Сухой горячий ветер подхватил жухлый лист каштана, рванулся и, ударившись о край тротуара, поднял столб пыли. Борис прищурился и отвернулся от колких песчинок.
Летом в город наезжало много отдыхающих. У остановки толпились люди. Одни спешили на базар, другие на пляж, третьи торопились к причалу. Поэтому Борис предпочитал добираться до работы пешком.
По раскаленной площади тянулся поток автомашин. Одна из них проехала совсем рядом. В этот момент как-то очень отчетливо вспомнился семидесятый год. Наверное, самый главный в жизни Бориса. И тогда улицы так же встретили его не по-утреннему жарким солнцем...
27 июля 1970 года, 8 часов 20 минут...
— Скорее к главному, — протараторила в телефонную трубку секретарша, едва Борис присел к рабочему столу.
— Что за спешка?
— Не знаю. Беретов приказал собрать всех завов.
Когда Борис вошел в кабинет главного врача, там уже сидели заведующие отделами областной санэпидстанции.
— Вот и Овдиенко... Все в сборе?..
Беретов поднялся.
— Сейчас мне звонили из Водного. На рассвете там умер человек. Их эпидемиолог подозревает холеру. Да-да... Не удивляйтесь. Я и сам в это не верю. Холера... Сорок пять лет ее у нас не было. Я думаю — острая дизентерия. Но проверить надо все досконально. Вы, Овдиенко, как эпидемиолог срочно выезжайте в Водное. Возьмите с собой бактериолога.
27 июля 1970 года, 12 часов 20 минут...
Небольшой старинный флигель, где размещался врачебный корпус районной больницы, выглядывал затейливыми башенками из гущи вековых кленов. «Наверное, здесь в старое время был парк», — Борис потянул на себя тяжелую дверь.
Разговор с главврачом носил общий характер. Ничего конкретного и доказательного он не сообщил. Речь шла лишь о симптомах болезни.
— А ведь, похоже, холера, — сказал приехавший с Борисом бактериолог Кружков. — Прямо как в учебнике. Все в наличии и в полном комплекте. Где у вас лаборатория? — обратился он к главврачу. — Давайте начнем с анализов...
Борис внимательно просматривал медицинское заключение.
«Иван Егорович Ломов... Плотник с мебельного комбината... Участковый врач приехал, когда тот уже был мертв...»
Перевернул страницу.
«Бледная кожа... Много складок... Видимо, от обезвоживания».
«Где ж он мог подцепить эту заразу?» — подумал Борис. И поймал себя на том, что рассуждает о предполагаемом как о доказанном факте. «Нет, так и самому недолго в панику удариться. Вначале надо убедиться, установить, а уж потом...»
Борис отодвинул акт осмотра.
«Почему поздно вызвали врача?.. Холера может развиваться от нескольких часов до недели. При постановке диагноза прежде всего необходимо отличить холеру от отравления грибами, клещевиной, химическими ядами, наконец, от бактерианальной дизентерии. Надо немедленно расспросить всех — врача, домашних».
Участковый врач оказался молоденьким пареньком, всего год назад окончившим институт.
— Скажите, это холера? — спросил он взволнованно.
— Не исключено. Поехали-ка в дом покойного. По дороге расскажешь все, как было. Только как можно подробнее...
Крутая улочка от больницы спускалась к реке. Не доезжая до пристани, машина свернула к большому приземистому дому...
— Ты, сынок, чего хочешь? — К Борису подошла худенькая старушка в черном платке.
— А вы кто будете, бабуся?
Старушка всхлипнула.
— Тетка я Ивана-то, покойного. Вот уж не думала...
— Мне бы с его женой поговорить...
— Иди, иди, милый, — старуха раскрыла перед Борисом дверь.
— Послушай, — шепнул Борис участковому врачу, — выпроводи со двора всех. Только о холере ни слова. Понял?
В комнате пахло прелью. Борис огляделся. Зеркало в шкафу закрыто простыней. Полная женщина сидела спиной к вошедшим. Старушка взяла ее за локоть. Она повернулась, посмотрела на Бориса и вдруг громко заголосила.
У него к горлу подкатился комок. До этого он думал только об инфекции, а тут было горе.
С трудом успокоив жену Ломова, Борис стал ее расспрашивать...
— Утром приехала я от снохи, а в доме только тетка Пелагея. Спрашиваю об Иване. Она мне и... Ой, горюшко-то!.. — снова запричитала женщина.
— Значит, он при вас заболел? — Борис взглянул на старуху.
— Не знаю, милок. Третьего дня хозяин наш собрался молча и уехал куда-то. С собой банку с бензином брал для моторки. Приехал вчера к вечеру. Не поел даже, спать лег. А ночь всю ему плохо было. Я-то думала, съел чего дурного. Отравился. Оттого и пил часто, — старушка вытерла уголком платка слезы. — Потом вроде чуток забылся, уснул. К утру его снова начало выворачивать... На глазах таял... Как ломать Ивана начало, я за доктором побежала. Пришли, а он, ласкова душа, кончился уже...
— В отпуске он был, — вмешалась в разговор жена Ломова. — Собирался все в плавни съездить, дружков проведать. У него их там много. Думаю, к рыбакам он ездил. Иван Егорович-то мой до комбината в рыбколхозе работал...
— А к кому, куда? Мне б точнее...
— Не знаем...
Борис понял, что найти всех, кто общался с Ломовым, если лаборатория подтвердит холеру, будет нелегко.
27 июля 1970 года, 14 часов 00 минут...
Врачи возвращались пешком. Надо было поговорить, сопоставить...
Борис мысленно повторял все, что помнил о холере.
...Раз в двенадцать лет в Индии, на реке Ганг, в городе Хардвар происходит грандиозный праздник Кумба Мела. Со всех уголков страны стекаются сюда богомольцы, больные, калеки. Такое огромное скопление народа, одновременное массовое омовение в реке способствуют вспышкам различных заболеваний. В том числе и холеры. По существу, она там никогда и не прекращается. Люди расходятся и разъезжаются по домам после праздника, разнося болезнь. Как правило, с этого момента начинаются крупные эпидемии холеры, перерастающие зачастую в пандемию (1 Пандемия — эпидемия, охватывающая население ряда стран.). В прошлом, начиная с 1817 года, холера шесть раз обходила земной шар, не оставляя неприкосновенной ни одну страну. До сих пор статистика хранит в своей памяти десятки, сотни тысяч заболевших и умерших от холеры. Например, в первую пандемию только в одном Петербурге летом 1831 года холера унесла семь тысяч жизней. Во время третьей пандемии в Московской губернии в 1848 году заболело 59 000, из которых погибло почти 28 000 человек. С 1961 года началась седьмая пандемия холеры. Болезнь распространилась в ряде районов Азии, Среднего Востока, подошла к югу Европы...
Есть у холеры разновидность, так называемая Эль-Тор. Ее открыли в 1905 году на карантинной станции Эль-Тор в Египте. Занесли ее туда пилигримы из Индонезии, с острова Сулавеси.
Борис старался вспомнить последние зарубежные сообщения. Многие утверждают, что при пандемии даже самый идеальный карантин не в силах проконтролировать случайное проникновение заболевания в страну при современных средствах передвижения.
Бактериолога Кружкова он застал в лаборатории.
— Часа через два будет результат. Да, забыл сказать, вас эпидемиолог здешний разыскивает. Он у главного.
— Сергей, — представился Борису эпидемиолог.
Борис придвинул телефон.
— Прежде всего, Сергей, направь дезбригаду в дом Ломова. Сдается и мне, что это холера. Если предположения подтвердятся, тогда... Давай-ка прикинем возможности на случай карантина...
27 июля 1970 года, 16 часов 20 минут...
Первое, что помнил Борис, это торопливые шаги за дверью, а затем тревожное лицо Кружкова.
— Холера, — с нервной хрипотой произнес он, — вибрион Эль-Тор. Значит, попала все-таки...
В лаборатории бактериолог показал врачам больницы три стеклянные плошки с плотными крышками. Борис взял один сосуд и посмотрел на свет. На прозрачных стенках прилипли синевато-голубые росинки — колонии Эль-Тора.
27 июля 1970 года, 16 часов 50 минут...
Не было ни беготни, ни суеты. Врачи и сестры внешне спокойно выполняли свои дела. В двухэтажном здании в глубине больничной усадьбы санитары разворачивали холерный госпиталь с провизорным отделением и изолятором...
Чрезвычайная противоэпидемическая комиссия обосновалась здесь же, во врачебном корпусе на кленовой аллее. У входа уже лежали дезковрики — мешковина в несколько слоев, смоченная хлорной известью. Налево от двери к стене были прибиты рукомойники с дезинфицирующим раствором. В кабинете главного врача собрались руководители местных предприятий, транспорта, милиции, торговли, санитарный актив. Борис вглядывался в сидящих. Усталые и встревоженные лица. Они понимали серьезность положения. Инфекция могла нарушить ритм жизни. Необходимо было сейчас в этой вот комнате решить, как действовать в создавшейся обстановке, как перестроиться в ней, пока врачи полностью локализуют болезнь.
Председатель ЧПК — руководитель районного Совета — попросил Бориса коротко ознакомить присутствующих с характерными особенностями заболевания. Борис сосредоточился только на главном, отметая в данный момент все, что ему казалось лишним: терминологию. Цифры, успокаивающие факты. Он говорил о холере как о классической болезни грязных рук, неопрятности. Предупредил, что она передается через пищу, через свежие овощи, фрукты, воду.
— Эль-Тор коварен. Сегодня мы в этом убедились. Дорога каждая минута. Я до сих пор не установил, куда ездил погибший, с кем он был в контакте. Чтобы это узнать, надо провести эпидемическое расследование. Поэтому прошу меня отпустить до окончания заседания ЧПК...
27 июля 1970 года, 17 часов 35 минут...
Борис начал дознание с соседей Ломова. Кто-то вспомнил, что тот собирался на своей лодке съездить в Матвеево. Там вроде бы его дружок живет, рыбак.
«Значит, он шел рекой... Наверняка останавливался не только в Матвееве. Мог пристать в любом месте... Друзей-то у него было много, — вспомнил Борис слова жены Ломова. — Возьму-ка на всякий случай его фотографию», — решил он.
Предъявив свое удостоверение милиционеру, дежурившему у дома Ломова, Борис зашел в комнату. Старушку и жену Ломова отправили в госпиталь. Резко пахло хлоркой и лизолом. На стене в самодельной рамке висело с десяток фотографий. Среди них Борис выбрал, как ему показалось, недавнюю. Ножом осторожно отогнул гвоздики сзади, снял фанерку и вынул фотографию. Полноватый, улыбающийся Ломов с медалями на груди был снят у огромного куста сирени. «Во дворе такая», — вспомнил Борис. На оборотной стороне снимка он прочитал: «9 мая 1970 года». «Совсем недавно снимался, в День Победы... Надо же так: войну прошел, выжил, а от несчастной холеры погиб». Борис достал бумажник и вложил в него фотографию.
В распоряжение врачей выделялся любой транспорт — от вертолета до вездехода-амфибии... Борис сел за руль быстроходного спасательного катера. Сергей, отталкиваясь багром от причала, предложил:
— Будем останавливаться у каждого населенного пункта. Кто-нибудь да видел Ломова...
Скоро за поворотом показался выгон, а за ним на пригорке деревня. Борис сбавил газ и направил катер к мосткам. На них две женщины вальками отбивали белье, у лодок ребятишки удили рыбу.
— Как улов? — спросил Борис, присев рядом.
— А-а!.. — Мальчишка в тельняшке с отрезанными рукавами махнул рукой. — Сидим с обеда и всего четыре лещика. Кошке мало...
— Слушайте, ребята. Вы вот этого дядьку дня три назад не видали? — Борис вынул фотографию.
Ребятишки покачали головами...
— Нет... А вы из милиции? — спросил самый маленький из них.
— Это почему?
— Милиция всегда фотографии показывает, когда ищет кого-нибудь...
— Все-то ты знаешь, — улыбнулся Борис.
— А в кино... — протянул мальчуган.
«Если бы это было кино...» — подумал Борис.
В деревне, кому бы врачи ни показывали снимок Ломова, никто не сказал ничего определенного.
— Поедем-ка лучше сразу в Матвеево.
Борис вывел катер к густому тростнику.
Ориентироваться можно было только по узким полоскам воды, пробитым лодками через плотные заросли. Протоки постепенно сужались, превращаясь в своеобразные водные тропинки.
— Заехали, — буркнул Борис. — Будем теперь вертеться, как в лабиринте...
Он направил катер в протоку. Вдали показалась свободная вода, и вскоре они выплыли на широкое место.
Часа через полтора навстречу попался рыбак.
— Матвеево? Так вы не сюда. Вам обратно надо... Пройдете четыре поворота, там развод будет. В левую протоку и заходите...
27 июля 1970 года, 21 час 15 минут...
Солнце село, но золотистые разливы по уставшему от жары небу не давали темноте окончательно закрыть землю. Наверное, это и были те поздние вечера, когда еще светло, а через несколько минут все вокруг неожиданно проваливается в синюю бездну ночи. Катер с врачами, отводя бортами в сторону приторенные к столбикам лодки, пристал к матвеевскому берегу...
Правление колхоза найти было нетрудно: белый широкий дом заливал свет трех фонарей. У крыльца толпилась молодежь. Слышалась музыка. Председателя колхоза застали еще работающим с какими-то бумагами.
Он слушал не перебивая. Брови его все ближе сходились на переносице, за щеками ходили желваки.
— Знаю я Ломова, — сказал он, когда Борис кончил говорить. — Иван мне друг был... Вместе росли, воевали...
— К кому он мог заехать в этот раз?
— К Донатову мог... К почтальону... Он у самой реки живет.
Семья почтальона пила чай на просторной веранде.
— Проходите, проходите, гости дорогие, — засуетились хозяева. — К столу садитесь...
— Плохие мы гости, Донатов, — глухо произнес председатель колхоза, — Иван-то... Ломов... Приказал долго жить.
И снова Борису пришлось рассказывать печальную историю о смерти Ломова.
— Видел я его, — сказал Донатов после непродолжительного молчания. — Спросил, доберется ли засветло до Байковки. В половодье у нас часто путь сбивает... Только я с ним с берега разговаривал. Иван так с лодки и не сходил...
— К кому поехал, не говорил?
— Не сказывал. И мне вроде незачем...
28 июля 1970 года, 3 часа 00 минут...
До Байковки матвеевский председатель дал водомет.
— Во-первых, рулевой хорошо дорогу знает: ночью обязательно собьетесь без проводника. Во-вторых, побыстрее...
От колхозного катера тянуло соляркой. Мягко постукивал мотор. Из темноты на Бориса выплывало его родное село на Черниговщине. Красивое, с садами, густыми ивами над прозрачной речушкой. Уже засыпая, Борис вспомнил Ленинград, институт...
Рулевой потряс его за плечо:
— К Капелевской тоне подходим... Зайдем, что ли?
Борис согласился...
— Кто-о-о? — донеслось с причала.
— Врачи из района...
— Так Сухова еще днем ваши увезли.
Борис с Сергеем недоуменно переглянулись....
Катер, заглушая мотор, притерся бортом к причальным бревнам. К приехавшим подошел приемщик с погашенным фонарем. В молочном предутреннем свете уже можно было обойтись без него.
— Кто увез вашего Сухова? Что с ним? — опросил Борис.
— Кто ж его знает, что у него, — развел руками приемщик. — Резь в животе была, на стену лез человек... По телефону врачей вызвали...
— Где у вас телефон? — Не дожидаясь ответа, Борис заспешил к конторке.
Дозвониться до районной больницы смогли через полчаса. Пока выясняли, что да как, рассвело.
В трубке трещало, и Борис плотнее прижимал ее к уху, чтобы лучше разобрать говорящего.
— Что? Сухов, говорю. Что? Да говорите разборчивее!
Неожиданно послышался отчетливый женский голос:
— Сухов доставлен с аппендицитом. Уже оперирован...
В трубке снова затрещало, женский голос искажался, становился все более неразборчивым.
Борис отошел от телефона. Взглянул на Сергея.
— Все в порядке. Аппендицит...
Приемщика предупредили о заболевании. Он покачал удивленно головой:
— Смотри-ка. И откуда ж она взялась?
— Вот и выясняем. Словом, скажите своим рыбакам, чтобы не пили забортную воду. Берите лучше с собой анкерки с кипяченой. Если что, сразу звоните в больницу...
28 июля 1970 года, 4 часа 20 минут...
Занимался восход. Сквозь утренний туман проглядывалась розовая полоска. Она постепенно росла и становилась ярче. Туман опускался ниже к воде, оседал...
— Красиво-то как, — сказал Сергей, показывая в сторону восхода. Борис молча смотрел на поднимающееся светило.
...До сих пор спорят геофизики, океанологи, климатологи, метеорологи с биологами и медиками, которые иногда отвергают влияние циклической деятельности Солнца на биосферу и на ход жизни в ней. Известный советский ученый-физик А. Л. Чижевский проследил последовательность холерных атак и поведение Солнца в период пандемий. Он доказал, что холерные пандемии, целиком охватывавшие планету в прошлом столетии, обнаруживали соответствие во всех своих колебаниях с изменениями в силе пятнообразовательного процесса на Солнце. Годы максимумов и минимумов солнцедеятельности совпадали с началом и концом пандемий...
— Подходим. — Рулевой пустил мотор на холостые обороты. — Вон (рыбаки уже на лов идут...
Борис соскочил на дощатый настил и пошел к собравшимся на берегу рыбакам.
— Здравствуйте! А начальство где?
— Я за него... Бригадир.
К нему подошел высокий парень в брезентовой робе. Борис показал ему фотографию. Парень взял ее в руки, пригляделся, позвал рыбаков.
— Это ж Ломов, — сказал один из них. — Я его с дедом Морозовым видел. Вроде рыбалить собрались, снасти несли...
— А где Морозов живет?
— На той стороне деревни, около болота. Его изба одна там осталась...
— Давайте провожу, — вызвался бригадир, — все равно мне в контору надо.
По дороге Борис и Сергей сообщили ему о случившемся. Парень испугался.
— И мы заболеть можем?
— Необязательно. Только необходимо при малейшем заболевании желудка обратиться в медпункт. Кстати, зайдем туда, возьмем с собой фельдшера. Он при медпункте живет?
Бригадир кивнул.
Вместе с фельдшерицей, женщиной лет тридцати, они направились к дому Морозова. Вчетвером они подошли к осевшей деревянной избе. По двору разгуливал в одиночестве крупный рыжий петух.
— Он у деда заместо пса, — улыбнулся бригадир. — Имя даже собачье — Полкан...
— Дед один живет?
— Один... Старуха второй год как померла. Дети где-то далеко.
Борис постучал в обитую мешковиной дверь.
— Да заходите, он все равно не услышит. — Бригадир толкнул скрипящую дверь. — Эй, дед! Ты где?
Никто не отозвался.
Отодвинув бригадира плечом, Борис быстро вошел в избу. На полу в одном исподнем лежал старик.
Борис нагнулся над ним и тут же выпрямился.
— Жив. Нужна срочная помощь. Вызывайте вертолет с бригадой. Послушай, друг, — повернулся он к бригадиру. — Сюда нельзя никого пускать. Собери комсомольцев, дружинников, объясни все, как есть... Понял?
— Доктор, это холера? — На Бориса смотрели округлившиеся глаза фельдшерицы.
— Безусловно... А что?
— Я не могу... Я боюсь...
Фельдшерица что-то беззвучно шептала, на ее глазах выступили слезы.
— Боюсь я, — тихо повторила она.
— Возьмите себя в руки. Вы — медик и знаете, что холера не передается по воздуху... Стыдно, честное слово...
Борис опять нагнулся над больным.
— Подайте лучше медицинскую сумку. И еще, — он помедлил. — Идите в медпункт, приготовьте раствор хлорной извести. Соберите санактив. Здесь надо все продезинфицировать.
28 июля 1970 года, 6 часов 00 минут...
Он сделал Морозову одну инъекцию, другую. Но тот не приходил в сознание, и Борис принялся растирать старику грудь...
Нарастал шум мотора. Низко, почти касаясь верхушек деревьев, пролетел вертолет. На мгновение зависнув, он опустился на площадку у дороги. Из боковой дверцы, помогая друг другу, спрыгивали на землю врачи, фельдшеры, лаборанты, выгружалась аппаратура.
Старик постепенно стал приходить в себя. Прибывшие врачи готовились к обследованию.
В медпункте бактериологи оборудовали лабораторию.
Полный терапевт сменил Бориса, и он вышел во двор. Изба Морозова стояла у самого края болота. «В половодье, наверное, заливает... Соседи-то подальше и повыше построились...»
Санитары разводили в ведрах хлорную известь. Петух Полкан стоял рядом и, склонив набок голову, недружелюбно поглядывал на них. «Надо бы его кому-нибудь отдать», — подумал Борис и попросил санитара поймать Полкана.
С дедовым петухом Борис поднялся к соседнему дому. Не успел он открыть калитку, как ему под ноги бросился пушистый лающий комок.
— Замолчи, дьявол! — Навстречу Борису из-за сарая вышла женщина с охапкой поленьев. Увидев врача в халате, она опустила дрова на землю, вытерла руки о фартук.
— Вы не сможете на время приютить этого красавца? — Борис протянул петуха. — Пола Морозов из больницы не вернется...
Женщина боязливо посмотрела на птицу.
— А от него заразы не будет?
— Что вы, что вы! Он чист, как агнец, — Борис засмеялся.
Женщина осторожно взяла петуха в фартук и пустила его в курятник.
Борис повернул к лаборатории. Он понимал, что теперь у него впереди много дел.
Вас. Аникин
