Много буровых разбросано среди топких болот Западной Сибири: идет освоение богатейших месторождений нефти и газа.
В семидесяти километрах от Сургута, у истоков Черной речки, на маленьком сухом пятачке тюменской земли работала одна из буровых Федоровского месторождения. О событии, случившемся на этой буровой, рассказывает наш корреспондент.
Рядом всегда шумели дизели, стрекотал компрессор. Голоса работающих людей тонули в этом гуле.
...Бурдин обдумывал очередной ход, а сам внимательно вслушивался в шум за окном вагончика. Оттого и поза у него была напряженной, не как у шахматиста, ушедшего с головой в комбинации ходов. Привычное ухо различало каждый звук. Федор — он сел играть в шахматы за компанию, решил помочь инженеру бороться со сном — тоже невольно слушает... Вот трубу тросом-«легостью» подтянули, поставили стоймя. Зашипел сжатый воздух — бурильщик пневматическую муфту на лебедке переключил. Лязгнули тяжелые замки — элеватор на трубе закрыли. Заныла лебедка — тальблок кверху двинулся. Остановился у люльки верхового, паузу небольшую сделал, словно передохнул. Снова зашипел воздух, и снова заныла лебедка. Обсаживали верхнюю часть скважины, чтобы удержать сыпучие пласты. С вечера, наверное, спустили метров двести...
— Так!.. — вслушивается Бурдин, словно ход обдумывает.
Торопливые шаги приближаются к вагончику. Бурдин и это слышит. Стучат. Не очень громко, но Вячеслав сразу встает. Распахивает дверь.
— Зовет! — проговорил запыхавшийся помбур.
Бурдин — руки в рукава и вон из вагончика. Остался Федя за двоих на одной доске играть. Чувствует, не скоро придет партнер, по пустякам не позовут.
Еще утром, когда начался спуск, инженер Вячеслав Бурдин заметил, что устье скважины ведет себя неважно. Заметил и Сергей Яцков, бурильщик. Говорить об этом не стали, призадумались слегка, молча разошлись...
Следом за помбуром Вячеслав добежал до вышки.
— Плывун?
— Да, — ответил бурильщик, — прорвался, через пару часов пойдет под основание вышки.
Замолчала буровая. На холостых оборотах лопочут дизели. Над хилыми сосенками, над болотом белая ночь. От озера тянется туман, постепенно закрывает вышку, укутывает белым одеялом. Костер рядом с вышкой прогорел. Кто-то подкинул охапку сучьев...
— Гиблое дело. Придется вышку на другое место тащить... — Сергей Яцков внимательно смотрит на инженера.
«Останавливают плывун. Да, только не на болоте, — думает Бурдин. — Удастся ли?»
Час-другой еще надо было выждать, и Бурдин ушел в вагончик — подсчитать, подумать, сколько же цемента, «золотого» цемента (ведь его везут по воздуху), сожрет этот проклятый плывун...
В вагончике Федор спал поверх спального мешка, съежился от холода. Шахматная доска стояла по-прежнему на столе.
— Ишь ты, мат мне поставил, — сказал Бурдин.
Спящий парнишка был похож на ребенка. Рыжеватые волосы смешно топорщились, руки обхватили спальным мешок. Совсем недавно он прошел через свое первое испытание. Было это на речке Покамас, у впадения ее в Обь. Перегоняли технику с одной буровой на другую, грузились на баржу. Нужно было подготовить подходы к причалу. После сильного дождя глина налипала на гусеницы толстыми пластами, трактор скользил. Бригадир приказал снять с кабины дверцы. Сталкивая под обрыв деревья, корни, срезая склон, бульдозер осторожно подбирался к берегу. Неожиданно вал грунта, нарытый машиной, осел.
— Выпрыгивай! — страшным голосом крикнул бригадир.
Но Федор, вместо того чтобы последовать команде, изо всех сил вцепился в рычаги, боясь расстаться с машиной. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее бульдозер поволокло вниз. Какая-то сила рванула Федю из кабины. Все дальнейшее происходило как в замедленных кинокадрах. Собственными глазами Федор видел: бульдозер ухнул в реку, раздалась и сомкнулась вспененная вода. По спине прошел холод. Ведь парень мысленно все еще сидел в кабине и в то же время видел, как машина ушла на дно, а из кабины так никто и не выпрыгнул. Булькал воздух, разошелся кругами последний пузырь. Бригадир толкнул Федю в бок.
— Махни хоть рукой на прощание. Ты что, не слышал, как тебе кричали? Почему не прыгал?! Еле вытащили из кабины.
— Что же теперь будет с машиной?
— Вытаскивать надо, а не думать, что будет!
Вокруг сидящего на пеньке парнишки столпились люди и молчали. Потом с лодки промеряли шестами дно, нащупали бульдозер. Бригадир сразу повеселел и уже подшучивал над парнем, на лице которого все еще было написано: «Что же теперь будет?»
...Через час за Бурдиным пришел сам бурильщик.
— Не останавливается. Пошел под основание. Кажется, вышка уже дрожит.
— Идем.
Вячеслав проткнул ломом землю, лом провалился, как в кисель. Бурдин и бурильщик подняли головы. Оттяжки с одной стороны натянулись, с другой ослабли. Вышка начала крениться. Вот-вот плывун размоет окончательно пятачок грунта, на котором стоит тяжелая конструкция, и вышка рухнет...
Подняли на ноги Федю. Инженер объяснял ему, что делать, а парнишка никак не мог разлепить веки. Потом до бульдозериста вдруг разом дошло, что положение угрожающее. И он погнал машину к лесному завалу.
— Легче, легче, — кричали ему вслед, — утонешь!
Федин бульдозер вертелся на широких болотных гусеницах, зарывался в дерн, гусеницы почти целиком скрывались в коричневой болотной жиже.
— Эй! Эй! Придерживай вожжи! Легче на поворотах!
Ревел двигатель, бульдозер, как рассерженный зверь, ворочался среди бурелома, поддевал ножом стволы, корневища, толкал их к вышке, вдавливал гусеницами в мягкий грунт, снова несся к завалу, который образовался при расчистке площадки, снова толкал гору искореженных, изломанных стволов — и снова все это уходило в землю.
А бригада тем временем таскала к скважине цемент.
— Поторапливайтесь, ребята, — приговаривал Бурдин, он вместе со всеми носил мешки.
— Так это ж прорва, разве ее насытишь?
— Сами пробурили, сами и закупорим. Рядом пробурим.
Тридцать с лишним тонн цемента было сложено ровным штабелем в стороне от вышки. Он был приготовлен для укрепления обсадных труб. Теперь его пожирал размытый плывуном пласт. От штабеля к скважине по зыбкому настилу из обрубков бревен двигалась цепочка людей с мешками. Ступишь неосторожно — бросай мешок, а то уйдешь в болото по колено, по пояс.
Огромное оранжевое солнце завершало свой круг над болотами. Оно двигалось размеренно, точно, безостановочно поворачивая на земле тень от вышки. Было заметно, как сильно накренился правый угол вышки. У основания почва пружинила. Временами кто-нибудь, освободившись от мешка, становился на земле и начинал раскачиваться на широко расставленных ногах.
— Ого! А что, если сразу все провалимся, со всем имуществом?
Нужно было немного подождать. Цемент мог уже сделать свое дело.
— Отбой, мужики! — сложив ладони рупором, крикнул Бурдин. — Всем спать!
Бурдин и Сергей Яцков не спали. Сергей сидел на мешке. Бурдин бродил между тумб основания. На единственном сухом месте, на развороченном штабеле цемента спала бригада. Стоял с поднятым ножом бульдозер, с его гусениц свисал дерн. Из земли там и здесь торчали исковерканные стволы деревьев.
— Сергей, играй подъем, — проговорил Бурдин сдавленным голосом, — все начинать сначала.
После короткого сна усталость чувствовалась сильнее. Шли вторые сутки. Пятнадцать тонн цемента перетаскано на плечах к скважине. А плывун прет еще сильнее. Бурдин прекрасно все это видел, видел и Яцков. Через несколько часов могут лопнуть оттяжки слева, и тогда все будет кончено. Буровая с дизельной, насосами и всем оборудованием начнет медленно погружаться, скроется с глаз совершенно, как погибший корабль, только и останется — развороченное рыжее месиво, пятно которого будет видно с воздуха.
Бурдин был уверен, что цементом, который имелся в его распоряжении, плывун будет остановлен. С базы давно ответили: «Действуйте сообразно обстановке». На месте была всего лишь одна вахта, один бурильщик и инженер, который в данном случае выполнял обязанности бурового мастера.
Пролетела короткая летняя ночь. Над вершинами елей снова начинало свой круг северное солнце, оно казалось воспаленным от усталости и бессонницы.
Один из парней — Пашка Седых — не выдержал. Он швырнул мешок с плеч в трясину.
— Я не каторжный! И не сумасшедший!...
Свое пребывание в бригаде Пашка начал с «приключения». Прошлым летом с двумя ребятами поехал на тракторе за дровами для столовой. Собирая спелую бруснику, Павел незаметно ушел в глубь леса. Казалось, где-то рядом слышались зовущие голоса и гул трактора. «Доедут без меня, пройду напрямик», — решил парень.
Лес становился темнее и гуще. Небо просвечивало сквозь сомкнувшиеся над головой кроны деревьев бледными лоскутами. Внизу, во влажном сумраке, ноги погружались по колено в мягкие мшистые кочки, с сухих нижних сучьев свисали светло-зеленые пряди мха-бородача. Пашке стало не по себе, и он прибавил шагу. Впереди показалось светлое пространство, лес стал редеть. Павел вышел на открытое место. Над широким, почти до самого горизонта, болотом колебался и дрожал на солнце воздух. Казалось, одиноко стоящие деревья медленно двигаются, плывут, и несется над головой легкий пронзительный звон. Сзади был темный ельник, впереди болото. «Эх, была не была», — сказал сам себе Павел и шагнул вперед. Павел шел, а расстояние до опушки на противоположной стороне почти не сокращалось. Павел прибавил шагу, почти побежал, насколько это было возможно. Вот тут-то болото потянуло его к себе; глубже, глубже погружались ноги, их нельзя было вытащить, и человек, как пойманное насекомое, уже барахтался на одном месте. Потом он выбился из сил и понял, что нужно вести себя как-то иначе, стал двигаться ползком. Цепляясь за кочки, полз к небольшому островку березок.
Наконец ухватился за гибкие, выскальзывающие из мокрых рук ветки и выбрался на сухое место...
Не чувствуя под собой ног от счастья, от того, что нашел дорогу, подходил Пашка к вагончикам. Страх прошел, и было сладкое ощущение пережитой опасности. Но появление на буровой целого и невредимого Павла ни у кого не вызвало радости: его словно не замечали. С трудом скрываемая довольная улыбка сошла с Пашкиного лица. «Может, они не знают, что я заблудился?» — подумал парень.
Через некоторое время с ним заговорили.
— Ты знал, что одному нельзя уходить в тайгу? Тебе кричали. Ты даже не отозвался! Знаешь, что бывает в таких случаях? Вертолеты снимают с работы, отправляют на поиски!
Обиднее всего был разговор с бурильщиком Яцковым. Он сидел на ступеньках вагончика и ронял слова, словно нехотя сбрасывал ногой камни с берега в речку:
— Высуши одежду... мне гриппозники не нужны. Не забывай, что в ночь на вахту...
И вот сейчас Пашка сидел на корневище, а мимо двигалась цепочка людей с мешками и бревнами. Под основание вышки продолжали забивать стволы деревьев, пни, затем пошел в ход и цемент.
— Мне надоели и эти вагончики и болото, которое вы называете тайгой!
Его не слушали, продолжали работать. Наконец Бурдин дал команду:
— Отбой, парни. Отдыхать! В балки!
Кто-то усомнился:
— Неужели успокоился? Надолго ли?
— Может быть, здесь и отдохнем? А то одевайся, раздевайся — время только идет.
Но Бурдин уверенно направился к вагончикам, за ним остальные. Замыкал шествие Пашка.
Через полчаса буровая словно вымерла. Каждый спал в позе, в которой сон свалил его, кто полураздетым, кто с папиросой в зубах. Не спал только Сергей Яцков на буровой. Он дежурил у скважины, потом его должен был сменить Бурдин.
Первым открыл глаза Федя. Стояла неестественная тишина, ни один механизм не работал. Бульдозерист вскочил, но тут же вспомнил, что плывун остановлен и что за ним наблюдает бурильщик.
Федя оделся и пошел к вышке. Там Яцков расхаживал у основания и напевал себе под нос, чтобы не так томительно тянулись часы. Федя никогда не видел бурильщика поющим, он и разговаривал-то редко.
— Сергей, а Сергей, давай я тебя сменю.
Яцков встрепенулся, словно его разбудили.
— Спасибо, Федя, нельзя, Бурдин должен меня менять.
— А что же теперь? Может, опять цемент таскать придется?
— Все может быть.
— А если остановили плывун? Как теперь бурить?
— Отцентрируем вышку и забуримся в сторону.
Они присели. Парнишке захотелось рассказать Сергею, который был старше всего на несколько лет, о том, как в первое время хотел все бросить и уехать.
— Так всегда бывает, — отвечал ему Сергей.
Один сразу бежит без оглядки, другой «ломается» в трудную минуту, вроде Пашки, но большинство остаются...
Плывун молчал. Люди выколачивали одежду, пропитавшуюся цементной пылью, пришивали оторванные пуговицы, рукава, мылись, брились. Бурдин как ни в чем не бывало сидел с Федором за очередной шахматной партией.
Еще через день прилетел вертолет со второй вахтой. Машина работала винтами над чистой поляной возле вагончиков. На землю летели рюкзаки, спальные мешки, высаживались люди.
— Целы? Не уплыли?
— Больные есть?
— Есть! Забирай этого парня. Пашка опустил глаза.
Рядом стоял маленький щупленький Федя.
— Нет, не этого.
— Сергей! Разреши остаться!
— Лети, парень, — заговорили доброжелательно вокруг.
— Сергей, разреши остаться! Яцков нахмурился.
— Смотри сам...
Пилот задвинул дверцу кабины, поднял машину в воздух. На прощание дал круг над покосившейся вышкой и взял курс на базу. Под вертолетом плыли озера, реки, неизвестно где берущие начало и неизвестно где кончающиеся, сосновые гривы, болота, покрытые чахлыми березками и зелеными крапинками елей. Северное солнце завершало свой очередной круг
Андрей Фролов
