Последний бой Президента
Двор дома на улице Томаса Моро в то раннее утро выглядел пустынным. Накануне садовник подрезал розы, убирал сухие, пожухшие листья вьюна копиуэ. В доме президента Чили Сальвадора Альенде готовились к весне. В начале сентября холодные, с дождем и снегом тучи, ползущие со стороны Анд, сменились мягкими, теплыми северными ветрами. Альенде любил наступление весны. Раньше он и сам с удовольствием копался в саду, но в этом году любовался зеленеющими каштанами только по дороге в президентский дворец. Зная его любовь к цветам, жена каждый день ставила в кабинете свежий букет. В то утро, войдя к себе, Сальвадор едва успел бросить взгляд на цветы, как зазвонил телефон. Взволнованный голос, запинаясь, сообщил:
— Товарищ президент, в Вальпараисо мятеж. Морская пехота заняла порт, в городе объявлено осадное положение.
Альенде посмотрел на часы. Было ровно 6.20.
— Тревога, — коротко бросил он вошедшему в кабинет Карлосу, другу и телохранителю. — Срочно выезжаем во дворец.
Через несколько минут четыре машины, в которых разместились 23 человека личной президентской охраны, вооруженные автоматическими винтовками, двумя пулеметами и тремя базуками, мчались вдоль набережной реки Мапочо к центру, во дворец «Ла Монеда».
Легкий щелчок, и из автомобильного приемника раздается нервный голос диктора:
— Внимание! Внимание! Передаем срочное сообщение руководителей военной хунты, которая, руководствуясь заботой о свободе чилийцев, решила взять власть в стране.
Президент республики, — хрипел динамик, — должен немедленно передать свои высокие полномочия чилийским вооруженным силам и корпусу карабинеров, которые решили развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига...
Прослушав до конца передачу, Альенде сжал кулаки.
— Аугусто, запиши мое обращение к чилийскому народу, — обернулся он к своему помощнику по связи с прессой.
Я заявляю, — медленно начал Альенде, — что не уйду со своего поста и своей жизнью готов защищать власть, данную мне трудящимися...
В этот момент машина остановилась у главных ворот дворца. Альенде быстро вышел из нее и направился в рабочий кабинет.
— Приготовьтесь к обороне дворца, — приказал он Карлосу. — Аугусто, свяжись с директором радиостанции «Порталес»...
— Чилийцы, — четко говорит Альенде в телефонную трубку, зная, что его голос идет прямо в эфир. — Наверное, это моя последняя возможность обратиться к вам. И пусть мои слова будут укором, моральной карой тем, кто нарушил свою солдатскую клятву, — командующим родами войск...
Перед лицом этой измены мне остается сказать трудящимся одно — я не сдамся! На этом перекрестке истории я готов заплатить жизнью за верность своему народу. И я убежден, что семена, которые мы заронили в сознание тысяч и тысяч чилийцев, уже нельзя будет уничтожить...
Трудящиеся моей родины, я верю в Чили, я верю в судьбу моей страны. Другие люди переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвется предательство. Знайте же, что недалек тот день, когда снова откроется широкая дорога, по которой пройдет свободный человек, чтобы строить лучшую жизнь.
Да здравствует Чили! Да здравствует чилийский народ! Да здравствуют трудящиеся! Таковы мои последние слова...
Закончив диктовать обращение, Альенде подходит к окну и видит первые бронетранспортеры и танки, идущие к дворцу. Хроника действий президента теперь измеряется минутами и секундами. Через несколько дней премьер-министр революционного правительства Кубы Фидель Кастро расскажет всему миру со слов очевидца о последних часах жизни Сальвадора Альенде...
В 8.15 представитель фашистской хунты обратился к президенту с предложением о сдаче, уходе со своего поста и о предоставлении ему самолета, на котором он мог бы покинуть страну вместе с родственниками и сотрудниками. Президент отверг это предложение, сказав, что «генералы-предатели не знают, что такое человек чести. Я с предателями в сделки не вступаю».
Примерно в 9.15 начался обстрел президентского дворца. Пехотные подразделения, общей численностью около двухсот человек, пошли в наступление по улицам, прилегающим к площади Конституции, открыв стрельбу по дворцу. Число охранявших «Ла Монеду» не превышало .40 человек. Альенде приказал отвечать на огонь и сам лично принимал участие в этой перестрелке. Пехота отступила, неся многочисленные потери.
Тогда фашисты ввели в бой танки. Один танк двигался по улице Монеда, другие — по улицам Театинос, Аламеда, Моранде. Несколько танков появилось на площади Конституции. Выстрелом из базуки один танк был уничтожен. Другие открыли огонь по кабинету президента. Их поддержали пулеметы с бронетранспортеров.
10.25. В зале Тоэска президент собрал всех, кто находился во дворце. Твердым и спокойным голосом он говорит присутствующим, что через несколько минут начнется штурм дворца. «Никакая революция, — заканчивает он, — не может победить, если ее руководитель не способен встретить опасность в трудный момент и бороться до конца. Это справедливо. Но справедливо и то, что бессмысленные жертвы абсолютно ничем не могут помочь делу революции. Наоборот, они вредят ей. Я приказываю всем, кто не имеет прямого отношения к охране дворца, покинуть его, пока это еще можно сделать. Что касается охраны, то я предоставляю ей полную свободу действий. Я остаюсь здесь. Это мой долг. Я не уйду из «Ла Монеды». Если нужно, я погибну здесь...»
В 11.45 президент собрал своих дочерей и всех женщин, находившихся во дворце (всего 9 человек), и приказал им покинуть «Ла Монеду», поскольку считал, что они могут погибнуть. Он попросил у нападающих трехминутную передышку для их эвакуации, но фашисты ответили отказом. В этот момент войска начали отходить от дворца, чтобы дать возможность самолетам атаковать «Ла Монеду». Это позволило женщинам покинуть дворец.
В 12.00 послышался рев самолетов, раздались взрывы ракет. Однако только к двум часам дня нападающим удалось прорваться в одно из помещений второго этажа. Альенде с несколькими товарищами забаррикадировался в Красном зале. В тот момент, когда он отстреливался от рвавшихся туда фашистов, пуля угодила ему в живот. Альенде оперся на стул и продолжал стрелять, пока вторая пуля, попавшая в грудь, не сразила его. Уже мертвого, его буквально изрешетили автоматной очередью. Увидев, что президент убит, его личная охрана бросилась в контратаку и заставила фашистов отступить. Затем товарищи перенесли тело Альенде в кабинет президента, усадили в президентское кресло, надели президентскую ленту и обернули чилийским флагом.
Лишь к четырем часам дня пожар, продолжавшийся в течение нескольких часов, подавил последние очаги сопротивления...
Через месяц после военного путча газета «Вашингтон пост» опубликовала секретную стенограмму заседания подкомиссии по межамериканским делам палаты представителей конгресса США, на котором выступал директор ЦРУ Уильям Колби. Он признал, что ЦРУ причастно к фашистскому перевороту в Чили: его агенты действовали среди всех оппозиционных правительству Альенде партий, причем особенно активно «поддерживали тесные контакты с чилийскими военными».
«Операция Чили»
— Нет, сеньор, ответа из Панамы мы еще не получили. А почему вам хочется лететь именно в Панаму? Что-то за последнее время русские зачастили на перешеек. Неужели вам недостаточно дел на Кубе и у нас, в Чили? Впрочем, давайте пошлем напоминание. Заполните вот этот бланк. Текст мы передадим бесплатно, вы же наш клиент.
В те дни трудно было предположить, что телеграфные депеши, которыми я чуть ли не каждый день бомбардировал Панама-сити из Сантьяго, шли совсем по другому адресу. Только через неделю, когда я остался в зале ИТТ — американской компании «Интернэшнл телефон энд телеграф» — один на один с мальчишкой-уборщиком (администратора срочно вызвали к шефу конторы), он шепотом объяснил, что все мои телеграммы идут в Вашингтон. Сам же сеньор администратор получил указание во что бы то ни стало выяснить цель моей поездки в Панаму.
Обивать пороги ИТТ после этого было бессмысленно. В нарушение инструкции консула Панамы в Сантьяго я послал телеграмму чилийским телеграфом. Ответ получил быстро, и через неделю у меня уже была в паспорте фиолетовая панамская виза.
Готовясь к поездке в Панаму и Коста-Рику, я совсем было забыл о странном поведении администратора ИТТ. Что скрывалось за ширмой ИТТ, я узнал за день до отъезда из Сантьяго, когда чилийская печать опубликовала первые сенсационные материалы о заговоре ИТТ и ЦРУ против Чили.
«Необходимо как можно скорее сообщить места для ловли форели в Чили. Высокопоставленные лица из Нью-Йорка намечают выехать в сентябре — октябре на рыбную ловлю, и им надо знать, где она разрешается». Эта зашифрованная телеграмма была направлена агентом ЦРУ, служащим ИТТ Робертом Баррельесом своему подчиненному — заведующему филиалом ИТТ в Сантьяго Хуану Капельо — меньше чем за месяц до сентябрьских выборов 1970 года.
Накануне выборов Хуан Капельо послал в штаб-квартиру ИТТ и ЦРУ подробный отчет о перспективах президентских выборов и намечаемых в связи с этим акциях. «Если Альенде будет на первом месте, а Алессандри или Томич — на втором, конгресс может избрать того, кто получил второе... Если же сторонники Альенде попытаются воспрепятствовать этому, на сцену выступят вооруженные силы, чтобы «гарантировать уважение конституции». Это может послужить хорошим поводом для беспорядков».
За неделю до выборов другой сотрудник ЦРУ, Хэл Хендрикс, телеграфировал Капельо: «Сообщаю, что Боб Баррельес едет в Сантьяго, чтобы подготовить специальный репортаж в течение ближайшей недели». «Репортаж» действительно был подготовлен: после выборов в Сантьяго под руководством Баррельеса было совершено несколько террористических актов, но массовых беспорядков, на которые рассчитывали их организаторы, они не вызвали. Прогнозы местных резидентов ЦРУ пессимистически предвещали возможность избрания Альенде на пост президента конгрессом Чили. Вашингтон требовал решительных действий. Деньги для «решительных действий» в сумме одного миллиона долларов выделило ЦРУ руководство все той же ИТТ.
8 октября Хендрикс и Баррельес снова появились в Сантьяго. Остановившись в отеле «Каррера», они целыми днями совещались с сотрудниками американского посольства, со связным отставного генерала Вио — его зятем Раулем Игуальтом, разрабатывая в деталях «план Альфа» — составную часть «операции Чили».
Суть этого плана заключалась в следующем: создать в Чили обстановку экономического и политического хаоса, прибегая к террористическим актам. Уже тогда в планах заговорщиков фигурировало возможное убийство Сальвадора Альенде и осуществление государственного переворота. Но на пути путчистов возникло неожиданное препятствие. Главнокомандующий сухопутных войск Чили генерал Шнейдер категорически заявил, что он свято будет хранить верность конституции. Тогда ЦРУ поручило своему отставному генералу Вио физически устранить Шнейдера.
...Мартовское утро выдалось холодным, с пронизывающим ветром и накрапывающим дождем. Улица Себастьян Элькано казалась вымершей. Где-то прогромыхала тележка мусорщика, и все снова погрузилось в мрачную дождливую тишину. Постояв несколько минут у дома, откуда 24 октября 1970 года в последний раз вышел бывший главнокомандующий сухопутных войск чилийской армии генерал Рене Шнейдер, я попросил шофера такси ехать дальше.
Через несколько кварталов поворачиваем на улицу Мартин-де-Самора в сторону оживленной авениды Америго Веспуччи. Миновали шестой переулок. Прошу остановиться. Вот здесь, под кроной этой ивы, замер в то утро голубой «мерседес-бенц» генерала Шнейдера, зажатый со всех сторон автомобилями террористов. Мысленно, стараясь не пропустить ни малейшей детали, восстанавливаю в памяти недавний разговор с журналистом Эдуардо Лабаркой, который в своей книге о чилийских событиях посвятил этому целую главу.
«Тем утром, — рассказывал мне Эдуардо Лабарка, — генерал, как всегда, ровно в 8.15 вышел из дому и сел в машину, положив рядом с собой папку с документами. Пока машина беспрепятственно мчалась по еще полупустым в это время улицам, генерал, как всегда, рассеянно посматривал по сторонам. Неожиданно на одном из перекрестков из-за угла выскочили голубой «додж» и два «пежо», которые блокировали дорогу. «Мерседес» оказался в ловушке. Шофер генерала Шнейдера увидел бегущего к ним человека и наклонился, чтобы достать из-под сиденья пистолет. В этот момент сзади раздался удар молотка по стеклу, потом второй. Генерал оглянулся, и тут же раздались выстрелы. Через сутки Шнейдер скончался в военном госпитале».
За схематичным рассказом Эдуардо Лабарки стоит одна из важнейших акций осеннего заговора 1970 года. Убийство генерала Шнейдера нужно было заговорщикам для того, чтобы не допустить прихода к власти президента Альенде. Не случайно, выступая на похоронах Шнейдера, президент сказал, что пуля, сразившая генерала, предназначалась ему. Но в тот момент «мумии» потерпели неудачу. Несогласованность их действий плюс решительная позиция некоторых военных, возмущенных убийством Шнейдера, привели к срыву намеченного переворота. Вместо него 26 октября в Сантьяго состоялись похороны генерала Шнейдера, вылившиеся в мощную демонстрацию единства народных сил. ЦРУ пришлось на ходу менять планы.
«На прошлой неделе, — сообщал в Вашингтон из Сантьяго Хендрикс, — генерал Вио получил указание воздержаться от дальнейших действий. Стало ясно, что план был недостаточно подготовлен, момент упущен, и он вынужден отложить акцию на неопределенное время».
Следствие и судебный процесс по делу об убийстве генерала Шнейдера показали, что участники заговора были членами тайной террористической организации. Нити от генерала Вио тянулись к отставному майору Маршаллу, который публично клялся убить Альенде, и отставным офицерам Бальясу и Ниеральду, тесно связанным с фашистской организацией «Патриа и либертад».
«Пауки» копят оружие
Впервые этих неофашистских «пауков» я увидел на центральной улице Сантьяго, Аламеде, в один из воскресных дней. На фронтоне ничем не примечательного здания под самой крышей красовалась огромная, заметная издалека вывеска: «Националистический фронт «Патриа и либертад». А чуть ниже лозунг: «Чили превыше всего!»
Узкие, наглухо закрытые изнутри ставнями, и зарешеченные стальными прутьями окна-бойницы, под которыми находится книжный магазин, мрачно смотрят на прохожих. Пересекаю широкую Аламеду и почти в упор фотографирую. На углу с деланно скучающим видом топчутся двое. Один, низенький, почти квадратный, с узким лбом и кривыми ногами, явно что-то прячет под курткой. Другой, совсем еще мальчишка, — веснушчатый, лет шестнадцати, — в узких потертых джинсах, забавляется, гоняя по тротуару пустую бутылку. Не останавливаясь, прохожу мимо, к двери книжного магазина. Увы, она закрыта — я совсем забыл, что сегодня воскресенье. В нерешительности останавливаюсь, прикидывая, что делать дальше.
Кривоногий уже обратил на меня внимание. Сплевывает на тротуар и решительно направляется в мою сторону, жестом приказывая убрать фотоаппарат. Притворяюсь, будто не понимаю, и продолжаю делать вид, что фотографирую улицу. Вот он уже в двух шагах, и его рука вытягивает из-за пазухи отрезок водопроводной трубы. В такой ситуации разговор, видимо, лучше не затевать. Впрочем, для того, чтобы встретиться с молодчиками из «Патриа и либертад», не пришлось проникать к ним в штаб-квартиру. Утром 24 марта 1972 года меня разбудил телефонный звонок.
— Ждем тебя в министерстве внутренних дел! — торопливо прокричал знакомый журналист из газеты «Сигло». — Ночью арестовали главарей «Патриа и либертад».
Через полчаса я был уже у западного входа в «Ла Монеду». Внушительная толпа журналистов ждала приезда фургонов с арестованными.
— Ты знаешь, что они собирались сделать? — возбужденно встречает меня знакомый. И, не дожидаясь ответа, тут же скороговоркой перечисляет: — Захватить дворец и убить Альенде. Да не тут-то было, их вовремя перехватили.
Дверь-решетка лихо подкатившего к подъезду зеленого тюремного фургона распахнулась, оттуда выпрыгнул среднего роста человек в блестящем нейлоновом костюме. Он неловко держал за спиной правую руку, прикрепленную наручником к руке конвойного карабинера, и вымученно улыбался. Плотная толпа репортеров, освещаемая сполохами фотоблицев и ощетинившаяся микрофонами, рванулась вперед. Цепь карабинеров остановила ее в нескольких шагах от фургона.
— Это правда, что в помещении «Патриа и либертад» найдено оружие? — кричит кто-то из журналистов.
— Да, мы вооружены. Но наше оружие предназначено для обороны от марксистских орд...
Так впервые я увидел и услышал Пабло Родригеса, главаря чилийских ультра из фашистской организации «Патриа и либертад».
Пресс-конференция на тротуаре улицы Моранде не состоялась. Окруженные карабинерами «фюрер» и его сподвижники: Серхио Перес Кабееас, Роберто Тайм, Луис Эдуарде Веласкес, Мигель Антонио Баллестерос и Клаудио Боливар Муньос — поспешно скрылись за дверьми кабинета судьи Рубена Галесио.
Через час заместитель министра внутренних дел Даниелъ Вергара заявил журналистам: «Пабло Родригес и Роберто Тайм признаны виновными в нарушении закона о государственной безопасности, согласно которому запрещается создание частных вооруженных отрядов и хранение боевого оружия».
Операция по обезвреживанию штурмовых отрядов «Патриа и либертад» началась рано утром 24 марта. По приказу министра внутренних дел отряды карабинеров окружили штаб-квартиру фашистов и, взломав двери, проникли в нее. Вскоре несколько грузовиков с брезентовым верхом, тяжело громыхая по булыжной мостовой, повезли оттуда огнестрельное оружие, пластиковые бомбы, бутылки с зажигательной смесью, дубинки и железные прутья.
«Патриа и либертад» официально возвестила о своем появлении на политической арене Чили 11 сентября 1970 года — ровно через неделю после победы на выборах коалиции Народного единства. В самом начале в нее входило всего около 200 человек. Возглавил ее молодой адвокат Пабло Родригес. «Это движение, которое в первую очередь открывает свои двери перед молодыми, готовыми бороться за установление националистического порядка», — заявил Пабло Родригес. Однако тон в нем задавали матерые фашисты, выступавшие в свое время под знаменем фон Мареса, Пфейффера и Пратта. Достоверно известно и то, что среди ее создателей и нынешних руководителей немало агентов Центрального разведывательного управления США.
«Патриа и либертад» выступала вначале как креатура национальной партии, объединяя не входящие в нее разрозненные группки ультраправых. Но прошло некоторое время, и «Патриа и либертад» полностью обособилась и стала претендовать на статус самостоятельной политической партии. Ее политическое лицо достаточно точно охарактеризовал английский журналист Дик Паркер: «После тщательного анализа деятельности «Патриа и либертад» ни у кого не вызывает сомнения общность этой организации с классическими фашистскими движениями».
О своих методах, которые были претворены в жизнь в дни переворота, главари «Патриа и либертад» писали в листовках, предназначенных для обитателей аристократических районов Сантьяго. Вот какие советы они давали своим единомышленникам: «Пользуйтесь любыми средствами: бросайте бутылки с бензином, лейте горячий суп, кипящее масло или просто кипяток. Если у вас есть огнестрельное оружие, то, пользуясь им, не торопитесь. Встаньте за дверью и стреляйте в каждого, кто проходит мимо. Тщательно прицеливайтесь, не расходуйте зря боеприпасы. Когда кончатся патроны, беритесь за любое другое оружие, которое окажется под рукой...»
Нападение из-за угла — вот тактическое кредо головорезов из «Патриа и либертад», которые уже давно готовили физическую расправу с активистами партий Народного единства. Ультра составили списки адресов, номеров машин и наиболее частых маршрутов передвижения намеченных ими жертв. Самой крупной операцией чилийских неофашистов была разработка и осуществление плана «САКО».
В начале апреля 1973 года на стенах домов Сантьяго и других городов появились многочисленные надписи: «САКО проводится в жизнь!»
Мрачноватое и непонятное слово «сако» (в переводе на русский оно означает «мешок») действовало на нервы обывателей, хотя никто из них толком не знал, что же стоит за этой надписью: никаких подробностей о пресловутом «мешке» пресса не приводила.
Чилийским друзьям удалось достать секретные документы руководства «Патриа и либертад», в которых раскрывался смысл этой операции. Знакомство с ними позволяет лучше представить, какими средствами пользовались чилийские фашисты, чтобы создать напряженную внутреннюю обстановку в Чили.
«САКО, — объясняют организаторы этой акций, — сокращение, составленное из первых букв выражения «Система организованного гражданского действия». В ее рамках частному сектору рекомендовалось, например, «распределять продукцию предприятия только через посредников САКО. В случае же репрессивных мер со стороны правительства государственному сектору должна поставляться продукция самого низкого качества и в минимальных количествах. При этом следует чинить всяческие задержки, использовать все возможные формальности для проволочек...»
Промышленникам также предписывалось под любым предлогом увольнять рабочих и служащих, симпатизирующих Народному единству. «Если это затруднительно, то следует составить списки таких лиц и иметь их под рукой».
Врагам Народного единства в сельской местности рекомендовалось, в частности: «...Развернуть экономическую и иную деятельность в пользу «Патриа и либертад», обеспечить ее членов материальными средствами, транспортом и т. д. ...поставлять Обществам сельскохозяйственной кооперации искаженные сведения об урожайности на единицу площади... Создавать ячейки самообороны и систему информации. Взять на учет всех активистов Народного единства, держать их в постоянном напряжении, подвергая систематическому запугиванию».
Примечательны советы организаторов САКО коммерсантам. Они во многом объясняют те трудности со снабжением, на которых спекулировала реакция, обвиняя в них правительство Народного единства. В пункте 3 предлагается «по возможности не продавать ничего сторонникам Народного единства или обеспечивать их товарами в последнюю очередь, причем в самых малых количествах и наихудшего качества».
Так исподволь, постепенно подготавливались трагические сентябрьские события.
Московская осень 1973 года не радовала хорошей погодой. Но снег, дождь, холодный ветер не смогли повлиять на атмосферу радушия, теплоты и искренности, которые царили на Всемирном конгрессе миролюбивых сил, проходившем в Кремлевском Дворце съездов. Под сводами главного зала нашей страны в те дни звучали многие выступления, которые надолго останутся в памяти делегатов форума мира. Торжественная тишина воцарилась в зале, когда на трибуну конгресса 26 октября поднялась хрупкая темноволосая женщина — вдова погибшего президента Чили.
— Не мне рассказывать о гибели моего супруга, — раздаются слова Ортенсии Альенде. — Сальвадор пал, не изменив избранному пути. Он пал, мужественно защищая законность, демократию, справедливость и свободу. Я не буду говорить здесь о моей личной трагедии, трагедии моей семьи...
Я не буду здесь давать оценку преступлениям, совершаемым хунтой. Речь идет о фашизме, стремящемся превратить людей в послушные орды, которыми можно командовать и которые можно эксплуатировать.
Я хочу рассказать о народном президенте Чили как очевидец, как женщина-демократка, которая была близким товарищем ныне погибшего борца, жила его мыслями и чувствами, была свидетелем его благородной жизни.
Сальвадор Альенде был демократом. Его оружием были идеи, слово, открытое политическое действие, формирующие народное сознание. Он был защитником национальных интересов, патриотом, желавшим вернуть трудящимся, пролетариату Чили те богатства, которые им принадлежали по праву. Он был борцом среди борцов. Народ называл его своим товарищем, своим руководителем, потому что он действительно выражал стремления народа.
Уже с первого дня, когда выборы принесли победу Народному единству, темные силы реакции, финансируемые и подстрекаемые международным империализмом, начали гнусную деятельность против народа Чили и народного президента. Военной хунте и ее фашиствующим вдохновителям удалось свергнуть законное правительство, они залили страну кровью истинных патриотов.
Родина ранена, но не побеждена. Наш народ мужествен и смел, он борется против угнетения. Его возможности сейчас невелики, но его борьба с каждым днем будет усиливаться...
Суровы и скорбны лица участников конгресса. Они слушают записанный на пластинку голос Сальвадора Альенде — текст его последнего обращения к народу в тот момент, когда мятежники начали штурм президентского дворца «Ла Монеда».
— Я верю в Чили, в его будущее. Я верю, что другие преодолеют это тяжелое и горькое время, когда торжествует предательство. Знайте, что люди, достойные строить лучшее общество, вновь пойдут по этому пути. Это мои последние слова. Я уверен, что эта жертва не напрасна!
— Последние слова президента, — рассказывала мне на следующий день Ортенсия Альенде, — я, как и многие чилийцы, слышала по радио сквозь треск пулеметных очередей и вой пикирующих на дворец самолетов мятежников... Сальвадор погиб сражаясь. Его имя наряду с именами других героев Латинской Америки войдет в историю мирового революционного движения. Я горжусь тем, что Леонид Ильич Брежнев назвал его одним из самых чистых и благородных деятелей современности...
Впереди у чилийского народа трудные дни. Предстоит жестокая, полная опасности борьба за идеалы, во имя которых отдал жизнь президент Альенде, тысячи чилийских патриотов. Имя Сальвадора Альенде, которое присваивают сегодня многочисленным улицам, площадям, кораблям во всех странах мира, словно путеводная звезда, будет светить борцам за мир и справедливость. Демократия в Чили потерпела временное поражение, но политически она не побеждена. Идея создания нового общественного строя в Чили живет в сердцах народа, в той борьбе, которую он продолжает вести против фашистского режима.
В. Волков
