Каюр бежит, давая оленям разогнаться, и рывком прыгает в нарту. Взмахнул хореем: «Эй-эй-эй-эй!» И нет упряжки. Лишь крутящийся вихрь снега под оленьими копытами. Дальше, дальше, за горизонт.
Низкие сопки приглажены ледником. Небо хмурится, засыпает землю иглами снега, сильный низовой ветер завивает снежные смерчи. Но вот сквозь окно в тучах показался кусок синевы, и все засверкало под красноватыми лучами заполярного солнца...
24 марта этого года на главном проспекте города Мурманска начался традиционный праздник народов Севера, посвященный 50-летию образования Союза ССР. В нем участвовали представители Украины, Белоруссии, Эстонии, спортсмены из Польши, Венгрии, Чехословакии, Болгарии, ГДР, Швеции, Финляндии.
Заключительный аккорд праздника — оленьи бега. На этот раз командное первенство выиграли гонщики села Ловозеро, первые места в спринтерской гонке на 1600 метров заняли Алексей и Клавдия Терентьевы из села Краснощелье. Для нас же эти гонки явились началом другого праздника — знакомства с бытом коренных обитателей Севера — саамов.
...Вышли в пургу, в селе снег не очень чувствовался, но на Ловозере мело. Лес на горизонте стоял расплывчатой серой полосой, снег плотной струей несся над матовыми зеркалами обнажившегося льда. Прошли озеро, а через несколько часов дошли до Кивейских болот.
Так началось наше путешествие в страну саамов.
В куваксе горит костер, еловые поленья сыплют искры и опадают синеватыми жаркими углями. сизый дым стелется над головами и, прихватывая за собой искры, уносит их в отверстие крыши. Там, наверху, дым сгущается в плотную пелену, так что чуть выше наших голов дышать уже нечем, но из-под брезента, которым обтянуты жерди куваксы, тянет свежим воздухом. Пахнет еловой смолой, жареной олениной. Под нами густой мех оленьих шкур на подстилке из еловых лап; тепло.
В куваксе оленевод живет в среднем две недели, потом приходит смена. Но случается, в пургу например, меняются реже. Такие жилища существуют здесь исстари, зимой их покрывали оленьими шкурами, летом берестой. И сохранились они, конкурируя с передвижными домиками, из-за легкости перевозки в тундре.
На березовых прутах мы жарим куски оленьего мяса, в большой закопченной кастрюле закипает суп. Пока пьем чай. Разговор, естественно, идет о том, какие вкусные вещи можно приготовить из языка или, скажем, печени оленя.
— А вот рога оленя, еще молодые...
— Их разве можно есть?
— Ну-у! Мягкие. В них кровь... Шерсть снаружи очищают и рога жарят.
Первым поспевает мясо. Большие куски не могут прожариться до конца, и мы по примеру хозяев срезаем с них верхнюю часть, остальное жарим дальше.
Один из хозяев заговорил по-саамски, но как-то удивительно, нараспев. Началась импровизация о гостях, о быстрых оленях.
В речитативе мелодия полностью зависит от текста. Для этого в нужных местах вставляют междометия «да», «да-да», «да-а-ла», «лей-е», «лей-е-да», «лей-е-е-да». Часто начинают новую фразу повторением предыдущей или ее части. И вот началось самое удивительное: вибратто — быстрое чередование двух тонов. Это нужно слышать. Певец увлекается, вибратто все более резкие и напряженные, акценты размашистее. Певец уже достигает такого напряжения, что вынужден остановиться, перед тем как начать новую волну нарастания. Кажется, он уже не утвердится на главном тоне, но нет... Минует пауза, и мелодия возникает вновь.
Саамы удивительно музыкальны. Мотивы песен большей частью определенны, ну а петь можно обо всем: старик поет нам, какую хорошую жизнь он прожил со своей старухой, старуха — о том, какой хороший человек ее старик...
Кончилась песня.
Костер постепенно догорал; легли там, где сидели. Гости мы были случайные, спальных мешков на всех не хватило.
— Совик-то надень, — посоветовал мне хозяин. — В совике и тоборках не замерзнешь.
Так мы и улеглись, большие меховые куклы. Действительно, было тепло.
Тоборки — зимняя обувь выше колен. Сверху тесемками они подвязываются к поясу, ниже колен перевязаны шерстяным шнуром. Голенища шьют из шкуры с ног оленей, подошву — со лба оленя. На праздничной обуви по периметру узора в шов вшивают одну или несколько шерстяных лент разного цвета. Ленты больше яркие: красные, желтые, зеленые. Узоры геометрические, идут по линии шва, но есть врезки, напоминающие по форме рога оленя.
Носят малицу. Шьется она в виде рубахи до колен мехом внутрь. Спереди глухая, с капюшоном, в рукава вшиты рукавицы. Верх из плотного черного материала. Малицу перевязывают широким ремнем с наборными медными украшениями. На ремне нож в тяжелых ножнах, брусок в кожаном футляре и деревянная продолговатая палочка, на которой при счете оленей зарубками отмечают десятки. В холодную погоду поверх надевают совик — та же малица, только мехом наружу, на ноги — тоборки, две-три пары. Получается тепло. Да и нельзя иначе в тундре.
В тундру выезжают целыми семьями, до восьми саней, и живут там с апреля до Нового года, кочуя со стадами оленей. Здесь уже начинается ожидание праздника. Из всего стада отбирают примерно штук двадцать оленей. Из этих двадцати только два-три могут оказаться оленями с «золотыми рогами», что бегут быстрее ветра. Только они могут стать вожаками гоночной упряжки. Отобранным оленям повязывают на шею красную повязку или колокольчик. Будущий успех в гонках зависит теперь от долгой и кропотливой тренировки; для гонок годятся только быки. Запрягают четырех быков, летом — по бездорожью — шесть. Запряжка веерная, и от длины упряжи зависит, как побегут олени: кучно или россыпью...
Я лежу в куваксе и вспоминаю, как они бежали на празднике.
...Уезжаем от саамов затемно. Под хмурым небом ночь странно играет с пространством: сплошной серый фон сгущается во влажные пятна, и получается расплывчатое подобие куста, дерева, зубцов леса. Вот облака расступились, и- показался вздрагивающий луч, а потом и круглое пятно. . Оно светится таким удивительным, мерцающим светом, что не остается никаких сомнений, что все небо затянуло золотистым шелком, и луна светит сквозь него. На очистившейся стороне небосвода опрокинулась на нас Большая Медведица, а прямо у горизонта вспыхнула Полярная звезда.
Ю. Холопов
