Сололо — небольшое, шатров на двести, селение, уютно разместившееся среди зеленых холмов, заходящих сюда с эфиопской территории. На языке габбра название этого селения означает «место многочисленных водопоев». Вокруг Сололо действительно много колодцев, а следовательно, народу здесь живет множество. Там и здесь встречаются мелкие, но постоянные стойбища, по холмам бродят обильные стада. В самом Сололо есть даже нечто вроде водопровода, по которому вода с холмов бежит в бетонированную яму, откуда местные жители берут драгоценную влагу.
Самый крайний север Кении — небольшая полоска шириной в какие-нибудь десять километров вдоль границы с Эфиопией, куда более обжитая, чем пустынные районы внутреннего севера.
У этого района свой особый колорит, резко отличающий его от остальных частей Кении. К востоку и северу от Сололо кончаются земли, контролируемые племенем габбра, и начинается территория народа боран. Когда-то они обитали в районе Рога Африки (1 Рог Африки (Африканский Рог) — принятое в географии название Сомалийского полуострова, глубоко выдающегося на восток в форме рога,— Прим. автора.), затем, несколько веков назад, откочевали в северную Эфиопию, а уже в начале нынешнего века вторглись в Кению. В Эфиопии живет около двух миллионов боран, а в Кении — лишь тридцать пять тысяч. Кенийские боран продолжают рассматривать Эфиопию как свою родину, подчиняются султанам и вождям, живущим по ту сторону границы, посещают эфиопскую территорию для участия в своих ритуальных церемониях.
Я ходил по тропам, связывающим жилища боран в кенийском селении Сололо, все время ловя себя на мысли, что нахожусь в Эфиопии. Прежде всего поражал внешний вид строений. Те боран, которые жили в Сололо постоянно, строили себе глинобитные хижины; те из них, кто лишь временно останавливался в «месте многочисленных водопоев», раскидывали шатры, крытые шкурами.
Стены и хижин и шатров были разрисованы то примитивным орнаментом, то схематичным изображением животных. Выцарапанные на шкурах жирафы и львы удивительно походили на древние наскальные рисунки, а орнамент, состоящий из последовательного чередования кругов различной величины, напоминал загадочные рисунки, виденные мною на скалах близ гор Кулал. В некоторых жилищах висят огромные, до трех метров в длину, настенные ковры. Их делают из козьих шкур, поверх которых нашивают бисер и аппликации из кусочков разноцветного меха. По стенам развешиваются также праздничные кожаные наряды женщин боран, богато орнаментированные бусинками и ракушками, и изукрашенные бисером пояса. Такая страсть к украшению жилищ характерна для Эфиопии. В Кении я ничего подобного раньше не видел.
Ну а что касается одежды, то, встреться мне боран где-нибудь на улицах Найроби, я бы никогда не поверил, что это кенийский житель, а не гость из Эфиопии. Мужчины боран — худые, с гордои осанкой и точеными лицами, дерзким взглядом и длинными носами, кажется, служат олицетворением той части человечества, которая причисляется антропологами к эфиопской расе. Как и у большинства эфиопов, их одежда состоит из огромного куска однотонной, обычно светлой материи, обмотанной вокруг стройного тела и ниспадающей складками. Отправляясь в путь, боран сооружают себе на голове огромную белую чалму с залихватски выпущенным концом, развевающимся по ветру. Под чалмой скрыта довольно элегантная прическа: посреди головы волосы подстрижены ежиком, а длинные пряди по бокам укладываются в некое подобие шара. В дни торжеств, особенно в период ритуального праздника гадамоджи, боран разрисовывают себе лица красными знаками.
Женщины боран столь же красивы, но в противоположность мужчинам кротки и миролюбивы. Их единственная одежда — белая юбка. Руки, грудь и шею они оставляют открытыми — и мне кажется, лишь для того, чтобы показать, как красиво играют на их красноватой бархатной коже украшения из белого металла. Характерное украшение женщин боран — огромные толстые браслеты, чаще гладкие, реже украшенные спиралевидными насечками или орнаментом, представляющим собой чередование кружков. На каждую руку надевают по десять-двенадцать браслетов от запястья до локтя. В отличие от других племен боран все еще предпочитают серебро и презирают олово, алюминий и другие легкие металлы. Килограмма два серебра — обычный «наряд» женщины боран. На толстый волос, выдранный из жирафьего хвоста, нанизывают серебряные бусы и овальные или квадратные камешки. Камешки добывают вдоль берегов озера Рудольф, но вытачивают, как, впрочем, и все украшения боран, в Эфиопии.
Женщины большинства кенийских племен бреют голову, предоставляя нудное занятие плести косички юным воинам — моранам, имеющим вдоволь свободного времени. Боран — одно из немногих кенийских племен, чьи женщины украшают свои головы сотнями тоненьких черных косичек, ниспадающих до плеч и красиво обрамляющих их длинные, как будто отлитые из червонного металла шеи. Глядя на их библейские лица и красноватые полуобнаженные тела, украшенные тускло поблескивающим серебром, я всегда почему-то думал о том, что так, наверное, выглядела красавица Шеба, эфиопская царица, пленившая самого Соломона.
Из-за пристрастия боран к косам среди них появились профессиональные парикмахеры — фигура, неизвестная другим кенийским племенам. Это настоящие ремесленники, не занимающиеся ни скотоводством, ни земледелием и живущие исключительно за счет своего цирюльного занятия. Пристроившись к попутному каравану, они ходят от одного стойбища к другому, посещая своих клиентов примерно раз в месяц.
В Сололо есть даже три постоянно живущих парикмахера, совмещающих свою главную профессию с упражнениями в гадании и врачевании. Мода на прически здесь устоявшаяся, клиент полон доверия к мастеру и поэтому никаких зеркал, позволяющих контролировать работу цирюльника, здесь нет. Женщина, решившая сделать прическу, приходит под дерево, где ей прежде всего устраивают «головомойку». Затем парикмахер сажает клиентку на землю и, даже не подумав расплести старые косички, зажимает ее голову между своими коленями и начинает расчесывать волосы огромным деревянным гребнем. Это варварская процедура, однако местный этикет не разрешает женщине выразить свое неудовольствие или порекомендовать парикмахеру обращаться с ее головой понежнее. «Хочешь иметь много кос — терпи любые испытания» — написано на табличке, прибитой к одному из деревьев, под которым орудует парикмахер. Следуя этому призыву, зажатая между колен голова не испускает ни звука. Однако выразительные гримасы и до крови искусанные губы лучше всяких криков свидетельствуют о том, что приходится пережить в этих местах женщине, пожелавшей иметь приличную прическу. Сидящие в очереди подруги лишь смеются и отпускают шуточки в адрес мученицы. Им как будто неизвестно, что и их ожидает та же участь...
В Сололо, да и повсюду на землях боран, бросается в глаза необычайная «вооруженность» людей. Нет, речь идет не о копьях и луках, которые, привыкнув к кенийскому северу, перестаешь воспринимать как оружие, а рассматриваешь лишь как деталь традиционного туалета. На поясе у каждого мужчины здесь висит острый кинжал, а в пустыне редко можно встретить мужчину боран без ружья за плечами. Дают о себе знать исторические связи боран с арабизированным красноморским побережьем и Эфиопией, где уже давно знали огнестрельное оружие. В этих местах боран были первыми африканцами, начавшими применять ружье против слонов, что в прошлом веке сделало их главными поставщиками бивня эфиопским и арабским купцам. Появившись в Кении, эти бесстрашные воины, имевшие к тому же и коней, быстро отвоевали у вооруженных лишь копьями пеших кочевников лучшие равнинные земли. Сегодня в центральной части Северной Кении почти все земли, не покрытые броней лав и одевающиеся в пору дождей травой, то есть лучшие пастбища в этом районе, принадлежат им, боран.
Рельеф этого края — чередование неглубоких впадин и сухих, заваленных камнями труднопроходимых логов — как бы предопределил разобщенность боран, разъединил их на враждующие кланы. Карта страны боран пестрит названиями: равнина Равана, равнина Марам, равнина Шинил, равнина Чоп, равнина Буле Дера, равнина Сисиго, равнина Иттирр... И каждая из них — цитадель одного рода, враждующего со всеми остальными.
Враждуют здесь не обязательно из-за неподеленных пастбищ и колодцев. Для боран самое главное — кровная месть за смерть соплеменника. Они начинают палить друг в друга в случае похищения невесты и непочтения к их старейшине. Чаще же всего роды боран враждуют друг с другом по традиции, оттого что враждовали их деды и прадеды.
Но перед лицом пришельца все боран едины; так было еще на их прародине — в районе Африканского Рога, где боран жили тем, что грабили иноземные караваны. Именно боран принесли в Кению традицию пиратства в пустыне. В былые времена, когда обирать приходилось в основном работорговцев, это считалось даже почетным и благородным делом. Потом, когда по землям боран начали двигаться арабские и эфиопские караваны со слоновой костью, с тканями, солью и шкурами, боран начали нападать и на них. Если пешие габбра, вооруженные лишь копьями, довольствовались тем, что взимали дань с транзитных караванов, то вооруженные ружьями всадники боран присваивали себе все, что было в караване, кроме жизней его хозяина и погонщиков. Этих отпускали на свободу, нередко даже оставив им пару верблюдов. Так постепенно богатели боран, так пополнялся их арсенал и увеличивались табуны.
Колониальные границы нарушили прежние маршруты караванных путей, а введенные европейцами законы запретили охоту на слонов. Привыкшие к лучшим временам и большим барышам, боран уже не могли жить только доходами от скотоводства. И поэтому они обратили свои ружья против европейцев, против колонизаторов. Боран никогда не нападали на габбра и рендилле, но не щадили ни одного европейца, отважившегося проникнуть в их страну. Колониальные власти издали закон, запрещающий европейцам в одиночку путешествовать по стране боран. Затем запретили выезжать туда и группам, состоящим менее чем из трех машин, а затем и из пяти. Однако, чем больше европейцев собиралось в одной группе, тем более желанную добычу они представляли для лихих всадников. Колониальным властям так и не удалось сделать безопасным передвижение по этим районам.
В независимой Кении правительство объявило незаконным обладание огнестрельным оружием без официального разрешения. Однако кто может проверить исполнение этого закона на равнине Буле Дера или равнине Иттирр? Боран без ружья не считают себя мужчинами, невооруженными они стыдятся выйти из дома и отказываются пасти скот. Поэтому и сегодня еще звучат выстрелы на их землях, поэтому и сегодня европейцам небезопасно появляться в этом крае гордых и свободолюбивых конников. «Наши женщины любят серебро. А разве может настоящий мужчина отказать женщине?» — лукаво улыбаясь, говорят они, когда речь заходит об их набегах.
Дожди превращают суровую полупустыню в зеленую приветливую землю. Скот получает траву, а люди — мясо и молоко. В эту пору воины предпочитают предаваться удовольствиям. Это время свадеб.
Но с наступлением засухи молодежь объединяется в банды, которые похищают скот и нападают на мужчин других племен... Мне говорили, что только в одном районе Мояле за последние два года таким образом было убито более сорока человек. Молодые воины доказывали невестам свою отвагу...
Путешествуя по стране боран, я сам убедился в том, что этот обычай еще существует. Но каково его происхождение? Почему он появился именно на землях боран? Из разговоров со старожилами Сололо — первыми получившими образование боран, местными чиновниками и миссионерами, — можно было понять, что обычай этот не такой уж древний. Арабские путешественники, появившиеся в этих местах лет двести назад, отмечали, что, собираясь жениться, юноша боран довольствовался тем, что дарил невесте львиную гриву, шкуру леопарда или рога буйвола. У габбра и сегодня преподносят невестам подобные подарки.
Схватка с этими животными требовала наибольшего мужества. К тому же именно они наиболее опасны для человека. Ведь леопарды и львы чаще всего угрожали жизни безоружных жен воинов, идущих за стадами, и их детей, оставшихся без присмотра у хижин.
Но вот двести лет назад, примерно во второй половине XVIII века, боран начинают менять объект своей охоты. В это время в пограничной с кенийским севером эфиопской провинции Сидамо-Борана, откуда впоследствии в Кению пришло большинство боран, быстро начинает развиваться работорговля. Она продолжалась весь прошлый век и закончилась в этих труднодоступных, никем не контролируемых местах гораздо позже, чем в других районах Африки. Причем объектом «охоты» со стороны арабских, суахильских и амхарских купцов были в основном женщины боран, шентилле и дегодия, которые особенно ценились за красоту.
Вот тогда-то боран увидели в работорговце врага куда более опасного для их женщин и детей, чем львы и буйволы. Отважные и дерзкие воины, оставив в покое животных, начали нападать на караваны охотников за живым товаром. Боран это было делать легче, чем кому бы то ни было из местных жителей, потому что они были единственным в этих местах племенем, имевшим коней и ружья. Боран сражались с работорговцами на равных и выходили победителями.
В конце концов торговцы живым товаром настолько восстановили против себя население, что сами не решались показываться в этих землях. Подкупив вождей и шейхов местных племен, работорговцы получали рабов чужими руками, руками соседей боран и дегодия. И уже в начале этого века было посеяно зерно недоверия между соседними племенами, так как боран и дегодия начали отождествлять своих соседей с работорговцами, с врагами. Например, ни боран, ни дегодия никогда не нападают на шентилле, которые вместе с ними были объектом охоты работорговцев. Но чаще всего нападают на галла, которые были у последних на службе. Кончилась работорговля в этих местах настолько недавно, что еще многие ее помнят. Сейчас условия существования боран изменились, необходимость нападать на караваны и мстить их владельцам пропала. Но порожденный работорговлей обычай уже стал традицией, канонизированным атрибутом язычества. А выкорчевать языческие обряды за одно поколение еще никому и нигде не удавалось.
Редко, очень редко полиции все же случается задержать кого-нибудь из всадников боран. Но среди этих конников необычайно сильно развито чувство локтя, и это часто не дает возможности властям распутать клубок. «Мы пришли в Кению из Эфиопии, — говорят захваченные с поличным боран. — А в Эфиопии можно носить ружья. Мы подданные другой страны, не вам судить нас».
Кенийцы понимают всю сложность положения в районе, и найробийская печать совершенно откровенно признает это. Вот что писала по этому поводу газета «Ист Эфрикэн Стандард» 25 сентября 1970 года: «Большинство воинов, представляющих действительную угрозу, приходят из Южной Эфиопии, где оружие и боеприпасы общедоступны. Но можно не сомневаться, что во время своих вооруженных налетов они объединяются со своими соплеменниками в Кении. Сегодня рейды боран представляют наибольшую угрозу безопасности на севере».
Предпринимаются попытки дать боран новые источники дохода, чтобы возместить потери, которые они понесут в случае отказа от своих набегов. При мге в Сололо местные власти, созвав боран из соседних стойбищ, агитировали их покончить с набегами и заняться земледелием. Участникам собрания было бесплатно роздано 425 лопат и ножей-панг, 263 топора и 230 мешков кукурузы на семена. Пантами и топорами боран остались довольны, но к лопатам отнеслись довольно критически. Пока что во всем районе известны лишь пятьдесят три боран, согласившихся заняться земледелием...
