружбы очень трудно перейти к любви. Нет, отчима у детей не будет. А ты убедишься, что женщина, испытавшая все тяжести жизни в Конго, не будет для тебя обузой в походе.
Экспедиция Тиля отбыла так внезапно, что желающие присоединиться даже не успели подготовиться. Тиль законтрактовал быстроходный моторный катер и отправился вверх по Касаи. Беннисон и Барклей покинули Леокин вслед за ним.
Любопытным репортерам, жаждущим новостей, Тиль перед отплытием сказал:
— Мне нужна перемена климата. Все остальное — глупость. Во время прошлых скитаний я действительно нашел алмазы и продал их. Спросите Беннисона. Но теперь я прощаюсь с Конго и покупаю домик в Остенде.
Конечно, никто ему не верил. Билеты на пароходы, идущие в Порт-Франки, были раскуплены на много недель вперед. Те, кто отправился в болота Киви-Киви при первых известиях об алмазах и успел вернуться ни с чем, вновь обрели надежду: раздобывали деньги и заключали новые контракты с рабочими. Уж где-нибудь они зацепятся за след этого хитреца Брюггенсена!
А тот обещал мотористу большое вознаграждение, если катер быстро придет в Порт-Франки.
— Вдвое быстрее, чем пароход? Нет, ребята, мы должны добраться туда за треть этого времени. Полный вперед! Не жалейте смазки и горючего.
Эльза, одетая по-мужски, в высокие сапоги, брезентовые брюки и наглухо закрытую рубашку, задумчиво смотрела на быстро меняющуюся панораму цветущего тропического леса.
— Бельгийское Конго простирается на два с половиной миллиона квадратных километров, в нем двенадцать миллионов жителей, то есть лишь пять человек на один квадратный километр. И все-таки люди не могут прожить. Ведь из этой земли можно было бы извлечь в сто раз больше, чем она дает сейчас!
— Только не маниока, — с комическим ужасом сказал Тиль.
— Нет, почему маниока, Тиль! Я на нашей плантации выращивала те же овощи и фрукты, что и дома в Хейсте. Сначала это мне не удавалось. Муравьи и термиты растаскивали посаженные семена. Пришлось Гендрику бороться с ними. Потом, когда я научилась правильно обрабатывать здешнюю красную почву, все пошло великолепно. Вот только попугаи съедали зеленую кукурузу. Взгляни кругом — сколько земли! Нужно ее обработать как следует, и миллионы людей могли бы найти здесь счастье, если бы только господа капиталисты не мешали... Ну, вот хоть моя судьба. После смерти Гендрика они не оставили меня в покое — проценты в банк не заплатила и убирайся с земли, облитой нашим потом и кровью.
— А вы подумали, какой капитал понадобился бы для освоения этой земли? — спросил Жан Янзен.
— Я только слышу: деньги, капитал, — возмутилась Эльза, — а вы хоть раз сосчитали, сколько денег вывозят из страны?
— Смертность превышает рождаемость, — вмешался в разговор доктор Массиньи. — Народ в Конго мрет.
Эльза вскипела:
— А кто виноват в этом? Не хватает врачей. Целых три дня добиралась я на пароходе до Манолы, чтобы попасть к врачу. Поэтому умерли маленький Тиль и Гендрик. А что делают здесь подлецы с чернокожими! Я говорю о наборе на так называемые «общеполезные» работы. Негров племени манджума с верховьев Конго заставляют тащиться тысячи километров пешком, чтобы провинциальному сатрапу губернатору выстроить в джунглях аэродром. Погнали тысячу человек, до Манолы дошли лишь семьсот, а на родину вернулось не больше трехсот. Счастье еще, что времена каучуковых репрессий прошли, когда мужчинам и женщинам отрубали руки за недобор дикорастущего каучука. Да и теперь разве мало туземцев гибнет, создавая комфорт белым господам?
— Ты настоящий друг негров! — воскликнул Тиль. — И разве ты не права? Посмотрите на моего Баантумичо. Сколько силы и талантов у этого человека! Эльза затронула страшную гнойную язву Центральной Африки. Я уверен, что политика белых доживает последние дни. Здесь все необходимо изменить.
Труден путь в Киви-Киви
К полудню показался Порт-франки с белыми крепостными стенами, радиостанцией и сотнями разнообразных построек — от соломенных лачуг до каменных домов. На молу толпа взволнованных зрителей следила за приближением катера.
Комендант порта и комиссар округа явились на пристань в парадной форме.
«Не хватает только салюта, — издевался Тиль. — Небось в прошлый раз чуть в каталажку не посадили, чтобы мы не удрали в лес!»
В ратуше был сервирован ужин. И прежде чем приступить к нему, Беннисон и Барклей совещались о чем-то с хозяевами города. Все это показалось Тилю подозрительным, и он ничего не пил, кроме минеральной воды из особой, запечатанной бутылки.
— Что с тобой? — спросила Эльза.
— Я дал бы тысячу бельга, чтобы узнать, о чем шепчутся мои милые компаньоны.
Все быстро разъяснилось. Когда был подан кофе, Беннисон укоризненно сказал:
— Странно, что вы умолчали о такой важной подробности. Оказывается, земля Киви-Киви принадлежит племени лунда и старый вождь запротестовал против вторжения белых. Если это подтвердится, наш договор недействителен.
— Лунда, — Тиль насмешливо посмотрел на агента компании «Де Беерс», — лунда, избегающие леса, никогда не покидающие своих высокогорных районов?! И вождь лунда собирается стать королем болот?
— Так утверждает комиссар округа. Да он сейчас представит нам этого вождя.
— Очень любопытно. Баантумичо! — Тиль заговорил с мичолунги на его родном наречии. Затем Тиль повернулся к Беннисону:
— Баантумичо прекрасно владеет языком лунда. Он станет рядом с официальным переводчиком.
Вождь лунда ждал в соседней комнате. Едва его представили, как он запел, гримасничая и жестикулируя. Баантумичо внимательно вслушивался в его жалобы и обвинения. Официальный переводчик, сбиваясь, что-то бормотал. Тиль делал пометки в блокноте, а Беннисон перебирал бумаги, переданные комиссаром округа.
Лунда был очень стар; вернее, его состарило курение гашиша: им так и разило от вождя. Закончив речь, вождь подтвердил правильность сказанного клятвой. И тогда Баантумичо громко расхохотался.
— Это лунда? А почему он носит знаки племени лобеле?
Тут и официальный переводчик заулыбался:
— Господа, Буукама не лунда, он лобеле, живет далеко на юге, никогда о Киви-Киви не слыхал, а согласился сыграть эту роль за пятьдесят трубок гашиша.
— Выкиньте обманщика! — разгневался вдруг Беннисон. — Всыпьте ему пятьдесят горячих!
— Оставьте пьяницу в покое. Бить надо того, кто втравил его в этот гнусный обман, — сказал Тиль.
Праздник продолжался до глубокой ночи. Но Тиль с друзьями покинули его еще до захода солнца. Остался один Жан Янзен, чтобы выведать планы врагов.
— Власти и компания «Де Беерс» — одна банда, — говорил он, возвратясь в лодку. — Как они меня подпаивали, чтобы я проболтался!.. Но я рассказывал лишь о подземных магмовых отложениях. То, что вы открыли, они готовы забрать любым способом. Черные солдаты пели: «Опасна дорога в Киви-Киви. Многие идут в лес. Многие уйдут, но один не вернется...»
— Тогда завтра же утром в путь, — решил Брюггенсен. — Все в сборе?
— Не хватает только Хитшимокера, — так Баантумичо называл помощника доктора Массиньи.
— Иоргаса
переспросил док-
тор. — Он очень неаккуратен. Еще утром я послал его а аптеку за ампулами плазмохина. Конечно, встретил красивую девушку и заболтался.
— Я видел Хитшимокера вечером у господина Беннисона, — заметил Баантумичо.
— Дорогой Массиньи, а вы знаете, что на языке банту Хитшимокер означает «Чертовски подозрительный»? — спросил Брюггенсен. — Будьте начеку. Я не боюсь болот Киви-Киви — меня страшит предательство...
Продолжение следует
Перевод с немецкого В. Матвеевой
