— Ну, так что думает противник?
Генерал оглядел стоявших перед ним, словно ожидая, что кто-то может объяснить замыслы врага.
Неподалеку погромыхивал не умолкавший ни днем, ни ночью севастопольский фронт, и пламя коптилки на столе в землянке КП полка слегка подрагивало. Генерал приехал неожиданно, и все понимали, не только за тем, чтобы задать этот вопрос.
— Наверное, думает то же, что и мы, товарищ генерал, — не выдержал паузы батальонный комиссар Проворный. — Только наоборот.
— А что думаем мы?
— Как удержать оборону...
— Стало быть, немец думает о том, как ее прорвать. Затянулось затишье, не правда ли?
— Затишье?..
— Знаю, знаю, что скажете. Бои идут каждый день, верно. И все же по сравнению с декабрьским штурмом это затишье.
Он вытянул перед собой руку и, встряхивая ею, стал загибать пальцы.
— Январь, февраль, март... Чего ждут?
— Дали им в декабре, — проворчал стоявший у двери вестовой Додыханчик.
Генерал взглянул на него, и командир полка Богданов подумал, что распустился вестовой, вмешивается в разговор начальства. Но генерал словно бы даже обрадовался реплике.
— Дали — это верно. Только наивно думать, что фашисты решили оставить нас в покое. Они ждут лета. И готовятся. — Генерал протестующе помахал рукой. — Знаю, знаю, что скажете: мы тоже готовимся. Готовимся к обороне. А надо наступать...
Богданов удивленно посмотрел на генерала.
— Наступать?! Да одним этим словом можно свершить чудеса. Только бы наступать...
— Я имею в виду активную оборону. Ваши разведчики и корректировщики просачиваются в немецкие тылы. Но теперь предстоит дело посерьезнее. Надо уничтожить боеприпасы, которые фашисты приготовили для наступления. Склад где-то здесь. — Генерал обвел пальцем круг на карте, лежавшей на столе. — Подберите надежных людей, коммунистов, комсомольцев и доложите мне. Я хочу знать, кого вы пошлете.
Когда за генералом закрылась дверь блиндажа, Богданов посмотрел на комиссара Проворного, комиссар — на третьего офицера, присутствовавшего при беседе, — помощника командира полка по артвооружению и боеприпасам. Всем было понятно, что предстояло особенно трудное дело.
— Кого пошлем? — спросил Богданов и, подумав, стал перечислять: — Лейтенант Семенов, коммунист, — раз. Лейтенант Найденов, коммунист, — два. Комсомолец Кулешов, комсомолец Звонковой... Как, комиссар, одобряешь? Кого еще?
— Старшину Ревякина, помощника начальника продсклада.
— Годится, — поддержал комиссар. — Парень живой, сообразительный. И немецкий знает...
Через полчаса пятеро разведчиков уже стояли в штабном блиндаже. Богданов ходил перед ними, заложив руки за спину, лаконично излагал задачу.
— ...Командиром группы назначаю лейтенанта Семенова... Основная цель — найти и взорвать склад. Попутно вести разведку...
Вечером пошел дождь, холодный, нудный, какой нередко бывает в Крыму апрельской порой. В последний раз Семенов выстроил свою группу, придирчиво осмотрел каждого, заставил попрыгать, чтобы ничто не стучало, не звякало, махнул рукой.
— Ну добре, хлопцы... А дождичек — это хорошо! Говорят: дождь в начале пути — к успеху.
Гуськом они прошли неглубокой балочкой, поднялись по пологому склону; где-то здесь должны были находиться траншеи морских пехотинцев. Вскоре из темноты раздался оклик:
— Стой, кто идет?
Часовой стоял возле полуразваленной стены, и его черный флотский бушлат совсем терялся в темноте. Однако Семенов успел разглядеть шапку-ушанку, надетую лихо, как бескозырку, и все-таки казавшуюся такой неестественной рядом с бушлатом. Разглядел и щегольские усики и даже успел удивиться, как это матросу удается в окопном быту ухаживать за своей красотой.
— Давай, братки, удачи вам! — сказал часовой.
Дождь все лил и лил. Всполохи ракет трепетали в радужном ореоле, и их неверный свет был лучше непроглядной неизвестности. Если быть настороже, то всегда можно успеть вовремя упасть на землю. И оглядеться, наметить путь очередного броска в обход немецких передовых постов. Часа через два всплески ракет остались за спиной, а затем и вовсе потускнели. Пришлось частенько останавливаться, напрягать слух. И двигаться, изгибаясь в плотном кустарнике, чтобы не задевать ветки, не шуметь.
Вскоре кустарник поредел. Впереди простиралось залитое водой поле. Разведчики собрались вместе, пошептались. Крохотный светящийся треугольник стрелки компаса звал в черную даль поля. Может, обойти?
— Звонковой! — позвал командир. — Разведай поле. Оставь бутылки с горючкой, вещмешок.
— Есть!
Вчетвером они лежали за кустами, изготовив оружие, ждали. Белесый туман спустился на поле. Но это не был туман, так дает о себе знать близкий рассвет...
Наконец впереди послышалось причмокивание шагов, мелькнула тень.
— Звонковой?
— Так точно, товарищ лейтенант. Поле небольшое. Впереди опять кусты и никого нет.
— Хорошенько посмотрел?
— Кругом обошел.
Они пересекли открытое место, углубились в кустарник, высокий, похожий на низкорослый лесок. И вдруг застыли на месте: впереди звучали громкие безбоязненные голоса. Еще не разбирая слов, по крикливым рваным звукам поняли — немцы. Голоса приближались, и вскоре разведчики разглядели в предрассветной мгле три фигуры, идущие прямо, не огибая кустов, должно быть, по тропе.
— Найденов! Ревякин! — зашептал командир, показывая на немцев. — И чтоб не трогать.
Долгая жизнь на фронте да еще в особых севастопольских условиях научила их понимать команды с полуслова. Разведчики переглянулись и исчезли за кустами. Стараясь не терять в полутьме голоса немцев, они осторожно двигались по нахоженной тропе. И вдруг оба разом остановились, припали к земле: впереди слева от тропы мелькнул огонек. Огонек вспыхнул еще раз, и они увидели лицо под надвинутой на лоб каской и холодный блеск винтовки. Это был часовой. Он курил, оглядывался на прошедших по тропе немцев и все время вздергивал правым плечом, поправляя сползавший ремень винтовки.
Обычно от часовых разведчики уходили. Но сейчас даже обрадовались. Если стоит часовой, значит, что-то охраняет. Может быть, тот самый склад, который приказано разыскать?
Они отползли в сторону и вскоре разглядели на поляне темные копны танков. Насчитали шестнадцать, проползли еще немного, чтобы уточнить цифру, и повернули обратно на ту же проверенную тропу.
— Не склад, к сожалению, — сказал Найденов, когда они возвратились к группе. Он устало сел на влажную землю, вытер ладонью горячее лицо.
— Ничего. — Семенов раскрыл планшетку, пометил на карте расположение танков. — Таким разведданным цены нет. Да и рано быть складу. До него, дай бог, добраться следующей ночью.
День они решили отлежаться в кустарнике, плотно устилавшем дно неглубокой балки. С рассветом поняли, что место выбрали не совсем удачное — неподалеку слышался шум моторов, звучали команды. Но перебираться на другое место было уже поздно, приходилось лежать, изготовив оружие, опасаясь, чтобы какой-нибудь немец не полез в кусты.
Вероятно, их выручил дождь, и вскоре разведчики, поверив в надежность своего укрытия, уснули на мокрой прошлогодней траве, меж которой уже пробивалась мягкая новая зелень. Один только Ревякин долго прислушивался к голосам на дороге, стараясь понять, о чем говорят немцы, по звуку считая проходившие автомашины, бронетранспортеры, танки. Их было немного: немцы предпочитали не ездить днем, опасаясь точных залпов дальнобойных севастопольских батарей.
Только к середине следующей ночи разведчики выбрались в нужный район, исчертив по пути карту многочисленными пометками, радуясь каждой из них.
Однако где он, этот склад? Решили выйти к дороге, на которой время от времени слышался гул машин, и понаблюдать. Грузовики тяжело урчали моторами, значит, шли не порожняком. Но что это за груз и куда идут машины, можно было только, гадать.
— Взять бы «языка» — мечтательно произнес Кулешов.
— Ага, и этим сообщить немцам, что мы тут, — усмехнулся Найденов. С Кулешовым он уже не раз ходил по вражеским тылам и знал, что отвратить его от нелепой затеи можно лишь насмешкой.
— Найденов и Ревякин, остаетесь наблюдать. Остальные за мной! — приказал Семенов.
Он отполз от дороги, шагнул в кусты и чуть не упал, запутавшись ногами в телефонном проводе.
Через несколько минут, воткнув иголки в провод, Ревякин слушал далекое переругивание немецких связистов. Вдруг он насторожился.
— Склад на проводе, — сказал он, склонившись к самому уху командира.
— А... с какой стороны?
— С той. — Ревякин уверенно показал в кусты.
— Почему так считаешь?
— В машинах, идущих в ту сторону, больше груза.
На фронте бывают удачи, когда невольно начинаешь верить в счастье. Но фронтовое счастье изменчиво. Подлинное приходит только к тем, кто сам, презирая опасности, ищет его. Провод — это была невероятная удача, половина дела.
Идти впятером вдоль дороги было опасно.
— Вот что сделаем, — сказал Ревякин. — Связисты же тут ходят? Вот я и буду вроде связиста. Возьму в руки провод и пойду.
— Рискованно, можно все провалить. Вдруг окликнут?
— Ругаться по-немецки я умею. Отвечу.
На дороге урчали машины, проносились мотоциклисты. Все говорило о том, что разведчики забрались в самую гущу немецких войск.
Местами провод подходил почти к самой дороге, и Ревякин, пропуская в руке скользящий провод, тогда начинал нарочно громко ругаться по-немецки. На него не обращали внимания: никому не приходило в голову, что так открыто может ходить советский разведчик.
Почти два часа шел он так, совсем осмелев и успокоившись, бесцеремонно разглядывая тяжело груженные, крытые брезентом кузова автомашин, не забывая считать их. Опасался только одного — встречи с немецкими связистами, которые уж непременно пошли бы к нему с расспросами.
Наконец провод нырнул под высокую изгородь из колючей проволоки, и Ревякин, развернувшись, тем же путем пошел назад. Добравшись до места, где провод углублялся в заросли, он бросил свою скользкую путевую нить и прямиком пошел к намеченному заранее месту расположения группы.
Остаток ночи командир приказал всем спать.
— Часовым буду я, — сказал он.
Дождь перестал, и тишина опустилась на подлесок. Только где-то за тридевять земель отдаленным громом дышал фронт, да утробно гудели машины за кустами, да постукивали о плащ-палатку срывавшиеся с веток капли.
Когда рассвело и призатихло движение на дороге, разведчики, все впятером, ушли к складу. Предстояло разведать проходы, систему охраны, чтобы следующей ночью, собравшись вместе, обсудить план выполнения основной задачи.
Но никто не принес утешительного. Огромное пространство леса было огорожено двойным проволочным забором, за которым тянулась гладкая проволока для собак. Их, как видно, спускали ночью. Эти собаки и часовые, стоявшие через каждые пятьдесят метров, не оставляли надежды подобраться к складу незаметно.
— Перестрелять часовых, завязать бой, а кому-то одному бегом к складу, — предложил Звонковой.
Предложение было отвергнуто не потому, что грозило гибелью всей группы. Оно не сулило верного успеха.
— Есть идея, — сказал Найденов. — Надо ночью вскочить в кузов одной из машин, въехать на территорию склада и там поджечь машину.
— А если машина не подъедет к штабелям со снарядами, а остановится далеко от них?
— Значит, надо въехать на двух машинах. Для верности.
Помолчали. План был прост, эффективен и... страшен. Это понимали все.
— А потом? — все же не выдержал Кулешов.
— Потом? — переспросил Найденов. — Потом задача будет выполнена.
Все повернулись к Семенову, словно бы спрашивая его: «Ну что, командир, решай...» Но Семенов молчал.
— Я пойду, — сказал Найденов.
— Да все готовы! — горячо воскликнул Звонковой.
Семенов поднялся с камня, зачем-то поправил ватник под мокрым брезентовым ремнем.
— Вопрос не в том, кто из нас самоотверженнее, а кто вернее выполнит задачу.
— Пожалуй, я, — сказал Ревякин. — Кто знает, может, «язык»-то и пригодится.
— Пожалуй, я, — как эхо отозвался Кулешов. — Мы с лейтенантом Найденовым не первый раз вместе, легче поймем друг друга.
— Хорошо, — сухо сказал Семенов и снова поправил ремень.— Пойдут Найденов и Кулешов, как самые опытные.
Когда снова потемнело небо, вся группа выдвинулась к дороге. По ней уже шли машины то колоннами, то поодиночке. В кузовах охраны не было — сопровождающие сидели рядом с шоферами. Оставив себе по две гранаты, автоматы и бутылки с горючей жидкостью, Найденов и Кулешов подобрались к самой дороге в том месте, где она делала поворот.
Вот тяжелый грузовик вынырнул из-за поворота и стал набирать скорость. Найденов метнулся к нему, уцепился за задний борт и, подтянувшись, перевалился в кузов. Ударился боком об острый угол, ощупал его и удовлетворенно причмокнул: точно, снарядные ящики.
Он лежал под брезентом, держа в одной руке гранату, в другой бутылку с горючей смесью. Думал: если машина остановится и часовой у въезда в склад полезет проверять кузов, сразу ударит бутылкой об острый угол и сунет гранату подальше между ящиками. Но часовой в кузов не заглянул. Машина только приостановилась в воротах и стала заворачивать куда-то влево. Найденов осторожно выглянул, увидел, что машина задом подъезжает к высокому штабелю снарядных ящиков. Возле них стояли солдаты, дожидаясь разгрузки. И еще он увидел другую машину, въезжавшую в ворота, и порадовался, что не один он тут среди врагов. И усмехнулся сам себе: оказывается, даже умирать, если не в одиночку, гораздо легче.
Теперь он лежал и ждал, когда машина подойдет вплотную к штабелю, когда немцы сами откинут кузов. Ждал еще и потому, что это позволяло другой машине, в которой был Кулешов, подъехать поближе. Теперь немцы разговаривали почти над самым ухом, спорили о чем-то, переругивались. Но вот загромыхал борт, и, прежде чем он отвалился, Найденов быстро поднялся, одну за другой швырнул бутылки в глубину штабеля снарядных ящиков и, перехватив автомат, ударил по бегущим к нему немцам. Выскочил, длинной очередью провел по машине, которая сразу вспыхнула ярким бездымным пламенем. Найденов увидел, как загорелась вторая машина, стоявшая у другого штабеля, и засверкали вспышки автоматных очередей из-под ее колес...
Когда машины скрылись в темноте, Семенов постоял молча и вдруг резко повернулся.
— Уходим, — глухо сказал он. И пошел в глубь леса, ничего больше не говоря, не объясняя. Да и что было объяснять? Все знали, что после взрыва, даже если взорвется только одна машина, немцы прочешут лес. А у разведчиков была карта со многими важными пометками, и ее надо было непременно донести до своих.
Долго шли они через лес, приглядываясь и прислушиваясь, чтобы ненароком не напороться на немцев. Остановившись передохнуть, молчали, не зная, о чем можно говорить в такую минуту. Тишина лежала вокруг, и казалась она еще глуше оттого, что вдалеке рокотал фронт.
— А может, их?.. — тихо проговорил Звонковой.
— Не может, — тотчас откликнулся Семенов. — В любом случае свои машины они бы взорвали...
Он не договорил. Дрогнула земля под ногами, полыхнуло зарницей по затянутому тучами небу, и тяжелый грохот шквалом прошел над лесом.
Семенов снял фуражку, и Звонковой с Ревякиным стянули свои мокрые шапки-ушанки, стояли, смотрели на широкий огонь, полыхавший над горизонтом.
— Лейтенант Найденов! Красноармеец Кулешов! — словно запоминая эти имена, произнес Семенов. И задумался, что бы такое сказать об их подвиге. — Родина вас не забудет. — И снова задумался. Но на память приходили обычные фразы, какие много раз говорились над могилами павших...
С рассветом появились самолеты, высматривая, низко закружили над лесом. Весь день разведчики лежали под кустами, а с темнотой снова отправились в путь. И хоть каждую минуту ждали встречи с врагом, все же вздрогнули, услышав короткий окрик:
— Хальт!
И сразу же над головами прошла автоматная очередь.
— Звонковой, в прикрытие! — приказал Семенов. — Ревякин, за мной!
Они метнулись в сторону, скатились в глубокий овраг, пошли прямиком по кустам, переступая через узенький ручеек. Сзади застучали автоматы, потом громыхнули гранаты — одна, другая, третья. И все стихло.
— Вася! — сказал Семенов, и Ревякин удивился такому никогда прежде не слыханному от лейтенанта обращению. — Вася, возьми планшетку, ее надо любой ценой доставить в штаб.
— А вы?
— Следующий бой — мой, ясно?
— Нет, не ясно. Вы командир, вы и доставите планшетку.
— Не спорь, помначпрод. Я опытнее тебя, я лучше прикрою.
Они попытались выбраться из оврага и отпрянули от быстрых частых автоматных вспышек. Сразу же где-то рядом громыхнула граната, осколки дождем зашумели в кустарнике.
— Уходи в кусты! — приказал Семенов.
— Товарищ лейтенант, я не могу вас оставить!
— Уходи! — с неожиданной злостью выкрикнул Семенов. — Эта карта дороже моей жизни, понял?! Уходи. Ради победы...
Прошел час, прошел другой, а Ревякин все полз через кустарник. Впереди показался бугор. Ревякин перевалился через него и упал в узкую щель. И сразу понял, что попал в траншею, вскочил, готовый защищаться. И вдруг услышал знакомый голос:
— Ты?!
Перед ним был тот самый матрос с щегольскими усиками, который провожал их на передовой перед выходом в разведку.
— Откуда ты взялся? — спросил Ревякин.
— Я-то на месте, а вот ты откуда?
— Оттуда.
Приподнявшись, матрос посмотрел в темень, мельтешащую вспышками выстрелов, словно там можно было разглядеть что-то важное.
— Понимаем, — сказал он. — Как не понять. Уходили пятеро, а вернулся один...
Владимир Рыбин
