Все круче склон, все уже каменистая тропа, стихает в ушах торопливый тревожный раскат — далеко внизу остался петляющий по ущелью, желтый, вздувшийся от дождей Шаро-Аргун. Мы в самом сердце Чечни. Пять шагов впереди, пять позадь — остальное пространство скрыто молочной пеленой облаков, сквозь их разрывы то призрачно мелькнет над головой черная нависшая скала, то разверзнется на расстоянии протянутой руки пропасть, и камень, отброшенный лошадиным копытом, летит в нее, — долго еще разносит эхо его тяжелый подскок.
Рядом с лошадью карабкается в гору Абдрахман — мальчик лет двенадцати, сын чабана, сам пастух. Он в огромных резиновых сапогах, в рыжей папахе, надвинутой на глаза. Шаг — широкий, уверенный, мужской; вид бывалый. Это он на рассвете привел нам на дно ущелья лошадей.
— Абдрахман, садись со мной, — предлагаю ему.
— Нет! Двоих не повезет. Сбросит...
В пене и брызгах упал гремящий водопад и тут же зарылся, исчез в груде сланцевой осыпи. Тяжело дышит лошадь, шея ее взмокла от пота и парит. Абдрахман, тоже мокрый и раскрасневшийся, держась за хвост лошади, загребает своими сапожищами.
— Абдрахман, отдохнем?
— Нет, до конца пойду! — отрезает он.
И вот кончились облака, распахнулся ярко-голубой купол неба и встали по сторонам две исполинские пологие стены с цветными пятнами альпийских лугов, а между ними, на холме — развалины древнего аула и покосившиеся стелы кладбища — заоблачное урочище Буты.
Чабаны уже ждали нас, собрались все шестеро, приготовили угощенье, традиционный жижик-галныш — баранину с чесночным соусом — гостей здесь встречают как друзей.
— Абдрахман, подгони-ка яков поближе, — говорит мальчугану отец.
И Абдрахман, будто не было изнурительного подъема, легко как кошка, вскакивает в седло.
— Поговорим, товарищи, с яках, — начинает Мочаловский, обращаясь к чабанам. — Ну как они себя чувствуют?..
Именно с таким вопросом я обратился к Александру Николаевичу, старшему научному сотруднику Научно-исследовательской ветеринарной станции Чечено-Ингушской АССР, когда мы отправились из Грозного в Буты. Ведь ни в одной книге не сказано еще о том, что яки водятся на Кавказе... И пока наш «уазик» петлял по горным дорогам, Мочаловский рассказывал мне об акклиматизации яков, говорил убежденно, горячо, хотя я с ним и не спорил.
— Острейшая проблема у нас, в Чечено-Ингушетии, да и вообще на Кавказе, — как использовать высокогорные пастбища? Тысячи гектаров альпийских лугов с богатым травостоем веками лежат втуне, являясь, по существу, бросовыми. Высота — это бездорожье и недоступность, высота — суровый климат и капризная погода. Вся заоблачная страна отдана во владение диким турам. Какие бы породы скота ни завозили сюда — не приживаются! И вот однажды в руки мне попала книга доктора сельскохозяйственных наук Денисова «Домашние яки и их гибриды». Я прочитал и подумал: а почему бы нам не заняться яками?..
Два отпуска подряд Александр Николаевич ездил в высокогорные районы Памира. И убедился, что эти полудикие сородичи крупного рогатого скота — поистине удивительные существа, гибрид, созданный самой природой для жизни на высокогорье. Яки совмещают в себе достоинства различных животных. Например, тонкие губы и роговые сосочки языка позволяют им довольствоваться такой же низкорослой травой, какую едят овцы и козы, а длинные и острые, как у зубров, рога — обороняться от хищников. Кроме того, яки имеют повышенное содержание гемоглобина и эритроцитов в крови, более развитые, чем у других животных, сердце и легкие, дополнительную пару ребер. Природа так хорошо позаботилась о них, что даже «подковала» — снабдила крепкими роговыми выступами на копытах. Про яков говорят: «Туловище коровы, голова бизона, хвост лошади, шерсть козы, а хрюкает как кабан...» Яки круглый год пасутся на воле и не требуют ни помещений, ни заготовки кормов. Им не страшны морозы, снега, недостаток кислорода. Они легко и свободно передвигаются по крутым склонам. А практическая польза? Яки дают очень дешевое высококачественное мясо, богатое миоглобином (оно ярко-красного цвета и превосходное на вкус), целебное жирное молоко (киргизы говорят: «На ячином молоке даже заяц спляшет»), прекрасную шерсть и пух (из них изготавливают лучшие парики и шиньоны), эластичную прочную кожу, которая высоко ценится в промышленности.
Аборигены Азии — яки — никогда не переступали ее границ. Был, правда, случай, когда в 1949 году строили на Эльбрусе геофизическую обсерваторию. Единственным средством доставки строительного материала и оборудования на высоту 4500 метров оказались яки. Пять животных, привезенных из Монголии, сделали свое дело... и были отправлены на мясокомбинат. Никому тогда не пришло в голову заняться их разведением.
Были у Мочаловского и опасения: на Кавказе другая климатическая зона, втрое больше осадков, выше влажность воздуха, несколько иной состав растительности — как все это отразится на животных? А тяготы перевозки, местные заболевания, отсутствие у людей навыков в обращении с яками? Даже если опыт будет неудачным, думал ученый, он не напрасен...
Многие, но далеко не все относились скептически к идее Мочаловского. Председатель колхоза «Советская Россия» Советского района Шаип Абдусалимов подумал, подумал и согласился: «Попробуем!» Его начинание поддержали в обкоме партии. Так первые яки шагнули с Памира на Кавказ. Было это осенью 1971 года.
Двадцать яков ехали из Киргизии по железной дороге, плыли через Каспий... Затем их погрузили на машины. При переправе через реку Шаро-Аргун рухнул мост, обошлось без жертв, но дальше яков гнали своим ходом. Наконец они очутились в предназначенном для них месте — на высоте 2500 метров, в урочище Буты Главного Кавказского хребта.
Зима выдалась снежной и морозной, весна дождливой, лето жарким. Но новоселы чувствовали себя хорошо. И даже дали приплод — тринадцать ячат. Тогда колхоз закупил еще сотню голов молодняка.
Следующей зимой необычайно сильные снегопады засыпали дома до крыш, отрезали Буты от внешнего мира. Голодали даже дикие животные — олени, кабаны, косули. Не без труда снарядили вертолет, и, когда он добрался до урочища, люди убедились: яки живы и здоровы. Они не только прекрасно пережили непогоду, но и сами стали спасателями... Вот как это случилось.
В урочище, кроме яков, были застигнуты снежной бурей несколько отар овец. Глубоко под снегом оказались заготовленные чабанами скирды сена. Животным грозила голодная смерть. И тогда чабаны пошли на вынужденный эксперимент: они погнали к сену яков. Животные шли через сугробы, как бульдозеры, разгребая грудью снег, и когда передний уставал, его сменял идущий следом. По пути, проторенному яками, прошли овцы. Отары были спасены.
— А теперь что же? — развел руками Александр Николаевич.
— Кавказские республики даже соревнуются, кто больше яков заведет. У нас, в Чечено-Ингушетии, их уже 620. В Кабардино-Балкарии — 465, а в Карачаево-Черкесии — 650! Грузия и Дагестан тоже собираются завозить яков. Теперь уже никому ничего не надо доказывать — дело само идет.
Мы сидим вокруг погасшего уже очага, а Мочаловский все расспрашивает чабанов.
— Что яки? Самый хитрый и умный скот! — говорит чабан Джами. — Строгие, как военные. Если увидят чужого зверя, даже павшего, дают сигнал, все собираются вокруг. Собака попадется, могут окружить и убить. Независимый характер! Кроме себя, не уважают никого.
— Не любят посторонних, — уточняет старший яковод колхоза «Советская Россия» Ахият Алимирзаев. — Нервные. Дразнить не надо. Могут на рога поднять.
Беседа идет по кругу — каждому из чабанов хочется сказать что-то свое.
— Выносливые! Тут ведь нехватка кислорода. Если вертолет заглохнет — не заведешь. А яку хорошо.
— Тонкий лед режет копытом, как сталью.
— Очень культурный. Только чистую воду пьет.
— Любит на снегу отдыхать. Если рядом земля и снег, выбирает снег. Валяется, играет: коровы так не делают. Если солнце, ходит против ветра, прохладу ищет, туман, сырость...
— Вот тебе и на! — удивляется Мочаловский. — А я боялся сырости. Это что-то новое.
...Издали стадо выглядело вполне мирно, по-домашнему. Но стоило подойти ближе, яки зашевелились, перестроились в тесную боевую группу, потом стали медленно отступать, не теряя оборонной позиции.
Могучий черный як метрах в десяти от меня. Он выжидает, нагнув массивную голову с длинными, острыми, широко расставленными рогами. Тускло блестят маленькие глаза, на холке дыбится горб, шерстяная «юбка» закрывает ноги и касается земли... Во всем крепко сложенном теле разлита напряженная сила.
Так вот он, знаменитый длинношерстный бык, известный древним под именем «поэфагус» и до сих пор не нашедший твердого места в зоологической системе!
Одомашненный человеком, як хотя и ушел от дикой свободы, но и не стал ручным. Соль и снег — все, что ему нужно, говорили чабаны. Я бы добавил еще — глоток свободы, имея в виду ту естественную и необходимую суверенность, ту дистанцию, переступить которую человеку нельзя, ведь яки не выносят неволи, пусть даже самой сытой. Правда, сейчас они появились в цирке. Дрессировщик Виталий Тихонов показывает их вкупе с овчарками, петухами и медведями. Но цирковые работники сетуют на «странный» характер яков: то они стоят неподвижно, беззлобно, то вдруг кидаются в бесцельную атаку, разнося вдребезги все, что попадается на пути. Однажды на репетиции як разозлился и бросился с манежа. Он пробежал двор цирка, врезался в деревянные ворота, и жители города увидели на площади непонятного зверя с воротами на рогах. Он растерянно стоял, не зная, что делать дальше, а потом совершенно спокойно, под конвоем служащих вернулся во двор.
Делаю еще несколько шагов. Бык задрожал, издал хриплый, отрывистый звук и взметнул пышный султан хвоста — признак гнева. Вот такие хвосты ценились когда-то весьма высоко. Шелковистые пряди их, взятые в золотую оправу, служили опахалами для восточных царей, украшали копья предводителей войск.
Отступив, рассматриваю пеструю ячиху и прижавшегося к ней белолобого теленка. Чабаны рассказывали, что ячата, рождаясь под открытым небом, прямо на снегу, при любой погоде, через пять-десять минут после появления на свет уже встают на ноги, а через два часа бегают, не отставая от матери. Такой жизнестойкостью наградила их природа.
Мы уходим от чистого неба по уже знакомой тропе, на самой крутизне сводя лошадей на поводу. Облака наплывают клочьями, касаются лица, начинает накрапывать дождь. Абдрахман — впереди, указывает дорогу, веселый, легкий, неутомимый. А его ждет еще один подъем, надо будет вернуть лошадей в горы.
В Безенгийском ущелье бушевала гроза. Кто-то там, высоко в тучах, трудился изо всех сил: удары исполинского молота сотрясали вершины гор, стремительные молнии дробили небо на неровные куски, и в эти трещины низвергалась на землю сплошная стена воды. Это было уже в Кабардино-Балкарии, куда мы приехали с Александром Николаевичем, чтобы понаблюдать другое стадо яков, которое обосновалось здесь позже, чем в урочище Буты.
— Вы в главном ущелье Кавказа, — убежденно сказал Салих Чочаев, председатель местного сельсовета. — Именно здесь заседает Президиум Кавказских Вершин: пять пятитысячников из семи — в нашем ущелье. Отдыхайте до завтра. В Укю вы сейчас не попадете.
Мы коротали ночь в туристском приюте невдалеке от балкарского аула Безенги. Здесь оказались застигнутые непогодой пятеро чехов-альпинистов.
Проснувшись, мы увидели другие горы. Они словно приходили в себя после вчерашней грозы; отрешенная прозрачная тишина стояла в узкой глубокой теснине, по которой мы поднимались. Казалось, крикни — и воздух рассыплется со стеклянным звоном. Нежный снег на склонах светился и покалывал глаза, срывался с чуть слышным вздохом с редких, зеленых еще кустов орешника.
Александр Николаевич, Салих Чочаев и заведующий яководческой фермой Мажид Аттоев уехали на лошадях вперед, я же шел пешком с чешскими альпинистами, которые упросили показать им яков. Кое-где тропа обрывалась — ее продолжение лежало внизу, вместе со сползшим склоном, кое-где была завалена камнями...
Часа через полтора мы увидели одинокую хижину с плоской крышей — это и было урочище Укю. Чабан Узеир Хуламханов вышел нам навстречу, крепко пожал руки. Ему около шестидесяти, маленького роста, сухой, на лице — седая щетина, одет в старенькую брезентовую куртку, в руках — истертая ладонями палка. Невольное уважение внушает весь его облик; скрытое достоинство и мудрость сквозят в глубоких морщинах, скупых жестах, простых, необходимых словах. «Дедушка» — сразу окрестили его чехи.
— Как Прага? — спрашивает он гостей.
— Он у нас фронтовик, лейтенант, много наград имеет, — замечает Чочаев.
— Никакой я не лейтенант! Просто солдат. Народ у вас хороший, добрый. Когда мы в Прагу вошли, «наздар» кричали. «Наздар» — «приветствуем» значит. Я в Праге два месяца был, на трамвае ездил, на лодке катался...
«Дедушка» ведет нас еще выше, по снежной слякоти и острым камням, вдоль русла громкой, кипящей, ворочающей валуны реки.
— Как называется это ущелье? — спрашиваю его.
— Думала. Придумай историю с этим словом и не забудешь. Ну, например, какая-нибудь девушка о тебе думала?..
— А где же яки?
— Там! — он машет прямо в синий колодец неба над перевалом. — Видишь, следы...
Через полчаса стадо перед нами: оно шумно переправляется через речку и оказывается на ровной покатой площади между скалами и водой. Эти яки выглядят даже лучше, чем в Бутах: гладкие, блестящие, сытые, может быть, потому, что здесь выше и холоднее — близко ледник.
«Дедушка» вспоминает:
— Работал я дояром на ферме. Слышу — привезли каких-то невиданных животных. Сначала все отказывались за ними ходить. Месяца полтора они беспризорными были. Мне тоже предложили. А я боюсь — как приму? Непривычно. Ну, думаю, попробую, хуже фронта не будет... Нашел их всех, пас один. Потом охотников до яков было хоть отбавляй!
— Главное, яки круглый год сами кормятся, на подножном, — продолжает «дедушка» Узеир. — И едят все подряд. А другой скот? В октябре привяжем, и до мая — семь месяцев — корми!
Да, яки ходят вольно, чабаны не пасут их, как коров, лошадей или овец, а только присматривают, чтобы далеко не забрели, да подгоняют по вечерам к месту ночного отдыха, где разложена соль-лизунец. Для этой работы требуется особое искусство, знание местности, повадок животных. Летом яков поднимают к самым вершинам гор, к зоне вечных снегов, зимой спускают ниже, на южные склоны. Два раза в год их пропускают через раскол: взвешивают, делают прививки от болезней, отбирают на племя и на забой. Молодняк в шестимесячном возрасте отбивают от взрослых и группируют в отдельное стадо. Чабаны заготавливают на всякий случай страховой запас сена, работают в любую погоду, даже как раз в непогоду — самая работа...
— А сейчас сколько чабанов?
— Двое.
— Двое? На полтысячи яков?
— Ну да. Ничего, справляемся.
Сверху загремело. Задираем головы.
— Камнепад. Видишь там, сыплется... Яки ходят рядом с турами, прыгают с десятиметровых круч. Они способные. У нас были два слепых яка, они не могли следовать за стадом. И мы решили испытать: оставили их в таком месте, где больше всего медведей и волков. В этом месте три пастуха охраняли скот с фонарями и все же недосчитывались. А яки бродили все лето, осень, зиму — и остались живы. Им никто не страшен. Ощетиниваются.
Когда мы присоединились к нашим спутникам, у них уже был в разгаре «ученый совет».
— Как вы считаете, какие яки больше нам подходят — киргизские или тувинские? — спрашивает Мочаловский Салиха Чочаева.
— Думаю, тувинские. Они хоть и меньше, зато выносливее. Знаете, они здесь чувствуют себя даже лучше, чем на родине, — приплод и больше, и крепче.
Чочаев говорит обстоятельно, со знанием дела. Четыре года назад, будучи председателем колхоза «Путь к коммунизму», он на свой страх и риск завез из Тувы первых яков. И теперь, перейдя на другую работу, Салих постоянно заботится о них, работает над диссертацией о яководстве. Он так и сыплет цифрами:
— Надо специализироваться на яках! Это же очень выгодно. Себестоимость одного центнера привеса составляет не более 30 рублей.
— Ну а если не хватит пастбищ, — спрашивает кто-то.
— Не хватит пастбищ — будем сокращать овцеводство. Сколько кормов надо, и какой уход!
— Я бы и сейчас оставил одних яков, — добавляет Аттоев.
— Я предсказываю, — торжественно говорит Александр Николаевич, — ваш колхоз станет рассадником яководства на Кавказе. Будут вспоминать: вы первые начинали, учиться приедут к вам. Со временем здесь, быть может, будет первый якосанаторий; лечебное молоко яков, воздух гор!
Конечно, впереди еще много дел. На очереди проведение селекционной племенной работы, опытов по гибридизации яков с крупным рогатым скотом; пора организовать обучение животноводов навыкам ухода за яками, подумать о создании научного опорного пункта по развитию яководства. Ясно одно: на Кавказе создана новая, чрезвычайно доходная отрасль животноводства, и возможности для ее развития огромны.
«Дедушка» Узеир угощает нас домашним сыром с айраном.
— Слышали слова, — говорит он, — что сложили у нас в горах о яках? «Говорили, что яки — большие забияки. Оказалось, як — великий добряк...».
Виталий Шенталинский, наш спец. корр.
