Много лет грузинские спелеологи исследовали каменный лабиринт Новоафонской пропасти. Пользуясь их данными, горностроители пробили в теле Иверской горы туннель длиной более километра, в самое сердце пещеры, чтобы любой человек мог увидеть то, что ранее доступно было лишь спелеологам.
…Как-то Зурабу Тинтилозову, тогда еще молодому спелеологу, пришло письмо из Нового Афона. Оно было написано крупным, почти детским почерком. Некий Гиви Смыр сообщал, что в междуречье Мааниквара и Псырцха на Иверской горе есть карстовая пропасть, которую местные жители называют Бездонной ямой. В нее не раз бросали камни — однако звука удара о дно не было слышно. Несколько лет Гиви думал о том, как бы спуститься вниз, но одному это было не под силу, а желающих помочь не находилось. Однажды он таки совершил отчаянную попытку: закрепил веревку и спустился метров на двадцать. Свет фонаря выхватывал из темноты только голые стены колодца. Спускаться дальше не хватило решимости...,
В тот июньский день 1961 года на Иверскую гору пришли почти все жители Нового Афона. Старые абхазцы неодобрительно качали головами — веками вокруг Бездонной ходили мрачные легенды...
Один за другим исчезли в пропасти четверо. Люди долго глядели в черноту проема, пока не утонул во тьме последний блик фонаря, не затих последний звук.
Первым спускался отважный спелеолог Арсен Окроджанашвили, за ним — Гиви Смыр, Борис Гергедава, Зураб Тинтилозов.
Вначале шла тридцатиметровая шахта с отвесными стенами. За ней следовала крутая наклонная галерея, обрывавшаяся в пропасть. У края пропасти на крошечной платформе, занятой озерком, сделали первый привал. Стоя в воде и держась за веревки, спелеологи чувствовали себя не слишком уютно: над ними зияла узкой расщелиной только что пройденная галерея, а ниже озерка лежала бездна, окутанная непроглядной тьмой, — шахта с широким отверстием и рваными вогнутыми стенами. Этот самый неприступный участок брали несколько часов.
...Арсен остановился у щели, в которую нельзя было проникнуть, даже если уменьшиться в два раза. Столько трудов, переживаний риска — и тупик! Но облазив буквально каждый метр, они все-таки нашли маленькое круглое отверстие, в которое можно было только вползти два-три-четыре метра... И люди, ощутив вдруг свободу, очутились в поистине небывалой пустоте. Лучи фонарей гасли вдали, не достигая ни потолка, ни противоположных стен. Дно было загромождено глыбами известняка. Вдали слышался гул водопада. Спелеологи спустились по навалам глыб в широкую галерею, которая привела в новый зал, к подножию кальцитовой горы. На ее куполообразной поверхности светились озера, с потолков свешивались стройные шеренги сталактитов. Зураб посмотрел на часы. Пора было возвращаться, иначе они останутся без света...
— Позже мы еще много раз штурмовали Новоафонскую пропасть и с каждым разом задерживались на ее дне все дольше. Пятая экспедиция длилась 352 часа...
Зураб Тинтилозов склонился над планом пещеры: черные зигзаги рассекали белое поле ватмана.
— Пещерная система в недрах Иверской горы — это подземный «город» в миллион кубических метров, — продолжал он. — Скажу для сравнения: пещера Оптимистическая, под Тернополем, в тридцать раз длиннее Новоафонской, но более чем в три раза уступает ей по объему...
С тех пор как в Тбилиси, в Институте географии имени Вахушти АН Грузинской ССР, была создана лаборатория карстологии и спелеологии, которой руководит доктор географических наук Зураб Тинтилозов, грузинские спелеологи открыли сотни пещер. Но ни одна из них, по мнению Тинтилозова, не может сравниться с Новоафонской красотой и богатством собранного учеными материала. Исследуя, в частности, причины появления под землей таких величественных пустот, спелеологи сделали интересное открытие. Раньше думали, что карстовые пещеры образуются только лишь свободно текущими водами. Пример Новоафонской пропасти говорил об обратном: здесь все зависело от напорных вод.
Сидя в кабинете, ученый «водил» меня по галереям и залам, названия которых произносил, как имена живых людей, припоминая первые минуты знакомства... Потом помолчал и добавил с горечью:
— Да, нас было тогда четверо. Теперь осталось трое... Арсен — он пять раз спускался в пропасть, первым коснулся ее дна на глубине почти двухсот метров, — погиб при исследовании Асхского известнякового массива. Остальные... Что ж, остальные не забыли то удивительное чувство открытия неведомого, которое, испытали тогда... Борис теперь ищет ход в недра массива Охачкуэ. А вот Гиви по-прежнему в Новом Афоне. Только попробуй найди его...
Я сошел в центре Нового Афона, у пруда. По его темно-зеленой воде плавали черные и белые лебеди. Рядом два молодых абхазца в красных рубахах и белых передниках жарили шашлыки. Отсюда наверх, в горы, вела асфальтовая дорога. Современный дворец из стекла и стали — вход в пещеру, словно прилип к Иверской горе. Пещера готовилась принять туристов.
Я спросил, как найти Гиви Смыра.
Абхазцы переглянулись; один из них ответил: он живет в Орлином гнезде. Видишь, красную крышу?
Он ткнул пальцем, как мне показалось, в небо. На вершине горы я разглядел домик с красной крышей.
— Во куда забрались Смыры. Только и там его не застанешь. Он в горах пропадает. Наверное, новую пещеру ищет.
— Говорят, уже нашел...
На полпути к Орлиному гнезду, когда сердце уже выскакивало из груди, я нагнал на тропе стройного худого старика, который спокойно и привычно лез вверх.
— Правильно иду к Гиви Смыру? — спросил я его.
— Правильно, — Подтвердил старик. — Идем вместе.
— Вы тоже туда?
— Я его дядя. Только Гиви сейчас в горах — камень колет. Он ведь скульптор...
Старик пригласил меня зайти.
Мы вошли в мощенный камнем дворик. Молодая женщина принесла нам кофе в беседку, увитую плющом.
— Видишь ли, — размышлял старик, — когда Гиви еще мальчишкой хотел спуститься в пропасть... и посмотреть, что там, многие смеялись над ним. Но когда узнали, что под землей сказка, все захотели туда попасть, только без всякого труда... С того дня, как пещеру стали оборудовать для туристов, Гиви туда не ходит.
— Почему?
— Люди не хотят искать, но любят находить, — задумчиво произнес старик.
...Дрезина рванулась в туннель, и в уши ударил шум колес, удесятеренный каменными сводами. В лицо бил тяжелый влажный ветер. Прямо над головой стремительно мелькали плафоны...
Спустя несколько минут я входил в зал Абхазия, тот самый зал, который когда-то поразил первооткрывателей. Обойдя этот гигантский каменный мешок, я нашел едва заметное отверстие, через которое когда-то проникли в зал спелеологи. Отсюда шел вертикальный путь на поверхность. По ступенчатому сухому руслу я добрался до озера Анатолия. Это был своеобразный «сифон», из глубины грота сюда приходила вода. На базе таких вот подземных источников иногда строят водопроводы. Так делают в Новом Афоне, Гагре. Крупный промышленный город Чиатура также питается карстовыми источниками.
Мост-эстакада над котловиной, на дне которой воздух как бы дымился в свете прожектора, привел в один из самых крупных в мире залов — зал Грузинских спелеологов. Площадь его почти 11 квадратных километров! В центре зала — белая кальцитовая гора. У ее подножия спелеологи обычно ставили палатку. Однажды они провели интересный опыт: уходя на поверхность, оставили лук, картошку и вбитые в землю стойки палатки, срубленные перед спуском в пещеру. Придя сюда через год, увидели, что картошка и лук проросли, а на палках появились бесцветные боковые побеги и даже раскрылись крошечные, тоже бесцветные листочки. Значит, глубоко под землю все же проникает определенное количество света, не воспринимаемое человеческим зрением.
По главной галерее я подымался все выше и выше. Миновал Глиняный зал, зал Иверию. В тишине слышался монотонный отрывистый стук: с потолка, из «органной трубы», падала вода. Полет капель с пятидесятиметровой высоты на глиняный пол рождал лепестковые сталагмиты — «лилии». Здесь галерея круто поворачивала, и я буквально наткнулся на Каджетскую крепость — так окрестили спелеологи массивное сооружение из кальцита, которое как бы охраняло подступы к главному дворцу пещеры — залу Тбилиси. Словно на часах, перед самым дворцом застыл трехметровый сталагмит Сторож.
Я вспомнил выражение восторга на лице Зураба, когда он говорил о зале Тбилиси. Выпуклое белое дно зала было покрыто водоемчиками; тончайшие кальцитовые кружева лежали по берегам. В свете прожектора они казались голубыми чашами с пенными ободками. Со стен свешивались натечные декорации и каменные занавеси. Посреди зала низвергался двадцатиметровый каменный водопад. Здесь же была уникальная созданная природой «лаборатория» пещерного жемчуга. Она насчитывала уже несколько сот самых разнообразных по величине, форме и блеску жемчужин. Как говорил Тинтилозов, они сравнительно молоды — им не более 150 лет.
Как бы на чердаке зала Тбилиси находился Геликтитовый салон. Зураб разжег мое любопытство рассказом о геликтитах — сталактитах сложной формы, и я, цепляясь за мокрые выступы, полез наверх.
Узорный пол салона был разрисован известковыми разводами. Потолок и стены покрыты крошечными сталактитами. Они сжимались пружиной, заворачивались в круги и вопросительные знаки... Эксцентрикой форм Геликтитовый салон соперничает с одной из самых прославленных пещер мира — Сигалер во Франции. Геликтиты встречаются чаще всего в гротах, где почти не ощущается движения воздуха. Воздух пещер вообще-то обладает многими таинственными свойствами. По сведениям ученых, в залах Новоафонской пещеры, благодаря излучениям натечно-капельных образований, ионизация воздуха в сто раз больше, чем в открытой приморской полосе. С этим, между прочим, связаны целебные свойства этой пещеры...
Гиви Смыр, можно сказать, сам нашел меня. В последний день перед отъездом я встретил в горах загорелого атлета с курчавой бородой. Он сидел на траве, тяжело уронив усталые руки. Рядом с ним сидели две большие собаки. Когда я проходил мимо, собаки чуть привстали; парень, улыбаясь, смотрел на меня большими карими глазами.
— Это вы были у нас в Орлином гнезде? Дядя сообщил мне ваши приметы...
Я подошел к Гиви, пожал протянутую руку.
— Отчего вы не приходите в пещеру?
— Давайте сделаем лифт на Эльбрус, чтобы каждый мог побывать на его вершинах, — засмеялся Гиви, впрочем, без всякой злости.
— В Новом Афоне о Гиви Смыре ходят чуть ли не легенды, — заметил я.
— Наши жители с появлением своей пещеры возгордились, — ответил Гиви. — А я бы хотел, чтобы благодаря этим открытиям у них появился интерес к поискам под землей. Для этого в Абхазии, как нигде есть огромные возможности. В горах близ Гудауты бьют самые крупные на Кавказе Мчиштинские источники. Значит, в этих недрах происходит огромная разрушительная работа. На Бзыбском хребте в районе перевала Дзина открыта самая глубокая пропасть в СССР — Снежная. Глубина ее более семисот метров. Нам до нее рукой подать, но открыли пропасть не мы, а студенты МГУ...
Он потрепал разморенных солнцем собак. Они вскочили, и Гиви тоже поднялся, взял с земли рюкзак.
— Мне пора, — сказал он.
Гиви спускался не спеша. Потом, думая, что я его уже не вижу, с гиканьем помчался вниз, обгоняя лающих собак.
Л. Лернер, спец. корр.
