Уэллсу просто не повезло. В сражении с ухабистой дорогой победила, как всегда, дорога, и теперь одна четвертая ходовой части его машины в виде бесполезного резинового бублика жарилась на солнце у старой заправочной станции. Худощавый молодой человек в джинсах, весь в машинном масле и прыщах, крутил камеру в баке с водой.
— Она вся порвана, мистер. Видите?
Уэллс заметил воздушные пузырьки, бегущие из опущенной в воду камеры.
— Вижу. И что же мне теперь делать?
Механик выпрямился.
— Завтра привезу вам новую из Карризозо,— обнадежил он Уэллса.— Я бы и сегодня съездил, но вот скоро закрываться, а я сегодня остался один. Мистер Ордуэй уехал в Санта-Фе навестить сестру.
— Выходит, придется здесь заночевать...— Уэллс посмотрел в сторону Агуа-Кальенте — маленького городка, где всего-то несколько десятков домов.— В городе есть мотель?
— Да, сэр,— механик обернулся, смущенно вытирая руки тряпкой, на которой масла было больше, чем у него на ладонях, и указал на север.— Пройдете по шоссе один квартал... это короткий квартал,— добавил он, припомнив, очевидно, городское произношение Уэллса.— Потом поверните на Би-стрит направо, и через два квартала будет «Мескальеро». Рядом кафе с таким же названием.
— Это хорошее кафе?
— Это единственное кафе. Хотя примерно в миле к югу есть еще ресторан «Стакис», и если вам не лень...
— Спасибо. Видимо, я остановлюсь в «Мескальеро».— Уэллс пнул ногой злосчастную камеру.— Мне завтра во сколько заглянуть?
— Трудно сказать,— механик пожал плечами.— Все зависит от того, когда вернется мистер Ордуэй.
— Ладно. Понятно. Купи «Гудрич», если там будет выбор. И спасибо еще раз.
Механик вежливо ответил: «Всегда пожалуйста». Уэллс повернулся и зашагал к городку.
По обеим сторонам улицы стояли аккуратные маленькие домики: черепичные крыши, белые оштукатуренные стены, обязательный кактус во дворике и гараж отдельно от дома. Никаких заборов не было. И представление о «глухомани» начало постепенно рассеиваться: Уэллсу приходилось бывать и в более диких местах.
Мотель «Мескальеро» выглядел как поезд, состоящий из отдельных вагонов-коттеджей, выстроившихся вдоль ручья, что отделял городок от дикой холмистой местности. В голове «поезда» стояло здание побольше.
КОФЕ ПИВО ЗАКУСКИ. Кофепивозакуски. Тарабарщина какая-то, подумалось Уэллсу, хотя все это и означает простые радости в придорожных кафе.
Уэллс уселся за отгороженный столик и взял меню, воткнутое между солонкой, перечницей и сахарницей. Подошла официантка с круглым, словно полная луна, лицом, и Уэллс заказал паштет в надежде, что он будет иметь хоть какое-то отношение к говядине.
Ископаемые посетители кафе не обращали на него никакого внимания, официантка тоже исчезла за двустворчатой дверью на кухню, и Уэллсу оставалось лишь ждать. И смотреть в окно.
Как и коттеджи мотеля, кафе стояло на берегу ручья. Сам ручей, берущий свое начало в холмах, скрывался за стеной зелени, однако его извилистое русло выдавали буйно разросшиеся камыши, кустарник и молодые тополя.
...Паштет оказался на удивление вкусным. И вообще Уэллсу все понравилось — и жареный картофель, и охлажденный чай, заваренный на настоящих чайных листьях, а не на быстрорастворимой бурде.
Престарелая леди, заправлявшая отелем, с улыбкой приняла карточку «Америкэн Экспресс»— власть этих кусочков пластика проникла даже в это богом забытое местечко — и проводила его до коттеджа.
— Вам тут никто не будет мешать, мистер Уэллс,— заверила она его.— Вы сейчас единственный постоялец. В это время у нас совсем мало гостей.
Простыни на чистой двуспальной кровати пахли лимоном. На полочке в ванной лежало мыло. Через открытое окно доносилось слабое журчание ручейка.
— Спокойной ночи, мистер Уэллс. Крепкого вам сна. Уэллс долго лежал без сна, глядя на экран черно-белого телевизора. Когда программа одного-единственного канала иссякла, спать все равно не хотелось.
Потом он расслышал какой-то звук. Кто-то прошел по гравию, раздвигая ветки кустов. Уэллс сбросил ноги с кровати и подобрался к окну.
Звук повторился. Но на этот раз до Уэллса донесся еще и смех. Он скривился и повернулся к кровати. Ну конечно, напомнил он себе, пятница. Местные подростки гуляют: завтра никуда вставать не надо.
Но что-то вдруг привлекло его внимание. Уэллс повернулся к окну. И похолодел. По противоположному берегу ручья бежала девушка в простом белом платье и сандалиях. Время от времени она оборачивалась через плечо и смеялась. Светлые вьющиеся пряди волос взлетали в воздух при каждом ее движении. Лицо у девушки было бледное, словно туман, и по-настоящему красивое — она совсем не походила на липовых красавиц с обложек «Бога» или хищниц из «Космополитэна».
И... девушка светилась.
Зыбкое зеленовато-желтое сияние — словно солнечный луч, чуть тронутый лимонным цветом,— было неуловимо и в то же время вполне нормально. Светилась не одежда, подсвеченная каким-нибудь компактным фонариком, спрятанным в кармане, свет излучали ее лицо, ее ноги, пальцы рук и даже волосы.
Конечно, это не призрак, сказал себе Уэллс. Разумеется, нет. Призрак в сандалиях и синтетике? Здесь, между Оскурой и Карризозо, совсем рядом с шоссе номер 54?.. Боль в груди напомнила ему, что дышать все-таки надо.
Он прижался лицом к сетке на окне, прослеживая взглядом путь светящегося чуда. Сердце его стучало, пальцы до боли впились в подоконник. Его тянуло к девушке. Боже, как влекло его к ней...
Девушка скрылась за поворотом ручья, и смех ее растаял в радостном журчании воды. Потом над камнями сверкнуло слабое пятно света, словно кто-то посветил лучом фонарика, и исчезло.
Уэллс нехотя вернулся в постель. Он сжимал веки что было сил, пока из глаз не потекли слезы, но нет, это был не сон. Его зовут Хаскелл Уэллс, ему двадцать восемь лет, он едет из Лос-Анджелеса в Даллас, получив должность в местном приложении к «Тайме». У его машины лопнула шина. Он ел вечером паштет. Видел или... девушку, или... призрака. Около трех ночи усталость наконец взяла свое, и Уэллс заснул.
Утром у него появились сомнения. Однако он был репортером, а значит, человеком наблюдательным. И слишком много осталось у него ясных воспоминаний. Таинственное свечение, красота и буквально захватившее его влечение к девушке — все эти ощущения по-прежнему пребывали в памяти, но он то и дело впадал в задумчивость, забывая о завтраке.
— Что-нибудь еще, сэр?— Выражение его лица, видимо, встревожило официантку.
— А?— Уэллс оторвал взгляд от остывшей уже яичницы.
За столиками вокруг доедали свои завтраки местные жители. «Маленький городок, все рано встают»,— подумалось Уэллсу.
— Нет, все в порядке.— Он улыбнулся и, подцепив вилкой Кусок яичницы, затолкал его в рот.— Вчера ночью я, похоже, видел призрака.
— Призрака?— Официантка тоже улыбнулась, однако это далось ей с некоторым усилием, что Уэллс заметил сразу же.— Здесь? В Агуа-Каль?
Уэллс кивнул.
— Там, за ручьем, куда выходят окна моего коттеджа.
Девушка в белом платье и сандалиях. Светлые волосы до плеч. Она светилась, как огни святого Эльма. Я же говорю — призрак.
Улыбка официантки превратилась в маску. Уэллс повозил вилкой в тарелке, делая вид, что его все это не очень-то и заинтересовало.
— У нас здесь нет никаких призраков, мистер,— сказала официантка слишком уж поспешно.— Если бы они здесь были, то скорее всего это были бы призраки апачей. В здешних холмах живут их души.
— Апачи тут ни при чем.— Уэллс откусил кусочек тоста.— Я не думаю, что среди них были блондинки.
— Тогда, значит, никаких призраков вы и не видели,— подвела итог официантка.— Как яичница?
— Отлично. Спасибо.
Официантка кивнула.
— Если захотите еще что-нибудь, всегда пожалуйста.— С этими словами она отправилась обслуживать только что появившуюся пару, которая разместилась за столиком у самой стойки. Уэллсу подумалось, что эта пара, вероятно, заказывает очень много: официантка разговаривала с ними довольно долго. Когда она отошла, средних лет женщина за столиком сразу же посмотрела в его сторону, но, едва Уэллс поднял глаза, отвела взгляд.
«Похоже, в Агуа-Кальенте слишком многие всерьез восприняли мое известие о том, что я встретил нечто якобы не существующее в реальности»,— Уэллс считался отменным репортером.
— Хорошо у вас тут, красиво,— сказал Уэллс механику на заправочной станции.— Можете не торопиться с ремонтом. Мне далеко ехать, и я, пожалуй, рад отдыху, хотя его и не планировал. Думаю побыть здесь еще денек. Ведь завтра и погоду вроде обещают прохладнее.
— Да, по шестой программе говорили, что завтра будет прохладнее,— согласился механик.
Когда Уэллс двинулся обратно к мотелю, механик какое-то время смотрел ему вслед.
В десять вечера Уэллс выбрался из-под одеяла и оделся, сидя на полу. Потом подполз к окну и приготовился ждать. Он ждал, выглядывая над подоконником, пока у него не начали слипаться глаза. Наступила полночь. Час призраков.
Однако очаровательная дриада не появлялась.
В два часа ночи он наконец решился.
Оконная рама с противомоскитной сеткой открылась без скрипа. Уэллс соскользнул с подоконника и мягко спрыгнул на каменную подсыпку у дома.
Призрачное существо двигалось с юга на север... Уэллс перепрыгнул через ручей — всего-то в метр шириной — и, прячась за кустами, пошел на юг. В брюки и носки тотчас же вцепились острые колючки, но он даже не остановился, чтобы ободрать их.
Шел он долго, но так никого и не встретил. Уэллс остановился и посмотрел на часы. Четыре утра. Скоро встанет солнце, а он, потратив впустую целую ночь, так ничего и не нашел. И вдобавок не выспался. Чтобы отдохнуть перед дорогой, ему, видимо, придется остаться здесь еще на одни сутки. И все это из-за какого-то смутного подозрения.
К черту все это! Призраки, даже очень привлекательные, не имеют к реальной жизни никакого отношения. А вот работа в Далласе — это очень реально, и там нужно быть вовремя... Уэллс рассерженно пнул ногой камень, поскольку двинуть самому себе было не с руки. Он повернул обратно, к мотелю. Путь был не близкий...
И вдруг он услышал звуки музыки. Они доносились с востока, откуда-то сверху. Уэллс тотчас стал подниматься на холм. Этот холм и следующий, еще более крутой, он одолел без особого труда: часы, проведенные в теннисном клубе, явно пошли на пользу. Когда он подобрался к вершине второго холма, музыка стала заметно громче. Еще несколько шагов, и Уэллс оказался на гребне холма, поросшего травой и низким кустарником.
Внизу под ним располагалась котловина, дно которой было утрамбовано каменными обломками размером не больше кулака. На противоположном склоне миниатюрной долины виднелась каменистая осыпь, и там, где она сходила на нет, в теле холма зиял темный пролом, словно какой-то гигант одним ударом топора вырубил оттуда огромный кусок камня.
Уэллс сразу же увидел ту девушку. Она танцевала с парнем, у которого были короткие рыжие волосы, большие уши и веснушки. Самый обычный парень — в джинсах, кроссовках и майке. Однако он тоже светился.
Танцоры стремительно крутились, словно горящие факелы в руках самоанского жонглера — танцующая двойная звезда. А когда юноша и девушка брались за руки, пульсирующее сияние становилось намного ярче.
Еще пять пар танцевали на каменной сцене — невзрачном, диком, совсем неподобающем месте для столь яркого, сверхъестественного действа. Двенадцать танцоров, излучая зеленовато-желтое сияние, кружились, словно живое колесо с шутихами в карнавальную ночь,— маленький круговорот света и молодого задорного веселья.
«Двенадцать,— подумал Уэллс.— Двенадцать призраков, танцующих не на острие иглы (или это говорилось про ангелов?), а на оскальпированном склоне холма». В горле у него было сухо, как в лежащей неподалеку пустыне Тулароса. Он смотрел и смотрел вниз, пытаясь заставить себя поверить в реальность происходящего.
Они действительно казались реальными — эти танцующие молодые люди-призраки.
Все танцоры были удивительно красивы, хотя никто из них не мог сравниться с его хрупкой блондинкой. Взгляд Уэллса неотрывно следовал за извивающейся в зеленом свечении нимфой, и он уже чувствовал ее горячее тело рядом, ощущал сладостный вкус полураскрытых губ, он тонул, растворялся в ней...
— Мы не желаем вам зла, мистер, но нам обязательно нужно поговорить,— что-то твердое уперлось в спину Уэллсу, и он медленно обернулся.
Позади него стояли трое мужчин, двое из них выглядели лет на сорок, третий был значительно старше.
— Меня зовут Чарли Зиммер,— сказал человек, ткнувший Уэллса двустволкой.— Мне будет очень жаль, если придется пристрелить вас, мистер.— Он чуть качнул стволом ружья.— С такого расстояния дыра получится дай бог. Но если вы согласитесь нас выслушать, думаю, все обойдется.
— Я сделаю все, что вы пожелаете,— заверил их Уэллс. С появлением этих трех танцоры не исчезли, не растаяли в ночи. И мужчины совсем не удивились сказочным танцующим существам.
Один из мужчин — в ковбойской шляпе — поковырял в ухе и спросил мужчину постарше:
— Где мы устроимся, док?
— В мотеле, пожалуй. Там нам никто не помешает. И Рина все уже знает,— мужчина повернулся к Уэллсу и протянул руку.— Сол Уизерс. Местный врач.
Уэллс пожал протянутую руку:
— При других обстоятельствах я бы сразу сказал, что рад этому знакомству, доктор.
Старик дружески улыбнулся.
— Все еще можно поправить.
Уэллс снова взглянул на призраков. Они продолжали танцевать, оставаясь на виду, и теперь блондинка оказалась совсем рядом. Желание обладать этим существом вдруг заслонило все остальное, и Уэллс буквально скатился вниз по склону. Он вдруг вообще перестал замечать окружающее, перед его глазами осталась лишь красота, которая, он чувствовал, просто должна принадлежать ему.
Девушка вдруг обернулась и, увидев Уэллса, застыла. Волшебный танец оборвался. Ее партнер шагнул вперед, защищая девушку от незваного гостя. Уэллс занес руку, чтобы оттолкнуть этого молодого Адониса... И тут под завораживающим свечением он узнал прыщавое лицо механика заправочной станции. Это на какое-то мгновение остановило руку, и тут его с силой ударили сзади...
Очнулся Уэллс на кровати в своем коттедже. Трое мужчин сидели за столом и играли в карты.
— Он пришел в себя,— хозяйка мотеля отошла от кровати и уже в дверях добавила:— Я вас теперь оставлю, док.
— Спасибо, Рина.
Когда дверь закрылась, мужчины отложили карты и подошли поближе. Один из них прихватил с собой ружье и небрежно пристроил его под рукой. Впрочем, отметил Уэллс, не настолько небрежно, чтобы можно было на что-то рассчитывать. Он приложил руку к затылку и нащупал влажную тряпку, липкую и холодную. Однако голова цела, и он не помнил звука выстрела.
Врач кивнул в сторону человека с ружьем.
Чарли догнал вас, прежде чем вы набросились на Джолину,— произнес он, словно извиняясь.— Но он вроде бы не очень сильно вам приложил...
— Джолина?.. Призрак?...— Уэллс вспомнил танцующее в котловине видение, охватившее его желание и бешеный рывок со склона.
Третий мужчина покачал головой.
— Нет, не призрак. Джолина — моя дочь.
Уэллс медленно приподнялся и привалился к спинке кровати.
— Ничего не понимаю. Призрак он и есть призрак. С одиннадцатью братьями и сестрами, с которыми она танцевала.
Врач сел на край кровати.
— Они никакие не призраки, мистер Уэллс. Они — люцифериты.
Взгляд Уэллса невольно скользнул в сторону ружья, все еще угрожающе нацеленного в его сторону. Вспомнились рассказы и романы, которые он когда-то просматривал и счел в свое время полнейшей ерундой: маленькие городки, где процветают тайные культы и где жители на вид — обычные американцы, а на самом деле — жестокие религиозные фанатики, которым просто необходимо сердце человека для традиционного ежемесячного жертвоприношения... Так, может быть, стоит, улучив момент, броситься на человека с ружьем, чтобы...
Очевидно, эти мысли отразились на его лице. Однако Уэллс совсем не ожидал такой реакции: мужчины просто расхохотались, а Чарли протянул ему сигарету.
— Док, этому бедолаге сегодня досталось. Пусть переведет дух.
Последние сомнения Уэллса рассеялись, и он с благодарностью принял из рук Чарли сигарету со спичками.
— Да уж, это мне не помешает. И может быть, кто-нибудь из вас все-таки объяснит мне, что здесь происходит? Я видел двенадцать призраков, а вы утверждаете, что это не так.— Закуривая, Уэллс сломал три спички подряд.
Доктор Уизерс собрался наконец с мыслями:
— Вы знаете, где находитесь?
— Агуа-Кальенте, Нью-Мексико,— ответил Уэллс, нахмурившись.— Шоссе номер 54. Национальный монумент «Белые пески».
Уизерс медленно кивал.
— «Белые пески». Аламогордо. Вам это ничего не говорит?
— Пожалуй...— Репортер покачал головой. «Белые пески»... Аламогордо... 1945 год... и — свечение... Он попытался нагнать ускользающие мысли и мрачные догадки.
Однако Уэллсу подумалось, что врач совсем не похож на человека, скрывающего некую зловещую тайну.
— Я прожил здесь почти всю свою жизнь.— Уизерс встал и продолжал говорить, уже расхаживая по комнате.— Начал практиковать сразу после войны. Мне, в общем-то, даже нравится работа врача в маленьком городке: никакой суеты, и люди здесь неплохие. Я не знал... об испытаниях до пятидесятых годов. Вообще об этом никто ничего не знал, кроме непосредственных участников испытаний. И мне, и всем остальным здешним жителям об этом стало известно позже. Мы живем, конечно, в глухомани, но дураков тут нет. Джереми, сын Тиллиса, был первым...— Человек, стоящий рядом с Чарли, коротко кивнул.— Сейчас ему уже двадцать три.
А позже появились и другие... Другие люцифериты...
Уэллс, не отрываясь, следил за мрачным выражением лица Тиллиса.
— Кто же все-таки такие — эти люцифериты?
— В теле каждого существа содержится некоторое количество люциферина,— ответил Уизерс.— Обычно — очень незначительное, чтобы хоть как-то проявиться. И еще меньшее количество люциферазы. Лишь у некоторых видов существ содержание этих веществ бывает высоким. Например, у светлячков.
В размышлениях Уэллса сошлись, наконец, причина и следствие.
— Однако здесь испытывали не только атомные бомбы,— продолжал врач.— Тогда было много разговоров о том, как, мол, ядерная медицина скоро перевернет все привычные представления о лечении болезней — от рака до бородавок. И лишь через несколько лет стало ясно, что лечить древние недуги, просто насыпав на болячку изотопы, глупо: от этого больше вреда, чем пользы... Помните ту каменную осыпь, где танцевали ребятишки? Уэллс кивнул.
— Это старое место захоронения химических отходов. Таких по всей стране — сотни. Люди в Аламогордо до вольно долго и практически бесконтрольно баловались с очень любопытными химическими соединениями, пока правительство не прекратило это дело после войны.— Уизерс покачал головой.— Чего только люди не делают, чтобы замести следы! Как говорится, упрятать грязное белье подальше от посторонних глаз. Захоронение на ходится у реки, что питает городской водопровод, и долгие годы эта дрянь мало-помалу просачивалась в городское водоснабжение. Поначалу никто ничего не замечал. Но три поколения спустя влияние этих веществ проявилось на детях. Никаких внешних признаков до начала взросления, однако к шестнадцати годам явление набирает полную силу. Я пытался разобраться во всем сам, но у меня нет достаточно совершенной аппаратуры. Впрочем, похоже, что никакого вреда — по крайней мере внешне— явление это не приносит, только вызывает... некоторые побочные эффекты. И, я уверен, что гормональные изменения, происходящие в эти годы у подростков, каким-то образом активизируют этот процесс.
Былой страх Уэллса окончательно рассеялся, и осталось только одно удивление.
— Какое явление? О каких эффектах вы говорите?
— У подростков резко возрастает выработка люциферина, и соответственно увеличивается количество люциферазы. В ее присутствии люциферин окисляется, и получаются...
— Светлячки...— зачарованно прошептал Уэллс. Потом на секунду задумался и резко спросил:— Почему вы никому об этом не сообщили? Почему никто...
— Извините, мистер,— Чарли печально улыбнулся,— но это ведь наши дети.— В его словах слышалась мольба о понимании.— Док сказал, что ничего опасного с ними не происходит. Ни рака... ни еще чего-нибудь в таком же духе...
— Кроме эффекта свечения, они совершенно обычные нормальные подростки,— подтвердил Уизерс.
— Мы, понятно, любим своих детей,— продолжал Чарли, нервно двигая пальцами.— Док говорит, если вести о том, что здесь произошло, расползутся, правительство, мол, может увезти наших детей из Агуа-Каль. Отобрать их у нас для изучения.
— Нашим детям здесь нравится,— сказал Уизерс.— И они не хотят, чтобы их изучали. Они все или учились в школе, или сейчас учатся. И они все прекрасно знают, чем кончается дело для жука, когда его хотят изучать под микроскопом. Они умеют управлять эффектом свечения, скрывать его от окружающих и потому обычно собираются в таких местах, где могут без опаски красоваться друг перед другом. То, что вы заметили в ту ночь Джолину Литтон, просто случайность. Мы надеялись, вы об этом тут же забудете.
— Но вы же всего лишь провинциальный терапевт,— ровным голосом произнес Уэллс.— Вдруг этот эффект все-таки вреден для человека? Или вызывает какое-то побочное действие?
— Если с кем-то из ребятишек случится что-нибудь серьезное, нам, разумеется, придется отдать их в больницу, и тогда уже будь что будет,— ответил Уизерс.— Но пока в этом ни разу не было необходимости.
Я их регулярно обследую. Научил, как обследовать самих себя. Ребятишки все понимают. Но им нравится, какими они стали, мистер Уэллс, и они совсем не хотят лечиться. Кроме того, есть и еще одна причина прятать эту их способность от посторонних. Нам самим здесь, в Агуа-Кальенте, пришлось нелегко, прежде чем мы поняли, как себя вести. Мы не ходим смотреть на их игры и танцы: глядя на них, человек... теряет контроль над собой.
— Вам это, должно быть, уже известно, мистер,— добавил Тиллис.
Уэллс вспомнил предыдущую ночь, сияющую красоту девушки и то действие, которое она на него оказала. Он вспомнил охватившее его неумолимое желание обладать этой красотой. «Да уж,— подумал он,— это действительно называется «потерять контроль». Хотя если бы представилась новая возможность, он, пожалуй, был бы не прочь потерять контроль еще раз...
— Я знаю, о чем вы сейчас подумали,— сказал Уизерс.— На меня этот эффект действует не меньше, чем на вас, и чтобы справиться с собой, нужно прежде всего понимать, что происходит.— Он подошел к двери.— Джолина, зайди, пожалуйста.
Уэллс сжался, взгляд его метнулся к двери. Кровь в жилах потекла быстрее, мышцы напряглись.
Вошла девушка. То самое прекрасное видение, вот только...
Только от прекрасного видения не осталось и следа, хотя девушка, вне всякого сомнения, была та же. Джолина застенчиво улыбнулась Уэллсу — симпатичная, конечно, девятнадцатилетняя девчушка, но в общем-то ничего особенного. Исчезло свечение, а с ним и притягательность. И неотвратимое влечение.
— Спасибо, Джолина. Можешь идти.
— Хорошо, док.
Уже на пороге девушка вдруг на мгновение осветилась тем же зеленовато-желтым светом и скрылась за дверью.
Но и этого мгновения было достаточно. Уэллс моргнул и обернулся к доктору.
— Знаю, сынок, знаю. Дело в том, что именно люциферин, это особое свечение, и делает их такими красивыми. Опасная эта способность, и они еще только учатся ее скрывать.— На добродушном лице Уизерса что-то дрогнуло.— Опасна не сама способность генерировать свет, опасны страсть, возбуждение, которые этот свет вызывает в людях. Зачем, вы полагаете, некоторые виды насекомых светятся, мистер Уэллс? Мне семьдесят один год, но когда я вижу этот свет, я... Одним словом, я не чувствую, что мне уже за семьдесят... Я вообще ничего не чувствую, сэр, кроме одного... Вот это-то и опасно.
— Дети — они другие. Для нас это слишком. Вспомните, какие чувства охватили вас ночью на склоне холма и завладели вами целиком. Это были ваши самые изначальные инстинкты. Подумайте, что может произойти с нашими детьми, если этот эффект проявится в присутствии двух сотен ученых — мужчин и женщин.— Закрывая дверь, Уизерс грустно улыбнулся.— Все мы — светлячки, мистер Уэллс.
Оставшись в одиночестве, Уэллс долго сидел на кровати и размышлял над словами старого врача.
«Безумие,— думал он,— безумие, глупость, идиотизм... Я не хуже других могу справляться со своими эмоциями. Конечно же, могу...» Но тут он снова вспомнил ночь на склоне холма, свечение, дико бьющийся пульс и бездумное, слепое желание, захватившее его целиком. Все из-за того света, странного притягательного света...
Уэллс встал с кровати и принялся торопливо собирать вещи. Воспоминания не позволяли разуму поддаться на уговоры — так же как тело не слушалось голоса разума. Этот свет просто убивал всякую рассудочность и всякие доводы.
Нет, он никому не расскажет о люциферитах. Ни своим новым боссам в Далласе, ни кому-либо еще. Если мир узнает о них, многие ринутся в этот городок хотя бы за той же водой, потому что кому-то наверняка захочется обладать такой же способностью. А ученые — разумеется, с самыми лучшими намерениями — скорее всего смогут синтезировать нужные вещества и распространить уникальный дар на весь мир.
Уэллс — в общем-то довольный своей жизнью человек — всегда мыслил здраво. Его, например, очень беспокоило, что Земля может погибнуть в ядерной катастрофе. Но еще меньше ему хотелось увидеть, как цивилизацию разрушает катастрофа сексуальная.
Перевел с английского А. Корженевский
Перевод с английского «Вокруг света», 1990 г.
