Операция «Красное пончо» началась на рассвете. Церковный колокол еще не звонил к семичасовой мессе, а городок уже был захвачен десантниками. Разбуженные обыватели захлопывали калитки и ворота, обращая испуганные взоры к небу, ниспославшему в это дождливое октябрьское утро на богобоязненный, тихий поселок целую армию. С ужасом глядели они на пылящие по улочкам Сан-Мигеля темно-зеленые грузовики, давившие зазевавшихся квочек и беспечных цыплят. На патрули, блокировавшие все дороги, ведущие к городу. На наблюдателей с биноклями, появившихся на колокольне собора. Безутешно рыдала тетушка Терезинья: на ее глазах тяжелый броневик, срезавший угол перекрестка, развалил ограду крошечного виноградника и размочалил самые плодоносные лозы. Старый Сильвио, ночной сторож местной банковской конторы, бросился бежать, увидев, как солдаты выкатили на зеленый газон городского сквера приземистое орудие и развернули его прямо на дом безмятежно спавшего префекта. Запахло дымом. Щелкнули выстрелы. Заголосила женщина. Падре Себастьян в эту минуту торопливо семенил в маленький храм Сан-Мигеля, придерживая дрожащими руками полы рясы и обдумывая слова утешения для своей паствы и призывы к милосердию, которые он обратит к завоевателям, да простят их господь и пресвятая богородица.
После начала атаки, оборвавшей сон Сан-Мигеля, не прошло и часа, а город уже лежал у ног невесть откуда взявшихся солдат, тихий, покорный, словно поджавшая хвост собака, не понимающая своей вины, но чующая гнев хозяина. Сонная телефонистка успела позвонить своей матери на фазенду (Фазенда (португ.) — имение, сельскохозяйственная ферма.), и по окрестностям Сан-Мигеля начали расползаться противоречивые слухи. Говорили о новой революции... Говорили о геррилье (Геррилья (португ.) — партизанская война.) и о конце света, который предсказывал еще в прошлом году как раз на октябрь знаменитый на весь Рио-Гранде провидец из Пелотаса Ариэл Коста. А также говорили о страшном суде и о жертвах, которые придется принести во имя искупления грехов.
Впрочем, вопрос о жертвах, судя по всему, пока откладывался. «Завоеватели», в которых жители Сан-Мигеля опознали своих соотечественников, очевидно, ожидали дальнейших распоряжений. Об этом стало известно из подслушанного телефонисткой разговора: офицер звонил в Порту-Алегри и голосом, преисполненным сознания важности выполняемой задачи, заверял вышестоящее начальство в том, что вверенная ему часть готова продолжить операцию «Красное пончо». А пока командование там, в столице штата, обсуждало, как поступить с поверженным к стопам победителей Сан-Мигелем, войска, как и положено по уставу, закреплялись на новых рубежах. Прогрохотала по улочке Волунтариос походная кухня, затрещали костры в городском сквере, и в маленький бар толстяка Станислава нестройной толпой хлынули желавшие промочить горло офицеры.
— Что это за эмблема? — поинтересовался Станислав, скосив глаза на небрежно брошенную на стойку фуражку молодого лейтенанта.
— Это СИГС, — понизив голое, сказал облокотившийся на стойку мулат с сержантскими нашивками.
— А что это такое, СИГС?
— СИГС — это... — И в ту же минуту послышался звук трубы. Кто-то крикнул: «Тревога!..» Кто-то завопил: «Батарея, к бою!» Кто-то попытался под шумок улизнуть не заплатив. Вновь заурчали танки, загудели грузовики. Операция «Красное пончо» продолжалась, и любознательный Станислав так и не успел выяснить, что такое СИГС и что символизировала собой разъяренная рысь, красующаяся на фуражке молодого лейтенанта...
«Скушайте заодно и макаку...»
— Встать!
— Ложись!
— Встать!
— Ложись!
Мы встаем и падаем, встаем и падаем в болотную грязь. К нашим окровавленным телам прилипли москиты. Пот разъедает воспаленные глаза. Рядом стонет Аристидес, укушенный скорпионом.
— Встать, грязные свиньи! Всем раздеться! Сволочи! Предатели!
Поток истеричных ругательств с новой силой обрушивается на нас: голых, продрогших, забитых и замученных. У Жулио подкашиваются ноги, но, собрав последние силы, он смотрит офицеру в глаза. Слева от него падает в грязь Дирсеу, вызывая новый поток брани. Дирсеу утаскивают за ноги прочь.
— Всем на колени! — раздается команда. — Вперед, по склону, марш!
В этот момент, словно по заказу, на наши головы обрушивается ливень. Вода не падает, не льется, а низвергается на землю неукротимым водопадом.
Я ползу на коленях по склону. Голые, мы падаем, скользим, захлебываясь в мутных потоках несущейся навстречу воды, смешанной с красным илом.
...Это не сцена из боевика о «зеленых беретах», а отрывок из дневника Леонидаса, курсанта так называемого СИГС — «Центра обучения войне в сельве». Этот центр находится в зарослях густого тропического леса близ города Манаус, столицы штата Амазонас в Бразилии.
СИГС — не обычное военное училище. Он уникален и неповторим. Занятия, учебные программы и имена его преподавателей окутаны тайной. А выпускники, сумевшие пройти полный курс обучения, получают назначения в самые отборные части бразильской армии, выполняющие особые задания.
Команда курсантов, в которую входил Леонидас, занималась в СИГС несколько недель. Обучение началось с общей физподготовки и занятий по теме «Самоспасение и выживание в условиях сельвы». Но разве можно запомнить за две-три недели все сведения о том, что растет и обитает в сельве, в которой одних только деревьев насчитывается свыше четырех тысяч видов? И седой профессор-биолог подсказывает:
— Наблюдайте за макакой. Ешьте то, что ест она. А если сумеете поймать, слопайте и саму макаку, — улыбаясь, заключает он.
Леонидас с изумлением узнал, что, оказывается, можно есть ядовитую кобру. Отрубить голову и хвост, выпотрошить, а остальное зажарить на костре. Получается жаркое, напоминающее по вкусу рыбу бадежо. Он отведал в сыром виде белую ящерицу. Научился варить кофе с соком дерева амапа, напоминающим молоко, и отыскивать сарасурамира — корень, придающий родниковой воде вкус пива.
Преподаватели медицинского факультета университета штата Амазонас в течение нескольких дней обучали Леонидаса и других курсантов оказанию первой помощи. Опытные знатоки сельвы показывали, как привязывать гамак к ветвям деревьев, как разводить костер под дождем, как защищаться от москитов, пауков и змей, как сушить одежду, как сделать, чтобы в оставленные на ночь ботинки не влез скорпион. Курсантов учили мастерить самодельные капканы и ловушки, находить дорогу в сельве ночью и сооружать шалаши из пальмовых листьев. По программе СИГС требовалось знать, что пауки вьюванегра («черная вдова») особенно часто подстерегают тебя в гнилых трухлявых пнях, а серый паучок армадейра живет в кустарнике; что из москитов самый страшный — флеботомо, укус которого приводит к заболеванию, поражающему кожу вроде проказы. Этот москит настолько мал, что от него не спасает даже мельчайшая сетка.
Но самое страшное в сельве — это, конечно, змеи. Укус сурукуку пико-де-жака, которая иногда достигает четырехметровой длины, парализует нервную систему. Шанс на спасение? Есть. Сразу же на месте укуса сделать ножом глубокий крестообразный надрез, высосать кровь, защищая губы и рот пластиковой пленкой, и тут же сделать инъекцию сыворотки, если она окажется в вещмешке. Если ее не окажется — еще осталось несколько минут жизни, чтобы вырыть себе могилу.
Первый этап обучения завершается испытанием: курсантов поодиночке оставляют в сельве. Без продуктов, без неприкосновенного запаса, даже без соли, только винтовка и девять патронов. С этим он должен прожить четверо суток.
Потом начинается второй этап тренировок.
Семь суток в сельве
Наша маленькая колонна вышла на рассвете. 20 солдат и сержантов. Никто из нас не знает, куда мы идем, что ждет нас впереди.
Я иду предпоследним. У меня на плечах, как и у каждого в колонне, ровно 20 килограммов: оружие, боеприпасы, аптечка, продукты, гамак, противомоскитная сетка. Прорубая с помощью факоес (Факоес (португ.) — ножи.) тропу в густых зарослях, отряд идет к цели, известной только командиру. Первое испытание — болото. Мы преодолеваем его, стараясь ступать по длинным толстым корням деревьев. Кто оступился, проваливается по пояс. И торопится выкарабкаться, чтобы не потерять свое место в колонне.
Уже к концу первого дня усталость приводит к тому, что, устраиваясь на ночлег, один из солдат не заметил кобру, повисшую на том самом суку, куда он начал привязывать свой гамак. Она куснула его, после чего я должен был отсасывать у него зараженную кровь и делать ему инъекцию. Утром солдата пришлось оставить: у него конвульсии, жар, бред.
На второй день условия марш-броска еще больше усложняются. Буквально на каждом шагу нас поджидают «сюрпризы»: замаскированная валежником яма-ловушка, например. Случайное прикосновение к болтающейся лиане обрушит на голову толстые бревна. Споткнувшись о незаметный корень, солдат может привести в действие гигантский капкан, пронзающий грудь бамбуковой стрелой или переламывающий ребра ударом распрямившегося гибкого дерева.
...На третий день, преодолевая болотистую речку по качающемуся бревну, Антонио, шагавший впереди меня, оступился и упал в воду. Он был родом с Копакабаны, хорошо плавал, служил даже когда-то в службе спасателей. Но разве выплывешь с двадцатикилограммовым вещмешком за спиной?.. Когда минут через десять Антонио вытащили, это был уже труп. Но мы продолжили марш: сержант сказал, что тело заберет специальная группа, которую командир вызовет по рации. Времени у нас в обрез, а до контрольного пункта еще очень много километров и «сюрпризов».
...Четвертый день. Самое страшное в сельве все-таки не змеи, а насекомые. Каждая ночевка превращается в пытку, несмотря на противомоскитные сетки и жидкости. От расчесанных укусов шея у меня превратилась в сплошную кровоточащую рану.
...Пятый день. Никто не знает, когда, черт возьми, кончится этот проклятый марш. Жулио жалуется на вконец отказавший желудок. Аристидес тайком от сержанта выбросил добрую половину боезапаса и посмеивается над нами. Что он будет делать, если в конце перехода станут проверять содержимое вещмешков?
...Шестой день. От постоянного голода и жажды ноги стали ватными, а ботинки кажутся неподъемными. Впрочем, они действительно отяжелели, ибо размокли и пропитались грязью. Бесконечная сельва проглотила нас, но мы оказались неудобоваримы, и она в отместку терзает нас всеми доступными ей средствами. Тропа становится почти непроходимой, зато ловушки и «сюрпризы» попадаются все чаще.
Вслед за уничтожением «наблюдательного пункта партизан» мы неожиданно попадаем в засаду. Со всех сторон гремят выстрелы. Под ногами взрываются петарды. Сержант кричит: «Ложись!», и, упав в болотную грязь, мы начинаем отстреливаться, протирая грязными кулаками красные от бессонницы глаза. Потом, повинуясь команде сержанта, встаем и идем в атаку. Именно идем. Проваливаясь в ловушки, напарываясь на колючки, увертываясь от падающих стволов деревьев. Вот он, наконец, замаскированный «опорный пункт противника»: окруженный двумя рядами колючей проволоки блиндаж. Рвем проволоку гранатами, режем ножницами. Врываемся в блиндаж, вокруг все еще взрываются заранее заложенные инструкторами взрывпакеты и трещат холостыми патронами автоматические пулеметы.
И тут начинается то, что зовется в Бразилии «кебра-кебра»: повальное уничтожение всего, что попадается на глаза. Леонидас, Жулио, Дирсеу, Аристидес и остальные солдаты, озверевшие от голода и ненависти, разносят блиндаж в щепки.
Отбой. Офицер-руководитель колонны объявляет привал. Загорается костер, из рюкзаков извлечены консервы. Теперь, когда все самое страшное позади и предстоит возвращение на базу, у всех словно гора с плеч свалилась.
Потом ночевка. Рано утром колонна трогается в обратный путь.
Восхождение на Голгофу
...Мы выступаем с восходом. Здесь, в сельве, никакого солнца, конечно, не видно: оно не может пробиться сквозь полог леса. До нас доходит лишь зыбкое неверное свечение, растворяющееся во влажном тумане. Чавкает под ногами грязь. Где-то вдали испуганно вскрикивают макаки. А может быть, это вовсе и не макаки. Может, это инструкторы, готовящие новые западни и «сюрпризы» другому отряду курсантов, который через несколько дней пройдет по тропе. Нам до этого, слава богу, уже нет дела. Пускай для них готовят любые ловушки, пускай их побольше погоняют по сельве, пусть, черт возьми, изведают то, что изведали мы.
От мысли, что кому-то только еще придется пройти через все эти передряги, становится как-то легко на душе: ведь у нас-то все позади...
Никто из них не знал, что не все позади.
...Когда командир сказал, что до базы остается два часа пути, мы почувствовали себя почти на месте, мечтая о прохладном душе и письме из дома, которое, может быть, поджидает там, в лагере. В этот самый момент все и началось. Со всех сторон затрещали выстрелы, полетели гранаты, с деревьев на нас спрыгнули десятки людей в зеленых комбинезонах. Справа, слева, сзади — направленные на нас стволы автоматов неизвестной конструкции. Кто-то пытался отбиваться. Жулио визжал, выплевывая зубы: ударом приклада ему рассекли щеку. Упавшего Аристидеса били ботинками. Это было последнее, что я видел. На меня навалились трое, вывернули руки, я взвыл от боли в плечевых суставах. Мне на секунду почудилось, что это не ученье, что это — геррилья, на нас действительно напали партизаны. Рванулся изо всех сил; удар по голове, я упал лицом в грязь...
Но это были учения. Начинался самый страшный их этап: пытки. Время и место были выбраны военными «психологами» как нельзя более удачно: курсанты расслабились, зная, что учения почти закончены, что вот-вот между деревьями мелькнет ограда лагеря, где их ждет долгожданный отдых. Взятых в плен повели на полигон.
...Потом, очнувшись, я понял, что это тоже учения. Самая страшная их часть, о которой умолчали командиры перед выходом в сельву, но о которой я и Жулио знали со слов одного ветерана. Он потом просил никому не говорить об этом.
Мы долго шли по лесу под угрожающие вопли инструкторов. Москиты пили нашу кровь с каким-то особым зверством. Хочется пить, но фляги с водой отобраны. Хочется оправиться, но нельзя остановиться ни на мгновенье: сзади подгоняет офицер.
Часа через два мы приходим на полигон, который называется «коммунистический концлагерь». Именно здесь и начинается:
— Встать!
— Ложись!
— Встать!
— Ложись!
Мы встаем и падаем в грязь, встаем и падаем сноба. Бессильная злоба сводит челюсти, но каждый знает, дрогнуть нельзя, сразу будешь дисквалифицирован и с позором изгнан из лагеря.
— Проклятые прислужники империалистов! Свиньи!..
Инструкторы начинают «психологическую атаку». Они демонстрируют нам, что испытает тот, кто попадет в руки к «коммунистам».
— Буржуй! Кровопийца! — выкрикивая эти проклятия, инструктор плюет мне в лицо. Я, не моргнув, смотрю ему в глаза. Чувствуется, что он доволен.
Двое «экзаменаторов» берут бревно, взваливают его на плечо Аристидесу и повисают на концах.
— Эй ты, буржуй, тащи нас!
Аристидес делает шаг, другой, ноги разъезжаются, и он падает. Его бьют ботинками и плетками. Он стонет, я отворачиваюсь, и в ту же секунду получаю оглушительную пощечину.
— Смотреть! — визжит сержант. — Не от ворачиваться! Всем смотреть!
Дальше гангорра: курсанта укладывают головой вниз на лоток из досок. Верхняя часть туловища в грязной болотистой луже, где ползают черные скорпионы. Они взбираются на грудь. Нужно затаить дыхание и не шевелиться. Слегка дрогнешь, и укус. Умереть не дадут: дежурный врач вколет сыворотку, но тебя дисквалифицируют.
Жулио тащат на «распятие»: жесткими лианами за руки привязывают к деревьям. Деревья распрямляются, тело Жулио дрожит, под ноги ему подкладываются тлеющие головешки. Чем дольше выдержишь, тем выше оценка. Бывает, курсант теряет сознание, его снимают с костра калекой.
И так сорок восемь часов. Без сна. Без отдыха. Когда последние силы оставляют курсантов, наступает избавление: «верные законному правительству войска» освобождают пленников.
Живой амулет СИГС
СИГС был создан вскоре после «революции» 1964 года, свергнувшей неугодного генералам президента Жоао Гуларта. 19 ноября 1966 года на торжественной линейке первых выпускников СИГС его командир полковник Жоржи Тейшейра де Оливейра заявил: «Впервые в истории Бразилии принимаются конкретные меры для защиты наших национальных богатств, которые издавна привлекают внимание врагов».
А выступивший от имени выпускников капитан Селио Фрегапини не менее высокопарно ответствовал: «Мы знаем, что весь мир готовится отторгнуть от нас Амазонию. Но наши вооруженные силы готовы к боям, которые навяжут нам противники. Для этого мы тренировались, осваивая боевые действия в сельве, и эта сельва, политая нашим потом и кровью, принадлежит нам. Сегодня, как и вчера, будет развеваться над сельвой наше прославленное знамя».
Такова была официальная задача СИГС: готовить военные кадры для защиты Амазонии с оружием в руках. Но поскольку никакое государство не собиралось посылать в Амазонию танки и забрасывать в сельву воздушные десанты, подлинной целью «Центра обучения» стала подготовка специальных подразделений для борьбы с «внутренними врагами»: с «партизанами», «террористами», «агентами Кубы» и вообще «коммунистами». Выпускники СИГС предназначаются для самых сложных миссий и самых трудных операций. Они достигают совершенства в искусстве убивать и привыкают не испытывать каких-либо чувств, кроме удовлетворения при виде крови тех, с кем сражаются. В СИГС обучаются и военнослужащие из некоторых других латиноамериканских государств, руководители которых обеспокоены активизацией народного движения и обострением классовой борьбы в своих странах.
О том, до какой степени иногда доходит этот военный психоз, достаточно красноречиво свидетельствуют, например, большие маневры, проводившиеся в конце 1972 года в штате Рио-Гранде-до-Сул на юге Бразилии, рассказом о которых был начат этот очерк. Как писала бразильская печать, операция «Красное пончо» была одним из самых крупных за последние десятилетия военных учений. В районе городов Лаврас и Сан-Мигель был разыгран грандиозный спектакль, в который, помимо десяти тысяч солдат и офицеров, волей-неволей было вовлечено все население этих городов. Некая «соседняя страна» пытается обострить обстановку, вербуя противников режима, обучая их и забрасывая обратно для ведения «подрывной работы». Для придания ситуации реальности в дело включились выпускники СИГС и десантники, которые со знанием дела инсценировали диверсии, террористические акты, вспышки партизанской войны. Затем последовала неожиданная «интервенция» вооруженных сил «соседней страны».
Дело дошло до того, что напуганные маневрами жители двух тихих городков поверили в подлинность разворачивавшихся на их глазах событий и бросились вооружаться, чтобы защитить себя от интервентов.
Как сообщило командование, маневры прошли успешно: по истечении нескольких дней учений десять тысяч солдат и офицеров, две с лишним тысячи единиц боевой техники в условиях непогоды, под проливными дождями, проявив доблесть и продемонстрировав прекрасную выучку, одержали убедительную «победу».
Нашлись, конечно, скептики, которые пытались оспаривать целесообразность проведения таких учений, будоражащих население и требующих весьма внушительных расходов. Но разве станет кто-нибудь прислушиваться к голосам этих либералов и прочих подозрительных элементов, которые пытаются вбить клин между нацией и доблестными вооруженными силами? Курсант Леонидас, во всяком случае, к этим голосам прислушиваться не стал. Его накрепко отучили от этого на гангорре, «распятии» и прочих «тренировочных снарядах» СИГС.
...Живым амулетом СИГС является хищная рысь. Она живет в специальной клетке неподалеку от штаба, и ее морду можно увидеть в лагере повсюду: маленькие эмблемы нашиты на фуражках офицеров и на гимнастерках солдат. Желтая пятнистая голова с раскрытой пастью на зеленом фоне. И вокруг надпись: «Война в сельве». На торжественном построении по сличаю выпуска нашей группы нам вручают такие же эмблемы. Теперь каждый, завидев нас, будет знать, что с нами шутки плохи. Солдат, прошедший через СИГС, никого не боится и не знает жалости!
Нам пожимает руки и поздравляет нас генерал. Потом он произносит речь, в которой выражает уверенность, что мы будем служить верой и правдой. Мы проходим строем по плацу, вбивая каблуки в землю. Впереди нашего строя на поводке у старшины СИГС идет рысь, кося на нас своим зеленым глазом. Мне кажется: она проверяет, все ли мы идем в ногу...
Армандо Сантос
